«Я ничего не помню.»
С этой фразы начались первые воспоминания из подземелья. На следующий день работорговец, который привел Аль к поместью, всё же договорился с ценой с господином Ференцо, ведь «препарат» всё-таки сработал, а сам ребенок был «чистым» — то есть без клейма. На тот момент Аль ещё не понимала тонкостей продажи рабов, её взгляд тогда был прикован к чаше с тлеющими углями и столу с железными печатями. Её спину чем-то смазали, что-то на ней нарисовали, после чего вытащили из чаши раскалённые печати. Первым делом на Аль нанесли печать поместья — тот самый зачеркнутый крест в тонком круге. Несмотря на кляп во рту, её крики были слышны на весь этаж. Следом на левую лопатку нанесли номерное клеймо. Последним шагом на девочку вылили ведро с водой, в котором скорей всего было подмешано восстанавливающее зелье. Вода была ледяной и с медным привкусом, но после этого боль на клеймах отступила. Наблюдающий за этим господин Ференцо восхищенно ахнул. — Может же магия быть полезной! — довольно протянул хозяин поместья, попыхивая сигарой. — Теперь не сбежит, — сказал работорговец, уперев руки на пояс. — Пробуйте. Господин Ференцо вышел вперед. Держа зажжённую сигару между пухлыми пальцами, он махнул рукой в её сторону, приказывая ребенку подойти. Теряясь в пространстве, всё ещё не отойдя от боли и шока, она встала и послушно подошла. Тогда она больше всего боялась того, что её могут начать бить за непослушание. До сего дня её никто никогда не бил… Кажется, что не били… Аль так и не поняла, что стало причиной странных видений во снах и таких вот провалов в прошлое. В первые разы она считала, что это просто чудной сон, но чем больше времени проходило, тем яснее становились эти «видения». Метель, река, звери — это было настоящим, это действительно случилось с ней ещё до того, как она стала рабом. Аль хотела верить в это, потому что других вариантов не было. Еще одно осталось непонятным — каким образом она стала вспоминать себя ещё до? Что-то определенно изменилось в последние дни. Странные сны, воспоминания, чуждые мысли, нечеловеческая сила… Как бы она ни хотела вернуться в привычную рутинную жизнь, с причитаниями Эгель и ворчанием Савро… но ни на что из этого она не была способна повлиять. Сейчас ей приходилось брести по темным пещерным проходам, по туннелям гоблинов с загадочным незнакомцем. Мужчина, носивший маску без видимых очертаний, больше повторяющих человеческое лицо, шел впереди с фонарем в одной руке и клинком во второй. Встречавшихся на пути гоблинов безжалостно убивали, оставляя их тушки позади. Друг с другом они общались при помощи жестов, но по большей части командовал незнакомец. Он махал рукой и кивал ей, говоря «стой», «иди», «будь тише», «иди за мной», «не отставай», «жди здесь», «отойди в сторону» и тому подобное. Аль повиновалась, не желая в один неудачный момент попасть под руку. Гоблинов и кротокрысов незнакомец слышал задолго до того, как они появлялись на виду. Его клинки резали зеленую плоть как нож масло, молниеносно и безошибочно. Хоть он и хромал на одну ногу, раны не мешали ему идти вперед. Изредка он поглядывал на прозрачный кристалл, подвешенный на его груди. Коридоры не хотели кончатся. Казалось, что они погружались в недра горы, и чем дальше они уходили, тем разветвлённей становились гоблинские проходы. Тупики попадались всё чаще, а сил было всё меньше. Израненная Аль, с уже перевязанной рукой, стала брести в слепую, не замечая ничего вокруг себя. Её горло горело, легким становилось труднее дышать. Она терпела, сколько могла, но в конце концов воздуха стало так мало, что в глазах начало мутнеть. Вместе со вздохом раздавались неприятные хрипы, раздирающие горло. Девушка постепенно начала отставать, хватаясь за стены, чтобы не потерять равновесия. В какой то момент она остановилась перевести дыхание. Невольно она вновь вспомнила злосчастный четвертый этаж, карцер, и якобы «пробитое легкое». Ощущения были точно такие же, Аль определённо отравилась парами