Легенда о Полумесяце и проклятом Ночью

      Следующие дни рабов тянулись в привычном темпе. Лишь второй этаж подземелий не мог успокоится: много небезразличных стремилось расспросить единственную свидетельницу произошедшего в мастерской, но истории той казались смутными и каждый раз менялись мелкими деталями. Сначала она сказала, что Аль просто отвели на допрос, затем добавила, что надзиратели увели её на другой этаж, а потом и вовсе выдала, что подругу заковали в цепи на четвертом уровне. По правде говоря, ей никто не верил, но иных очевидцев не было, да и кто знает, может ребенок просто испугался и все перепутал? Главным было то, что спустя два дня Аль так и не вернулась. Это привело к затору в работе во второй мастерской, поэтому Марлин поручили выбрать четвертого человека себе в помощь. Совсем скоро вместе с ней стала работать Эгель. В каком-то смысле, их план был доведен до конца.       Марлин с того момента была тише любой мыши. Она перестала спать, вместо этого забивалась в самый угол камеры, прижав худые колени к груди. Днем девушка была похожа на цепного пса — такая же раздражительная и отреченная. От друзей она отстранилась. Кажется, Марлин успела найти свою родную душу среди бывших наложниц. Как оказалось, среди них нашлась одна ученица из академии, с которой она и проводила все свободное время. На перерыве между сменами их привычный уголок пустовал. Теперь там сидело только два человека.       — Что же на неё нашло… — невнятно выговорила Эгель, устремив взгляд куда-то в пустоту. — Она стала похожа на одичавшего койота, хотя всего пару дней назад была ласковой кошкой…       Женщине искренне хотелось узнать, что произошло в тот день. Судьба Аль, к её горю, была вполне очевидна. Однако это не мешало Эгель каждую свободную минуту молится всем известным богам. Молилась ли она за её здравие, или за упокой — было ведомо только Фронелиссу.       — О, Харон, — шептала она, приложив ладони к лицу. — Пусть душа дойдет до врат твоих спокойно.       — Рано ты её хоронишь… — неодобрительно произнес Савро. — В прошлом году Аль просидела в карцере почти месяц, и справилась ведь… А сейчас, что ей сделают из-за какой-то истории?       Эгель медленно подняла влажные от слез глаза прямо на него. На мгновение в них заискрился враждебный огонек.       — Какую историю?       Савро поздно понял, что сболтнул лишнего. Но пути назад уже не было, нужно было рассказать всё, о чём он знал.       — Аль накануне рассказала двум сестрам с третьего этажа ту историю про наложницу… Они повелись. Натворили дел такой степени, что их браслеты в черный перекрасили… А господин Ференцо был в ярости, это он тогда приходил разбираться.       Эгель слушала, с трудом сдерживаясь от желания со всей силы хлестануть друга по щетинистому лицу. Но все-таки остановила себя, ведь на другом конце обеденного зала мелькнули две белобрысые головы       — Тем девушкам, что со светлыми волосами? — спросила она, указав на две фигуры.       Мужчина утвердительно кивнул. Без всяких слов Эгель направилась прямо к двум крохотным девицам, где-то внутри себя проклиная всё и вся на этом гнилом свете. Близкий друг, которому она доверяла, не догадался рассказать это всё раньше? Может она сама его не слышала из-за боли от сожженных ядом легких и поглотившего её траура? Прошло три дня с тех пор, как Аль пропала, и никто не знал, что с ней случилось. Эгель была зла на всех, но на Марлин аванийка злилась гораздо больше. Скорее всего, девушка стала свидетелем чего-то нечто ужасного, отчего её сознание спуталось. На неё нельзя было злится, но неведение сводило Эгель с ума. Она добьется правды любым путем, даже если придется силой выбивать её из надзирателей.       Белокурые девушки, приютившиеся в тени колонны, испуганно вцепились в друг друга, когда перед ними возникла высокая фигура аванийки. Не обращая внимания на их испуг, Эгель села рядом с ними.       — Я хочу знать, что случилось с Аль три дня назад. — прямо сказала женщина. — Чью историю она вам рассказала?       Девушки нервно переглянулись. Самая стойкая из них, что было видно по её сдвинутым тонким бровям, косо взглянула на незнакомку.       — А кто вы вообще? Почему интересуетесь?       «Обращается на «вы»? Удивительное дело!» — подумала про себя женщина. Девочки явно были кем-то из высшей знати. Многое в них выдавало аристократическую кровь: их походка, осанка, движения… все. Неудивительно, что первым делом их не клеймили, а надели браслеты. К слову о них, они, как и говорил Савро, были выкрашены в черный.       — Я её мать, — без задней мысли выпалила Эгель. — И из-за истории, которую она вам рассказала, у неё теперь проблемы.       — Она на вас не похожа, — продолжала допытываться сестра, словно не замечая всех вопросов.       — В рабстве и не такое может произойти, — смягчившись, ответила женщина. — Матерью меня называет только она, и то потому, что я за ней следила ещё вот с такого момента.       Она провела ладонью где-то на уровне своих плеч, показывая примерный рост Аль на момент попадания в рабство. Ведь и правда, на тот момент она была совсем малышкой. Наверное, шесть или семь годков ей тогда было. Невероятно маленькое и наивное создание в таком юном возрасте было брошено в темные подземелья. Её, однозначно, купили только из-за цвета глаз и волос, но когда в ней не нашли источник маны, её поместили вместе с остальными рабами. Там Эгель с ней и подружилась.       Сначала она хотела попытаться разжалобить сестер, но в итоге сама едва ли могла держать себя в руках. Вспомнив что-то одно, в голову сразу же лезли другие воспоминания. Душераздирающая скорбь по маленькому человеку не давала ей и минуты собраться с мыслями. Слезы сами собой стекали по щекам. Эгель вновь пришлось прикрыть лицо руками. Ей не нравилось делиться своими эмоциями с другими.       — Сколько же вы тут находитесь? — сочувствующе спросила младшая сестра.       — Не вспомнить мне, сколько зим прошло с того момента, — честно ответила Эгель. — Мне поставили клеймо в двадцать лет, а Аль тут ещё с детства.       Девушки вновь переглянулись, одарив друг друга жалобными взглядами. Их первичный холод к аванийке постепенно спадал.       — Но я к вам не жаловаться пришла, — одернула себя Эгель, утерев все слезы. — Я хочу знать, что произошло с Аль. Куда её увели?       Первая сестра была растеряна. Однако, спустя томительные секунды размышлений она всё же пошла ей навстречу.       — В первый день, когда нас сюда привели, Аль и Марлин рассказали нам историю про женщину-наложницу, что изрезала себе лицо… Мы пытались сотворить нечто подобное, но в итоге нашли иной выход с помощью краски. На следующий день нас проверил лекарь и он заявил, что мы нечисты. Хозяин начал искать виновного, а надзиратель нашей мастерской рассказал про наш разговор.       — Значит Таврель выдал и Марлин, и Аль? — уточнила Эгель.       — Да. Насколько я знаю, их вывели с мастерской, а нас заставили работать. Потом пришла Марлин, а следом и вы… Аль мы так же не видели…       — И скорей всего, больше не увидите… — едва слышно произнесла женщина, практически смирившаяся с потерей единственного лучика света в вечной тьме.       — Пожалуйста, не торопитесь скорбеть, — мягко сказала вторая сестра, положив свою белоснежную ручку на огрубевшую ладонь Эгель. — Она очень сильная, раз смогла прижиться в таком месте.       — Она не сильная, а сломанная — поправила её аванийка. — Даже если она и выживет, если сможет выбраться на волю, то она никогда не сможет жить обычной жизнью. Её добротой, наивностью, её… сердцем, в конце концов, будут только пользоваться! Аль не может по-другому. Поэтому, пусть она будет страдать меньше, нежели станет мучатся за чужие грехи.       Судя по выражениям лиц девушек, слова Эгель им не очень понравились, но всё же они ей никак не возразили. Они проговорили до конца перерыва, и говорили все последующие часы работы, когда надзиратель не следил за ними. Марлин, что сидела прямо перед ними, лишь хмуро озиралась, даже не пытаясь вклиниться в разговор. На вопросы Эгель она всё так же не отвечала, а сестер полностью игнорировала, хотя и они не питали к девушке теплых чувств. В воздухе между ними витало облако пассивной агрессии.       Ночью Эгель пришлось обменяться своим местом в камере и лечь рядом с Савро, чего ещё ни разу не происходило за все пятнадцать лет, что они были знакомы. Всё из-за того, что более у неё не осталось близких людей, которым она могла бы доверить свой сон. Даже в самые холодные зимы Эгель ночевала вместе с девочками, несмотря на трескучий мороз. Мужчин же она на дух не переносила, старалась никого не подпускать ни к себе, ни к своим воспитанницам. Савро, конечно, был других нравов… Однако что-то в нём всё же отталкивало недоверчивую аванийку. Была в нём одна неприятная черта, что ещё ни разу не вылезла наружу.       