На берегу Темзы

Shadows & Smoke — Gio Navas Мы в черно-белом кино, но завтра будет забыто оно. Картинки сменяют друг друга, как вихрь, по кругу. Смотрю на тебя, а ты исчезаешь тенью в ночи. Разве это конец? Прошу, не молчи. Гермиона вновь оказалась на улице, окунувшись в бушующую серую осень, окутывающую ее колючей тоской. Порывы ветра гуляли под полами ее пальто, заставляя легонько дрожать от холода. Погода определенно ухудшилась, а температура упала, и Грейнджер, добираясь до кофейни, уже в который раз пожалела, что не надела шерстяной свитер вместо тонкой хлопковой белой рубашки. Осенние вечера не жалели никого, и люди сновали по улице, плотно укутавшись в одежду, в надежде быстрее добраться до дома и укрыться от злых порывов. Было без двадцати девять. Огни вечернего Лондона горели ярко, ослепляя своим обманчивым теплом и одновременно даря ощущение уюта. Призрачные сизые тучи медленно ползли по вечернему небу, будто пожирая бледнеющие с каждой минутой цвета заката, которые оставил за собой давно исчезнувший за горизонтом холодный диск солнца. Серые стены зданий мрачно окаймляли улицу, словно древние стражи, а стекла окон блестели, будто зеркала, отражая жизнь Лондона. Пожухлые осенние листья, оторвавшиеся от деревьев, либо лежали на пыльных тротуарах и дорогах, либо крутились в замысловатых хороводах ветра в вечернем танце. Звуки города поглощали собой, пытаясь заполнить ощущение нависающего одиночества. Обманчиво. Гермиона боялась одиночества. Наверное, это был ее самый большой страх, который особенно явно давал о себе знать, когда она оставалась одна в квартире и когда ей не удавалось себя чем-то занять. Но несмотря на это, ей все равно всегда было трудно довериться людям, открыться им, ведь ей казалось, что любая близость приравнивается к уязвимости. И она даже себе не могла объяснить почему. Почему она всегда все держала в себе. Конечно, она делилась какими-то переживаниями с друзьями, но это было лишь верхушкой айсберга ее тревог и самокопаний. Никто на самом деле не знал, что она чувствовала или переживала в определенные моменты жизни. Только она сама. Больше никто. Она не умела, да и не хотела полностью доверять каждому человеку, который по воле случая оказывался рядом. Впустить кого-то в свой мир было непросто для нее. Конечно, она была не против, чтобы в ее жизни был кто-то, кому она могла рассказать о себе все: о всех своих страхах, страданиях и сомнениях. А сомневалась она почти всегда и во всем, хоть и не показывала этого. Но пока она не встретила такого человека, с которым могла бы быть целиком и полностью самой собой, чувствовать себя на тысячу процентов спокойно и расслабленно. Появится ли такой человек? Или он уже где-то рядом, а она просто его не замечала? Она не знала. Сейчас же, когда все ее друзья устраивали семьи и домашний уют вокруг себя, она испытывала непрошеное одиночество с долей отчаяния, как бы эгоистично это ни звучало. Гермиона чувствовала себя потерянной. У нее создавалось ощущение, что она упускает что-то безумно важное, а жизнь, казалось, будто и вовсе не принадлежала ей. Вроде ничего не выделялось, не бросалось в глаза: те же цвета, те же запахи, но все было словно бутафорским, а окружающий мир лишь инсталляцией умелого художника. Ее мир крутился, но она не была центром этой маленькой галактики. Было больно признаться, что она больше не главный актер своего фильма. Как так вышло, что ее жизнь переросла в простое существование, наполненное одиночеством? В толпе, но одна. Все чаще и чаще она сравнивала свою жизнь с метро в час пик. Все люди двигались в сером неделимом потоке: кто-то отрешенно бродил в поисках чего-то важного, еще не обретшего четкого образа; кому-то это и не надо, но лишь пока; кто-то держал другого за руку, и они шли вместе; а кто-то стоял и ждал чего-то… или кого-то. Гермиона стояла, точнее, изо всех сил пыталась стоять, чтобы ее не унесло течением в совершенно непонятном направлении, ведь она ждала. Ждала. Ждала. Ждала. Ждала кого-то, чувствуя себя при этом совсем потерянной, находясь в вечном круговороте людских жизней. Но все равно ждала. Иронично. Можно годами простоять, высматривая кого-то в толпе, но так и не дождаться. А вдруг этот кто-то тоже стоит и ждет тебя, только на другом конце станции? Вдруг вы просто не видите друг друга? Но каждый все равно остается на своем месте, не делая и шага. Ведь сделать хотя бы шаг в сторону будет означать отдаться потоку, который может унести в непонятном направлении. Просто ждать, полагаясь на благосклонность судьбы? Или же рискнуть и попробовать сделать шаг, потом еще один, и еще и куда-то прийти? Какова вероятность встретить незнакомца со знакомой душой в мире, который не только кажется необъятным, но таковым и является? Грейнджер забежала в кафе, и дверь захлопнулась громче, чем она того ожидала, из-за очередного порыва ветра, что заставило ее немного вздрогнуть. Она