*
В доме, где жил сейчас Ли Ён, ничего не изменилось. Дым не успевал рассеяться и осесть на пол, когда кумихо закуривал новую порцию. После того, как Хон Чжу ушла, ему стало хуже. Несколько ночей ему снились такие кошмары, что он действительно поверил, что сходит с ума. Иногда он кричал во сне, а просыпаясь, мог только бессильно хватать губами терпкий смоляной воздух. Син Джу не всегда был рядом, и в те ночи, когда он не прикладывал ему ко лбу холодное полотенце, Ён был уверен, что до утра не доживёт. Тем удивительней было то утро, когда он открыл глаза и увидел Рана. Сначала он смог различить только очертания, отметил отличную причёску, а потом усмехнулся — приснится же такое: младший брат у него дома. Это точно бред. Поэтому он поднялся, взглянув на Ли Рана лишь краем глаза. Ён был уверен, что стоит ему обернуться — мираж рассеется, но когда он принёс ещё одну порцию опиума, Ран всё так же сидел на его кровати, уставившись на тысячелетнего лиса. Стоящий так отличался от того, в кого он всадил топор. В глазах Ёна здесь не было ни тоски, ни вины — в них не было совсем ничего: он глядел бездумно и отстранённо, будто бы его и вовсе здесь не было. — Приснится же такое, — отозвался Ён, возвращаясь на своё место; среди подушек ещё валялись бирюзовые осколки, которые не смог убрать Син Джу. Кажется, Ён отправил его за опиумом, только вот совсем не помнил, когда. Он лёг на бок и попытался выпрямить ноги, упираясь в Рана, несколько раз попытался его подвинуть. Удивляло, что иллюзия на этот раз так сильно ощущается физически. Он пнул Рана сильнее, и в этот раз тот шлёпнул его по икре. — Ты что делаешь, совсем обалдел? — зло и немного обиженно бросил Ран. Наверное, он ожидал чего-то другого. Что это окажется не Ён, или что он будет в порядке, или, и это уже из фантастических сценариев, что он снова просияет улыбкой при виде младшего брата. И будет рядом. Только даже находясь в одной с ним комнате, Ран отчётливо ощутил, что Ёна здесь нет. Ни будущего, ни настоящего — никакого. Ён снова закурил и Ран закашлялся: в комнате воздуха почти не осталось. Однако и это не привлекло внимания. Он был словно предметом интерьера и оттого снова ощутил этот укол в груди, будто бы вот он — настоящий Ён, который бросил его. Ярость застелила ему взор за мгновение, он взял топор и замахнулся, останавливая лезвие прямо у горла. По слабо бьющейся жилке на шее он понял, что Ён по-прежнему видит сон. Ему даже показалось, что его пульс замедлился, а дыхание стало спокойнее. Скорее всего, сработал снотворный эффект опиума. Другая догадка была более страшной, но и намного более близкой к истине. Ён подумал, что сейчас умрёт и… успокоился. Злость сменилась отчаянием практически мгновенно. Ненавидеть этого Ёна было тяжело и даже больно; Ран заметил подступающие к глазам слёзы и закусил щёки изнутри, чтобы отвлечься от этого противного чувства. Бросил топор на пол, и гул от удара металла о дерево прокатился по дому. Ён вскочил, выронив трубку. Мутный взгляд несколько раз пытался сфокусироваться на лице, но ни черта не выходило. Он даже не попытался защититься, только спросил: — Кто здесь? — и сонно потёр глаза. Ран тяжёло вздохнул. — Это я. Ли Ран. Твой брат.*
