Tacenda

Дни слились для Ёна в один. Он старался бодрствовать тогда, когда другие спали, чтобы не сталкиваться с ними, не натягивать улыбку, в которой его уличил Син Джу, не приносить неудобств. Ран тоже перестал настаивать: первые несколько дней ещё приходил, а потом снова стал отстраняться. Ён, как и всегда, отнёсся с пониманием, хотя, когда дома никого не было, раскуривал трубку и старался проснуться к моменту, когда кто-нибудь вернётся. Всегда открывал окна, чтобы проветрить дом, но к концу очередной недели каждый узнавал запах опиума. Попытки скрыть были никчёмны, но это всё равно были попытки. Рана постепенно охватывало ощущение, что Ён не старается. Он уже признал, что и брату было тяжело, что тот был одинок: но теперь-то нет. Полулис пытался положиться на свой опыт, но он никогда не был зависим, — по крайней мере не от наркотика, — и усилий осознать тоже не мог. День за днём Ран наблюдал, как горка опиума возле кровати становится меньше, сильнее раздражался, но по-прежнему ничего не говорил. Уходил выпить, уходил прогуляться. Даже с Ё Хи отношения стали более напряжёнными, Ран невольно огрызался и отталкивал её, когда она тянулась, чтобы обнять. Обстановка в доме, в общем, была напряжённой, и это чувствовали все. Ё Хи пыталась сгладить углы, но у неё не выходило: больно уж угловатым был сам её избранник. Син Джу устроился на работу, что помогло ему понять, как мало он жил за последние несколько веков. Ли Ён всегда говорил ему заняться чем-то, что будет нравиться самому лису, но прежде тот не решался. Теперь время казалось подходящим. К тому же даже лисам нужны деньги, чтобы жить в современном мире. Син Джу всегда посмеивался, — как и многие другие, — над тем, как Ли Ён говорил, что является «современным лисом», но чем ближе был следующий век, тем больше его верный слуга понимал, что кумихо был прав. Время меняется, и если не меняться вместе с ним, сильно рискуешь. Зная Ёна дольше и намного лучше многих, Син Джу всегда брал с него пример. Странным образом, даже сейчас он видел в Ёне силу, которой не было в других. Наверное, поэтому всегда оставался рядом. Уже не из чувства долга, хотя и оно было велико: ему Ён, ко всему прочему, просто нравился. Син Джу надеялся, что однажды они смогут стать друзьями. В письме, которое прислал будущий Ён себе прежнему, Син Джу и для себя нашёл несколько полезных советов среди всей чепухи, которая была там написана. «Боги потеряют свои гнёзда. Люди больше не верят в легенды, но нас иногда показывают в дорамах. Так что не жалей ни о чём». Часть он, конечно, не понимал, но суть лису была вполне ясна. Ему следует быть готовым к новому миру, который скоро наступит, каким бы тот ни был. Поэтому он сейчас исправно ходил на работу и присматривался к окружающим, будто бы пытаясь понять правила мира без магии и бессмертия. И ему нравился этот мир.