неловко улыбнулась хозяину, который наблюдал за работой своего заведения. Добродушный старик, чьи волосы и бороду уже подернула серебряная седина, ответил ей мягкой улыбкой, как делал всегда. Они часто видели друг друга, но никогда не говорили, лишь обменивались вежливыми кивками, что уже стало неким ритуалом, который повторялся почти что каждый день, ведь Гермиона превалирующее количество раз перемещалась в Министерство через его камин, за исключением тех дней, когда ей хотелось насладиться красотой утреннего Лондона. Гермиона отправилась к камину, быстро глянув на часы. Без семи девять. Черт, она опять не успевала к назначенному времени. Шагнув в камин и проговорив нужный адрес, Грейнджер исчезла в зеленоватом пламени, окутавшем ее словно кокон.

***

Девять ноль три. Она опять опаздывала. На целых три минуты. Малфой сидел, скрестив ноги и небрежно откинувшись на спинку кожаного кресла, то и дело поглядывая на часы, циферблат которых поблескивал белыми искрами. Он вновь прошелся взглядом по ресторанному залу в поисках знакомой фигуры, но с досадой обнаружил, что она не появилась. Драко расположился за столом на двух персон рядом с вытянутыми окнами, открывающими вид на оживленную улицу. Зал был не просто большим, а необратимо огромным. Высокие потолки украшали свисающие с них люстры, которые переливались миллионом золотистых оттенков, ярко контрастирующих с осенней синевой улицы. Официанты бесшумно сновали от одного гостя к другому. Малфой же всегда предпочитал стол номер семь, так как тот находился в наименьшей видимости, но в то же время с него открывался прекрасный обзор на весь зал. Драко не любил быть в центре внимания. Это осталось в прошлом. Он предпочитал избегать заинтересованных взглядов, часто адресованных небезызвестному наследнику богатейшей семьи магической Британии. Ему нравилось наблюдать и анализировать происходящее вокруг, подмечать эмоции и жесты окружающих, считывая их и запоминая. Но сам всегда находился в тени, скрываясь от посторонних любопытных глаз. Следить за ситуацией, подмечая каждую деталь, и лишь потом действовать — пожалуй, самый важный урок, который он вынес из своего непростого детства. Даже находясь в ресторане, он наблюдал. Это приносило чувство контроля над обстоятельствами, которое за последние годы было необходимо ему ежесекундно. Не в его принципах было жить по наитию, шагая по жизни буквально вслепую. Он не переносил на дух непредвиденные ситуации, отклоняющиеся от его внутреннего графика. Он ненавидел неясность и непредсказуемость. Но еще больше, чем это, он ненавидел минуты ожидания, ведь они казались ему вечными. В такие моменты все его мысли, словно сговорившись, начинали атаковать сознание, подталкивая на размышления о жизни. А о таких вещах он предпочитал не думать. Драко не любил зацикливаться на одной и той же ситуации, ждать чего-то, стоять без дела. Он терпеть не мог философские обсуждения. Его жизнь напоминала прямую автотрассу, по которой он летел, не замечая ничего вокруг. Именно поэтому он избегал минуты уединения с самим собой, ведь в такие моменты его внутреннее «я» так и требовало нажать на тормоза со всей силы и оглядеться по сторонам. Он анализировал все вокруг, кроме самого себя, чтобы не оказаться затянутым в водоворот необдуманных мыслей, накапливающихся в геометрической прогрессии. Чего он боялся, так это понять, что делал что-то не так, иначе последние годы его безостановочной гонки были бы напрасными. Малфой считал, что эмоции и мысли о прошлом делали его сентиментальным, поэтому всеми силами отгораживался от их пагубного влияния. На своей шкуре осознав, что чувства рождают привязанности к воспоминаниям, а затем лишь приносят невыносимую боль, заставляя переживать что-то вновь и вновь, он придерживался того, что не нужно зацикливаться на каком-то моменте, делая его отпечаток более явным в памяти. Именно поэтому он безостановочно мчался по жизни. Именно поэтому он ненавидел минуты ожидания. Минуты ожидания, которыми так щедро и часто одаривала его вечно опаздывающая Грейнджер. Он вновь оглянул зал, наконец заметив спешно приближавшуюся, слегка запыхавшуюся Гермиону. Румянец окрасил ее щеки в розоватый оттенок. Она тяжело дышала, судя по тому, как часто вздымалась ее грудь. Пара непослушных каштановых прядей, выбившихся из прически, окаймляли аккуратный овал лица. На Гермионе была свободная блузка лунного цвета, заправленная в узкие черные брюки. Ее каблуки звонко стучали по светло-серому глянцевому паркету, пока она полубежала-полушла в сторону ожидающего напарника. Неловко остановившись у черного кресла, стоявшего с противоположной от Драко стороны стола, она сложила руки на груди и взглянула на него из-под густых ресниц. Она знала, что он терпеть не мог ее привычку приходить после назначенного времени, но ничего не могла с собой поделать, как бы ни старалась. Слишком часто забывалась, а когда