Легенда о Полумесяце и проклятом Ночью

      — У тебя случалось такое, что даже самые близкие люди становились какими-то не такими? Раздражительными настолько, что хотелось кричать и от всех убежать? — задумчиво спросила тень-Демон, распластавшись по багровой плитке.       — Нет… Рядом со мной были так редко, что никто не успевал надоесть, — тень-Монстр печально вздохнула. — Мама, конечно, была, но так мало, что лучше уж и не говорить об этом… Чаще она просто поучала меня.       — Как это так? У тебя же есть семья! Так почему рядом с тобой никого не было?       — Не знаю… Всё сложно… Но, к слову о раздражительности, я помню, как мы с учителем частенько цапались насчет всяких мелочей, а моей крестной матери приходилось нас разнимать… Учитель ругался, что во мне много гордости и мало ума, потому и пытался переучивать.       — Прямо как у меня с друзьями… — тень-Демон ехидно усмехнулась. — Один из них говорил, что во мне много храбрости, силы и безрассудства, но ни капли ума!       — Вот и ещё одна наша общая черта, — насмешливо подытожила тень-Монстр.       Две души самодовольно рассмеялись и продолжили неторопливый разговор, при этом валяясь на гладкой плитке.       — О чем ты постоянно задумываешься?       Внезапный вопрос Мелоди вывел Аль из полудрема, в котором ей вновь привиделись звери и пляшущие среди темных деревьев тени. Сны в последнее время оставались неизменными, на грани кошмаров и приятных мечтаний. В каждом из них местом действия был зимний лес, всегда преобладала тьма и только луна освещала путь потерянному человеку. Воспоминания перестали посещать Аль, оставив её наедине со своими мыслями, которых она перестала бояться. В грезах девушка нашла отраду, истинного своего защитника, укрывающим её от мрачных и сырых темниц. Сначала она представляла себя у горного склона, перед вечнозеленым лесом, в обширных снежных лугах, где вокруг не было ни единой души, кроме неё… и Найи. С волчицей была связана вторая половина мечтаний, где она так же путешествовала, но уже с подругой. С каждым новым погружением в себя Аль становилось труднее возвращаться в реальность. Эти мимолетные «отключения сознания» ужасно раздражали Эгель, что всегда учила девушку мириться с настоящей жизнью, а не жить мечтами. Даже Савро, оказавшийся тем ещё мечтателем в душе, неожиданно встал на сторону матушки. Хоть Аль и была рада тому, что отношения между взрослыми наконец-то стали теплее и прочнее, но их сплоченность всё чаще загоняла её в угол. Мнение Савро и Эгель объединилось, их взгляды сошлись, и из-за этого Аль стала чувствовать себя вновь беспомощной. В спорах её поддерживала только Мелоди, защищавшая не только желание Аль на свое мнение, но и стремление к свободе. Однако, аристократка временами наседала на ребенка и со своими нравоучениями… Во всех этих склоках, которые случались и с подругой, и со взрослыми, в Аль пробудились бунтарские наклонности, выбивающиеся из привычного её образа «прилежной девочки».       На вопрос Мелоди девушка так и не ответила. Она перевернулась на другой бок, внутри себя ожидая как можно скорее услышать первый звон колокола. У Аль пропало желание общаться с кем-либо. Сначала это было вызвано неконтролируемым даром истины, а затем — страха вновь разжечь с близкими спор.       — Ты на меня обиделась из-за вчерашнего? — допытывалась до неё Мелоди, подсев ближе. — Я не хотела тебя учить что есть «плохо» или «хорошо», я же просто волновалась за тебя…       Разговор касался темы постоянных попыток Аль что-то стащить у надзирателей или со складов. В этом деле она значительно преуспела, и даже дотошные сторожа, следившие за рабами, не были в силах усмотреть за удивительно быстрой девушкой. С каждой неделей сил у Аль становилось только больше, что не могло её не радовать и волновать одновременно. Было ли это как-то связано с притоком маны к ядру она не знала, и надеялась получить ответы на второй проверке маны, до которой оставалась почти половина месяца. Что касаемо воровства, Мелоди была страшно возмущена каждый раз, когда Аль приносила ей кусок хлеба или сыра. Юная аристократка была выше этого, и есть чьи-либо объедки со стола пока не намеревалась. Как бы Аль не восхищалась гордостью и самоуважением Мелоди, её заскоки очень скоро стали по-настоящему раздражать. Чтобы она смогла дожить до встречи с сестрой, Аль пришлось пойти на хитрость и