Вопреки судьбе

Утром, как и предполагала Лиза, хоть д’Артаньян и Арамис считали по-другому, последний отправиться в путь не смог, рана еще давала о себе знать. Гасконец помог другу сойти с коня, уговаривая пока остаться. Правда, речи о том, чтобы потратить время на написание стихов, не было. Базен грустно покачивал головой, сокрушаясь, что карьера священнослужителя вновь откладывается. И убедить его в том, что господину торопиться некуда, а карьера военного – это тоже неплохо, было невозможно. Вскоре Лиза, вновь в сопровождении лишь Мишель, д’Артаньяна и его слуги, покинула трактир. Молодой человек опять тосковал. Теперь уже, вспоминая Атоса, если верить роману Дюма, и не надеясь на то, что найдет друга в добром здравии. В то время как сама Лиза снова вернулась к своим сомнениям: сказать ли д’Артаньяну, где может находиться Констанция, или промолчать. Вскоре гасконец, видимо, не в силах молчать, принялся излагать свои опасения вслух, правда, обращаясь больше к себе, ну или к Планше, поскольку д’Артаньян ехал рядом с козлами, где сидел слуга. - Увы! – говорил он. – Быть может, сейчас бедный Атос мертв, и в этом виноват я. Ведь только ради меня он впутался в эту историю, не зная ни начала ее, ни конца и не надеясь извлечь из нее хотя бы малейшую выгоду. Он предостерегал меня, но не отказывал мне в помощи! И готов был пожертвовать собой ради нашей дружбы… - О да, сударь, - поддакивал Планше. – Мы, по всей видимости, обязаны ему жизнью. Помните, как он крикнул: "Вперед, д'Артаньян! Я в ловушке!" А потом, разрядив оба пистолета, как страшно звенел он своей шпагой, словно двадцать человек или, лучше сказать, двадцать разъяренных чертей! Интересно, подумалось Лизе, что, вспоминая о том, кто, может быть, уже мертв, они не гнушаются поминать нечистого. Хорошенькие христиане! А еще любопытно, почему ей раньше никогда это в голову не приходило при чтении книги? Ответ мгновенно нашелся, но не сказать чтобы понравился девушке: не только этот мир принял ее, но и она принимает этот мир, она начинает не просто действовать и говорить согласно здешнему этикету, но и мыслить его категориями. *** В Амьен они прибыли к обеду. Предварительно д’Артаньян, сочинив, как начать разговор с вероломным трактирщиком, попросил Лизу не вмешиваться в их беседу. Девушка, в общем-то и не собиралась отказывать себе в удовольствии просто побыть зрителем одной из любимых сцен книги. Поэтому, когда д’Артаньян на входе трактира надвинул на лоб шляпу и положил одну руку на эфес шпаги, во вторую беря хлыст, Лиза только отступила ему за спину. - Узнаете вы меня? – начал он допрос трактирщика, спешащего ему навстречу. Тот, угодливо кланяясь, цепко оглядел сначала вошедшего молодого господина, затем даму позади него и слуг. - Не имею чести, ваша светлость. - Ах, вы меня не узнаете! - Нет, ваша светлость! - Ну, так я напомню вам в двух словах. Что вы сделали с дворянином, которому осмелились около двух недель назад предъявить обвинение в сбыте фальшивых денег? Д’Артаньян сжал руку на эфесе, чуть подаваясь корпусом вперед, будто готовый наброситься на мерзавца. Планше с точностью скопировал позу господина. Лиза, сделав шаг в сторону, поторопилась прижать к губам платок, скрывая усмешку. Происходящее казалось милым розыгрышем. - Ах, ваша светлость, не говорите мне об этом! – трактирщику было вовсе не смешно, он, побледнев, заголосил так, что мог бы разжалобить любого. - О, господи, как дорого я заплатил за эту ошибку! Ах я, несчастный! После долгих причитаний трактирщика и терпеливых обещаний д’Артаньяна выслушать и рассудить по справедливости, радетель закона принялся рассказывать, как он от закона и пострадал: о поступившем извещении, что у него