понимала, что неприлично опаздывает, становилось уже поздно. Но сегодня, можно сказать, она себя превзошла и оказалась в назначенном месте почти что вовремя. Гермиона снова взглянула на Драко, невольно отмечая, как яркие блики магического света бросают слабые золотистые отблески на его платиновые волосы, уложенные в идеальную прическу. Пара светлых прядей ниспадала на его лоб, почти доходя до темных изогнутых бровей. Всем видом Драко выражал откровенное недовольство. Серебристые глаза поблескивали не скрытым раздражением, а тонкие губы негодующе застыли в фирменной полуусмешке. Малфой никогда не изменял своему стилю и был одет в черный костюм, который сидел как влитой на его подтянутой фигуре. Верхние пуговицы на темной рубашке были небрежно расстегнуты, обнажая бледную кожу шеи. Он нервно постукивал длинными пальцами по стеклянной поверхности стола, не моргая смотря на Грейнджер. Фамильный перстень с извивающейся змеей блестел в унисон иссера-серебристым часам. В такие моменты, когда он наблюдал за ней туманным прямым взглядом, Гермиона всегда бедственно терялась. Она чувствовала себя немного загнанной в угол, словно перед хищником, что мучительно долго выжидал, питаясь ее непониманием. После минуты молчания, казавшейся нескончаемой, он ровно произнес: — Грейнджер, ты опоздала. Опять, — затем он показательно перевел взгляд своих ледяных глаз на серо-синий циферблат часов. — На четыре с половиной минуты. Гермиона резко выдохнула, вырываясь из оцепенения, возникшего под его пристальным взором, отодвинула стул и села, закинув ногу на ногу. — Если бы ты не вытащил меня из дома в мой заслуженный пятничный вечер, возможно, я бы и пришла вовремя, — хмыкнула Гермиона, гордо вскидывая голову и смотря ему в глаза. Вот уж нет, она не собиралась опять превращаться в статую и краснеть перед этим самовлюбленным придурком. Пускай каждый раз ему и удавалось ввести ее в секундный ступор, она не будет сдавать позиции. — Так это твоя маленькая хитрая месть? — уже с проблеском слабой улыбки протянул Малфой, покручивая в руках стакан с гранатовым соком. — Что ж, огорчу тебя — она не удалась. Драко с довольным выражением лица расслабился в кресле, по-прежнему не сводя острого взгляда с напарницы. Он молчал. Тянул. Как обычно он это любил делать, добавляя щепотку интриги к неожиданной встрече. Гермиона недовольно закатила глаза, подалась вперед, слегка опершись на стол, и спросила: — Так зачем, Мерлина ради, ты решил лишить меня удовольствия хоть немного отдохнуть? Но ее вопрос остался незамеченным. Чертов интриган плавно махнул рукой молодому официанту в белом фраке, подзывая к себе, совершенно не обращая внимания на медленно закипающую от злости Гермиону. — Чем я могу вам помочь, мистер Малфой? — учтиво поинтересовался юноша, с уважением глядя на Драко. — Принесите моей спутнице мятный чай, пожалуйста, — невозмутимо ответил Драко, кивая официанту, который поспешно удалился в направлении выхода из зала. — Черт возьми, Малфой, я не хочу чай! — прошипела Гермиона, недовольно хмуря брови. — Ты можешь мне уже объяснить причину нашей наиважнейшей встречи? — Терпение, моя вечно куда-то спешащая коллега, — уже откровенно насмехаясь над ней, выдал Драко, медленно протягивая руку к сделанному из несомненно дорогой кожи дипломату. Все так же неспешно Малфой открыл его и достал черную папку с бумагами, которую положил перед собой вне досягаемости Гермионы. — Знаешь, что это, Грейнджер? — его глаза весело блестели, смотря на недовольную Грейнджер. Этот гад специально всеми силами тянул время. — Нет, Малфой, — раздраженно бросила она, показательно нахмурив брови и сложив руки на груди. Он находил Гермиону весьма забавной, когда та злилась. Ему нравилось выводить ее из себя, хотя бы чуть-чуть. Было что-то умиротворяющее в ее злобно нахмуренном лице и недовольных глазах цвета янтарного огневиски, в которых бушевали волны негодования. Малфоя безумно веселили ее напрасные попытки его поторопить, благодаря которым он поступал совсем наоборот. Драко прекрасно знал, что Гермиону выводят из себя его частые неожиданные приглашения, которые, к слову, она ни разу не отклонила. Конечно, он мог бы поговорить с ней еще вечером в Министерстве перед уходом, но зачем же лишать себя такого удовольствия, как немного поиздеваться над уморительно смешно злившейся ведьмой? Малфой порой ловил себя на мысли, что рядом с ней он часто улыбался. И улыбался не натянутой надменной улыбкой, а искренней, спонтанно появляющейся самой собой. И его это устраивало. Он был даже рад, что вообще не забыл, как улыбаться, и что может себе это позволить в чьем-то обществе. Наверное, одной из немногих, с кем он мог не скрывать свои эмоции, была Нарцисса. Мать понимала его и принимала таким, какой он есть. Она безумно любила его, хотя и говорила это очень редко, но он знал, что это так. Только ей он доверял безоговорочно, потому что знал, что она