Явились; им расточены
Порой тяжёлые услуги
Гостеприимной старины.
Обряд известный угощенья:
Несут на блюдечках варенья,
На столик ставят вощаной
Кувшин с брусничною водой.
А.С. Пушкин «Евгений Онегин»
Когда на тропинке раздался счастливый смех влюблённой пары, мы оба синхронно отпрянули друг от друга. Дарси отпустил ушибленную щёку, к счастью, не глядя на меня. Поправил причёску, которая, чего уж, не так и сильно пострадала от моего девичьего хука справа. Я, терзаемая угрызениями совести, молча стояла рядом с «раненым» шотландцем. Терзалась я вовсе не от того, что могла оскорбить откровенно и давно на грубость напрашивающегося иностранного конкурента. Нет. Переживала я о том, что, как дура, в очередной раз повелась на такую дешёвую провокацию. Вот что будет дальше? Татьяна Онегина не била, канон нарушен… Но тут подбежала полная энтузиазма Оленька. Ухватилась за мою руку, потянула за собой. — Маменька зовут чай пить! – прочирикала «сестра», переводя любопытный взгляд с одного напряжённого лица на другое. Слава богу, ума младшей Лариной хватило, чтобы не пристать с расспросами сразу же, на месте. «Умная» подождала, пока Онегин сдержанно кивнёт, принимая приглашение, а потом, уведя под ручку вперёд, напустилась со своим любопытством уже на меня: — О чём это вы так спорили с соседом? — О… литературе, – сдержанно ответствовала я, косясь на молча идущих за нами следом Иэна и Владимира. — «О литературе»? – Оля закатила голубые глазки. – Вижу, сестрица, ты провела время с пользой! Я обречённо вздохнула, промолчав. Нет, одного побитого героя романа на один день достаточно. Если ещё и Оленьке от меня прилетит – боюсь, тут не только отца Иннокентия для экзорцизма вызовут, но и на карете в жёлтый дом отправят. — Ах, Таня, Таня! Всегда мечтаешь ты! А я – так не в тебя… – оглядываясь назад через плечо, на тут же вновь заулыбавшегося Владимира, сделала вывод Ольга. Я окинула её хмурым взглядом, но лишь снова вздохнула. В конце концов, чего это я так завелась? Ольга с Ленским – «цифры», им каноном прописано бесить своей любовью окружающих. Но что не так с Дарси? Нельзя так накачать человека препаратами, чтобы он вообще себя потерял. Даже в архивах КГБ нет такого мозговычистительного средства, чтобы начисто подменить одну личность другой! Иэн, поймав взгляд, брошенный мной украдкой через плечо, ожёг меня ответной яростью, бушевавшей в серых глазах. Я прислушалась, стараясь уловить слова – Дарси как раз что-то тихо втолковывал Ленскому. — Как счастлив, как счастлив я! Я снова вижусь с нею! – Владимир не мог даже просто спокойно идти, всё время порываясь присоединиться к нам с Ольгой. — Вчера вы виделись, мне кажется, – рассеянно отвечал Дарси, попутно носком сапога для верховой езды пиная некстати подвернувшуюся под ноги лейку, забытую дворовым на тропинке. — О да! – согласно кивал Владимир. – Но всё ж день целый, долгий день, прошёл в разлуке. Это вечность! — Учитесь властвовать собой, – суровости Иэна не было предела. – Не всякий Вас, как я, поймёт. К беде неопытность ведёт! Вот что он за человек? Как можно так одёргивать друга, который от счастья чуть не над землёй парит? Или им там, в Шотландии, при рождении угрюмость в комплекте с волынкой, килтом и гражданством выдают? И точно: во Владимире как будто притушили яркий свет. Пружинистость из походки исчезла, улыбка до ушей сменилась просто вежливой. Однако я заметила, что на Ольгу он смотрел всё так же решительно и с прежней любовью: согласитесь, приятно, когда в мужчине есть стержень! Настоящий мужик сказал «люблю» – сделал предложение, а не вот это всё. Под «вот этим всем» я, само собой, подразумевала мрачного иностранца. Хотя, больно много чести – столько о нём думать! Ничего! Найду молот Творца – и свалю отсюда к чёртовой бабушке! Только нужно дождаться, когда этот кошмарный день подойдёт к концу, незваные гости уедут, неугомонные Ларины улягутся спать, а я спокойно обыщу усадьбу. Пока же в продолжение кошмара мне ещё предстояло пережить чаепитие. Верная Филипьевна дожидалась нас на веранде. — Барыня вам просют-с передать, пора де в комнаты, гостей голодных попотчевать чем бог послал! Ленский с «Онегиным» как раз догнали нас, тотчас попав под раздачу радушия от кланяющейся няни: — Прошу вас, пожалуйте! — Мы вслед за вами, – любезно отвечал Ленский, который, при приближении к Ольге, вновь заулыбался на полную. Так как Владимир сразу же предложил руку «сестре», которая с уже откровенно собственническим видом в неё вцепилась, мне ничего не оставалось, как оказаться лицом к лицу со злобно молчащим Крокодилом. Тот вновь одарил меня колючим взглядом, но руку всё же протянул. Я, сжав губы, приняла её, едва касаясь, стараясь на иностранца и не глядеть лишний раз. И вот таким манером мы молча, парами, прошествовали в столовую, где лучилась таким же, как и няня, радушием старшая Ларина. «Бог послал» голодным гостям столько, что хватило бы на месячное пропитание какой-нибудь африканской деревеньки. Стол ломился от яств. Пирогами, наполняющим воздух божественными ароматами