К другу она прижалась робко, без желания. Савро растерянно отводил глаза от её лица, но всё же старался дать ей больше места на соломе. В последнее время он вел себя странно.       — А ведь Аль никогда не ложилась спать раньше нас с Марлин, — тихо прошептала Эгель, склонив голову на грудь друга. — Она ложилась, но глаза не закрывала.       Щеки вновь сделались влажными. Даже под боком друга ей было невероятно холодно и одиноко. Она чувствовала, что теперь, будучи привязанной к Аль всей душой, она больше не сможет продолжать жить как ни в чем не бывало. Кто бы мог подумать, что черствое сердце когда-то преданной аванийки сможет найти отраду в брошенном ребенке.       — Эгель, — неторопливо обратился Савро, взяв её руку в свою. — Ты должна с этим справится.       — Я хочу умереть.       — Я тоже, но я же всё ещё здесь, хотя у меня была куча возможностей бросить копыта.       Крылатое выражение авайника не смогла перевести, но суть других слов друга ей была ясна. В любое другое время она могла бы начать возмущаться и показывать свой взрывной характер, но в последние дни она чувствовала себя неважно. И это было мягко сказано. Легкие Эгель сжигались изнутри, в глазах бегали разноцветные пятна, да и аппетит у неё тоже сошел на нет. По поверьям её родной деревни, человек переставал чувствовать голод только на грани смерти. Может она тоже скоро окажется на лодке Харона? Казалось, что призрачный лодочник уже ожидал её, всматриваясь пустыми глазницами из тьмы этажа.       — Эгель, подожди хотя бы месяц, — умоляюще протянул Савро. — Хотя бы предположи, что она ещё жива. Что с ней станет, если она узнает, что ты покончила с собой?       Женщина в замешательстве промолчала. На секунду она действительно представила Аль, вернувшуюся из заточения, и лишь одного Савро среди кучки озлобленных и лицемерных людей. Девочка с детства была активной, да и к тому же, успела перенять не самые лучшие черты Эгель. За ней постоянно нужно было следить, иначе та с легкостью попадала в передряги и возвращалась с окровавленным лицом. Савро мягкотел, а Марлин предпочтет не вмешиваться, чтобы случайно не стать крайней… Выходило так, что только Эгель была готова хоть как-то приглядывать за сиротой, хоть и не с таким рвением, какое бы представили себе другие люди. Мать из неё все же вышла неважная…       Что бы то ни было, они друг другу всегда доверяли. Точнее, Аль доверяла, а трое друзей ставили под сомнение любую её идею, из-за чего девочка не шла на чересчур рискованные действия. Вскоре она и вовсе перестала делится своими идеями даже с Эгель, и, скорее всего, начала проворачивать их втихую. Недавняя истерика Бимбо тому подтверждение… А почему она вообще об этом задумалась? Разве не очевидно, что Аль не прекратила бы свои попытки сбежать без веской на то причины? У неё даже была… Точнее, есть цель — найти семью и познать мир, о котором ей так много рассказали местные рабы. За всю свою недолгую жизнь она ещё ни разу не видела ни моря, ни песчаных пляжей, ни фруктов, ни огромных морских существ, побирающихся средь ущелий… Эгель это видела, когда плыла из огненной Аванны в холодную Эльзгарду, и этих воспоминаний ей хватит ещё надолго. Очень хотелось бы, чтобы и Аль могла разделить тот восторг от ощущения полной свободы, пока ты стоишь на носу громоздкого корабля с причудливым чужеземным названием, и вдыхаешь всеми легкими соленый воздух… И это ведь только та часть историй, которую Аль узнала от Эгель. От других девочка услышала о больших городах, замках из белого и черного камня, о рыцарях в сияющих доспехах, что ни один меч не сможет повредить, о лесах эльфов и садах фей, о богах и Владыках, что всегда бдят за родом людским. Даже Марлин, судорожно вспоминая своё прошлое, научила подругу нескольким молитвам Аттарены и Иоланды, что когда-то сама выучила в монастырской школе. Голова Аль определенно была забита красочными представлениями о мире, что она никогда не видела…       Эгель продолжала размышлять, уткнувшись головой в грудь Савро. Сначала они тихонько беседовали, успокаивали друг друга, но затем женщина едва слышно пропела стихотворение про фамильяров. Вместе с её голосом раздался голос еще парочки заключенных.