никогда не предаст, никогда не посмеется над ним. Она была единственным человеком, на которого он мог положиться почти полностью. У него не было маски, надпись на которой гласила бы «Нарцисса Малфой». Но он нехотя пришел к выводу, что в его арсенале не существовало и маски, предназначавшейся для Гермионы Грейнджер. С ней было просто, спокойно. Не было вечного напряжения, которое он ощущал при общении с другими людьми. Она ничего не требовала. Просто находилась рядом, и ее присутствие не казалось обременяющим. Если что-то было надо сделать ради него, она делала, ничего не прося взамен. Они плыли параллельно по течению на опасно близком расстоянии друг от друга, но их линии никогда не пересекались. Иногда она крайне раздражала своим неизмеримым любопытством, но и это добавляло ей некоторого шарма. Часто она задавала различные вопросы, которые могли бы помочь ей узнать его как личность, как человека, а не коллегу, но он всегда плавно уходил с этой темы, потому что был пока не готов делиться с кем-то личным, будь то даже самая маленькая деталь. Он не умел быть откровенным. Жизнь научила, что лучше держать все в себе, не пуская никого в свой опасный круговорот мыслей и чувств. Он несомненно бы доверил ей свою жизнь, так как знал, что Грейнджер сделает все, чтобы сохранить ее, ведь такой она была — вечно боролась до конца. Но знала ли она его? Иногда он хотел поделиться чем-то сокровенным, но всегда обрывал эти попытки, опасаясь последствий. Но сам того не понимая, он сделал так, чтобы она знала о нем куда больше, чем сам того желал и чем мог себе позволить, — она видела его без маски. Видела его настоящие эмоции, настоящую улыбку. Неосознанно он доверил ей малую часть истинного самого себя, потому что не чувствовал бремени ее присутствия. Рядом с ней он немного замедлял скорость своего полета по жизни. Лишь на самую малость, что даже сам того не замечал. А может, просто и не хотел замечать, ведь это казалось правильным и нужным. — Это, Грейнджер, возможно, ключ к разгадке нашего гиблого дела, — с хитрой ухмылкой проговорил Драко, смотря, как она недоверчиво щурилась. По правде, ему самому не терпелось поделиться с ней новыми деталями и догадками, поэтому в тот же момент протянул ей папку. Гермиона аккуратно открыла ее, положив перед собой. Ее глаза быстро бегали по строчкам вложенных бумаг. Ее брови, сначала нахмуренные, внезапно приподнялись от удивления. Она быстро перевела взгляд на него. — Подавитель эмоций? Каким образом он мог легально храниться у кого-то? Я думала, все темные артефакты с такой опасной силой были изъяты из пользования Министерством, ведь даже вышел закон, который… — Члены семьи Берк является доверенными лицами в Министерстве, тем более у них есть связи в правительстве, поэтому на такую незначительную малость, как темный артефакт, закрыли глаза, — Драко перебил нескончаемый поток зародившихся размышлений и вопросов Гермионы. — Незначительную малость? — с искренним изумлением воскликнула Гермиона. — С каких это пор артефакт, позволяющий влиять на эмоции и чувства окружающих, стал незначительной малостью? Кроме того, теперь он исчез, и никто не знает, каким образом и кем будет использоваться. Малфой закатил глаза в предвкушении очередной мелкой ссоры, затрагивающей чистокровные семьи и их небольшие оставшиеся привилегии. Гермиона настаивала, что у всех членов общества должны быть одинаковые права, тогда как Малфой относился к этому более лояльно. Он с детства привык иметь преимущества перед другими семьями, так как сам был представителем одной из Священных двадцати восьми. Он не видел ничего плохого в том, чтобы хранить темные артефакты, ведь во времена его детства мэнор был переполнен таковыми. Порой он даже находил их весьма полезными, но далеко не жизненно необходимыми. — Успокойся, Грейнджер, — невозмутимо произнес он, стараясь вновь не сострить, ведь ему ни к чему была громкая ссора посреди ресторана. — С этим уже ничего не поделать. Наша работа заключается в том, чтобы найти артефакт, а не обвинить его хозяев в хранении, у которых, более того, было на то разрешение Министерства. К тому же ты не заметила главного. Читай дальше. Гермиона бросила еще один хмурый взгляд на Малфоя, сделала глоток любимого чая, который пару минут назад подал ей официант, и продолжила чтение. В документах говорилось, что на квартире Берков, которая считалась небольшим семейным складом и в которой хранился артефакт, стояли защитные чары, улавливающие каждое проникновение в помещение человека, не являющегося родственником владельцев. Во время кражи данное заклинание успешно сработало, уловив некие данные о невидимке, но когда авроры добрались до места происшествия, похитителя уже и след простыл. Гермиона сияла нескрываемым любопытством, вновь и вновь прочитывая последние абзацы. Малфой с неким бахвальством наблюдал за ней, гордясь полученной информацией и тем, как она повлияла