Атомик лимб

      Жестокий к Ларисе и Виктору, черный полимер беснуется вокруг Нечаева, но особого вреда не наносит. Так, строит из себя смирительную рубаху, хватает конечности, силится прибить к полу, взять за горло, но при этом хочет обойтись без вредительства.       Виктором и Терешковой он просто избивает пол, который, к счастью, мягок от густого покрова.       Безоружный товарищ майор пытается дотянуться хотя бы до осколков стекла, оставшихся от порушенной витрины, да их затопило. Хоть бы уж фотографию со стены скатать и затолкать рулон в глотку противнику, да только у него нет ни глотки, ни других входов в организм. Да и организма, пожалуй, нет.       Как понимает Сергей, в Лимбо присутствует скорее идея этого жуткого молчаливого Харитона, но идея какая-то уж слишком всемогущая. Как будто у Харитона имеется альфа-коннектор от Лимба и, например, беспрецедентные администраторские права.       В данный момент черный полимер обтягивает вокруг майора кокон, видимо, вознамерившись либо сожрать изнутри, словно паук, либо превратить Нечаева в бабочку. А тот уже готовится захлебнуться и так погибнуть страшной смертию, но тут в наполненной криками тьме, в которой их изничтожают, появляется новый элемент.       Элемент быстрый, со светящимися голубыми точечками: это, как ни странно, плющ, свитый из ХРАЗовых проводков. Он быстро отбивает Ларису, правда, так же быстро привлекает к себе уж слишком агрессивное внимание. Полимер, недобрый к Ларисе и Виктору, аккуратный к майору, оказывается совершенно непримирим относительно ходячего мотка проволоки.       Настроенный уничтожить ХРАЗа, полимер отпускает и избиваемых противников, и куколку-майора, заносит сразу бесконечное количество щупалец для удара, но его планы разбиваются о лазерный заряд, посланный ему ожившей Катериной.       — Тикайте, — говорит она. — Задержу.       — Катя! — Сергей пытается встать, путается, подскальзывается, пытается снова.       — Я не Катя, — говорит она. — Я — Настя.       Если бы не гигантские щупальца над их головами, майор сумел бы выразить свое изумление вполне.       — Как это не Катя, ебучие пироги?!       — Так это. Я парадокс перемещений во времени, — говорит она, улетая куда-то, где во тьме прячется свод этого зала. Оттуда она начинает палить в противника то лазером, то электричеством. — Твоя принцесса в другом замке, Марьо!       Сразу после ее слов воздух над головами Нечаева и его спутников вспыхивает огнём, вздрагивает с шумом, от чего черный полимер разбрызгивается и, словно оглушенный, опадает широкими лентами, расплескиваясь при встрече с полом. Сергей с содроганием сердца понимает со всей неотвратимостью, что только что, видимо, в его мире стало на один парадокс меньше.       Моток ХРАЗа оказывается рядом и помогает Сергею почиститься от лент и встать. Где-то недалеко стонут его спутники. Колба с головой грустно лежит на боку метрах в трех, в радиусе ее света никого не наблюдается.       — Нужно уходить, — говорит ХРАЗ. Черный полимер вокруг них вяло шевелится, но видно, что энтузиазм к нему возвращается чем дальше, тем быстрей. — Это замешательство ненадолго.       — Слышь, макраме! — говорит Нечаев, потрясенный гибелью непонятной Насти, вместо «спасибо». — Завяжись-ка во что-нибудь ездовое и гончее!       — Например, товарищ майор?       — Ну как тот же плющ, только чтоб на спину можно было сесть. И лап побольше!       — А вы концепт-дизайнер, товарищ майор! — заявляет ХРАЗ, в теле которого тоже начинаются радикальные движения. — Артроплевра подойдет? Или, может, Слейпнир?       — Кто, блять?!       — Неважно, товарищ майор, сейчас сделаю.       Восьмилапый ездовой плющ выходит жуткий, но очень удобный. Сергей криком загоняет своих теплых, заторможенных спутников на спину чудовищу, сам запрыгивает в седло, чувствуя, как провода фиксируют его, оплетая; и они стартуют куда-то вверх по крутым уступам бесконечной стены, улетая от мегалитических полимерных червей, рвущихся следом.       