2018
21 апреля 2023 г. в 20:25
Хиро Хамаде восемнадцать.
Хиро Хамада по-прежнему практически каждую ночь крадется по выстланному темно-зеленым ковром коридору, мягко ступая по полу кедами сорок третьего размера.
Хиро знает, что на террасе, сидя в ротанговом кресле и подобрав под себя стройные ноги в полосатых гетрах, его дожидается Хани Лемон в компании двух чашек чая с медом.
Поначалу они частенько плачут друг у друга на плече, вспоминая Тадаши и жалея, что он не может пить с ними чай на террасе, дурачиться с Фредом, устраивать гонки с ГоГо по коридору на произвольно выбранных предметах, конструкция которых имеет хоть что-то, мало-мальски напоминающее колеса, зарываться в конспекты с Васаби и спорить с ним же о свойствах плазмы в условиях открытого космоса. Видеть, каким стал Бэймакс – его детище, его наследие, для которого Хиро с завидной регулярностью придумывает новые полезные обновления.
Постепенно горечь утраты сменяется светлой грустью, и Хани, то и дело смеясь в чашку с чаем, рассказывает младшему Хамаде бесчисленные истории из ее и Тадаши школьного прошлого. Хиро впитывает их как губка, молнией бегает в столовую за новой порцией чая, потому что у Хани пересыхает в горле от долгих рассказов, и дышит, улыбается, живет.
Никому из них и в голову не приходит забросить свои ставшие традицией посиделки допоздна. Хани нравится видеть, как растет Хиро, как становится увереннее, сильнее, спокойнее. Как он все чаще улыбается – даже ночью, когда призраки прошлого по привычке тянут к нему из темноты свои вязкие щупальца, норовя растормошить затянувшуюся нежной молодой кожицей рану на сердце.
Хиро их больше не боится, потому что в соседнем кресле, обхватив колени тонкими руками, сидит маленькое солнце с золотистыми волосами и глазами цвета весеннего луга. Хиро нравится видеть, как Хани постепенно перестает плакать. Как напряжение день за днем покидает ее узкие плечи. Как она поднимает лицо к небу, погружаясь в воспоминания, а ее голос тихим ручейком льется в ночи, напоенной ароматами цветущего сада.
Теперь, чтобы потрепать парня по угольной шевелюре, Хани приходится тянуться рукой вверх, и это Хамаде тоже нравится. Когда на ней нет каблуков, Хиро чувствует себя особенно большим и сильным, способным защитить ее от всего мира, выполнить не произнесенное вслух, но данное ей и себе обещание.
* * *
Длинные ноги Хиро едва помещаются под лабораторным столом, за которым парень тухнет от тоски, битый час пытаясь выдать миру новую гениальную идею и раскачиваясь на жалобно поскрипывающем стуле на колесиках.
Тихое перешептывание расположившихся в уголке ГоГо и Васаби, что в последние месяцы стали проводить вместе подозрительно много времени, настроение парню тоже не поднимает. Хиро думает о том, что, не ровен час, скоро придется смотреть, как и Хани вот так же щебечет с кем-нибудь в некой романтической обстановке, обязательно подразумевающей наличие несметного количества колб, пробирок и реторт. Например, с тем тощим рыжим типом с факультета микробиологии, на которого с недавних пор они на удивление часто стали натыкаться в самых неожиданных местах, что Хамаду несказанно бесит. По мнению самого Хиро, Лемон заслуживает куда большего, чем этот длинноволосый хлыщ, возмутительно похожий на отвязного гитариста какой-нибудь рок-группы с позерским названием, но кто ж этих девчонок разберет! Кажется, именно такие им и нравятся. И пусть Хани совершенно не похожа на других девушек, о романтических предпочтениях подруги парень не имеет ни малейшего понятия, поэтому решает держать ухо востро.
Двадцатидвухлетняя Лемон о роящихся под непослушными смоляными вихрами мыслях даже не подозревает: ее собственное внимание которую неделю сосредоточено на последних, решающих испытаниях нового изобретения – мгновенно застывающего спрея для стекла, покрывающего его пуленепробиваемой пленкой, – на которое девушка надеется получить в обозримом будущем патент.
Имени рыжеволосого субъекта, не дающего покоя ее обожаемому младшему товарищу, Хани не вспомнит при всем желании, потому что, вопреки опасениям последнего, в упор не замечает заинтересованного взгляда нахальных ярко-зеленых глаз, совсем не похожих на ее собственные – прозрачные и теплые, будто светящиеся изнутри.