на Грейнджер. — Ты готова? — К чему я должна быть готова? — Гермиона в непонимании подняла на него взгляд. В ее голове уже начали формироваться новые догадки, она перебирала в памяти книги, которые надо будет обязательно прочесть, чтобы изучить работу заклинания и самого артефакта, а Драко прервал этот поток размышлений. — К разговору с Мэддоксом Берком, конечно. Думаю, сегодня мы успеем, — будто невзначай бросил Малфой, отводя взгляд в сторону и показательно изучая улицу за окном, которая стала намного менее оживленной за двадцать минут, проведенных ими в ресторане. — Как сегодня? — почти в ужасе пробормотала Гермиона, совершенно не готовая к новому допросу. Малфой не переставал удивлять за этот короткий вечер, осыпая новыми фактами, которые просто-напросто не могли уложиться в усталом сознании Гермионы. — Уже половина десятого. Не думаю, что мистер Берк будет рад такому позднему визиту. — А я так не считаю, — улыбаясь, нараспев сказал Драко, вставая с кресла и доставая кошелек из внутреннего кармана пиджака. Подписав чек и положив его на стол, он двинулся к Гермионе. — Пойдем, не будем терять времени. Ты же еще хотела отдохнуть, не так ли? Гермиона неспешно встала со стула, который Малфой весьма учтиво отодвинул, освобождая ей место. Она посмотрела на него, вскинув брови. — Ты ведь заранее договорился о встрече? — Договорился. — Как ты мог точно знать, соглашусь ли я пойти? — Мог, Грейнджер, твоя заинтересованность весьма предсказуема, — коротко хмыкнул Драко и направился к широкому арочному выходу из зала, не заметив слабой улыбки, проскользнувшей на лице Гермионы. Он часто играл на ее великом гриффиндорском любопытстве, которое порой служило ей весьма нехорошую службу. Она никогда не могла просто так уйти из кабинета, получив накануне новую информацию, так как Грейнджер всегда нужно было сопоставить ее с существующей. А в данный момент, когда к их нерешаемому делу появилась хотя бы призрачная ниточка, она не могла оставить это без внимания и вернуться домой лежать на диване с книгой, попивая чай. Она любила доводить каждое расследование если не до конца, то до логического завершения. Гермиона устремилась к выходу, следуя за Малфоем, который слегка замедлился, услышав частый стук ее каблуков. Его походка была весьма расслабленной, руки лежали в карманах брюк, а на лице читалось довольное выражение. Он был рад появившейся зацепке не меньше Грейнджер, хотя показывал это не так явно. Это выдавали лишь чуть приподнятые уголки губ. Оба, погрузившись в свои мысли, молча спускались по широкой полукруглой лестнице с черным бархатным ковровым покрытием. Гермиона невольно задержалась, разглядывая диковинно-богатый интерьер ресторана. «Grand Palace» занимал целых пять этажей, удивляя изысками интерьера. На первом находились вместительный холл с высокими зеркалами, уходящими под самый потолок, и просторный гардероб, открывающий ячейки для вещей посетителей после взаимодействия с их палочками. Убранство каждого из залов выше придерживалось определенной цветовой гаммы. Как Гермиона узнала из справочника по лучшим местам магического Лондона, пятый этаж был выполнен в палитре красных оттенков, четвертый удивлял посетителей небесно-голубыми и белыми тонами, третий являлся весьма эпатажным примером готического стиля, а второй она видела воочию, но лишь дважды и каждый раз с Малфоем во время их спонтанных встреч. Несомненно, это был его любимый зал, хотя и другие он посещал неоднократно, либо с отцом в далеком детстве, либо с друзьями. Малфой-старший предпочитал третий этаж с его темной давящей атмосферой и соответствующей музыкой. Компания Драко, состоявшая из Блейза и Тео, а порой и Дафны, если та могла урвать пару спокойных часов вне общества весьма активных годовалых сыновей-близнецов, от которых не только у нее, но и у Забини частенько болела голова, предпочитала «красный зал». Новоиспеченная родительская пара теперь куда реже могла отлучаться на традиционные встречи по воскресеньям, поэтому чаще всего Драко и Тео оставались вдвоем, но и это не отменяло восхитительности вечеров в «Grand Palace». Пятый этаж частенько действовал Драко на нервы обилием ярких оттенков и громкой музыки, но тем не менее он уступил бывшим однокурсникам, ведь все трое были единогласно за «красный зал». Последний этаж изобиловал различными видами алкогольных напитков, которые ежевечерне были эксклюзивными. Пожалуй, на этом его преимущества для Драко заканчивались, ведь он никогда не был приверженцем громкой танцевальной музыки и слепящего красного цвета, который использовался в каждом элементе интерьера. Его этажом был второй — черно-белый, с огромными панорамными окнами, без занавесей, открывающими прекрасный вид на жизнь города. Здесь звучала спокойная классическая музыка, и никакой шум не действовал на нервы ввиду его отсутствия. Обедая или ужиная в ресторане, Драко неуклонно выбирал второй этаж и