Некоторое время пришлось потратить, чтобы Ён убедился, что Ран настоящий. Он так долго был один, что уже и представить не мог, каково это — не быть одному. Поэтому он задавал Рану вопросы, на которые не помнил ответов, и младшему пришлось проявить всё своё терпение, хотя несколько раз топор улетал в стену. У Ёна в голове не укладывалось, что о нём кто-то заботится. Син Джу, конечно, был с ним рядом, но он был обязан ему жизнью, и Ён иногда вовсе не воспринимал их взаимоотношения как дружбу, поскольку к бескорыстию тоже не привык. Ран понятия не имел, что ему делать. С чего начать. Однако, закашлявшись, решил, что следует избавиться от этого стоялого прелого воздуха. Он распахнул двери и окна, где это было возможно, попытался освободить пространство и проветрить помещение. Из дома на улицу вылился едкий дым, что, впрочем, мало кого могло удивить в Китае 1938 года. Несколько раз Ран пытался спросить о чём-то, но в ответ получал нечто совершенно невнятное. Пришлось смириться, что этот разговор может состояться позже. Тогда, когда Ён будет трезв. С этим дела обстояли сложнее, стоило Рану потянуться за трубкой — кумихо крепко сжимал её и прижимал к себе. Она была единственной за последние годы, кто неизменно оставалась с ним. Он к ней прикипел и сжимал её будто бы ребёнок любимую игрушку. Рану пришлось оставить попытки забрать её силой, потому что несколько раз Ён сверкнул рыжими лисьими глазами, а во двор ударила молния. После этого он попытался уговорить кумихо поесть, вот только для этого пришлось сходить на рынок. Запах там был просто омерзительным, а Ран привык к другого рода мерзостям. Отыскав приличный кусок мяса и заплатив за него несправедливо много, Ран столкнулся с другой проблемой: готовить он тоже не умел. А за время его отсутствия Ён снова задымил весь дом. Злости у него уже не осталось, остался тяжёлый вздох. «Неужели все дети такие?» — подумалось Рану, когда он в очередной раз попытался спрятать остатки опиума. Выбрасывать он их, впрочем, не решился, поскольку не был уверен, что Ён не ударит за это молнией в него. Постояв в нерешительности возле спящего брата, поглядев на воткнутый в стену топор, он выпустил воздух из лёгких. Ему раньше и в голову не приходило — каково это, заботиться о целом человеке. В итоге он заплатил соседской женщине, чтобы она приготовила хоть что-нибудь. Объясниться на китайском он не смог, поэтому коммуникация проходила исключительно с помощью жестов. Однако, спустя час, который Ран провёл снова в попытках отобрать трубку, у них была еда. Ран и сам сильно устал и проголодался. Даже в таком состоянии, совершенно невменяемый, Ён был довольно сильным. — Тебе придётся отложить трубку, чтобы поесть, — сказал Ран, держа в руках поднос с едой. Он опустился на колени и поставил всё рядом с Ёном, который сосредоточенно и чуть менее безразлично смотрел на это. Выглядело это совершенно нереально: Ран много лет говорил, что если они увидятся — он убьёт Ёна этим самым топором, который сейчас был скорее вешалкой для его пиджака, нежели оружием. — Я её не отдам, — упёрся кумихо, снова сверкнув лисьими глазами. В ответ Ли Ран согласно и измождённо кивнул. — Просто отложи. Поешь. Я не буду трогать твою чёртову трубку. Лис надул губы, прищурился и фыркнул, кладя трубку рядом с собой. Он пристально следил за ней, но Ран даже не шелохнулся, приступая к еде. Ему уже было всё равно, лишь бы поел. Ён ел мало, пришлось его заставлять съесть хотя бы половину, а когда младший стал убирать посуду и заметил, что Ён тянется к трубке, то небрежно бросил: — Хотя бы проветривай, тут дышать нечем, — опустив плечи, он покинул комнату, оставив Ёна в нескольких мгновениях раздумий. Их прервала очередная затяжка горького дыма. Когда Ран вернулся, он увидел, что его старший брат спит, крепко сжимая трубку между бледных холодных пальцев. Окно было распахнуто настежь, и полулис невольно улыбнулся, когда увидел, что Ён всё-таки услышал его. Ему стало немного противно от этой своей улыбки, и он был рад, что брат её не видит. Немного подумав, он взял покрывало и накрыл им Ёна, а тот укутался в него с головой: явно мёрз. Когда в комнате стало можно дышать, Ран прикрыл окно и ушёл в комнату, ему следовало о многом подумать и как следует отдохнуть.
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.