Наяда и дриада

Яр уши, конечно, не затыкает, но со стоном накрывается подушкой и показательно натягивает сверху одеяло. Сашка хмыкает и, подойдя к подоконнику, чуть отводит старую тяжелую штору. Гостиница выходит окнами во двор. Рамы окон тоже старые и от шума совершенно не спасают. «Во дворе трава…» – всплывает в памяти. «Если бы» – одёргивает он сам себя. В этом дворе-колодце на детской площадке уже с час тусуется молодёжь, и, судя по количеству и звону принесенного с собой, покидать насиженное место в ближайшее время явно не планирует. Песню «про качели» Саша каждую весну ненавидит с удвоенной силой. Мало ему от братьев-месяцев дразнилок прилетало. Да и не такой он уже и юный, в самом деле. Особенно погано, звучит припев, радостно выводимый нестройными, пьяными голосами подростков. Уж на что Яр к любому творчеству и затеям лояльный, но такую откровенную фальшь тоже с трудом переваривает. Особенно, когда надеялся пораньше лечь и с утра мечтал выспаться. «А идите вы в пень» – неожиданно злится Сашка. Он честно выжидает, когда цифра на маленьком электронном табло браслета сменится на двадцать два и, что-то пошептав, делает едва уловимое движение кистью. Длинная свежеокрашенная доска сиденья на новых качелях, неожиданно взбрыкивает и чуть не заезжает, в последний момент успевшему отскочить пацану, прямо в подбородок. – Осторожнее, придурок! – Сам козёл! Сашка с удовольствием прислушивается к нарастающей мальчишеской перебранке и увещевающим голосам девчонок. Видимо решив продолжить вечер в более приятных условиях компания, поорав друг на друга, всё-таки собирается и бредёт к арке. В наступившей тишине он облегченно вздыхает и возвращается к дивану. Яр с благодарностью откидывает одеяло. Но через некоторое время начинает ворочаться. – Что? – приподнимается на соседней кровати Сашка. О железный карниз за окном звонко разбиваются падающие с крыши капли. – Выключи. Это невыносимо – устало просит Яр. – А сам? Это же всего лишь вода... – Не вода, а лёд. Не могу – Яр прикрывает глаза и снова уползает в подушку. Саша отчасти понимает: в городе ворожить всем сложнее, да и очередь нынче не его. – Что же поделать, если время оттепели – оправдывается он негромко. «Не на крышу же лезть, сосульки сшибать». – А ты придумай что-нибудь – упрямо шепчет Яр. Саша встаёт и снова осматривает окно: с рамой колупаться бесполезно. Он оборачивается, складывает руки, словно индийский танцор: – Замри. Яр послушно молча вцепляется в одеяло. Кое-как сплетя сеть, Саша раскидывает над диваном купол балдахина. Яр закрывает было глаза, но быстро открывает. Садится и зовёт виновато одними губами: – Са-аш. Тот, подскочив, отдёргивает незримый полог: – Чего ещё?! – Слишком тихо. Как в склепе. И страшно. Я даже дыхания своего не слышу... Саша, мягко улыбнувшись, подсаживается рядом, гладит Яра по волосам. Тот не капризничает, с непривычки действительно тяжело. А когда весь день квёлый бродишь, носом клюешь, а потом, хочешь уснуть, да не можешь – та ещё пытка. А сон нужен. И желательно полноценный. – Ладно, младший. Только ради тебя. В виде исключения. Саша Яра обратно на подушку укладывает, помогает развернуться набок, укрывает и начинает негромко: – Пусть будет сказка… Одно ушко у Ярика спит, другое слушает. Один глаз спит… (с) Саша перегибается Яру через плечо и бесцеремонно выхватывает бесшумно мигнувший телефон: – И другой глаз тоже спит. А не в экран пялится, я сказал! – Я записать хотел, чтоб потом АСМР переслушать. – Обойдешься. Саша в беззвучный режим телефон переводит и на широкий край подлокотника убирает: – Так вот. Шёл однажды по лесу дровосек... Речь у Саши плавная, успокаивающая, словно шелест листвы в весеннем бору. Когда дыхание Яра совсем выравнивается Саша встаёт. Выскальзывает из-за полога, отходит к окну и, заметив тень на стене, тянет створку на себя. С карниза в комнатку споро просачивается парень в мотоциклетном прикиде. Температура в помещении тут же понижается: уже не холодный воздух, но ещё и не летняя жара. Саша того в приветственном объятии стискивает, волосы пепельные растрёпывает и замирает, будто надышаться не может. – Ветер! Надолго к нам? – наконец уточняет, отпустив. – Да я чисто поздороваться. Сам знаешь, мне тут задерживаться нет резона. На юг пора. Но пару дней в граде тёзки с пацанами потусим. Саша кивает. Словно ему сложно устоять на месте Ветер начинает быстро ходить по номеру. Берёт со стола листы распечаток посмотреть, и тут же роняет. И пока Саша бросается поднимать, подхватывает и в шутку кружит самого Сашу по комнате. Паркет под их ногами весело поскрипывает. И, кажется, даже задетые вскользь шторы ходят ходуном. Саша, смеясь, неловко плюхается на кровать. Остановившись, Ветер, ласково рассматривает мирно сопящего под пологом Ярика. – Вырос младший-то. Давненько мы не виделись. Саша подходит и встаёт рядом: – Всему своё время. Скоро в полную силу размахнётся. Дай срок. – Угу. Только для нас с тобой младшим и останется. Кстати, я ж подарочек притаранил – Ветер роется по карманам кожанки и достает рекламную листовку – на рисунке воздушный змей с изображением: сквозь подсвеченные солнцем облака идёт дождь. – Красиво – соглашается Саша, присмотревшись. – В багажнике, сложенный лежит. На стойке вам оставлю. – Угу. Спасибо. – Ну, всё, я полетел. Пока его ещё раз крепко стискивают в объятиях напоследок, Саша успевает ощутить не прогретый за ночь материал кожанки. Ветер в несколько стремительных шагов оказывается у дверей: – Отопри? – А что не тем же макаром, через крышу? – поддевает Саша. – Я в бар ещё заскочу. Магаз-то закрыт, а ребята просили... – Ясно. Махнув на прощанье, Саша всё ещё улыбаясь, идет ложиться. Окно так и остаётся приоткрытым: в свежем воздухе с улицы сон приходит мгновенно.