седьмой стол, что был всегда зарезервирован на его фамилию. Попав в «Grand Palace» второй раз, Гермиона по-прежнему не могла скрыть немого восхищения, возникшего сразу после того, как она переступила порог заведения. Этот ресторан не был пафосным или же показательно дорогим. Он был пропитан аристократизмом, утонченностью и возвышенностью. По большей части, люди, являвшиеся гостями этого места, не нуждались в выставлении своих средств напоказ и просто наслаждались обстановкой выбранного этажа, не обращая внимания на других постояльцев. Тут каждому было все равно, что делают здесь остальные. Тут не было надменных презрительных взглядов, оценивающих содержимое чужих кошельков. Люди приходили сюда проводить время с друзьями, семьей или самим собой. Они приходили сюда не потому, что хотели что-то кому-то доказать, а потому, что могли себе это позволить и им это приносило искреннее удовольствие. Многие считали себя богатыми, если могли купить вещи, цена которых неприлично высока, но богатство заключалось не в том, сколько ты готов заплатить за ненужные прихоти, а в том, умеешь ли ты правильно расставлять приоритеты для своих затрат. Были люди, у которых имелась многозначная сумма на счету в банке, а были богатые люди. По-настоящему богатые не тратили время на то, чтобы выставить напоказ свои деньги, им было безразлично, что подумают окружающие и что есть у других. Именно поэтому «Grand Palace» удивлял Гермиону еще больше. Он был прекрасен не только великолепным убранством, но и людьми, которые проводили тут время. Грейнджер не чувствовала себя здесь не на своем месте, хотя едва ли могла позволить полноценный ужин, но никто не осудил бы ее за пребывание тут. Драко с интересом наблюдал, как искрятся глаза спутницы, чей взгляд безотрывно изучал величественные картины, украшающие бежевые стены вдоль лестницы. Для него все, что делала Грейнджер, казалось незнакомым. Таким новым и одновременно тем, чего ему так не хватало, хотя в этом было тяжело признаться даже самому себе. Он разглядывал ее точно так же, как и она каждую деталь окружающей обстановки. Ловил себя на мысли, что слишком глупо так пристально смотреть, но не хотел, чтобы этот момент заканчивался. Малфой терпеливо ждал, пока первичный восторг выпустит Гермиону из своей хватки, по-прежнему изучая тонкие черты ее лица. Видимо, почувствовав на себе пристальный взгляд, она немного вздрогнула, а розоватый румянец покрыл ее щеки, в то время как она начала поспешно спускаться. Драко улыбнулся: смущавшаяся Грейнджер даже превосходила разгневанную себя. Малфой вальяжно продолжил спуск, не скрывая своей улыбки. Порой Гермиона была по-детски наивна, а самые обычные вещи поражали ее до глубины души. Драко всегда удивлялся этой стороной ее характера, потому что по большей части видел в ней лишь логику и фактичность, но когда она со светящимся восхищением смотрела на окружающий мир или читала книгу, а весь спектр эмоций выражал ее внутреннее состояние, глубоко внутри него расцветало какое-то волшебное тепло, хотя так не должно было бы быть. В такие моменты она казалась настоящей. Она казалась необходимым элементом его рутины. Со своей глупой любознательностью и завороженным взглядом она была лучиком цвета на его черно-белом втором этаже. Она была многогранной, и раньше он не обращал на это внимания, но, проводя с ней большое количество своего рабочего времени и инстинктивно анализируя ее эмоции, поведение, речь, он пришел к тому, что за маской логичности скрывался человек, которого она надеялась надежно спрятать. И он прекрасно понимал это стремление замаскировать свое настоящее «я» от окружающего мира, обезопасить себя, так как сам был таким же. Ей было гораздо труднее, чем ему. Всегда было, потому что всего, что у него имелось — уважение, место в обществе, состояние, — ей приходилось добиваться самой. Она сталкивалась с предрассудками, с которыми ничего не могла поделать. Люди не выбирали родителей, не выбирали, какая кровь будет течь по их венам, это вне возможностей. Но всегда был шанс добиться чего-то самому. Ее кровь не была чистой и никогда таковой не станет. Но разве это что-то значило? Разве она меняла человека? Совсем недавно он стал задумываться об этом чаще, чем полагалось. Возможно, именно происхождение сделало ее самой собой — той, которая всегда будет доказывать обществу, что многого стоит; той, которая добьется большего, чем могли бы другие, чтобы дать понять людям и в первую очередь себе, что она ничем не отличалась от остальных волшебников. Сказать, что кровь не волновала ее, — было бы соврать самой себе. В детстве она даже ненадолго поверила, что биология каким-то образом влияет на психологию. Будучи совсем юной, Гермиона старалась всегда быть на шаг впереди остальных, подтверждая, что ничем не хуже. И это привычка шла с ней бок о бок всю последующую жизнь. Изначально она доказывала право своего пребывания в