Второй

      Чёрное небо густой смолой затекает в глаза, скатывается по щекам, щекочет губы, гладит глотку тревожным холодом, ложится на плечи плащом, тяжёлым от влаги, льётся в землю питательным соком, земля набухает, мягчает, чавкает, замешкаешься — уйдёшь с головой. Каждый отвоёванный шаг — рывок на привязи, удар в горло ребром ладони, болезненная дрожь отражённой атаки, и вот уже идёшь не вперёд, а вглубь, вниз, в вязкую хлябь, хватающую за руки, за одежду, повисшую на спине липкой тяжёлой тьмой, тянущей тонкие скользкие пальцы к лицу, ещё не скрывшемуся в хлюпающей топи, сковавшей ноги, руки, вцепившейся в волосы на затылке, подступающей по вискам к глазам, смотрящим в чёрное небо, стекающее тягучей смолой.       Десять двадцать восемь — он давно перестал чувствовать руки. Десять двадцать девять... тридцать... тридцать одна. Барьер нервно вздрогнул и погас. Десять тридцать одна — он не смог сдержать улыбку. Разве не смешно, что для этого потребовалось так много?       Он устало опустился на скалистую, лысую поверхность шхеры, лёг, закинув руки за голову, и уставился в небо, затянутое прозрачными облаками, не скрывавшими бледно-золотистый круг солнца. Лежать было жёстко, неровный камень давил в затылок и ещё в десяток точек в спине, руках и ногах, и это было прекрасно — никуда не проваливаться.       Почему сейчас? Сейчас, когда всё так хорошо, как не было, наверное, никогда в жизни. Разве что в беззаботном детстве, с той разницей, что тогда впереди ждало чёрное болото, а теперь — будто бы пробивается сквозь редеющие облака... А может быть, именно поэтому. Он дал себе клятву не бежать — и он не бежал, наоборот, сам пришёл за возмездием. Но если начистоту — ради кого? Не себя ли самого? Это тоже считается.       Он неторопливо поднялся: пора возвращаться.       Вытянутый пятиугольник замка похож на застрявший на суше корабль. Носом — южным углом — стремится в морской простор, но волны чуют самозванца, бросаются на форштевень, пытаясь оттолкнуть подальше. А с севера корму подпирает лес, ему тоже не нужны здесь владыки природы, он сам себе владыка, спихнул бы чужаков в море, но может только ждать.       Чёрт, что за мысли?       Там сейчас детишки сдают экзамен, так искренне волнуясь, как будто нет в жизни ничего более важного. Пусть у некоторых из них серьёзные планы на будущее и переживают они не за отметку в ведомости, а за истинный уровень своих способностей, но ведь это тоже бессмысленно: что есть, того не отнять, а чего нет — никогда не будет. Хотя вот он никогда не беспокоился из-за учёбы — и что из этого вышло? Может, не так уж и вредно иногда всерьёз воспринимать условности.       Он пересёк пустой холл, невольно ускоряя шаг, ощущая, как свободно развеваются полы одежды, не тянут вниз мокрой тяжестью, не липнут к ногам, мешая идти.       На втором этаже остановился и прислушался. Тихо, и с третьего не доносится звуков. Вдруг, окатив безмолвной оторопью, прямо перед ним возникла знакомая фигурка.       Дерек улыбнулся первым:       — Привет. Ты стала носить хрусталь.       Офелия ответила усталой улыбкой, бегло коснулась прозрачного кристалла на шее и привычным жестом заправила за ухо светлую прядь.       — Привет. Да, решила, что достаточно освоилась и уже ничему не удивлюсь.       — Отрадно слышать. Значит, можем наконец отпраздновать новоселье?       — Ага, давай на следующий день после Солнцестояния, — помрачнела она.       — Предлагаешь совместить с празднованием победы? — Дерек улыбнулся, а потом сказал со всей серьёзностью: — Спасибо, что будешь с нами. Я бы никогда тебя об этом не попросил, но — с таким соратником я за всех нас спокоен.       Офелия недоверчиво прищурилась:       — А с чего ты взял, что я хороший соратник? Ты почти не видел, что я делаю.       — Иначе Макдуф не взял бы тебя в свою маленькую армию, — развёл руками Дерек. — Ты же не думала, что ему просто был нужен преподаватель? Видишь, ты не удивлена. Это лишний раз подтверждает, что с твоими способностями всё в полном порядке.       — Между прочим, — сказала она, указывая в коридор второго этажа, — я тут слежу за экзаменом по боевой магии, на случай, если моя помощь понадобится...       — О, прости, не смею задерживать.       — Я не это хотела сказать. Там твой главный подопечный, Альберт, — Офелия сделала сочувствующее лицо, и Дереку показалось, что на лестнице стало немного темнее, — он не сдал. Так жаль.       — Альберт не сдал боевую магию? — неверяще повторил он.       Чёрное болото хлюпнуло под ногами. Кыш. Всего лишь чей-то экзамен, даже не выпускной, Альберт пересдаст его, и всё. Но надо же — скорее Альберт единственный из класса должен был сдать. Вот это удар по самооценке, и не только для ученика.       — Похоже, я провалился как педагог, — признал Дерек, незаметно оглядывая лестничный пролёт. Тьма по углам была здесь всегда.       — Тогда уж скорее я, потому что подвела его ментальная магия.       — Вот как?       Офелия кивнула.       — Но ты не волнуйся, — успокоила она, — всё обошлось. В смысле — ну ты понимаешь. Экзаменаторы были начеку, я сгладила последствия воздействия, теперь всё в порядке, он отдыхает в своей комнате. Но, думаю, тебе не стоит к нему сегодня заходить. Если хочешь узнать подробности, расспроси лучше преподавателя боевой магии.       Она невинно улыбнулась, а идея вдруг показалась не такой уж плохой.       — А и правда, — задумчиво протянул Дерек, — он ведь уже несколько месяцев не пытался меня покалечить. Как знаток человеческих душ — ты считаешь, это может быть знаком зарождения тёплых чувств?       — На безгонорарной основе наша фирма не даёт никаких гарантий. — Она похлопала его по предплечью. — Действуй на свой страх и риск.       — Передам ему привет от тебя.       — Не стоит, — нахмурилась Офелия, — я ещё сама с ним поговорю.       — Звучит страшно. Придётся поторопиться, чтобы мне было с кем разговаривать.       — Сильно не спеши, он, скорее всего, ещё на экзамене.       — Спасибо, нимфа. Честное слово, мы тебя не заслужили.       Офелия закатила глаза, но улыбнулась, прежде чем нырнуть в коридор третьего этажа, оставив его на тихой и тёмной лестнице, куда яркий дневной свет едва проникал сквозь узкие окна.       Гладкая дверь из цельного куска дерева, добротная и тяжёлая, без единого украшения, была точной копией любой другой двери на этаже, включая его собственную.       Дерек коснулся звонка и невольно напрягся. Маловероятно, что придётся сразу защищаться, но кто его знает. Замок пиликнул, дверь подалась внутрь, и он почти не удивился при виде Джейсона, которому не лень было встать и пойти открывать. Он же у нас противник магии. А вот Джейсон, опознав гостя, дёрнулся, как будто ему сунули гадюку под нос. Ну как ребёнок, совершенно не умеет держать лицо.       — Шёл мимо, решил поздравить с твоим первым экзаменом на должности преподавателя боевой магии, заодно полюбопытствовать, как всё прошло… Джейсон, не дослушав, отвернулся и скрылся в комнате, оставив Дерека перед открытой дверью. Что это, если не приглашение войти?       Перешагнув порог, он испытал странное ощущение, как будто пришёл в свою собственную спальню, где кто-то неумело похозяйничал: присыпал всё пылью, раскидал книги по столу и даже вернул, куда-то подевав стёкла, отвратительный неудобный сервант. Дерек с позволения директора и при помощи торговца в Шанн-эй отделался от такого же уродца, раздобыв взамен элегантный старинный шкаф с зеркалом. Высокое окно было плотно зашторено, а над небольшим столиком у двери горел светильник, создавая в углах ночные тени посреди дня.       На столике стояла пузатая бутыль и стакан с тёмной жидкостью.       — Поверить не могу, ты тут надираешься?       Джейсон сел на скрипящий стул, явно собираясь вернуться к прерванному занятию.       — Стакан один.       — Без проблем, я со своим, — улыбнулся Дерек, занимая место напротив.       