серы, пока бродила по пещерам. В первый раз её спас Бимбо, а что будет на этот раз? Всё это уже начало походить на шутку — каждый раз при опасности её кто-нибудь обязательно спасал. За последние пару дней Аль могла погибнуть уже дважды. Не может же ей везти настолько часто… «Плевать, я справлюсь.» — отдернула она сама себя, сев на пол. Ей нужно отдохнуть, переждать. Она жутко хотела спать. Девушка села, склонив голову к груди. В ту же секунду, как она закрыла глаза, она уснула. — Бедное дитя, — продолжала повторять смуглая женщина, поглаживая плачущего ребенка по голове. — Ничего-ничего, боль скоро пройдет. Несмотря на использованное зелье, обожжённая спина еще долгое время жгла и зудела, причиняя ребенку жуткий дискомфорт. А серьезнейший провал в памяти причинял ещё и душевную боль, ведь девочка уже забыла лица родителей, хотя и помнила, что они у неё были. Постепенно она забывала всё самое ценное — друзей, родственников, родной дом, родителей и собственное имя. Истерика ребенка продолжалась до тех пор, пока она в итоге не забыла, по какой причине вообще плакала. На полную потерю нескольких лет жизни потребовалось всего полтора дня. Когда в её голове осталась абсолютная пустота, она успокоилась и подняла заплаканные глаза от колен успокаивающей её женщины. Она, как и дюжина других клейменных людей, находились в просторной голой камере, в полумраке и сырости. Здесь не было окон, только кирпичные стены, решетки и одна-единственная дверь в конце коридора. Вокруг девочки сидели взволнованные и неравнодушные рабыни, одаривающие её сочувствующим, беспокойным взглядом. Их смутило резкое изменение в поведении малышки, а её первые вопросы повергли в трепет. — Кто я? А как меня зовут? — спросила девочка с самым невинным выражением лица, на которое способен ребенок её возраста, который она тоже не помнила. Рабыни стали перешептываться поодаль от неё, взволнованно поглядывая друг на друга. Инициативу на себя взяла уже знакомая смуглая женщина. — Ты раб, и у тебя два имени, — спокойно ответила она, склонив голову над девочкой. — Для своего хозяина и надзирателей тебя зовут «Двадцать шестая», а для всех остальных ты «Аль». Девочка недолго подумала, понимающе кивнула, после чего начала расспрашивать всех остальных об именах. Смуглую женщину с пышными кудрявыми волосами звали Эгель, она была не из этих краев и несла в себе кровь «пламенного народа», она едва говорила на общем языке, но девочка прекрасно её понимала. Сидевшая рядом с ней старушка представилась как «Знахарка», так и не сказав настоящего имени. Другие рабыни представились своими номерами, но цифры девочка запоминала сложнее. Эгель не отстранилась от ребенка, позволив ей и дальше сидеть рядом с ней. Наверное, в тот момент Аль была похожа на цыпленка, нашедшего покой рядом с гусыней. И, как обычно случается со всеми маленькими детьми, они привязываются к любому человеку, что проявляют к ним хоть каплю заботы. Когда Аль очнулась, дышать стало гораздо легче. Легкие будто бы расправили, хоть и воздух здесь оставался таким же тяжелым и неприятным. Аль лежала головой на чьей-то походной сумке, накрытая плащом по плечи. На груди у неё лежал невзрачный прозрачный кристалл, который совсем немного изменился в цвете. В последний раз, когда Аль его видела он был абсолютно чистым. Сейчас же он казался слегка желтоватым. Незнакомца рядом не было, но часть его вещей лежала неподалеку. Проснулась она в очередном тупике, в полной тишине и непонимании. Рядом с девушкой стоял чертовски яркий железный фонарь. Аль поднялась, стряхнув с себя тяжелый плащ. В воздух поднялся смесь запахов из сухой земли, травы, дыма и целого ряда трав. Совсем не похоже на то, к чему она привыкла. Этот человек не был здешним. Он не был рабом. Тогда кем? Пока она поднималась на ноги, она случайно задела рукой горстку странного пахучего порошка, рассыпанного кучками вокруг неё. Казалось, что это были перетертые цветы или что-то подобное, но Аль никак не могла определить, что это