Легенда о Полумесяце и проклятом Ночью

      Рабов всегда будили еще до восхода солнца громким колоколом, подвешенным прямо за дубовой дверью. Не услышать этот звон было практически невозможно — медная злосчастная трель быстро пробегала весь этаж, отбивалась от каменных стен и проникала прямо в уставшие головы. Кого-то это даже сводило с ума.       До третьего удара все рабы должны были успеть подняться и выстроиться вдоль коридора, скрестив руки перед собой. Женщины стояли напротив мужчин, образуя во время утреннего обхода некую церемонию для угрюмых надзирателей. Тех, кто замешкался хотя бы на секунду, избивали дубинками. На этом утреннем построении сторожа проверяли камеры, карманы и распределяли рабочую силу. Если дело было летом, то женщин и детей отправляли на пашни, если зимой — в подпольные мастерские. Мужчины и юноши, независимо от времени года, работали либо в каменоломнях, либо на лесоповале. Иногда выбирался десяток людей для присмотра за скотом, но работенка эта была не лучше тех же шахт… Сказать честно, в свинарни и коровники никто не стремился.       Вдоль ряда бледных и худых тел вальяжной походкой прошелся Ключник. Второй сторож был ниже Косого, кожа его и зубы были желтоватыми от чрезмерного курения сигарилл, в то время как глаза злобно блестели и бешено ходили из стороны в сторону. В отличие от Бимбо, Ключник был крайне хитер и осторожен, истеричен и даже чуток параноидален. В тот же день, как только он начал работать на хозяина, среди рабов прошелся слух, что тот несколько раз менял своё имя, да и бежал он от наказания за мошенничество. Вор он, если вкратце. И понятно было, что Ключник везде искал подставу, отчего боялся собственной тени и с рабами один на один не оставался, всегда ходил в паре с Косым.       — 34, 22, 18, 14 идут на станки, — скомандовал Ключник хриплым голосом. — 4, 2, 20, 24 — на прялки.       Услышав своё имя, из женской шеренги вышло пятеро взрослых женщин и трое девушек. Они молча покинули этаж.       — 6, 8, 10, 12 и 26 через полчаса — на масляной. Все остальные выйдут через час.       Ключник сплюнул, не вытаскивая сигариллу из зубов, и стремительно вышел с этажа. Бимбо же задержался для того, чтобы отпереть насолившую ему девчонку.       — В следующий раз Бимбо свернет тебе шею, — прошипел сторож, бросив на неё звериный взгляд, — Хозяин и так злится, а Бимбо не хочет быть крайним.       «А кто хочет?» — подумала про себя Аль, осторожно выныривая из клетки. В следующее мгновение её схватила мужская рука. Савро смерил девушку озадаченным взглядом.       — Здорово он же тебя изукрасил, подруга… Что ты такого натворила?       Аль стыдливо вздернула губы, пока мужчина грязной тканью вытирал с её лица запекшуюся кровь. В один момент его доброе лицо заметно нахмурилось.       — В твоей голове слишком глубокая рана, — тихо процедил Савро сквозь стиснутые зубы. — Вчера тебя от смерти разделял всего один удар.       Вокруг них бесшумно собрались другие рабы. Десяток глаз молча наблюдал из-за отсутствия другого занятия.       — Крепкий череп у неё, однако… — прохрипел один старик из угла камеры. — Вон, 11-му хватило всего одного удара этого здоровяка, чтобы с жизнью проститься.       «Меня он больше одного раза ударил.» — хвастливо прошептала Аль. Однако, Савро её слова не понравились. Он отвел её в дальний угол этажа, докуда ничьи слова не доходили.       — Не тем ты гордишься, малышка, — сказал он ей полушепотом, беря её израненную голову в свои широкие ладони, очерствевшие от мозолей и шрамов. — Ты сильней нас, но ума в тебе не больше Бимбо, раз ты думаешь, что всё всегда может сходить тебе с рук.       Слова Савро задели Аль только потому, что лучший друг сравнил её с таким человеком, как Бимбо. Неужели он стал считать её глупой только потому, что она один раз была не осторожна? А откуда он узнал? И как ей воспринять его слова, кроме как оскорбления?       Обиженная Аль попыталась вырваться из рук мужчины, но тот прижал девушку к груди, пробубнив под нос заклинание малого лечения. Самой главной особенностью, которая выделяла Савро на фоне остальных рабов, было его происхождение. Он был светлым магом, родился в отдаленной деревушке в Ристелии, в обычной семье мельника. Когда хозяйство пришло в упадок, отец отдал младшего сына в рабство, лишь бы выплатить долги за землю и остаться живым. С тех пор прошло почти пятнадцать лет, и Савро окончательно потерял всякую надежду на свободу. Он помогал другим по мере сил, хотя сам желал быть раздавленным во время обвала. Его маны хватало всего на несколько простеньких заклинаний, поэтому мужчине часто приходилось делать выбор между другими людьми. Остальные рабы, не смотря на его решение, ценили всякую помощь и всячески защищали единственного лекаря от гнева сторожей.       