давать украденную еду не сразу, и только выдумав какую-нибудь достоверную историю. Пожив неделю на пустой похлебке и корке хлеба, Мелоди с удовольствием брала еду из рук подруги, веря в рассказ про «награду от надзирателей». Как бы Аль не было неприятно от постоянно лжи, она внутри себя искренно верила, что поступает правильно. Легче всего было со старыми друзьями: Эгель журила Аль за очередную вылазку, но всё же горячо благодарила и просила повременить со следующей кражей. У Савро в принципе выбора не было, потому что он сам дал девушке свободу в действиях, только вот поучать от этого меньше не стал. Друг особо дотошно пытался выведать у воспитанницы, что всё-таки происходит на проверках маны, но Аль вынудили хранить молчание. Сэр Маллим настоял на том, чтобы их разговоры оставались между ними, дабы они через уста рабов не дошли до надзирателей и господина. Савро, конечно, от этого расстроился, но не обиделся.       Вот так Аль и жила второй месяц зимы. На границе между старыми и новыми друзьями. На своем опыте она поняла, насколько различными могут быть чужие мнения. То, что одобряла матушка, было непростительным для Мелоди и наоборот. Хоть компания особо и не ссорилась всё это время, но отыгрывались все они на самом младшем из них. В какой-то момент Аль стала жалеть, что начала подкармливать друзей в ответ на их заботу — без лишней еды у них не было бы сил читать ей нотации и подстраивать под себя…       Аль вернулась в себя во время первого звона колокола. Рефлекторно поднявшись на ноги, она не нашла ответа лучше, чем просто кивнуть Мелоди, чтобы дать ей понять, что всё между ними хорошо. Однако, даже такой ответ её не устроил.       — В какой момент ты начала избегать разговора? — слегка раздражённо фыркнула аристократка.       Рабочее время было и остается единственным промежутком в дне, когда Аль действительно могла делать всё самостоятельно. Пока Мелоди ещё не полностью влилась в рабские будни её направляющим была именно она. Поэтому в пределах мастерской их роли резко менялись. На второй месяц зимы девушкам и матушке выпала первая мастерская, с прялками. В ткацком деле больше все преуспевала Эгель. Её ловкие руки, покрытые рубцами и мозолями, разговаривали с громоздким станком на «ты». Пока матушка вместе с другой рабыней работали за горизонтальным станком, Аль и Мелоди работали рядом на вертикальном. Особо сложные ткани в мастерских не создавались, этим занимались люди более обученные. Основной задачей были обычные хлопковые полотна и ткань, именуемая фустианом. То была ткань, грубая на ощупь с одной стороны и мягкая с другой, очень плотная и крепкая. Вся прочая ткань из хлопка, выросшего на территории Ристелии, была необычайно нежной и качественной, всё по заветам Владычицы Солнца и Плодородия. Поместье господина Ференцо определенно зарабатывало денег больше на этих тканях, нежели на алом масле.       Несмотря на загруженность первой мастерской, работать в ней было лучше всего. Всё из-за надзирателя, что не отличался садистскими наклонностями и любил вздремнуть на рабочем месте. Надзиратель по прозвищу Фавн, которое ему дали из-за его любви к сарказму и нарочному преувеличению своих историй ради потехи, большую часть рабочего времени проводил в уголке мастерской на табурете, мирно посапывая. На самом деле, его не уволили только из-за того, что под его руководством работа шла быстрее. Сами рабыни относились к нему гораздо уважительней, продолжая работать даже без его надзора. Несмотря на всё сказанное, этот надзиратель не был мягкотелым и умел наказывать. Так же как и Таврель, Фавн был военным в прошлом, возможно даже сослуживцем первого. В отличие от жестокого надзирателя, которого война лишь сломала и сделала монстром в человеческом обличии, Фавн же больше устал от бренной жизни. Мужчина был калекой — на войне он потерял левое ухо и глаз, пару пальцев на ноге и веру в нынешнюю Королеву. На вопрос о его причинах прихода в темницы Фавн всегда тяжело вздыхал и хмурился одной бровью.       — Бедность, — коротко отвечал надзиратель, жестом указывая вопрошающим вернуться к работе.       Аль потребовалось немало времени, чтобы объяснить Мелоди ход работы. За прялку в итоге пришлось сесть ей, а аристократка помогала протягивать ведущую нить. Непривыкшая к работе Мелоди почти каждый день так или иначе ломалась и начинала тихо похныкивать от боли в пальцах. Когда на нежных пальцах девушки проступали капли крови, Аль брала весь станок на себя, дабы ненароком не испортить кровью белое полотно.       — Если бы я знала, каким трудом изготавливается ткань, то я бы всю жизнь проходила в одном платье, — огорченно причитала Мелоди, растирая затекшие руки.       К чести подруги, плакалась она совсем немного. Излив душу, Мелоди вновь бралась за нитки с новой силой. И с каждым последующим днем в мастерской она становилась всё опытней и напористей. Иногда в ней даже просыпался азарт. В некоторые моменты Мелоди пыталась соревноваться с рабынями и испытывать свои силы. Аль, подобно Эгель годами ранее, пыталась всячески остановить попытки подруги сделать работу больше положенной. Не ожидая от себя такого, Аль внезапно начала говорить словами матушки:       — Лучше побереги силы и сделай всё как положено, — монотонно ответила Аль, не отвлекаясь от нитей. — За скорость тут не похвалят.       Пыл Мелоди не осел, а только больше разгорелся. В словах Аль аристократка каким-то чудом углядела нежелание действовать согласно намеченному плану. Мол, она не хочет даже попытаться сделать что-то большее, чтобы их точно заметили.       — Это работает не так… — начала оправдываться Аль, нервно скрипя зубами.       — Если бы ты не слушалась старших, то со своими умениями давно бы либо сбежала, либо попала в поместье вместе с ненаглядной Марлин, — оскорбленно фыркнула Мелоди, выгнув спину подобно гордому лебедю.       «Сбежала? Ненаглядная?» — изумленно прошептала Аль, не веря свои ушам. Какая муха укусила эту изнеженную, благородную девицу, что та опустилась до столь ощутимой презрительности? Вроде в её словах не прозвучало упрека или оскорбления, но осадок на душе Аль всё же остался. Обидней было вдвойне от того, что девушка не знала как ей отреагировать на провокационные фразы.       — Ну разве я не права? — продолжала монолог аристократка. — У тебя больше всего причин попасть на поверхность, так почему ты сейчас не наверху? С Марлин? Что ты делала все эти годы? Воровала у надзирателей?       На последнем слове уже раздраженная Аль резко дернула рукой, изрезав кожу об неровную поверхность станка. Через секунду обе девушки сидели молча, наблюдая за тремя ярко-алыми растекающимися пятнами на почти готовом полотне. Несколько часов работы были испорченны в мгновение ока. По жилам Аль начала растекаться злоба, но сознание ещё помнило упрек Знахарки и её условие. Девушка испугалась сама себя, когда осознала, что готова ударить Мелоди за такую подставу. Кулак её поднялся, но лишь для того, чтобы одним движением срезать испорченную ткань с перекладины. Всё это случилось всего за пару минут, в течении которых Мелоди сидела без единого движения, испуганно прижав ладони к губам. Глаза её следили за руками Аль, отчего девушке стало невыносимо тошно. Неужели она думала, что на неё поднимут руку?       В неприятную ситуацию вмешался Фавн, который наблюдал за всем со стороны.       — Правильно же тебе подружка сказала, чего ты под руку лезла? — без всякой агрессии в голосе обратился надзиратель к Мелоди. — А коли хочешь сделать по-своему, то сама садись за станок и работай сама.       Мужчина указал Мелоди на свободный станок, практически вынуждая девушку отсесть от Аль. После он поднял испорченное полотно с пола и бросил его в одну из корзин для готовых тканей. «Его ещё можно покрасить, чего нитки переводить…» — пробубнил надзиратель, толкнув корзину в сторону.       Фавн сделал обход по мастерской в поисках подручных для двух подруг. Когда выяснилось, что все рабыни заняты работой, надзиратель пожал плечами и вышел из помещения в коридор.       — Видимо, придется за мальчишками идти.       «Да что за дрянной день!» — ругнулась Аль про себя, провожая уходящего Фавна глазами. Ей было бы гораздо приятней работать с временами капризной Мелоди, нежели с каким-нибудь малоизвестным пареньком! От них можно было ожидать всяких подлостей, мальчики обычно не чурались всячески мешать работе, потому что они от этого ничего не теряли. В любом случае, работая в одиночку Аль много не соткет, поэтому ей пришлось ожидать.       Через некоторое время девушка уже сидела рука под руку с Хромым, а Мелоди с его другом-погодкой. Мальчик сам выбрал Аль и пошел к ней по привычке, но когда понял, что мог оказаться в помощниках у нежной аристократки, заметно расстроился.       — Я не обижусь, если ты пойдешь к ней, — сказала Аль, начиная ткать новое полотно. — И братьям твоим ничего не скажу.       Хромой оживленно захлопал бурыми глазами. Пару раз он огляделся на подругу с белокурыми волосами, после чего развернулся и отрицательно покачал головой.       — Мне с тобой приятней.       На том они и сошлись. Мальчик оказался чудесным помощником, все слова Аль он схватывал на лету и даже не путался в нитях. Казалось, что ткачество его забавляло, вызывая детский интерес. На руки Аль, ловко перебирающих десяток тонких нитей, он смотрел с энтузиазмом и легким восхищением. Его заинтересованное лицо заставило девушку вновь вспомнить среднего брата. Слишком уж сильно они были похожи и внешне, и по характеру.       Некоторое время Хромой сидел тихо и послушно. Но стоило ему привыкнуть к размеренной работе в относительно спокойной мастерской, где кроме тихих бесед рабынь и щелчков перекладин станков ничего не раздавалось, мальчик тоже подал свой голос. К несчастью Аль, их разговор начался так же, как и первый разговор с Зубом.       — А ты правда демон?       — Нет.       — А ты ела крыс?       Девушка вновь допустила ошибку, из-за чего пришлось начинать одну строчку заново. На мальчика она посмотрела с раздражением, но ругаться не стала. Скорей всего этот слух пошел по её вине. Может, не стоило этого всё-таки говорить?       — Нет, — ехидно улыбнулась Аль, повернувшись к Хромому. — Но пусть все так и думают.       Мальчик хихикнул и окончательно влился в работу. С ним Аль была на одной волне, в их разговоре не было вычурных фраз, поучений или натянутых тем. К своему собственному удивлению, девушка очень быстро нашла подход к самому молчаливому малышу в темницах. Стоило помнить, что до ситуации в лагере у шахт Хромой практически не разговаривал от горя.       — Я думаю, что это всё из-за тебя, — невзначай произнес мальчик, протягивая главную нить в руки Аль. — Теренс рассказывал, что ты была намного младше меня, когда попала в темницы. Он сказал мне ровняться на тебя.       Нитка, накрученная на маленький брусочек, чуть не выпала из рук.       — На меня? — удивилась Аль.       Хромой кивнул, улыбнувшись до самых ушей в своей невинной, детской ухмылке.       — Да! Ты ведь такая храбрая и сильная! Ещё ты добрая, честная, веселая и…       Поняв, что ляпнул лишнего, мальчик замялся и замолчал. По щекам малыша растекся легкий румянец. В смущении он склонил русую голову вниз. Вместе с ним замерла и Аль, смутившаяся не меньше него. Немного понаблюдав за мельтешащими глазами Хромого девушка рассмеялась и потрепала болтливого помощника по макушке. После этого мальчик успокоился и продолжил её расспрашивать.       — Почему ты дружишь со мной и другими, но не с моими братьями? — спросил Хромой, хлопая большими глазами.       «Один использовал меня как живой щит, а второй пытался втянуть в свою шайку.» — пронеслось в голове у Аль, но столь откровенную правду она не решилась говорить. Хоть Хромой, очевидно, был в курсе о похождениях старших, но всё же отзывался о них с ребяческим восхищением. И Люк, и Теренс были для него авторитетами, которых он беспрекословно слушался, и их очернение сулило лишь ненужные споры. Аль решила пойти другим путем, преподнеся реальность гораздо мягче.       — Мы слишком разные, чтобы дружить, — растеряно протянула девушка, почесав затылок. — Забыл разве, как меня половина темниц ведьмой обзывала?       — Не забыл. И Теренс не забыл, — всё так же невозмутимо продолжил Хромой. — Люк теперь на него ругается, что он постоянно про тебя твердит. Говорил, что в шахтах за тебя пережи…       На сей раз мальчик выдал брата с потрохами. Поняв, что серьезно оплошал, Хромой слезно умолял Аль ничего никому не рассказывать. Как выразился сам малыш, Зуб наказал брату держать язык за зубами, и о его душевных переживаниях не распространятся, особенно Аль. В случае провала средний брат грозился «оттаскать его за уши и нос, который он сует куда не следует». А ведь в итоге… Девушке пришлось поклясться, что не выдаст мелкого, ради его же спокойствия и здравия.       Апофеозом, и неким заключением этого сумбурного рабочего дня стал многозначительный взгляд Фавна, который тоже стал невольным хранителем секрета Хромого, и его одна единственная фраза, обращенная только к ней:       — Весело же тебе жить придется, Двадцать шестая.