было. Девушка поднялась, отряхнулась, подняла с пола все вещи незнакомца и осторожно выглянула в главный проход. Кроме бесконечной темноты и таких же нескончаемых коридоров ничего не было видно. Стоило девушке сделать один лишний шаг вперед, как из темноты на неё прыгнул… заяц. — Какого черта?! — не сдержавшись, воскликнула Аль, грохнувшись на твердый пол. Зверь, который был настроен достаточно агрессивно, чтобы называться «зверьком», встал на месте, преградив своей пушистой тушкой путь дальше. Он практически загнал обескураженную Аль обратно в тупик и не давал ей выйти вплоть до того, пока незнакомец не вернулся. Тот, хоть и посмеялся с её безвыходного положения, но «охранника» всё же отозвал, взяв того на руки. Все вопросы насчет того, каким образом лесной заяц оказался в этих не особо благоприятных пещерах решились сами собой, когда мужчина начал разговаривать со зверем напрямую. Хоть этот язык и оставался для Аль чудным, но она ясно видела, как заяц реагировал на слова человека: он кивал головой, пищал и фыркал в ответ на вопросы и вел себя так, словно полностью понимал речь. Аль завороженно наблюдала за этим немыслимым для неё действием, пока на неё наконец-то не обратили внимание. Поймав на себе детский любопытный взгляд, мужчина молча посадил зайца в капюшон своего плаща, поднял вещи и вновь подозвал её к себе. Девушка послушно подошла ближе, искоса поглядывая на торчащие из-за широких плеч пушистые уши. В один момент зверь перестал пищать и подозрительно замолчал, но Аль продолжала шарахаться любого его движения и близко старалась не подходить. В свою очередь, незнакомец без всяких прелюдий и лишних разъяснений взял её за раненую руку, отогнул краешек бинтов, хмыкнул себе под нос, после чего бодро похлопал Аль по левому плечу. Рядом с тем же местом должны были находится рабские метки, но казалось, что мужчина не был потрясен или даже удивлен их наличию на детском теле. «А может он работорговец?» — подумала Аль, подняв взгляд вверх. Высокая широкоплечая фигура значительно возвышалась над хрупкой фигурой розоволосой девчонки. Лицо было почти полностью закрыто медной маской, как и всё тело — несколькими слоями одежды и кожаными ремнями. На этих ремнях висели маленькие сумки, разные мешочки и несколько ножен разных размеров. Единственное, что можно было знать о внешности незнакомца — так это то, что его глаза были бурыми, может быть, слегка огненными, а волосы — светло-русыми. Вещи и одежда со стороны выглядели поношенными, но явно не в худшем состоянии — за ними хорошо следили. И, как Аль заметила ранее, странным в этом человеке был ещё и его запах — будто бы тот только что вернулся с долгой дороги. К сожалению, ей не было с кем сравнивать запахи — работорговцы и рабовладельцы всегда пахли по разному: либо дорогим парфюмом, перемешанным с едким дымом сигар, либо чистыми вещами и маслами, либо чем-нибудь ещё. О Падальщике ей всегда напоминал запах сырости — запахом злосчастного подвала. Работорговец, продавший Аль господину Ференцо, стойко ассоциировался с мятой и сухой соломой, потому что мятными жвачками мужчина перебивал запах табака во рту, а соломой пахло в его повозке. Этот же человек… Незнакомец спрятал оружия в ножны на поясе, перед этим вытерев с них липкую гоблинскую кровь о краешек плаща. Ему уже не нужно было что-либо показывать, Аль стала следовать за ним без всяких знаков. Будто бы у неё был выбор. Идя позади провожающего, Аль старалась отводить взгляд от пугающего её зайца, всё норовившего выглянуть из-за капюшона плаща. В какой-то момент зверек переусердствовал и вывалился с плеч хозяина на холодный пол, издав пронзительный писк. Мужчина раздраженно цыкнул, пробормотал что-то на своем языке, будто бы причитая, но поднимать своего животного-сопровождающего обратно не собирался. Явно обиженный, и всем видом оскорбленный, заяц поплелся за незнакомцем вслед, прихрамывая на ушибленный бок. Аль, не желавшая наблюдать за чужими страданиями, протянула к зверьку руки. Она сделала