*

Письмо Ён бережно хранил, иногда позволяя себе перечитать строчки, которые отпечатались клеймом в его мозгу. И про смерть Рана, и про Аым. Он очень старался ни о чём не жалеть, но выходило плохо. Особенно тогда, когда брат с шумом возвращался домой и хлопал дверьми. Иногда это даже успокаивало, потому что было нормой. Кумихо бы не удивился, если бы проснулся среди ночи от того, что захлёбывается кровью и с топором в грудине. Напротив — это было бы намного понятнее того, как начинал метаться Ран. Младший брат ведь сам пришёл к нему, сам пригласил в этот дом, сам забрал его из Мёёнгака. Ён никогда и ни о чём его не просил. А теперь всё равно был крайним. Он много думал о том, что сказал Ран Му Ёну и Хон Чжу на прощание, и о том, что не нашёл сил встать на защиту своих друзей. Сначала кумихо решил, что брат заступается за него, но теперь ему всё сильнее казалось, что так Ран заступался за свою невесту и поруганную честь. Сами слова и формулировки плохо сохранились в памяти Ёна, но суть он вынес примерно такую: «Во всём виноваты они». В чём именно виноваты, Ён тоже понимал плохо, ведь он прибыл лишь тогда, когда всё почти закончилось, предысторию ему никто не рассказал. Возможно в ней и крылась причина странного поведения Рана, однако именно его он и не хотел спрашивать. Почти трезво кумихо анализировал события последних недель, пока не обнаруживая явной взаимосвязи. Помнил про шрам от собственного меча, который таинственным образом исчез. Тогда Ён правда подумал, что вместе с болью Ран отпустил и обиды, но сейчас понимал, что не всё так просто. Было немного больно обмануться, зато реальность ощущалась яснее. Наверное, теперь кумихо просто ждал, когда Ран вскипит и выльет на него ушат своих представлений о мире. Принимал он это со свойственным старшему брату достоинством: молча. Ён плохо ориентировался даже во времени суток, порой он путал рассвет и закат, когда, как сейчас, выходил во двор, чтобы подышать прохладным воздухом. Постепенно природа отходила ко сну, и это было красиво. Из мыслей его выбила хлопнувшая дверь, казалось, звук был громче, чем обычно. Кумихо тяжело вздохнул и натянул рукава своего пхо, чтобы немного согреться. Пустая чашка стояла на скамье рядом, на дне лежали чаинки и несколько листьев свежей мяты. Ён позволил себе залюбоваться и посидеть на улице ещё недолго.

*

Рана хватает на двадцать два дня, и Ён это знает, потому что очень постарался правильно посчитать. Полулис не замечает, что за всё это время Ён больше ни разу не отлучается, а горка на столе пусть и уменьшается, но, во-первых, медленно, а во-вторых, новых рядом не появляется. Всё, что делает кумихо — гуляет в саду, бесконечно пьёт чай, который унимает тошноту, читает книги и наслаждается осенью. Братья почти не разговаривают и мало видятся, и это устраивает всех обитателей этого дома. Ён и сам не замечает, как кошмары отступают, иногда он просыпается среди ночи, но уже не кричит, руки порой дрожат, но он снова может позаботиться о себе. Младший брат не может этого заметить, потому что смотрит не туда. Видит он только недостатки и слабости, начиная злиться на Ёна. Ему даже кажется, что тот издевается тем, что ведёт себя так тихо и покладисто. Всё, что делает кумихо, кажется ему нарочным: ему не нравится, что брат такой человечный. Снова завидует его силе и мечтает о том, что мог бы сделать, если бы обладал ей сам. Ён не принимал уже три дня, когда Ран вваливается пьяным. В доме только они, и лис полагает, что тот ждал специально. Кажется, он слышал, что Ё Хи куда-то отправляется с подругами или коллегами. Она ему глубоко безразлична сама по себе. Ён успел узнать о ней достаточно, чтобы полагать, что эта девушка способна уравновешивать взбалмошный характер брата и смягчать его. Он относится к ней хорошо, как относился бы к любой, кого бы выбрал Ран. Тот вваливается в комнату, опирается на дверь и, кипя от злости, сжимает челюсть так, что линия челюсти кажется почти нарисованной, а скулы сводит болью. Он внимательно смотрит на брата, который отрывает незаинтересованный и спокойный взгляд от книги. Как только Ён перестаёт открыто демонстрировать страдания, Ран будто бы тут же о них забывает, но вспоминает о своих. Ему становится пусто без гнева, и он находит причину разозлиться. Кладёт руку поверх места, где когда-то был шрам, будто бы зажимает кровоточащую рану. Он злится, что ничего не болит и будто бы сам ковыряет себя ножом. Ран надменно глядит на кумихо, который спокойно смотрит в ответ, потрёпанная книга лежит на его коленях: Ён читал теперь всё подряд, пытаясь понять, каким стал человеком спустя сон длиной в десять лет. Он сидит в комнате в кресле, которое, кажется, раздобыл Син Джу, оно мягкое и удобное. Ран закипает от этой непритязательной картины. В стену за креслом прилетает топор, проскользнув в нескольких дюймах от головы Ёна. Тот лишь возвращает свой взгляд обратно к страницам книги, только несколько рыжих прядей следуют за колебаниями воздуха, неприятно щекоча щёку. Но кумихо игнорирует и это. Ран смотрит на него и испепеляет взглядом, пока всё же не срывается на крик. — Какого чёрта? — вырывается из его глотки, звук царапает нёбо. Он и сам не знает, о чём спрашивает. С отчасти вернувшимся к нему хладнокровием Ён во второй раз поднимает тёмные глаза, выглядит серьёзно: ни тени улыбки, которой он старался всех одарить днями раньше. — Мы теперь разговариваем? — спрашивает старший, всё же решая окончательно отложить книгу. Он успокаивающе гладит переплёт, закладывает что-то между страниц, прежде чем убрать книгу в сторону. Ён сидит, Ран возвышается над ним и пышет яростью, но всё равно выглядит кумихо сильнее. Даже сейчас, порядком истощённый тошнотой. — Ты специально меня игнорируешь? — уже тише продолжает Ран. — Ты издеваешься? Какой глупый вопрос, Ён даже усмехается, чем просто выводит младшего брата из себя. Тот находит подтверждения всему, чему хочет найти. Ответ ровно противоположен по смыслу и чувству вопросу. Кумихо ничем не выражает своей досады. — Нет, я не издеваюсь, Ран. И не игнорирую тебя. — Тогда почему ты так себя ведёшь? — спрашивает полулис, перетаптываясь с ноги на ногу, нервно и нетерпеливо. — Как я себя веду? — усталость в голосе Ёну почти удаётся скрыть. — Как слабак, — он выплёвывает это слово прямо в лицо, губы искривляются в уродливой ухмылке. Кумихо бросает взгляд туда, куда они оба не хотели смотреть: на опиум. Вот, что Ран называет слабостью, несмотря на то, что обещал, что не станет. Несмотря на то, что обещал быть рядом. К счастью, Ён не склонен обнулять все намерения из-за плохой реализации. Он лучше Рана понимает, почему тот так себя ведёт. Возвращает себе достоинство, принимая это. — Потому что я не в порядке, Ран, — его голос глубокий и вкрадчивый. Ён чувствует, как пересыхает обожённый чаем язык, как голос остаётся замороженным в голосовых связках. Сказать это совсем непросто: гортань горит огнём, а разум всё ещё хочет ускользнуть в блаженный сон. Ён никого не винит в принятых решениях, он сам решил быть здесь, сам пытается завязать. Сам когда-то подсел. Хотел бы разозлиться и метнуть меч в стену, но не может, потому что слишком хорошо знает правду. — Так будь в порядке! — требует Ран, и лис не может не рассмеяться. В этом требовании есть что-то ребяческое и больное. — Ладно, — со смешком отзывается он. — Не подскажешь, как? Губы всё ещё растянуты в улыбке, искренней, но совсем не здоровой. Видит, как бегают глаза Рана из стороны в сторону: тот явно не задавался таким вопросом. Плавным движением он поднимается с кресла, берёт книгу в руки и медленно подходит к брату. Кладёт тяжёлую ладонь на его плечо и смотрит сверху вниз: покровительственно и печально. Ткань его пхо кажется Рану сотканной из металла, так тяжело она скользит по его плечу. — Ты не знаешь, — говорит Ён кратко, убирает руку и проходит мимо. Полулис чувствует жгучую вину и горечь во рту за сказанное, и, — ещё больше, — за то, чего не сказал. Хочется броситься за братом, но тот добавляет, не оглядываясь. — Я буду в саду. Когда кумихо уходит, Ран оседает на пол и смотрит на топор, застрявший в стене — символ его очередного провала. Ему не нравится, какой он, но не знает, как это исправить. В своей жалкой попытке потребовать от Ли Ёна собраться полулис наконец-то видит отражение самого себя. Это ему надо собраться. Это он, Ран, должен повзрослеть. Всё, что старался сделать, сейчас он оценивает с точки зрения усилий. Полулис не знает, сколько дней прошло, но точно знает, что недостаточно. И тем не менее, именно он не выдержал первым. Сознание того, как легко сдаться, заставляет Рана сжать руку, пытаясь смять свои рёбра в районе сердца. Он не уверен, что всё это не повторится, но страшней ему от мысли, что рано или поздно у Ёна не останется сил его прощать.