Его талию обхватывают провода и тонкие Ларисины руки, к спине прижимается горяч… колотящееся в ее груди сердце. Сердце человека, которого чрезмерно крутят на карусели. Ларису обнимает одной рукой Виктор (вторая занята Михаэлем), в то время как за него ухватилась холодная Терешкова.       — Заберите-ка у Петрова голову Штокхаузена, товарищ майор, — говорит ХРАЗ. — Отдадим ее хозя… отдадим ее Дмитрию Сергеичу. А по дороге вы мне ей посветите. Здесь, товарищ майор, очень темно, я боюсь оступиться. Мы не разобьемся, но упадем ко мне прямо в мои черные объятья. Боюсь даже представить, что из этого выйдет.       — Прекрати называть ту дрянь снизу собой, — мрачно говорит майор. — Черный полимер — это не ты.       Кажется, его не слышат. Или не понимают. Как бы то ни было, Нечаев оборачивается за головой, и Виктор, уже с готовностью протягивавший колбу, чуть не выпускает ее из рук. Еле перехватили. Сергей осекается, когда ловит взгляд Ларисы, пыхтящей ему в плечо. Кроме ужаса есть в нем — взгляде — и еще кое-что. Какое-то юношеское возмущение.       — Вот этот вот самый член… партии меня сегодня утром материл! — выдыхает она в ухо Сергею. — Это его голос!       — Не берите в голову, Лариса, — ласково просит Храз. — Не то она тоже окажется в банке.       Она вздрагивает всем телом, но, видимо, прикусывает язык. Вторая рука Петрова, как чувствует Сергей по шевелениям за спиной, находит свое место на Ларисиной талии.       Мимо летят разрушенные этажи, погруженные во тьму. Свет Штока выхватывает технологические структуры, оплетенные узорами микросхем, кубический барельеф, удержаться на котором может только горный козел или вот такая чупакабра, которой прикинулся ХРАЗ. Правда, Сергей не знает, что такое чупакабра, но что-то подсказывает ему, что ХРАЗ в курсе.       ...Что он в курсе чупакабры, ксеноморфов и криноидей с артроплеврами, о которых Нечаев и не слышал ранее, но которые стали ему как будто знакомыми. Ах да, этот подлец говорил, что он встроен ему в самые извилинки. ХРАЗ, ХРАЗ, ну что за культурологический слой ты напылил на мою жизнь?       — Оторвались, — высказывает общую надежду Виктор.       — Оторвались, — соглашается Лариса. — Полетели телевизор смотреть!       — Господи, да что у вас в головах? — неожиданно для себя рычит Нечаев. — Нас только что чуть не убили! Ты утром рыдала, что начальник тебя дурой безрукой назвал, а сейчас предлагаешь лететь смотреть телевизор! Ты хоть понимаешь, что…       Он срезается и какое-то время ждет реакций сзади, но его спутники растерянно молчат.       — Они не могут испытывать стресс дольше, чем длится сам стресс, товарищ майор, — говорит ХРАЗ. — Не ругайте их. С их точки зрения полететь смотреть телевизор — естественная идея.       — Нет уж, никакой телевизор мы смотреть не будем, ХРАЗ, — решительно говорит майор. — Ищи безопасную стоянку, надо поговорить.       — Как скажете, — говорит восьмилапый плющ, и мир вокруг вдруг замирает, как будто их бешеная скачка была поставлена на паузу так мягко, что никто не заметил.       Фиксирующие провода опадают с их поясов, да и вся конструкция, на которой ХРАЗ нес своих наездников, вмиг рушится. Так резко, что они все четверо чуть не падают на пятые свои точки. Жгуты, насколько может судить Нечаев в ореоле светящейся головы, уползают змеями во тьму.       Становится тихо. Замирает тяжелое дыхание Виктора, замирает сопение Ларисы, стрекот Терешковой. Нечаев поднимает колбу с головой, чтобы убедиться — место, в котором они оказались, пусто. Его спутников больше нет рядом. Но есть зато полки, заваленные барахлом и книгами, увешенное одеждой кресло, рабочий стол с пятью, кажется, грязными кружками. Майор идет вдоль заклеенных незнакомыми плакатами стен и упирается в ширму. Такую, за которыми обычно дамы переодеваются. Он тянется отодвинуть ее, когда оттуда его окликает уже почти знакомый голос.       — Подождите, — говорит Тошик. — Не надо.