На носу у Хани массивные защитные очки из прозрачного пластика, что так забавно смотрятся на изящном личике с тонкими чертами, и Хиро, наблюдающий за ней из-за своего стола, не может сдержать улыбки. Девушка мечется от установленной над спиртовкой реторты к колбе с конденсатом бледно-лимонного цвета и обратно, а Хамада в который раз удивляется тому, как ловко она бегает по заполненному кучей хрупких пробирок тесному пространству в своих туфельках на неимоверно высокой платформе.
Глядя на снующую вокруг стола тоненькую фигурку, похожую на гибкий весенний стебелек, Хиро все больше убеждается, что количество кандидатов, достойных, по его авторитетному мнению, того, чтобы быть рядом с Хани Лемон, стремится к нулю. Ну как он может доверить ее, пусть и удивительно сильную, но такую хрупкую, хоть кому-то, не боясь, что ее могут просто-напросто переломить – случайно или намеренно, – точно прутик? Хани Лемон нужно носить на руках и оберегать. Ну и что, что она вполне способна отправить в нокаут любого нахала, даже будь он втрое ее шире и впятеро тяжелее!
Хамада упрямо убеждает себя – и иногда даже почти верит сам себе, – что в подобных рассуждениях руководствуется исключительно альтруистическими порывами и беспокоится лишь о благополучии самой Лемон. О том, что ему жуть как не хочется делить ее с кем-то, Хиро предпочитает не думать.
Будь Тадаши по-прежнему с ними, размышляет парень, он стал бы идеальным вариантом как для Хани, так и для младшего брата: девушка была бы в надежных руках, а самому Хиро не пришлось бы с ней надолго расставаться. Сидели бы втроем на террасе, болтая о жизни, совершали бы набеги на местные кафешки, ходили в кино…
Хамада поглядывает на затянутые в перчатки изящные девичьи руки, порхающие над сложнейшими лабораторными установками, и представляет их в руках своего брата. Пытается вообразить, как Хани смотрит на Тадаши своими огромными блестящими глазами. Как она обнимает его со спины, а ее медовые волосы, сегодня стянутые в высокий пучок на самой макушке, рассыпаются по его плечам. Как тонкие пальцы ласково пробегаются по черным, как у Хиро, но всегда аккуратно уложенным волосам брата.
Если бы не произошло то, что произошло, два дорогих для него человека смогли бы стать чудесной парой, ведь Тадаши всегда был для младшего брата примером того, каким должен быть мужчина, хоть Хиро никогда ему об этом и не говорил. А Хани… Что говорить, Хани Лемон, без сомнений, являет собой воплощение идеальной девушки: добрая, умная, понимающая. Веселая и задорная, будто солнечный зайчик. И до невозможности красивая.
Последняя мысль пронзает мозг парня еще до того, как он успевает понять, что земля почему-то уходит из-под ног, а стул, который мгновение назад находился под Хамадой, странным образом оказывается на нем. Правую руку обжигает резкой болью: Хиро только сейчас замечает, что карандаш, который он последние минут десять, сам того не осознавая, нервно сжимал в кулаке, при падении переламывается пополам, наискосок распарывая острым грифелем широкую ладонь.
Грохот, с которым Хамада вместе с несчастным стулом приземляется на блестящий пол, заставляет взгляды всех – хвала небесам – немногочисленных присутствующих обратиться к нему. Где-то позади повисает в воздухе не совсем цензурный возглас Фреда, который с перепугу обливается горячим кофе. В первую секунду парню от неловкости охота куда-нибудь провалиться или хотя бы слиться с окружающей средой, но в следующее мгновение поле его зрения сужается настолько, что Хиро видит только Хани Лемон, которая, вмиг позабыв о своих пробирках и резким движением сдернув с рук перчатки, подлетает к его распростертой на полу внушительной фигуре.
– Хиро Хамада! – полугневно-полуиспуганно восклицает Хани, бухаясь рядом с парнем на колени, затянутые в плотный бледно-желтый капрон. – Ты живой?
– Живой, – бурчит Хиро, стараясь по возможности сохранить остатки достоинства и не заляпать собственной кровью пол и белоснежный халат Лемон. – Сама говорила, что у меня голова как котелок, чего ей сделается-то?
– И Бэймакс, как назло, на подзарядке, – бормочет девушка, с трудом обхватывая тонкой рукой широкие плечи Хамады и помогая ему как следует сесть. – Значит, придется действовать старым проверенным методом, – и, подскочив на ноги, шустрым зайчиком уносится за аптечкой.
Не проходит и полминуты, как она снова сидит рядом с ним на коленях и умело обрабатывает его большую ладонь, огрубевшую от постоянной езды на старом мотоцикле Тадаши.