Посуду он тоже успел найти покрасивее, но от школьной избавляться не стал — специально для таких случаев, когда нежелательно слишком открыто подчёркивать собственное превосходство. Он без труда вызвал в памяти простой стеклянный стакан в своём шкафу, на полке, слева и в глубине — и через мгновение толстое дно тяжело стукнуло по столешнице. Он потянулся к бутылке:       — Это то, что я думаю?       Джейсон промолчал, и Дерек принял это за подтверждение. Никаких особых примет у коричневой бутыли не было, но он знал одного винокура-любителя, который проявлял исключительный консерватизм в выборе тары, используя всегда именно такую. Едва початая — значит, Джейсон был в Отенби совсем недавно. Или редко пьёт. Нет, Торк так обожал эту троицу, наверняка они видятся часто. Значит, Торк должен знать о его возвращении.       Вообще-то, пить не хотелось, но для поддержания видимости дружелюбной атмосферы он налил себе полстакана. Жидкость, отражавшая свет лампы, казалась маслянистой, а цветом походила на раствор йода. Оценивать аромат он не торопился, опасаясь, как бы настойка не пахла прокисшим кабаком, потом, кровью, стружкой и человеческой старостью.       — А если серьёзно, — спросил он, с усилием оторвав взгляд от бликов на поверхности, — это вся твоя подготовка? Ты хоть немного тренируешься?       — Макдуф подослал?       Дерек криво улыбнулся сам себе и покачал в руке стакан, снова любуясь игрой отражений.       — Макдуф, насколько мне известно, будет принимать в грядущем мероприятии участие, скажем, не такое непосредственное, как ему всегда мечталось. Ему, по большому счёту, всё равно, чем ты там будешь заниматься. А вот я бы предпочёл все силы направить на выполнение задач моего фланга и не беспокоиться о том, что ты свалил в ужасе, оставив без присмотра вторую половину армии. Не то чтобы я не смог справиться на двух флангах сразу, но, что ни говори, приятно было бы знать, что мне не одному всё на себе тащить.       — Поговаривают, — доверительно сообщил Джейсон, — там будет ещё человек тридцать.       — Массовка, — отмахнулся Дерек. — Кто там будет, твои одноклассники?..       Он не стал заканчивать мысль, ограничившись презрительной гримасой.       Джейсон проявлял нехарактерное равнодушие к его нападкам и только молча продолжал пить. Пауза грозила стать неловкой, и Дерек с видом искушённого дегустатора принюхался к стакану с похожей на йод настойкой.       Удивительное дело: букет был незнакомым — Торк не повторялся — и в то же время именно таким, какой только и мог создать старый фанатик, и уносил в вихре памяти не хуже, чем это сделал бы давно утраченный и вдруг вновь обретённый вкус молока матери. За бьющим по обонянию кислым цитрусом не сразу удавалось различить спокойную терпкость рябины, сырое дерево, затем совершенно неуместную экзотическую ваниль, а напоследок — до зевоты традиционный анис, как будто из претенциозных интерьеров забыли вынести облысевший прадедушкин ковёр. Истинный автопортрет.       — Почему ты решил жить здесь, а не в Обители? — поинтересовался Дерек, когда Джейсон снова наполнял свой стакан.       — Почему я должен жить в Обители?       — Насколько я понял, ты пытался переквалифицироваться в низшего: никакой стихийной магии, даже никакой телепортации или жалкого телекинеза. Тут, как ты мог заметить, так не принято. А в Обители это всех бы только радовало, ты бы вписался лучше, чем раньше. К тому же, знаешь, в тебе есть это — желание преклоняться. Тебе нужен бог, который вёл бы тебя за собой, придавал всему смысл, принимал решения, брал на себя ответственность. Потому что сам ты этого не умеешь.       — Ладно, заткнись.       — Я в чём-то неправ?       Джейсон дёрнул плечом:       — Много знаешь о людях? Ты?       — О, подожди, я ещё не перешёл к демонстрации моей проницательности. Вот, послушай. — Дерек положил локти на стол, обхватив стакан двумя руками. — Я думаю, что ты остался здесь, потому что Шаннтог — последний оплот высшей магии в Иннсдерре. Ну, кроме Башни. А ты принадлежишь высшей магии и знаешь это. Ты можешь не использовать её, даже подавлять силу осиновым порошком, но ты не можешь взять и перестать быть стихийным боевым магом, потому что это то, что ты есть. А если бы даже мог, ты не захотел бы. Ты можешь выставлять напоказ своё презрение к надвигающейся битве, распивая напитки вместо того, чтобы тренироваться, но отказаться от участия ты не смог. Почему? — Он с удовольствием выдержал паузу. — Да потому что ты обожаешь это! Хоть раз сбросить оковы, быть собой без оглядки на окружающих, которых можно ненароком прибить сорвавшейся с цепи силой, — потому что именно это и требуется: жечь людей огненными шарами, поражать цель, рисковать собой, в последний момент поймав на ладони атаку. Да ты жить без этого не можешь.       — Вижу, ты целыми днями обо мне думаешь, — холодно заметил Джейсон.       А Дерек наконец понял, что изменилось: Джейсон перестал прятать глаза. Смотрел своим знаменитым убийственным взглядом, да ещё бесцветные радужки подсвечивались от лампы оранжевым, как будто за ними стояла стена огня. Ну привет, Джейсон Дженкинс, ты всё-таки ещё здесь.       Дерек ухмыльнулся в ответ:       — Нет нужды. Я же знаю себя, знаю, что значит обладать силой. Как она давит изнутри. Считай, я говорил о себе, только ты чувствуешь то же самое.       Джейсон насупился:       — Представим, что я этого не слышал. А ещё раз заикнёшься, что у тебя и меня будто бы есть хоть что-то общее, — он запнулся и сделал вдох, — это будет последнее, что ты скажешь.       И впрямь усомнившись в своих соображениях, Дерек несколько секунд смотрел на него изучающе.       — Тебе что, тяжело произносить длинные предложения?       — Пошёл к чёрту.       Дерек прикрыл глаза и сжал пальцы на переносице. Сидевший перед ним человек распадался надвое, и это нельзя было списать на пары алкоголя.       — Слушай, — сказал он то, что давно хотел, — я так охренел, когда тебя увидел. Я готовился к встрече с демоном мщения, испепеляющим одной только яростью, я высчитывал, сколько у меня будет времени на барьер, прикидывал, придётся ли спасать Макдуфа и его кабинет. И кто явился? Забитый школьник, перепачканный мелом, говорящий шёпотом и не поднимающий глаз? Ты мне должен моральную компенсацию, я до сих пор до конца не оправился.       — Не насилуй себя, проваливай.       Дерек с сомнением заглянул в свой стакан.       — Что ж, не буду злоупотреблять гостеприимством...       — Ты хотел знать про экзамен, — вдруг сказал Джейсон.       Дерек не удержался от лёгкого укола:       — Прекрасная Офелия мне уже сообщила, что Альберт Дьюри не сдал.       — Грандиозно облажался. Не повезло ему с наставником, да?       — Так это из особого расположения ко мне Офелия взяла вину на себя? Она сказала, что Альберт провалился на ментальной магии, и я, признаться, испытал облегчение, что наши воздушные тренировки не скомпрометированы.       — О, я не об этом, — Джейсон откинулся на стуле.       Дерек выжидающе наклонил голову набок, но Джейсон не спешил отвечать.       — А вы подружились, да? — спросил он, и это никак не могло быть искренним любопытством.       — С кем? — уточнил Дерек.       — С твоим учеником.       — Ему не хватало наставника. Он совершенно помешан на развитии способностей.       — Прямо как ты. Уже рассказал ему, как поступаешь с бездарностями?       — Поступал, — поправил Дерек. — Я не бегу от своего прошлого, не отрицаю его и даже не пытаюсь забыть. Но пересказывать всем свою биографию полагаю несколько излишним, я ещё не в том возрасте.       — На память, значит, не жалуешься?       Дерек поморщился:       — Давай ближе к делу.       Его раздражала наползающая с периферии зрения темнота, хотя он знал, что в дальнем конце комнаты дневной свет пробивается сквозь штору, — по крайней мере, так было, когда он смотрел последний раз, а теперь приходилось ждать, пока Джейсону первому надоест играть в гляделки.       — Знаешь, почему твой ученик провалился?       