это без задней мысли, хоть где-то в голове и боялась быть укушенной. Почему-то про страх она успела забыть. Заяц пару секунд стоял в недоумении, недоверчивая вздергивая маленьким носом и прижав уши к голове. Он уже хотел отбежать от неё, но в какой-то момент всё же передумал и позволил девушке поднять его на руки. На ощупь зверек оказался очень теплым и мягким. Даже слишком мягким. Её детскую радость, вызванную возможностью потрогать живое животное, прервал строгий взгляд незнакомца, внезапно остановившегося прямо перед её носом. Оцепенев в испуге, Аль уже хотела опустить животное на землю. Краем глаза она увидела, как над её головой проносится быстрая тень. Ожидая удар в висок, девушка съежилась, прикрыв головой зверька в своих руках. Благодаря изощренным наказаниям надзирателей, Аль, сама того не ведая, пыталась прикрыться от любого резкого движения рядом с ней. После пары случаев подобного у Савро полностью отпала привычка энергично махать руками во время разговора. Удара так и не произошло. Рука мужчины прошла мимо её лица, потрепала за ухом у зайца, после чего вновь осторожно похлопала Аль по плечу. На неё он посмотрел с недоумением, слегка склонив голову на бок. В попытках, как показалось ей самой, задобрить зашуганного ребёнка, незнакомец пригладил встрепанные на макушке волосы и убрал грязные от крови и пыли локоны с истощенного лица. Когда грубая рука вновь коснулась её щеки, Аль поежилась и отскочила назад. Перед глазами в тот момент она видела только стеклянные зрачки Кастета и его безумный, искривлённый в оскале рот, его заячью губу и противный запах рыбы. Она бы многое отдала ради того, чтобы больше не пересекаться с ним и не чувствовать на себе его сбитое дыхание. Незнакомец больше не стал к ней лезть и молча продолжил путь через туннели. На этот раз со страхом ей помогал зверек, мирно свернувшийся в клубок на её руках. Аль продолжала всматриваться в странного человека, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Она подумала, что её новый знакомый теперь будет ассоциироваться с запахом древесной коры и ягод.Человек извне
18 июня 2024 г. в 21:35
На рынке беспризорников девочка провела всего пару недель. Её сюда привел молчаливый человек в длинной мантии. Когда этот человек завел её в подвал полуразрушенного дома, скрытый от непрошенных глаз под видом колодца, девочке пришлось пройти вдоль десятка таких же «потерянных»: кто-то был старше девочки, кто-то уже был клеймен, кого-то собирались выкупить иностранцы, а малая часть находилась здесь временно, как и она сама. Своего похитителя она прозвала Падальщиком, отталкиваясь от поношенных, почти что истлевших, вещей мужчины и его привычке вытягивать шею вперед, изгибая спину. В тот момент это было самое оскорбительное слово, что она только могла придумать. Естественно, при самом Падальщике она его по прозвищу не называла…
На ночное время подвал наглухо закрывался, а с рассветом, вниз, помимо Падальщика и других торговцев, спускались люди разного статуса и кроя: от простых землевладельцев, до зажиточных ремесленников, купцов, графов и прочих знатных шишек. Кто-то из господ приезжал выбрать раба лично, некоторые присылали подопечных, чтобы не дай боги попасться с поличным. Цели и требования у всех тоже были разные — кому-то нужен был обычный работник или прислуга, а кто-то специально искал раба на роль воина. Именно вторые чаще всего подходили к девочке, с одним и тем же вопросом:
— Маг или магр?
Падальщик отвечал сурово, но сдержанно, чтобы ненароком не спугнуть людей. В своей речи он умело совмещал лесть, ложь и правду, максимально быстро располагая к себе нерасторопных покупателей.
— Должна быть магом, но для полной проверки она слишком мала. Могу только ядро маны показать.
После этих слов мужчина каждый раз совал в руки девочки маленький шарик мятно-голубого цвета. Как только сфера касалась её рук она тут же меняла свой цвет на светло-желтый и слабо гудела. Покупатели тихо восторгались, смотря на появление магии.