остановится фальшивомонетчик, и всех приметах, как его узнать, о присланном подкреплении для задержания преступника, о переодетых в конюхов солдатах, напавших на Гримо, – обо всем, что произошло, стараясь не упустить подробностей. Особенно красочно было описано, как Атос, отступая, уложил двух солдат из пистолета, изувечил еще одного шпагой, а самого трактирщика оглушил, ударив этой самой шпагой плашмя. Лиза, неплохо помня всю эту беседу, сейчас размышляла о том, почему Атос не расправился и с трактирщиком тоже. Вот в этом и есть его благородство – не убивать беззащитного, даже если это последний гад, тем более, что этот беззащитный не был даже солдатом. Сейчас же этот беззащитный клялся и божился, что у него не было цели посадить под замок Атоса, да и никакого сговора у него с солдатами не было. Он, несчастный, понял, что ошибся, лишь когда направился к господину губернатору, который был удивлен подобными новостями и велел самому разбираться во всем, попутно пригрозив, что если в подобной несправедливости будут обвинять его, то не миновать виселицы длинным языкам. В первую очередь тому, кто запустит этот слух. Рассказ о том, как трактирщик вернулся обратно, Лиза слушала, кусая губы. Ее душил хохот, который пока был бы неуместен и непонятен никому из присутствующих. Несчастный хозяин трактира едва ли не рыдал, пересказывая, как Атос не поверил ему, посчитав предложение выйти из погреба западней, потребовал вернуть ему Гримо во всем вооружении, сам принял слугу, загородив дверь с пистолетами в руках. И потом вновь заперся там, уже вместе с Гримо. На этом месте терпение д’Артаньяна иссякло, и он перешел на крик: - Но где он наконец?! Где Атос? - В погребе, сударь. - Как, негодяй, ты все еще держишь его в погребе? - Боже упаси! Нет, сударь. Стали бы мы держать его в погребе! Если бы вы только знали, что он там делает, в этом погребе! Ах, сударь, если бы вам удалось заставить его выйти оттуда, я был бы вам благодарен до конца жизни, я стал бы молиться на вас, как на своего ангела-хранителя! - Так он там? Я найду его там? - Разумеется, сударь. Он заупрямился и не желает выходить. Мы ежедневно просовываем ему через отдушину хлеб на вилах, а когда он требует, то и мясо, но - увы! - не хлеб и не мясо составляют его главную пищу. Однажды я с двумя молодцами сделал попытку спуститься вниз, но он пришел в страшную ярость. Я услышал, как он взводит курки у пистолетов, а его слуга - у мушкета. Когда же мы спросили у них, что они собираются делать, ваш приятель ответил, что у него и у его слуги имеется сорок зарядов и что они разрядят все до последнего, прежде чем позволят хотя бы одному из нас сойти в погреб. Тогда, сударь, я пошел было жаловаться к губернатору, но тот ответил, что я получил по заслугам и что это научит меня, как оскорблять благородных господ, заезжающих в мой трактир. Физиономия трактирщика стала такой несчастной, что д’Артаньян расхохотался. Лиза, сдерживающая себя из последних сил, тут же залилась смехом. Слуги пытались сохранить невозмутимый вид, но получалось у них это плохо. «Пострадавший» же едва не всхлипнул, укоризненно покачал головой, глядя на это веселье, и принялся перечислять свои потери: все продукты и напитки хранились в погребе, поэтому все эти дни приходилось отказывать любым путникам, терпя убытки, не в силах уговорить Атоса выйти. Если он надеялся разжалобить этим слушателей, то ошибся. Никакого сочувствия д’Артаньян не испытывал. - И поделом тебе, мошенник! Разве по нашему виду нельзя было сообразить, что мы порядочные люди, а не фальшивомонетчики? - Да, сударь, да, вы правы... Но послушайте, вон он опять разбушевался! В этот момент и вправду откуда-то из глубины трактира послышались