– Потерпи, – Хани бросает на Хиро быстрый виноватый взгляд из-под пластиковых очков, прежде чем прижать к ране смоченный в перекиси бинт.
– Ничего, нормально, – еле слышно выдыхает Хамада внезапно севшим голосом.
Ему совсем не больно. Да и окружающие звуки доносятся до обычно чутких ушей странно глухо, будто сквозь толстый слой ваты. Хиро ловит себя на том, что в эту самую минуту боготворит и одновременно проклинает высокую аккуратную прическу Лемон, потому что в момент, когда девушка склоняется чуть ниже, чтобы получше рассмотреть довольно глубокую рану, взгляд парня упирается аккурат в пульсирующую под золотистой кожей венку за ухом.
Едва уловимый цветочный аромат любимого парфюма Хани нещадно забивается в нос и глубже, в самую душу, и Хиро едва сдерживается, чтобы не озвучить одно из вертящихся в резко опустевшей голове ругательств, которые он за столько лет нацеплял у острого на язык Фреда.
На носу и щеках у Лемон, оказывается, есть несколько медовых веснушек, похожих на звезды, а ресницы у нее гораздо длиннее, чем Хиро всегда думал, и почти касаются пластиковых стекол защитных очков.
Не то чтобы он часто думал о ее ресницах. Никогда, если быть точнее.
Но сейчас отчего-то никак не может найти в себе силы оторвать от них взгляд.
Хани тем временем собирает в чемоданчик чистый бинт, бутылочку перекиси и упаковку пластырей и поднимается на ноги. Хамада вскакивает вслед за ней, едва не запутавшись в собственных широких брюках-карго. Не найдя лучшего способа спрятать свое внезапное замешательство и скрыть охватившую его неловкость, парень цепляет на лицо ленивую полуулыбку – обязательный атрибут крутого парня – и с едва уловимым вызовом смотрит в светло-зеленые глаза напротив. Хани вопросительно поднимает брови, попутно перемещая пластиковые очки с переносицы на голову, и Хамада старается не обращать внимания на то, как они бликуют в ее медовых волосах.
– Ты забыла обезболивающее, – хмыкает он как можно более раскованно, от души надеясь, что девушка не слышит странно громкого стука его сердца.
Теперь замешательство отражается уже на изящном личике Хани, и Хиро чуть расслабляется. Учитывая, что лицо девушки находится на одном уровне с его только благодаря ярко-желтым туфлям на платформе, уступать ей в этой своеобразной игре в гляделки парню совсем не хочется.
– Обезболивающее? – она растерянно смотрит на чемоданчик в своих руках.
– Он хочет, чтобы ты его поцеловала, – гогочет за спиной Хамады Фред, на минутку оторвавшийся от бесполезного по своей сути занятия по оттиранию кофейных пятен со штанов влажной салфеткой.
Хиро мысленно делает себе пометку при случае переехать ногу Фреда на мотоцикле или хотя бы на офисном кресле и радуется, что отросшие черные пряди прикрывают неожиданно полыхнувшие жаром уши.
– Так вот ты о чем, – заливисто смеется Лемон, хлопая себя ладонью по лбу и попутно опуская чемоданчик на рабочий стол Хиро. – Помнится, раньше тебе это не нравилось, нет?
– Не нравилось, – не моргнув глазом, врет Хамада и протягивает ей руку заклеенной пластырем ладонью вверх. – Но средство и правда действенное.
А в следующую секунду чувствует, как сердце резко подпрыгивает и едва не застревает в горле, потому что узкие девичьи ладошки вдруг обхватывают его лицо и чуть тянут вниз, а беспощадная Хани, даже не представляя, что делает с ним, оставляет невесомый поцелуй на смуглой коже его лба.
– Это для профилактики, – отстранившись, улыбающаяся во всю ширь своего красивого личика Лемон привычно треплет Хамаду по торчащим в разные стороны прядям на макушке. – Вдруг у тебя голова все же не совсем котелок?
Хиро, замерев, провожает взглядом ее удаляющуюся стройную спину и с пугающей ясностью понимает, что, сам того не заметив, влип по полной. Причем, кажется, не сегодня и даже не вчера. А в тот день, когда мысль о гипотетическом парне Лемон впервые заставила Хамаду ощутить практически нечеловеческую антипатию к неизвестному нахалу, который в будущем отнимет у него Хани.
Хиро смотрит, как девушка снова натягивает на руки ярко-розовые резиновые перчатки, и мысленно просит прощения у брата: представлять Хани в его объятиях отчего-то больше не хочется.