— Ну вот, — сказал Падальщик, забирая сферу обратно. — Если правильно обучить, то можете ожидать средне-рангового светлого мага, как минимум.
Один из заинтересованных, стоявший перед ребенком, бросил на неё осудительный взгляд, словно не веря в слова торговца, после чего тихо спросил:
— Слабовата она… Тут не средний, а низший ранг, и дай боги хотя бы целительницей станет. Да и глаза чудные!
— Сударь, — раздраженно обратился Падальщик к вопрошающему, — Видно, что вы нечасто покупаете рабов-магов! Ведь если бы вы были настоящим знатоком, то были бы в курсе — мага можно определить по волосам и, уж тем более, по глазам! И чем неестественней они и ярче — тем больше маны в ядре!
Недовольный покупателей, не собираясь показывать своего незнания в вопросе, утвердительно кивнул и согласился с торговцем, после чего постыдно удалился. Если бы тот только знал главную хитрость вороватого торговца: сфера была заговоренной на то, чтобы загораться от любого касания. Девочка сама видела, как Падальщик хвастался своей побрякушкой перед товарищами.
Так проходил день за днем. Люди приходили, рассматривали беспризорников, спорили с торговцами о цене и в конце концов покупали очередного ребенка. К девочке тоже не раз подходили, но никто так и не соглашался выкупить её у Падальщика. С каждым новым отказом девочка чувствовала себя уверенней. Она искренне верила в то, что рано или поздно родители найдут её. Страх, конечно, пронизывал её насквозь, как и любого другого ребенка, оказавшегося вдали от родного дома. А что же случилось с домом? Выстояла ли деревня метель? Спаслись ли жители? Девочке оставалось только гадать.
В один день удача её покинула. Из полудрема вытянула единственная фраза Падальщика.
— Тысяча серебряных и точка.
Несмотря на высокую цену, она оказалась приемлемой и покупатель согласился. После этого Падальщик повел девочку наверх. Когда она за эти недели наконец-то оказалась на поверхности, её глаза заслезились от болезненно яркого солнечного света. Стояла середина зимы, тихая и спокойная, как раз после сильнейшей снежной бури.
Падальщик тянул девочку за собой насильно, с трудом удерживая её на цепи, словно на поводке. Малышка, всё ещё прибывавшая в здравом уме и чудовищном страхе, билась в истерике, истошно крича и зовя на помощь. Она испугалась того, что родители не сумеют найти её, если она отдалится от леса.
— Папочка, пожалуйста! — вопил ребенок, прижимаясь к промерзлой земле. — Папа, мама, помогите!
Когда она падала с ног её грубо поднимали и толкали вперед. На мольбы и плачь ребенка никто не реагировал. Казалось, что страх дитя их только больше забавлял.
— Где ты эту малявку откопал? — спросили у Падальщика работорговцы, когда они подошли к повозкам. — Неужели прямо из деревни стащил?
— В лесу нашел, — сухо, с легким раздражением в голосе произнес мужчина, вновь поднимая ребенка из сугроба.
В этот момент девочка, собравшись с последними силами, схватилась за цепь обеими руками и стала кричать в сторону леса так громко, насколько ей позволяли её маленькие легкие:
— Папа, папа, па-а-а-па! Мне страшно, папа! Забери меня отсюда, папа!
Её крик прервался звонким ударом пощечины. От крепкого удара взрослого человека у девочки сразу же отнялась челюсть. Из разбитой губы хлынула струйка крови, а слез стало только больше. Кричать ещё раз у неё не хватило смелости. Ей оставалось только надеяться, что родители рано или поздно найдут её.
Падальщик схватил девочку за ворот шубки и притянул к себе. Пара холодных серых глаз пронзила её насквозь. Его лицо приблизилось настолько близко, что она навсегда запомнила две полоски шрамов, рассекающих левую щеку мерзавца.
— Если еще хоть звук издашь, то я тебя тут же на лоскуты порежу, — прошипел мужчина словно змея, терзая малышку убийственным взглядом.