магическом мире себе, потом же — людям вокруг. Спускаясь по каменной лестнице следом за Драко, она на секунду поверила, что может стать частью этого мира — мира, который всегда находился за запертыми дверьми, ключ от которых можно было получить, лишь родившись в «правильной» семье. Но она никогда не будет частью этой маленькой обособленной вселенной, чувствуя, что находится не там, где надо. Ей были чужды светские рауты, роскошные особняки, ежедневные обеды и ужины в дорогих ресторанах. И даже если бы этот мир принял ее, неизвестно, смогла бы она принять его. Первым, что осознал Драко после пары недель совместной работы, было появление уважения к напарнице к ее попыткам всегда достигать большего. Но он знал, что обычно за сильными людьми скрываются ранимые надломленные души, и с каждым днем, проведенном с ней, убеждался в этом. Она создавала образ каменной леди, ледяной сказки, делая вид, что ничто не может ее задеть. На самом же деле она просто пряталась, боялась показать слабость, попросить помощи. Жизнь научила ее быть сильной в мире, где каждый сам за себя, и она до сих пор придерживалась этих правил. Несмотря на то, что она много с кем общалась и в общем считала себя открытой для новых знакомств, лишь часть того, кем она являлась, была показана людям. Самая малая часть. Словно небольшая верхушка айсберга, скрывающегося под толщей ледяной воды. Часто — на первый взгляд совершенно спокойная — она хранила в себе яростную бурю скрываемых чувств. Гермиона очнулась от своих мыслей, уже стоя около гардероба, а Малфой застегивал черное шерстяное пальто и небрежно накидывал шарф того же цвета на плечи. Она машинально достала палочку из сумки, прикасаясь к слабо мерцающему сиреневому камню на стене, чтобы забрать верхнюю одежду. — Куда нам нужно ехать? Теперь все ее мысли заполняли вопросы, которые они будут просто обязаны задать мистеру Берку. Три недели усердных поисков зацепок, возможно, наконец привели к чему-то стоящему. — Квартира находится в районе Саутворк в двадцати минутах езды отсюда, но все же стоит немного поторопиться, — ответил Драко, подхватывая левитирующее пальто Гермионы и помогая надеть его. Миновав широкий холл, освещенный магическим бледно-оранжевым вечерним полумраком, они вышли к вращающейся двери, которая слегка блестела в призрачном свечении горящих фонарей и люстр холла. Гермиона ощутила невесомое прикосновение его руки к спине, легко направляющее к выходу. Поддавшись ему, она вынырнула на улицу, окунувшись в холод позднего октябрьского вечера. Ветер почти стих и теперь лишь легонько щекотал лицо ледяными поцелуями да гулял в волосах. Город перестал напоминать себя в дневное время суток. Дороги были свободными, автомобили не торопясь скользили по гладкому черно-серому асфальту словно по льду. Зажглось еще больше огней, будто таким образом кто-то хотел не пустить сумрачную пелену ночи на улицы. Гермиона поежилась, сжимая руки в карманах, — стало еще холоднее. Промозглые осенние вечера были предвестниками скорой зимы, напоминающими о том, что через месяц-другой город будет укутан в снежную мантию. Драко стоял рядом, доставая сигарету из пачки и наскоро прикуривая ее. Он сделал длинную затяжку и выпустил облако вязкого пара в ночное небо, слегка запрокинув голову и немного прикрыв глаза от присутствия невесомого удовольствия. Все так же смотря в бесконечную даль неба, подернутого полупрозрачными мутными облаками, Малфой глубоко вдохнул холодный вечерний воздух Лондона, приятно леденящий легкие. Он перевел задумчивый взгляд на спутницу, исподтишка наблюдавшую за ним. Гермиона тут же оборвала секундный зрительный контакт, посмотрев на его руку, держащую сигарету. — Не знала, что ты куришь, — тихо сказала она, нарушив хрупкую вечернюю тишину. — Не знал, что ты интересуешься, — без отголосков привычного сарказма ответил Малфой, делая последнюю затяжку. — Нам пора. Она проследила за тем, как он выкидывает недокуренную, все еще дымящуюся сигарету, и последовала за ним вниз по улице. Драко шел расслабленно, от скуки изучая мрачную архитектуру фасадов зданий, не проверяя, идет ли она за ним, так как чувствовал пристальный взгляд. Вскоре он остановился у машины низкой посадки цвета мокрого асфальта. Яркий лунный свет фар окрасил улицу впереди, как только Малфой разблокировал автомобиль. Тонкие полосы алого цвета зажглись на задней панели, отбрасывая яркие блики на глянцевую поверхность. Драко открыл дверь, пропуская Гермиону к соседнему с водительским сиденью. Забравшись внутрь, она оказалась окутана ароматом дорогой кожи вперемешку с мягким запахом одеколона и табака. Она обвела взглядом салон, выполненный из гладкой матово-черной кожи, и пристегнула ремень безопасности. Соседняя дверь тихо захлопнулась, и в салон хлынули последние волны свежего воздуха, оставшегося снаружи. Мотор завелся с тихим глухим рыком, панель управления зажглась темно-синими огоньками. Машина