По малиновым волосам рассыпались крохотные огоньки. Место раны приятно покалывало, а по всему телу разлилась волна тепла. Такой чуждой и неожиданной, что легкие Аль сжались сами собой, заставив её в изумлении вздрогнуть. Помимо магии, тепло исходило ещё и от самого Савро, который закрыл девушку своими руками, будто бы пряча её от всех бед и опасностей. Родственное тепло. Такое же, какое было у Эгель и Марлин — согревающее больше не тело, а сердце. Было трудно передать все те ощущения, что испытывала Аль, когда кому-то из этой троицы удавалось заключить её в объятия. Каждый раз они начинали рыдать без всякой на то причины, в то время как девушка безмолвно слушала чужое сердцебиение сквозь грубую ткань и плоть. Совсем недавно она поняла, почему так происходило — Эгель и Савро вспоминали прошлое, а Марлин находила в Аль свою почившую младшую сестру. Может быть это и к лучшему — не иметь семьи? Если бы у неё были близкие, она бы точно так же скучала по ним, рыдала по ночам, зажимая руками рот, и тогда бы никто не смог успокоить матушку Эгель во время очередного кошмара. Им всем было одинаково плохо. Одна только Аль не была обременена прошлым.       «Всё к лучшему.» — заключила для себя девушка. Она обхватила друга руками, пока тот гладил её малиновые волосы.       — Простите меня, — пробубнила Аль. — Но все эти раны были далеко не зря, вот увидите.       Савро склонил белобрысую голову на бок, заглянув прямо ей в глаза. По его истощенному лицу было видно, что слова девушки его напрягли. Мужчина уже хотел что-то сказать ей, как в дверях появился Косой, крутивший на толстом пальце связку ключей. Аль вместе с остальными женщинами тут же бросилась на выход, дабы не получить удара дубинкой. Благодаря стараниям Савро, она ощущала себя гораздо лучше.              У хозяина было достаточно рабов, чтобы содержать несколько производств одновременно. По подсчетам Марлин, на каждом из трех этажей находилось до 30 рабов разных возрастов. В среднем от 15 до 50 лет. От старых рабов и калек, если те не умерли своей смертью, методично избавлялись, сбрасывая их в уже упомянутую яму. Страх за жизнь научил заключенных сторониться болеющих каторжников, дабы не заболеть самим, ведь даже простая простуда без надлежащих условий могла обернуться смертью. Заклинание малого лечения Савро работало специфично и могло вылечить только внешние раны, а не головную боль или звон в ушах, поэтому многие рабы мучались от неправильно заживших переломов, инфекций и всяких других неприятных болячек. Например, совсем недавно на третьем этаже померло одновременно четверо людей, однако сторожам приказали выбросить трупы в яму и продолжать рабочий процесс. Недостаток людей быстро восполнили. И такое происходило раз в два месяца.       Что касаемо работы, то женщин в зимний период распределяли между тремя мастерскими: в первой они ткали на станках; во второй — обрабатывали хлопок, шерсть и сваливали пряжу и нитки, а так же красили уже изготовленную ткань; а в третьей же постоянно давилось несколько видов оливковых масел. В начале каждого месяца надзиратели составляли группы на каждое производство, беря по несколько женщин с каждого этажа. Работа во второй мастерской была крайне нежелательной и тяжелой, и всё из-за используемых красок, испарения которых были ядовитым и ужасно раздражали кожу. Месяц таких условий не оставлял ни единого живого места на руках. А если девушке совсем не повезет, и ей придется отработать там ещё и следующий месяц… То это участь, хуже смерти.       Итак, Аль определили на изготовление масла. На входе в мастерскую к ней присоединилась Марлин. Эгель, к сожалению, с ними не было.       — Выглядишь лучше, чем вчера, — ехидно произнесла девушка, бросая подруге пустое ведро. — Я сегодня на толкушке, завтра поменяемся.       Аль молча поплелась заполнять ведро. Тем временем хмурый надзиратель открывал бочку с оливками.       — 26 и 12, 16 и 28, — буркнул он, высыпая в кедровое ведро оливки странного алого оттенка. — Сегодня вы делаете красное масло. Если испортите товар — пеняйте на себя.       