громкие голоса и какой-то стук. Путники последовали к погребу, сопровождаемые трактирщиком, попутно пояснявшим, что это, должно быть, его жена попросила у Атоса позволения войти, взять вина, поскольку недавно здесь остановились на обед англичане. Возле двери погреба и вправду было людно. Женщина средних лет стояла чуть в стороне, на самом верху лесенки, ведущей в погреб, сжимая в руках передник. Двое неизвестных дворян – и вправду, англичане, судя по их акценту, - возмущались, крича, что они желают вина, а если им его не дадут – придется выломать дверь и забрать то, что они желают, попутно убив того, кто заперся в погребе, очевидно лишившись рассудка. Лиза хоть и знала, что никакой драки не будет, предпочла остановиться рядом с женой трактирщика, чтобы не мешать гасконцу выяснять отношения. Д'Артаньян тем временем вынул из-за пояса пистолеты и в сопровождении Планше, уже держащего наготове мушкет, проследовал дальше. - Потише, господа! – крикнул молодой человек. - Прошу извинить, но вы никого не убьете. Ответили ему из-за двери погреба – голосом не очень ровным, но привычно спокойным и глубоким. Атос был нетрезв, но полностью контролировал происходящее. - Ничего, ничего! Впустите-ка этих хвастунов, и тогда посмотрим. Видимо, это спокойствие и напугало англичан больше, чем любые угрозы. Так говорят лишь те, кто уверен в своих силах. На мгновение они отступили, но потом верх взял стыд – не показывать же, что они испугались какого-то сумасшедшего! Но их порыв был прерван – д’Артаньян заговорил, уверяя, что начнет стрелять, если понадобится. Этого было достаточно, чтобы англичане вновь задумались, следует ли им вступать в драку. Но также это дало и иной эффект – Атос узнал голос друга. И потому теперь из-за дверей донеслись не просто угрозы, мушкетер собирался всерьез разобраться с теми, кто ему мешал. То есть пристрелить. Лиза, хоть и зная, чем все завершится, все же в испуге побледнела. Гасконец же сохранял хладнокровие. - Господа! Подумайте о своем положении... Минуту терпения, Атос... Господа, вы ввязываетесь в скверную историю и будете изрешечены пулями. Я и мой слуга угостим вас тремя выстрелами, столько же вы получите из подвала. Кроме того, у нас имеются шпаги, которыми мы - я и мой друг - недурно владеем, могу вас уверить. Не мешайте мне, и я улажу и ваши дела и свои... Сейчас вам дадут пить, даю вам слово! - Если еще осталось вино, - тут же донесся насмешливый голос Атоса из погреба. Лиза тоже хихикнула, хотя стоящие рядом хозяева побледнели. Женщина принялась судорожно креститься, а трактирщик подался вперед. - То есть как - если осталось вино? Д’Артаньян только отмахнулся, чертыхаясь от переживаний, забыв о присутствии дамы. - Останется, черт возьми! Успокойтесь... не могли же они вдвоем выпить весь погреб!.. Господа, вложите шпаги в ножны. После того, как все присутствующие убрали оружие, д’Артаньян пересказал вкратце историю заключения Атоса, англичане, разумеется, во всем обвинили трактирщика, согласились подождать у себя в комнатах и откланялись. Гасконец же мог свободно обратиться к другу. - Они ушли, милый Атос. Отворите мне дверь, прошу вас! - Сию минуту. Появление мушкетера на пороге погреба было достойно кисти великого художника, особенно вместе с Гримо, шедшим позади. Атос был бледен, ступал медленно, чуть пошатываясь при этом. Камзол его был расстегнут, ворот рубашки тоже. Но взгляд, кажется, совершенно не потерял остроты, во всяком случае мушкетер оглядел небольшую площадку перед погребом очень внимательно. Девушек, правда, стоявших чуть выше, заметить не успел, отвлеченный вопросом гасконца, не ранен ли он. - Я? Ничуть не бывало. Я мертвецки пьян, вот и все. И никогда еще человек не