скользяще двинулась с места, набирая скорость. Она бесшумно ехала по почти пустынной черной дороге. Мягкая тишина расслабляла, наводя ощущение бесконечности момента. Гермиона завороженно наблюдала за тем, как Драко вел автомобиль: Малфой казался с ним единым целым, а Гермиона до сих пор едва ли верила, что когда-то он отрицал все, что не было создано волшебниками. Его движения были плавными и уверенными. Тонкие бледные пальцы несильно сжимали глянцевую поверхность руля, время от времени меняя направление. Черты лица были расслабленными и стали даже более мягкими. Он неотрывно смотрел на дорогу, мрачной лентой стелющуюся впереди. Свет от фар встречных автомобилей немного ослеплял Гермиону, но Драко будто и не замечал этого, все так же наблюдая за извивающейся асфальтовой лентой. Каждый раз, как он оказывался за рулем, все мысли растворялись в едва заметном гудении мотора — в его мире оставались лишь дорога и цель, к которой он направлялся. Находясь в движении, он как никогда чувствовал себя живым. Скорость завораживала своей властью над сознанием, заставляя замирать в пространстве, становиться другим человеком — немного более свободным. Летя по автотрассам, он буквально ощущал свою жизнь, по которой мчался так же стремительно. Существовала в этом какая-то особенная магия момента, который не хотелось отпускать. Он бы вечность ехал, ехал и ехал бы куда-то в неизвестном направлении с неизвестной целью. Мимо проносились бы люди, дома, пейзажи — такие близкие, но одновременно недостижимые, как миражи в пустыне. Исчезнут ли они, если остановиться? Растворятся ли в воздухе, если попытаться приблизиться к ним? «Цени момент» — легко сказать. Как можно ценить то, что утекало, словно песок, сквозь пальцы? Отпустить контроль над ситуацией и просто чего-то ждать? Стоять. Наблюдать. Вспоминать. Чувствовать. Просто быть. Бесцельно ценить. Целенаправленно упускать. Carpe diem — рвите розы, пока не поздно. Цените то, что еще не исчезло. Живите тем, чего не будет завтра. Будьте тем, кем не были вчера. Не существовало таких понятий, как «прошлое» и «будущее» — это настоящее, только в разных фазах. «Завтра» не казалось будущим, когда наступало, а «вчера» не являлось прошлым, когда проживал этот день. «Прошлое» и «будущее» — отрезки настоящего. Нет никаких «было» или «потом» — только «сейчас». И это «сейчас» стоило целой вечности. Секунда — и оно исчезло, словно падающая с небосклона звезда. Другая — и осталось лишь воспоминание. Гермиона перевела взгляд на дома и улицы, то и дело сменяющие друг друга, будто в калейдоскопе. Горящие тускловатым оранжевым светом фонарные столбы проносились мимо, оставляя за собой смазанные блики. На стекло упали несколько капель дождя, впоследствии стекающих, словно слезы по щекам. Парой минут позже ливень уже глухо стучал по крыше и окнам машины. Словно миллионы слезинок разбивались на мелкие осколки, превращаясь в бесконечные холодные потоки. Бледный серп месяца прятался в полупрозрачных облаках, подсвечивая их своим тусклым мутным цветом. Дорога вела на мост через Темзу, непроглядные печальные воды которой уносились вперед однородной вязкой массой, поглощающей весь скудный свет месяца. Ветер пьяняще колыхал темную гладь реки, создавая небольшие волны, разбивающиеся друг о друга и каменную кладку набережной. Отсветы горящих фонарей подрагивали и растворялись в водной тьме. Вскоре река скрылась из виду, сменяемая видом череды зданий, мелькавших разнообразными оттенками серого. Они въехали в район Саутворк, а значит, были почти на месте. Не хотелось прерывать эти мгновения, наполненные густой мягкой тишиной, умиротворяющей и кажущейся жизненно необходимой, нарушаемой лишь однотонным гулом мотора. Никто из них не произнес ни слова за все время, оба были заняты своими мыслями, окутавшими разум. Часто казалось, что в такие моменты время замедляется, и ты готов бесконечно долго находиться в них, переживать снова и снова, но у всего был свой конец. Ничто не могло длиться вечно. Все неспешно растворялось, исчезало. День сменялся ночью. Луна — солнцем. Движение — паузой. Но все равно порой определенные отрезки жизни казались бесконечными благодаря своим ярким образам, поселившимся в воспоминаниях. Пока жив ты сам — живы и они. Иногда задумываешься, как и почему в памяти всплывают ситуации, которые впоследствии воспроизводятся на повторе, в то время как другие растворяются уже на следующий день. Наши жизни — картинки, пролетающие мимо, но иногда случалось что-то, что запоминалось надолго, удивляло, заставляло ощущать новые эмоции. И тогда осознавалось, что этот момент — не просто картинка, а то, что будет жить с нами вечно. Жизнь соткана из воспоминаний, которые являлись призраками прошлого. Всему суждено заканчиваться рано или поздно, а нам оставалось лишь помнить. Луна скрылась в густых облаках, оставляя черное небо одиноким и пустынным. Машина остановилась.