*
Он уговаривает брата поесть только к вечеру, Ён по этому случаю даже выходит из комнаты: присоединяется к остальным, чтобы разделить ужин. Его чёрные глаза устремлены в тарелку, но иногда он глядит на Ё Хи и Рана. Русалка тогда сжимает пальцы своего жениха, стараясь выглядеть очаровательной. Её несколько пугает взгляд Ёна, но она не показывает это. Ей скорее некомфортно, что её изучает тысячелетний лис, и немного страшно, что он сочтёт её плохой партией для Рана. Тот, конечно, рассказал ей, что кольца — свадебный подарок от Ёна, но от того, другого, который вернулся в своё время. Следовало понравиться этому. — Не нравится? — спрашивает Ё Хи, заметив, что Ён почти не прикоснулся к еде. Тот слегка вздрагивает, будто только вышел из леса и выдавливает улыбку. — Нравится. Очень вкусно, Ё… — он виновато качает головой, но Син Джу подсказывает ему. — Ё Хи. Рану очень повезло. Теперь кумихо знал, что однажды встретит Аым снова, но сейчас чужое, близкое и реальное счастье больно царапало его изнутри. Он прикрыл глаза и попытался воспроизвести в памяти лицо любимой, но оно ускользнуло и растворилось. Ён утешает себя тем, что ждал целых пять сотен лет — сможет вынести и ещё одну. Лисы всегда сдерживают обещания, а он дал слово, что будет её ждать. Он вернулся к еде, снова рассматривая край тарелки и стараясь вести себя в рамках приличий. Закончив, Ён поднялся и вежливо склонил голову в знак благодарности. Он собирался вернуться в комнату, но бесконечное нахождение в ней стало изводить его не меньше ломки. Потому немного поразмыслив, двинулся в сад. Там было действительно хорошо.*
Син Джу выходит следом за ним, не желая оставлять Ёна в одиночестве. Он провёл с ним достаточно времени, чтобы понимать его как никто другой. Многие вещи он говорил за своего господина, будто бы читал мысли, потому что самому кумихо было сложно говорить о себе. Он мог хвалиться своей внешностью и говорить, что так и должна выглядеть красота, но в действительности себя не любил. Он вообще не обращал на себя внимание, потому был так удивлён, что Аым была к нему добра. Что она смотрела на него, а не сквозь, безвозмездно и добродушно была рядом, трепала его за ухом, как щеночка или шутила с ним, будто бы с простым смертным. Единственное время в его жизни, когда Ён себе нравился: то время, когда он был рядом с ней. Ему даже не приходилось стараться для этого, было достаточно быть собой. И тогда Ён на мгновение допускал, что он не воплощение зла и бессердечия, а иногда, что он и вовсе не плохой человек. Разумеется, кумихо понимал, что Аым сама пожертвовала своей жизнью, но всё равно, когда смотрел на свои руки, он видел на них её кровь. Кровь единственной, кто прежде заботилась о нём и была рядом без особой нужды. Он просто нравился ей, одинокий горный дух. Ён замечает, что смотрит на свои руки, а на себе — пристальный взгляд Син Джу. Прячет кисти в широкие рукава и переводит свой взгляд на друга, вымученно улыбнувшись. — Не улыбайтесь так, господин Ли Ён, — говорит ему лис серьёзно и очень тихо. — Я же знаю, что вы не в порядке. Кумихо опускает виноватый взгляд и поджимает губы, наконец-то они перестали рваться и шелушиться, Ён облизывает их, чувствуя вкус какой-то специи, которая наверняка была в ужине, но не может вспомнить название. Син Джу всегда знает, когда господин Ли Ён не в порядке, но обычно он не чувствует себя вправе вмешиваться. Кто он такой, чтобы давать советы своему господину, которому обязан жизнью? Да и что сам о ней знает, если провёл её слугой. Он знает, что когда Ёну кто-то дорог, он дарит подарки, а когда он зол — почти никогда не кричит. Знает, как он цепенеет в отчаянии и как сильно он может верить. Син Джу скучает по тому Ли Ёну, который спас ему жизнь. Он даже себе не признавался, что совсем недавно ему казалось, что больше никогда его не увидит. Ён действительно больше не улыбается, и это хотя бы честно. — Вам что-нибудь принести? — спрашивает лис. Кумихо отрицательно качает головой. Его волосы подхватывает ветер и снова немного путает. Ён пытается оправить их пальцами, чтобы Ран снова не стал угрожать ему стрижкой. Воздух пахнет грядущей осенью, ветер дует с севера. — Приготовь ванну, — говорит Ён и снова оглядывается на Син Джу, не смея лгать ему улыбкой. — Пожалуйста. — Конечно, господин Ли Ён, — говорит лис и почтительно склоняет голову, прежде чем оставить его одного. Он догадывается, что так Ён незатейливо спровадил его, чтобы остаться в одиночестве, но аргументов против у него не было. Девятихвостый лис оглядывается, чтобы убедиться, что остался в одиночестве. Шарится по карманам, ничего в них не находя. Уговаривает себя, что если бы у него было немного опиума — ему стало бы легче. Просто от осознания, что он всегда сможет им воспользоваться. Бессовестно врёт себе, что ему будет достаточно только чувствовать вес свёртка в ладони, только и всего. Он припрячет его в доме и никогда не тронет. Правда. Все его мысли занимает только мечта о наркотике: горьком рассыпчатом божке, которому поклоняется сам горный дух. Достать опиум в Чосоне легко, достаточно только покинуть дом. Только каждый из жителей этого дома следит за ним, отчего Ён чувствует себя преступником, озирается по сторонам. В саду никого, Ран не следит за ним: скорее всего наслаждается редкой минутой покоя со своей любимой. Ён ненавидит себя за то, что завидует младшему брату, ненавидит за то, что тоже хочет быть счастливым. Его отвлекает Син Джу, когда возвращается и сообщает, что ванна готова. К этому моменту в кармане кумихо уже лежит смятый комок денег, а сам он почти решается выбраться из этого дома. Но не успевает: по инерции заставляет себя улыбнуться лису, а тот чует что-то неладное. Присматривается, но не замечает изменений, потому оставляет Ёна в покое. Ран даже немного успокаивается, когда лис говорит ему, что Ён решил принять ванну: прежде его приходилось заставлять. Сам кумихо пользуется уединением, чтобы подумать, где раздобыть трубку и как её спрятать. Придумывает оправдания, почему это необходимо, уговаривает себя, что точно сможет бросить, когда будет нужно. Снова винит себя за то, что обманывает тех, кто пытается заботиться о нём, отчего только сильнее хочет провалиться в наркотическое забытие.
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.