Сразу же после этого он бросил ребенка в повозку покупателя, связав и заткнув ему рот. Помимо неё внутри повозки с тканевой крышей больше никого не было. Выкупившей её мужчина, который, как выяснилось позже, был таким же работорговцем, хлестнул лошадей и они неспеша поехали прочь от маленькой деревни, едва справляясь с сугробами. Всю дорогу девочка без остановки тихо плакала в ожидании, что отец и дядя смогут её найти и она вернется домой. Но повозка всё ехала и ехала, увозя её как можно дальше от родных мест. Она всё ещё помнила метель. Помнила холодную реку, что не заледенела и разделила её с матерью. Помнила зверей, что следовали за ней всю дорогу, но вместо помощи лишь насмехались над ней и ожидали, когда она ослабнет. Потом она уснула. А когда проснулась, обнаружила себя в темном подвале. Из вещей у девочки остался только кулон. Это была единственная вещь, что хоть немного успокаивала беспокойную душу.
Ехали они долго. Очень долго. А когда её наконец-то выпустили наружу, девочка стояла перед большим-большим домом, с садом и огромной территорией, огороженной каменными стенами. Её повели дальше, местные сторожа пропустили её и работорговца в какое-то подземелье. От голода и изнеможения всё вокруг плыло перед глазами, у девочки не было сил ни думать, ни слушать речей обступивших её людей. Они много разговаривали, спорили, тыкали в неё пальцами, словно в тряпичную игрушку, смотрели в глаза и дергали за волосы. Ей было больно, но у неё осталось слез, чтобы плакать. В один момент её усадили на стул рядом с фонарем и спросили:
— У тебя есть родители? — спросил мужчина-хозяин, сверкнув своими уродливыми блеклыми глазами.
— Да, — уверено ответила девочка, собрав последние крупицы надежды.
«Папа меня найдет. Папа меня спасет. Я вернусь домой, к маме и папе…» — думала она, в то же время молча наблюдая за происходящим.
Мужчина протянул ей маленький пузырек с синеватой жидкостью внутри. Она сладко и приятно пахла, отчего во рту у ребенка появилась влага.
— Пей, — приказал мужчина, поднеся бутылек ближе.
На вкус содержимое оказалось обманчиво горьким. Желудок вывернулся наизнанку, но ей всё же пришлось проглотить всё. После чего её вновь спросили про родителей.
Пухловатый мужчина, всё это время стоявший позади всех, неожиданно вспылил:
— Друг мой, небось вы меня обманываете! Не действует ваш препарат!
Работорговец отмахнулся от его возмущений жестко и уверенно.
— Рано возмущаетесь, мой друг. Не все зелья работают в ту же секунду. Нам следует пару часов, чтобы во всем убедиться.
— Тогда я приду проверить всё завтра, — всё ещё с недоверием в голосе произнес пухлый мужчина, поправляя свой жилет. — Иначе нам придется вновь обговорить цену раба.
— Разумеется.
Сразу после этого девочку перевели на другой этаж подземелья, где её бросили в камеру и оставили. Внутри было около дюжины людей, таких же изнеможденных, как она. Но в их глазах не было испуга, скорее смирение. Девочка тут же забилась в единственный свободный угол и просидела там ещё долгое время, пока в один момент над её головой не раздался теплый женский голос.
— Малышка, когда ты тут оказалась? — удивленно спросила её смуглая рабыня с очень пышными черными волосами. — Мы тебя даже не заметили!
Девочка не ответила, лишь подняв вверх покрасневшие глаза.
— Не плачь, тебя тут никто не обидит, — спокойно сказала женщина, осторожно проведя рукой по малиновым волосам. — Как тебя зовут?
В этот момент к ним двоим стали подтягиваться и другие рабы. В основном женщины и девушки, желавшие успокоить новоприбывшее дитя. По сравнению с тем, что девочка претерпела за пару дней на рынке беспризорников, это было островком спокойствия.
— Меня зовут А-Аль-…
Неожиданно девочка начала запинаться на полуслове. Разве она могла забыть, как её зовут? Она прекрасно это знала! Правда, ведь…?
Попытки переворошить свои воспоминания ни к чему не привели. В один момент часть её недолгой жизни словно оборвалась и потерялась, исчезла, истлела. Рабыни продолжили расспрашивать её до тех пор, пока всё не стало ясно…