яблок и ревеня, мяса и капусты, был уставлен левый фланг. На правом же были размещены «царские» блины – необыкновенной вкусноты блюдо традиционной русской кухни, которое мне единственный раз в жизни довелось попробовать в «Метрополе», куда Демиюрг любил водить самых «элитных» клиентов. Мало того, что сам состав теста для таких блинов – это паззл из непонятных для меня-ни разу не кулинарки слов «бешамель», «померанцевая вода» и иже с ними, так ещё и пекут их только в русской печи, опрокидывая готовые блины на блюдо, спрыскивая лимонным соком (роскошь для первой четверти XIX столетия!), пересыпая сахаром и искусно украшая готовое блюдо вареньем. Варенье на столе тоже имелось, и у меня, честно говоря, вообще сложилось впечатление, что это не просто для пятерых человек расторопные крепостные стол накрыли, а разместили в столовой усадьбы Лариных шведский стол из какого-нибудь ТОПового турецкого отеля – столько в вазах и вазочках, тарелках и блюдечках было налито разных вкусностей! У меня разбежались глаза: в хрустале плавали и переливающиеся жидким золотом кусочки дыни и абрикосов, лимонов и апельсинов, груш и яблок; и кроваво-бордовые ягоды сваренных целиком гроздей красной смородины и морошки, земляники и малины; и источало аромат французских духов сливовое варенье; и оранжевел в тонком фарфоре джем из плодов шиповника и айвы; мне даже удалось углядеть настоящую современную экзотику – варенье из огурцов, моркови, грецких орехов и каштанов. Напитков также было в ассортименте. Целый строй ярко сияющих в послеполуденных солнечных лучах наливок, целомудренно разлитых в прозрачные графины и кувшины, был достоин палитры провинциального художника. Царил над алкогольной батареей генерал-самовар, щеголяя начищенными до блеска пузатыми боками. Да, для дорогого Ленского мадам Лариной было не жалко ничего! Кстати о маман: ласково улыбнувшись уже сложившейся и почти женатой паре Ольга+Владимир, Пашет с интересом окинула взглядом нас с «Онегиным». «Примеривается!» – с тоской поняла я, практически воочию расслышав свадебные колокола, уже, должно быть, во всю звучащие в ушах практичной матери двоих девочек. Нет, я ни разу не поклонница алкоголя, но если бы была, то именно в этот момент выпить бы захотелось сильно! Кажется, проницательный шотландец, от которого взгляды маман тоже не укрылись (какой позор! была бы я настоящей Татьяной, провалилась бы на месте!), поклонником алкоголя, хотя бы в силу своей этнической принадлежности, был. Усадив меня за стол и с видимым удовольствием выпустив, наконец, мою руку, он сам был усажен вездесущей Пашет напротив меня, за что я получила очередной полный досады и немого укора взгляд серых глаз. За свою жизнь любая женщина учится отшивать наглецов без слов, так что я в долгу не осталась, вложив в ответный взгляд целую фразу: «Можно подумать, мне оно надо!». Иэн нахмурился пуще прежнего, рассеянно потянувшись за графином с «брусничною водой». «Ох, и разболится ж у тебя голова после этой отечественной бормотухи!» – подумала я, а вслух, сквозь зубы, едко процитировала: «Не пей вина, Гертруда!», присовокупив русское: «А то козлёночком станешь!» Сидящий рядом со мной Владимир несказанно оживился, прервав сам себя-рассказывающего что-то «важное» устроившейся напротив Ольге на полуслове. — Вы читали Шекспира? – спросил у меня Ленский. Я демонстративно отвернулась от Дарси, приватизировавшего графин, переключив своё внимание на Владимира. — Читала, честно говоря, по диагонали, – с милой улыбкой, предназначенной, прежде всего, чтобы позлить шотландца, стараниями мадам Лариной возомнившего себя пупом земли, отвечала я. – Но вот Камбербэтч принца Датского сыграл просто на «пятёрочку»! Красивый лоб Ленского прорезали морщины. — Очевидно, Вы говорите о театре, – через пару секунд усердных размышлений, он поддержал непонятный разговор. – Камер… Как Вы сказали? «Камамбер»? Какая странная французская фамилия, а театр «Пятёрочка» мне и вовсе незнаком! Вот мне посчастливилось побывать на премьере сэра Эдмунда Кина в Лондоне – где же Вы наслаждались строками великого англичанина? — В Лондоне и «наслаждалась», – уже понимая, что посыпалась, я зачем-то упорно продолжала гнуть свою линию. Но тут наступившее неловкое молчание прорезал показавшийся мне несколько натянутым смех маман. — А-ха-хах, Танечка у нас столько книжек прочитала, что, почитай, не только до Петербурга, до самого Лондо́на доехала! И путевые документы выправлять не пришлось! Я изобразила ответную улыбку, переведя внимательный взгляд на Дарси и подхватив: — Да уж куда мне в Лондон! Ведь там, глядишь, и до Шотландии рукой подать, и кто знает, каких мизераблей в тех диких краях повстречать возможно? Нет, я не перестану пытаться достучаться до иностранца – не в моём характере сдаваться, пробуя все возможные пути-выходы. Цитируя Уильяма нашего Шекспира, «Хотя это и безумие, но в нем есть метод». А вот то, что Оленька, от которой я посмела на секунду отвлечь внимание её любезного Владимира, теперь смотрит на меня волком – вот это плохо.