Две девушки, сидящие подле подруг, напугано переглянулись. Они, по всей видимости, были новенькими с третьего этажа, и к здешним укладам ещё не привыкли. Взгляды Марлин и Аль пересеклись, после чего девочки одновременно задрали руки вверх.       — Господин надзиратель, — уверенно произнесла Марлин, — Разрешите научить новеньких!       — Разрешаю, только не отлынивать!       Новенькие робко подсели ближе к подругам.       — Что такое красное масло?       — Штука для богачей, которая стоит дороже некоторых поместий, — прошептала Марлин, косо озираясь по сторонам. — И её очень легко испортить, поэтому слушайте внимательно.       Аль резво вырезала косточки с крошечных оливок и забрасывала их в толкушку. В это время подруга, бубня себе под нос, за отдельным столом вымеряла всякие добавки, необходимые для придания запаха смеси. Новенькие девушки завороженно наблюдали за их слаженной работой, а спустя час так же погрузились в процесс. Когда толкушка наполнилась до отказа, Марлин с усилием надавила на рычаг. Внутри всё начало взрываться, изливаться и приятно пахнуть. Красные оливки пахли невероятно вкусно, но в сочетании с другими запахами в мастерской образовывался такой смрад, что можно было задохнуться. Сколько бы Аль не приходилось тут работать, у неё всегда кружилась голова. Но работать всё же надо было, поэтому она придумала закрывать себе нос влажной тряпкой.       Четыре часа пролетели незаметно. К середине дня у всех четверых девушек было выдавлено по три литра, еще не обработанного масла.       — Хорошее начало, — довольно хмыкнула Марлин, потирая стертые от рычага руки. — После перерыва я объясню, что делать дальше.       Всех рабов вывели в другой зал, находившийся неподалеку от мастерских. На входе каждому заключенному выдали краюшку ржаного хлеба и миску отвратной куриной похлебки. Полсотни людей молча расселись вдоль каменных стен, на полу, вокруг колонн и где только не. Захватив свой паек, Аль принялась перешагивать через развалившиеся тела, глазами выискивая темные кучерявые волосы Эгель. Матушка расположилась рядом с Савро, в темном уголке огромного зала. Было видно, что они беседовали, однако Эгель при этом склонила свою голову на плечо мага. Аль неосознанно попятилась назад, но появившаяся за спиной Марлин их окликнула. Взрослые вздернули головы и отстранились друг от друга. На душе Аль заскреблось что-то непонятное.       — Мы сегодня красное масло делаем, — радостно произнесла Марлин, усаживаясь рядом с друзьями. — Если хозяину понравится, может нам что-то и перепадет!       — Не хочу тебя расстраивать, но… — хотел уже возразить Савро, но Эгель тюкнула того в бог локтем.       — У неё хорошо получается, может действительно что-то да и перепадет. Аль, а ты как?       Девушка к тому времени уже набила рот сухим хлебом, не обращая внимания на других.       — Я голодная.       Троица рассмеялась. Только Аль было не до шуток. Сколько бы она не ела, не воровала у сторожей или со складов, ей всегда было мало. Казалось, что вместо желудка у неё была бездонная яма, которую невозможно заполнить. В условиях постоянного мора со стороны надзирателей, это было настоящее проклятье. В детстве ей постоянно толдычили о том, что это пройдет, всё стерпится. Но с каждым годом девушке становилось только хуже. Её тело пожирало само себя, от голода она могла бы лезть на стены, это доводило её до легкого безумия. Пару лет назад в Ристелии стоял засушливый сезон, многие землевладельцы понесли потери урожая. Тогда паек всех рабов был урезан до такого жалкого кусочка хлеба, что тот даже во рту не ощущался. Если бы не нашествие грызунов на этажах, Аль бы не перенесла тот период. Она до сих пор не призналась друзьям, откуда именно она смогла получить силы для работы. Ей и самой не особо хотелось это вспоминать, и уж тем более, возвращаться к этому.       Савро отломил половину своего куска хлеба и положил его в руку Аль.       — Для сильного тела нужно много энергии. Неудивительно, что ты голодаешь, — задумчиво произнес мужчина. — Магам обычно нужно больше сил из-за наличия маны.       — Ты всё же думаешь, что она — маг?       Эгель так же сунула девушке свою часть хлеба.       — Аль может оказаться не только магом или чародеем, но и магром… — поправил её Савро. — Её волосы и глаза не соврут, в ней точно есть что-то магическое.       Марлин разломила свой кусок напополам, спрятав одну половину в карман штанов, а вторую подложив подруге.       — А она больше похожа на светлого или темного мага?       Мужчина озадаченно свел брови вместе.       — Темных магов уже давно не найти во всем Сногриссе. Поэтому моё мнение остается либо на светлом маге, либо чародее.       Аль слушала беседу друзей лишь мельком. Девушка привыкла к тому, что у них сложилась традиция делать ставки на то, кем же все-таки она является. Но, даже если бы она и оказалась магом, то у неё бы уже давно проявились силы. Савро так сказал. Он точно знал об этих вещах больше их троих. «Первый магический всплеск происходит примерно в четырнадцать лет, тогда тело только учиться уживаться с маной и поэтому пользоваться магией без присмотра нельзя. Светлый магический огонь может оставить ужасные шрамы на теле и натворить тех еще дел. По своему опыту знаю…» — когда-то рассказывал Савро любопытствующим заключенным. А Аль запомнила его слова на всякий случай, вдруг пригодится…       Немного утолив голод, девушка задумчиво опустила голову. На дне надколотой металлической миски оставался полупрозрачный пахучий бульон. В нём совсем немного отразилось лицо Аль. Что-то печальное было в том, что она не помнила как выглядит со стороны. Зеркал ведь не было. А тем временем её глаза переливались янтарным цветом, словно два накаленных факела. Интересно, от кого из своих родителей она получила что-то настолько удивительное? И откуда тогда её амулет?       Разговор друзей лился тихо, но активно и задорно. Заинтересованная Марлин начала заваливать Савро различными вопросами, касаемо магии.       — Что тогда случилось с темными магами? — непонимающе спросила девушка. — Не могли же люди истребить целый народ…       — К сожалению, смогли. Но то молва народа, так что кто знает, может и осталось еще на земле парочка…       Савро неожиданно осекся, схватившись за голову.       — Вы уж простите меня, — устало протянул он. — Но голова трещит так, что хоть об стены бейся… Давайте позже договорим.              В тот же момент народ начал потихоньку стягиваться к выходу, обратно к мастерским. Эгель взяла Савро под руку и мгновенно сокрылась в толпе тел. Аль и Марлин остались позади огромной очереди, уже предвидя то, что в зале сегодня будут убираться именно они.       Когда толкотня прекратилась, подруги вновь пересеклись с уже знакомыми им новенькими девицами. Бедняжки, и без того напуганные происходящим, были похожи на белые простыни. Всё время перерыва они сидели около входа, прижавшись друг к другу как новорожденные котята. Аль было больно смотреть на их немой страх, но пытаться их успокоить — заранее неудачная идея. Первым делом они должны были смириться, а уже затем подстраиваться под новую жизнь.       У самого выхода одну из новеньких остановил надзиратель. Вторая, опешив от такого, встала в ступор и не могла сдвинуться с места от невыносимого ужаса. Краем глаза Аль увидела оскал надзирателя, пожирающего девушку глазами. Внутри неё что-то неожиданно содрогнулось.       — Марлин, подожди, — резко выпалила Аль, остановив подругу.       — Даже не думай им помогать, — сердито прошептала девушка. — Сами ещё попадем под горячую руку из-за них.       — Тогда я одна пойду.       Марлин удивленно зыркнула, спрашивая у неё одними только глазами: «Ты сейчас серьёзно?». Аль уверенно кивнула и развернулась спиной к выходу. Приготовившись к избиению, она громко выкрикнула:       — Господин надзиратель, новеньким необходимо доделать свою работу!       Неприглядный на вид мужчина, с ранней лысиной и пивным животом, медленно развернулся на её слова. Первую девушку он крепко держал за запястье одной рукой, а во второй — дубинку. Лицо его было явно недовольное.       — Без одной справитесь, — буркнул он.       «Если уж начали, то отступать нельзя!» — подумала Аль про себя, обменявшись взглядами со второй рабыней.       — Никак нет! — возразила она намеренно заносчивым тоном, чтобы разозлить надзирателя быстрее. — Она помогает нам делать красное масло!       Надзиратель замешкал. Слугам хозяина всячески воспрещалось мешать работе с востребованным товаром. С таким раскладом всякую задержку или порчу продуктов можно было с легкостью списать на него. И мужчина этого явно испугался.       — Ладно, иди, — злобно шикнул он, бросив девушку на землю.       Аль почувствовала себя выполнившей особый долг. Она даже не знала, чего именно хотел сделать надзиратель с заключенной, но она была рада, что воспрепятствовала этому.       