Наяда и дриада

Саша просыпается среди ночи: кажется, в стекло стучит ветка. Сквозь сон ему мерещится какой-то стон, треск и почему-то тонкий дрожащий звон металла. Далекий повторяющийся звук не исчезает, даже когда он действительно отрывает голову от подушки. Спешно одевшись, Сашка выходит из коттеджа. Вообще-то ему оставалось подежурить буквально несколько дней, а дальше можно было бы с чистой совестью передавать «весеннюю смену» следующему. Но видно рано он решил расслабиться. А его взбалмошный коллега не слишком готов подменять на полставки ещё и лесного стража. Благо территория отеля, куда Сашка периодически сбегает от городской суеты и пыли, удобно расположена почти на границе заповедного леса. Дойдя до знакомой тропинки, Сашка сам не замечает, как переходит на бег. Лес волнуется, шумит со всех сторон, словно подгоняя. И стонущий отзвук, указывая направление, становится всё слышнее. На поляну он выносится вихрем и сразу кидается к высокому тополю. У корней валяется ножик. Разозлённый Саша не глядя пинает «холодное оружие» подальше в траву. Парень, в тёмно-синей толстовке, шедший к дереву удивленно замирает. Саша прижимает ладонь к повреждённой коре. Закрыв глаза медленно дышит. Когда, закончив заклинание, он, наконец, убирает руку и оборачивается, незнакомец, молча наблюдавший за его действиями, в испуге отшатывается. И немудрено. Сашка, будто разом старше или даже старее на несколько лет выглядит. В ясном серебряном свете, льющемся сквозь облака, его волосы белым отливают. А глаза вспыхивают недобрым кислотно-зелёным. Идя вперёд, он пытается разглядеть лицо браконьера, скрытое капюшоном. Тот, вдруг, вскидывает ладонь в защитном жесте: – Постой, страж. Не гневись. Саша настороженно останавливается. Парень убирает капюшон, по плечам рассыпаются серебряные кудри, и зачем-то начинает закатывать рукава толстовки. – Взгляни, прежде чем казнить… Саша подходит ближе, свет на поляне становится будто ярче, и вдруг понимает: руки парня украшают узоры, почти невидимые на светлой коже. Не рисунок, не фосфорная «переводилка» – настоящие белые тату. – Ты чокнутый, Луноликий! – выдыхает он потрясенно. Они не встречались раньше, но не узнать Женю теперь невозможно. Месяц спокойно опускает рукав и поднимает чуть печальный светлый взгляд: – Я наводил справки: для мишени только дровяные материалы подходят. А мне тренироваться нужно… – Тренируйся – вон, на кошках… – огрызается Саша, более-менее приходя в себя. Глаза снова приобретают привычный, мирный, серо-болотный оттенок. – Они же живые! – возмущается шутке Месяц. – Растения – тоже – снова вспыхивает Саша, – ты что, мёртвое дерево от живого отличить не можешь?! – Нет – тихо признается Женя, – мне они ночью все одинаковыми кажутся. Кроме очевидных пород. – Тогда зачем?.. – Ну, а как. Ты сам сказал, живая материя. И, потом, иначе несправедливо... Саша болезненно морщится: – Можно? – его ладонь замирает над чужим запястьем. Женя с мягкой улыбкой пожимает плечами. Саша осторожно касается руки: кожа у Жени на ощупь прохладная, молочно-белая, будто фарфоровая. Это, конечно, не модное шрамирование, но Саше никогда не понять, как можно по доброй воле такую красоту портить. – Зря ты так – произносит он тихо, проводя пальцем по тонкому узору. – По-моему, это уже перебор. Женя хмыкает: – Я же явление стихийное. Могу с отчаяния и психануть. Наклонившись, он принимается шарить в густой траве. Саша качает головой: – На тебе так скоро живого места не останется. – Да ты не волнуйся. Солнечный ожог и то больнее. Но Сашу чужие безмятежные отговорки совсем не успокаивают. – Мы же тут не звери, – продолжает настаивать он, идя следом, пока Месяц полукругом перемещается по поляне. – Я тебе лично мастер-класс устрою, по ботанике. – Договорились – Женя с лёгкой улыбкой распрямляется, – ножик верни? Саша опускается на корточки, протягивает руку: по траве, словно проходится волна и холодный металл касается пальцев. – Ой – Саша грустно рассматривает чуть погнутый и затупившийся клинок. Оказывается, он со злости так швырнул, что, не сложившись сразу, нож успел влететь остриём в случайный валун. Женя хмуро вертит в руках расписную рукоятку – по чёрной кожаной оплетке вьется рисунок червлёного серебра. – Знаешь, что… – задумчиво соображает Саша, – а пошли-ка к Андрею-кузнецу? – Зачем? – Он мастерски с металлом ладит: выпрямит и заточит, как новенький. А? Давай хоть попробуем, что мы теряем? – А не поздно? – спохватывается Женя, сворачивая за Сашей на неприметную тропинку. – Не. К нему никогда не поздно. Привычно обходя корни, Саша мимоходом отмечает, что в ночном лесу стало будто не так уж мрачно. А может лунный свет, словно схлынув с поляны, и, спрятавшись за облачком, сам собой движется за Женей. Проследив взглядом за одинокой, мерцающей над лесом звёздочкой, Саша снова вспоминает о сияющих белых узорах: слыхал он про одного полубога в тату по всему телу, но тот точно с придурью был. И жил на островах... – Жень – впервые обращается по имени Саша. – Что? – А хочешь, я попробую свести? Женя надолго замолкает, раздумывая: такой вариант, кажется, просто не приходил ему в голову. – А – можешь? Там просто действительно, местами, уже перебор. – Если честно, даже не знаю, – сознаётся Саша, – я только что, подумал. Но с деревьями же выходит. А, потом, ты сам, сказал, главное – живая материя. – Попробуем. Только в другой раз? – решается Женя. – Спасибо! – Мне-то за что… – За неоправданное доверие – шутит Саша. Женя смеется. – Я ещё заметил: у тебя всё растительным орнаментом переплетается. Это случайно или нарочно? – Не знаю даже. Как клинок решит. – Ого – теперь надолго замолкает Саша, переваривая, пока тропинка под ногами кружит и петляет. – Пришли – Саша внезапно останавливается. Женя с любопытством рассматривает небольшой огороженный участок. В доме за низким заборчиком, приветливо светится окно.