трудился так усердно, чтобы этого достигнуть... – в этот момент трактирщик приблизился к ним, стараясь заглянуть в дверь своего едва не потерянного хранилища. – Клянусь богом, хозяин, должно быть, на мою долю досталось не меньше чем полтораста бутылок! - Помилосердствуйте! Если слуга выпил хотя бы половину того, что выпил его господин, я разорен! Друзья тем временем ступили на лесенку. - Гримо хорошо вымуштрован, - возразил Атос, - и не позволил бы себе пить то же вино, что я. Он пил только из бочки. Кстати, он, кажется, забыл вставить пробку. Слышите, что-то течет? Смех д’Артаньяна, Планше и девушек смешался с причитаниями хозяев трактира. - О, мадемуазель Луиза?! – Атос, заметив наконец девушку, галантно поклонился, не отпуская при этом плеча друга. – Я… прошу простить мне мой вид… - Нет, нет, все в порядке, - уверила та. – Я понимаю. - Идемте! Все потом! – поторопил их гасконец, утаскивая друга. *** Д’Артаньян, дерзко выбрав лучшие комнаты в трактире, пригласил Лизу пройти к ним с Атосом, разумно заметив, что пока они еще не пообедали. Девушка вновь не стала отказываться, зная о последующем разговоре, хоть хмурый вид мушкетера и ясно говорил, что граф против ее присутствия, и вместе с Мишель последовала в комнату мужчин. Правда, несмотря на свое недовольство, Атос застегнул рубашку и камзол, приводя себя в подобающий вид. Лиза успела задуматься о том, отчего д’Артаньян пригласил ее пройти к ним, только ли голод тому виной, припомнить намеки гасконца, что он догадывается о чувствах девушки к его другу… И в этот момент ее размышления были прерваны страдающими воплями хозяев трактира. - Жаль их, - пробормотала девушка. - Да, пострадали они сильно, - согласился д’Артаньян, прислушиваясь к крикам и стонам трактирщика. Атос промолчал, глядя в окно, чуть прищурившись, не меняя позы и даже не вздрогнув от громких звуков. Столь же равнодушен он остался и когда через минуту на пороге комнаты появился ведомый гневом трактирщик. - Вина! – попросту велел мушкетер. Хозяин опешил так, что на несколько секунд лишился речи. А когда заговорил, смог лишь выкрикивать обвинения. - Вина?! Вина! Да ведь вы выпили больше чем на сто пистолей! Да ведь я разорен, погиб, уничтожен! - Полно! Мы даже не утолили жажду как следует. - Если бы еще вы только пили, тогда полбеды, но вы перебили все бутылки! - Вы толкнули меня на эту груду, и она развалилась. Сами виноваты. - Все мое масло пропало! - Масло - отличное лекарство. Надо же было бедняге Гримо залечить раны, которые вы ему нанесли. - Все мои колбасы обглоданы! - В этом погребе уйма крыс. - Вы заплатите мне за все! - Трижды негодяй! Атос, собиравшийся было проучить трактирщика, рухнул обратно на стул – выпитое им было сильнее. Вместо него за хлыст взялся д’Артаньян. Награждая наглеца не только ударами, но и поучениями и угрозами запереться в погребе уже вчетвером, проверив, так ли велик ущерб и нельзя ли его поправить. Лиза, не в силах это видеть, отвернулась, хватая воздух ртом, не обращая внимания, что Атос пристально смотрит на нее. Затем, нахмурившись, он перевел взгляд на трактирщика, прислушавшись к его воплям, сменившимся уже причитаниями. Смилостивившись, мужчины отдали в уплату ущерба лошадь Атоса, поскольку гасконец все равно раздобыл ему лучше, и велели принести еще вина – им и англичанам, которые, пожалуй, уже заждались обещанного. Пока трактирщик выполнял приказ, д’Артаньян вкратце поведал о том, чем закончилось путешествие за подвесками. - Пожалуй, я рад, что все завершилось так, - после недолгого молчания промолвил Атос. – Мне бы не хотелось, чтобы вы были замешаны в интригах против его величества. И если король вправду дал слово… - Это так, - вскинулась Лиза. Рассказ молодого человека она почти весь пропустила, слишком шоковым было ее состояние в тот момент. Нетрезвого Атоса девушка уже видела раньше, когда осталась ночевать у него в доме, в первый день своего пребывания в этом мире. Но она совершенно не задумывалась ни тогда, ни во время чтения книги о том, что он за человек. А ведь она все знала. То, что он повесил Миледи, конечно, не имеет значения, она заслужила это своей лживостью, коварством и злобой. Глупо жалеть преступников… Ту, что шла по трупам просто ради того, чтобы получить титул и земли, тем более не может быть жаль. Не верить же, в самом деле, в ее несчастную судьбу, заставившую ее выбрать этот путь? Неправда, что нет выбора. Не она первая оказалась в тяжелой ситуации, но каждый выбирает свой путь сам. А вот ступить на путь грабежа и убийств выбирает далеко не каждый. Добиваясь своего любой ценой… Поэтому своих взглядов на Миледи, как первую «пострадавшую» от руки Атоса, Лиза не поменяла. Но вот суровость графа заставляла его опасаться. Что там было у Дюма? Равнодушно колотил слугу, когда тот неверно понимал господина. А сейчас вот столь же спокойно и бездушно выслушивал трактирщика, вся вина которого, если вдуматься, заключалась в его невозможности ослушаться сильных. Мог ли он не подчиниться приказу помочь задержать фальшивомонетчиков? Да еще при присланных солдатах? Конечно, нет! Приметы же этих «преступников» были даны четкие, чтобы не перепутал. Не трактирщику противостоять людям Ришелье. А вот Атос, как и д’Артаньян, над этим не задумывался. И считал, что трактирщик заслужил наказание. Наверное, они тоже правы. Этот вывод дался девушке непросто. Для этого пришлось подавить в себе ужас при воспоминании о хлысте в руках гасконца. И заставить себя мыслить без оглядки на чувства. Дюма, думала Лиза, писал о наказаниях слуг спокойно, не ставя это в упрек господам. Оно и понятно, даже для времени автора это было нормально. Трактирщик же был виноват. Даже, кажется, по законам нашего времени, тот, кто способствует преступлению, несет наказание. И уж в глазах мушкетеров – тем более. Это она тут сопли распускает, жалея. Встрепенулась Лиза, когда д’Артаньян уже заканчивал рассказ, упомянув, что король дал слово девушке, что не будет гневаться на четверых друзей. И слова Атоса, в которых содержался намек, что Лиза могла солгать, ее задели. - Если бы я солгала, его величество уже давно отдал бы приказ об аресте господина д’Артаньяна, - заметила девушка, поднимаясь. – И он был бы задержан немедленно, а не отправился в путь, сопровождая экипаж, который мне выделен был по приказу, кстати, тоже его величества. Мушкетер лишь молча наклонил голову, принимая доводы Лизы. Да и гасконец не возражал, что для Атоса было ценнее. - Полагаю, мне лучше оставить вас, - закончила она. – Вам наверняка есть что рассказать друг другу. В дверях девушка ненадолго задержалась. - Господин Атос, если у вас будет время… я бы просила вас уделить мне несколько минут для разговора. Тот вновь лишь молча кивнул. Не дождавшись ответа, Лиза покинула комнату, уже мечтая просто остаться одна. - Знаете, Атос, - задумчиво протянул гасконец, - мне кажется, вы все же очень суровы к мадемуазель Луизе. Я вас не понимаю, признаться. Это у меня есть причины затаить на нее обиду. Но вы… вы ведь считали, что она права, не так ли? Вы сами пытались меня в этом убедить. - Все так. - Тогда почему?.. - Пустяки. Лучше расскажите, что у вас за причины для обид на нее? Разве только то, что вы лишились награды? - Не только, - вздохнул д’Артаньян. – Мадемуазель Луиза, пусть и невольно, стала причиной моих страданий. - Любовных? – усмехнулся Атос. - Да. Но вы неверно меня поняли, мне кажется. - Рассказывайте.