В коридоре её ждала Марлин. Всё-таки подруга не бросила Аль на растерзание, а осталась следить чуть позади. Девушек кое-как успокоили и отвели обратно в мастерскую. Благодаря поступку Аль, им удалось заполучить доверие новеньких рабынь, коих звали Арин и Мелоди. Девушки были сестрами родом из обеспеченной семьи купца. Месяц назад их поймали по дороге домой, после чего они оказались здесь. Стоило заметить, что сестры были невероятно красивы и значительно выделялись на фоне других грязных рабов. Их пышные пшеничные волосы, огибая веснушчатое лицо, аккуратно ложились на худые плечики. Они были словно белые лебеди, случайно попавшие в курятник. В этом месте их красота может сыграть с ними очень жестокую шутку…       — Послушайте, я заметила, что только у нас одних есть эти браслеты на руках, — обратилась к ним Мелоди, показывая на медный браслет, выкрашенный в красный цвет.       Аль побледнела. Раньше она не замечала у них этих отметок. Значение их было отвратительным.       — Почему вы молчите? — настороженно спросила Арин, переглянувшись с сестрой.       «И как им это сказать?» — с ужасом подумала Аль. Да как она может нарушать их маленький островок спокойствия? Они совсем недавно потеряли все, оказались невесть пойми где, и теперь их ждет судьба...       — Это обозначение рабынь для плотских утех… — сухо произнесла Марлин, явно не желая раскрывать им правду. — Их обычно направляют в дом хозяина во время «особых» праздников…       Обе сестры замолчали. Их глаза остекленели, утратив всякую искорку надежды внутри. Им нельзя было помочь. Аль была бессильна. Справиться с этим могли только они сами. Был однажды случай, когда такая же рабыня с красным браслетом, не желая терять свою честь, изрезала себе всё тело отколотым кусочком камня. В свежие раны попала грязь, занеся болезни, лицо осталось изуродованным шрамами. Несмотря на то, что план девушки сработал, сам браслет до сих пор остался висеть на запястье суровым напоминанием о давней красоте.       Арин и Мелоди слушали эту историю с ужасом в глазах. После они начали общаться между собой, не отрываясь от работы.       — Изранить себя, но остаться невинной… — раздумывала Мелоди.       — И остаться уродом на всю жизнь? — ошарашенно прошептала Арин, бросая на сестру негодующий взгляд. — А что если нас освободят? Что если сбежим?       — Я не понимаю… Ты хочешь стать придворной шлюхой или сохранить своё достоинство?! — резко выпалила Мелоди, стукнув кулаком по толкушке. — Тебя сегодня возможно уже могли лишить невинности, а ты тут за своё лицо волнуешься?!       От резкого выкрика Мелоди содрогнулся даже надзиратель. У неё был действительно сильный характер, в отличие от сестры. Наверное, если бы Аль не вмешалась сегодня на перерыве, она могла бы наброситься на любого мерзавца, решившего поднять руку на неё или Арин.       — У нас нет времени спорить, — вновь обратилась Мелоди, вернувшись к полушепоту. — Либо мы вместе меняемся, либо оставляем всё как есть.       «Слабоумная.» — промямлила Марлин.       «Сильная.» — подумала Аль, оглядываясь на раскрасневшиеся лица сестер. Сказав последнее слово, Мелоди вернулась к работе. Мастерская снова наполнилась своим обыденным шумом, совсем изредка пропуская внутрь себя тихие разговоры заключенных. Во второй половине дня не было ничего примечательного. Все четыре девушки сдали готовое масло. Марлин, довольно улыбаясь, перед уходом записала на бумажке какие-то цифры и сунула её к себе в карман.       — Наконец-то у меня получилось! — гордо заявила она на обратном пути в камеру.       Аль вопрошающе взглянула на подругу, не совсем понимая, о чем та говорит.       — Я сегодня смогла размерить идеальную пропорцию для рубинового масла! Не зря училась, получается!       За неё оставалось только радоваться. Не нашлось такого человека, кто мог бы разделить с ней всю глубину её успеха. Эгель не понимала и половины слов Марлин, Савро всю жизнь был мельником, а Аль и подавно не умела ни читать, ни писать, чего уж говорить о числах! Ум не был её сильной стороной, зато память у неё была прекрасная. Настолько, что Аль запомнила все записи Марлин лишь взглянув на них.       Ночью она спала в общей камере, уткнувшись головой в плечо Эгель. Голод постепенно начинал возвращаться с новой силой, а объедать друзей Аль не позволяла совесть. Ей было необходимо добраться до тайника и воспользоваться украденным ключом, пока не стало слишком поздно.