Дерек выразил лицом заинтересованность. Тьма дыхнула болотом.       — Спасовал перед воспоминанием, слишком сильное. Какая-то страшная тёлка хочет бросить его в яму с огнём, ко всей его семье. Представляешь?       Со смачным чавканьем сомкнулась над головой чёрная жижа. Но сквозь густой осклизлый мрак он продолжал видеть впившиеся в него колючие глаза. Что ты пытаешься высмотреть, дурачок?       — Огонь — Лихлинн, — ровным голосом сказал Дерек. На память он в самом деле не жаловался. — Так он что же, так усердно тренируется, чтобы однажды отомстить за родное село? Вот так банально?       Джейсон вглядывался в него ещё несколько секунд, прежде чем ответить:       — Вряд ли он на это рассчитывал. И, как видишь, всё равно тебя не признал. — Он помолчал, глядя в стол, и Дерек не упустил возможность перевести взгляд на светлую арку окна. — Нет, он тренируется, чтобы заменить твоего брата. Который погиб из-за него.       Дерек позволил себе не скрывать растерянность.       — В смысле… — протянул он. — Он так это видит? Из-за него? Ох и приложило парнишку. Нет, погоди, это ты ему внушил?       — Ты больной?       — Я — нет, но ты-то больной, — он с готовностью вернул беседу в привычное русло. — Если бедный мальчик застал твою истерику, то чудо ещё, что его не пришибло каким-нибудь катаклизмом. По секрету, что ты устроил? Землетрясение? Наводнение?       — Пошёл в жопу, — прошипел Джейсон, на этот раз ощутимо пыхнув жаром. Может ведь, когда не надо.       — Ладно-ладно, ухожу. — Дерек встал, но задержался, коснувшись пальцами кромки стакана. — Значит, советуешь мне теперь почаще оглядываться, потому что наш юный боевой маг узнал, на кого обрушить беспощадный клинок справедливости?       Джейсон скрестил руки на груди и смотрел на него снизу вверх, чуть запрокинув голову.       — Я подумал, тебе будет приятно самому ему рассказать.       Дерек дёрнул уголком рта:       — А ты ценитель.       Джейсон отсалютовал стаканом. Дерек подхватил со стола свой и вежливо вышел через дверь. День выдался утомительным и всё ещё не закончился.

***

      Считается, что с крыши красивый вид: с одной стороны на море, с другой на лес. На самом деле, лучше всего видны толстые каменные зубцы по всему периметру. Декоративная нелепица, способ сказать, что архитектор — старый пердун, бредящий боевой славой.       Он уже собрался влезть на стену, чтобы глотнуть свежего морского ветра и забыть на минуту про душный каменный склеп, когда движение энергии заставило обернуться. Вдоль внутреннего парапета зажглись неуместные в июне фонари. В их свете появившаяся рядом Офелия казалась пылающей после холодной голубизны неба.       — Не помешаю? — мягкие губы сложились в застенчивую улыбку.       — Нет.       Она подошла и ловко устроилась в проёме между зубцами. Ветер — на редкость тёплый сегодня — бросал волосы ей в лицо, облеплял блузкой тоненькое тело. Серьги, раскачиваясь, ловили свет ламп. Несколько раз она попыталась заправить волосы за ухо, потом сдалась, зажала ладони между колен, насколько это было возможно: узкая юбка стягивала бёдра, как тугая повязка.       Когда они последний раз виделись? Вчера или сегодня. Они видятся каждый день: в коридорах, в библиотеке. Даже иногда по-прежнему сидят напротив в столовой, хотя он старается приходить раньше или позже всех. Тогда она спрашивает что-нибудь вроде того, как прошёл его день, он отвечает, что нормально. Так что общаются они как обычно — как с Мэйгин или Кайтелем.       — Ну, как дела? — спросила она приветливо, но улыбка начала казаться натянутой.       — Нормально, — ответил он, гадая, чего она на самом деле хочет. — А у тебя?       Она на секунду развела руками и вернула их на прежнее место:       — Бодрюсь, как могу. Надо же, сначала казалось, что до солнцестояния ещё целая жизнь, даже странно, что он дал столько времени, — а теперь оно уже послезавтра. Не уверена, что я готова. — Она изобразила неубедительный смешок.       На это у него был один ответ: она могла отказаться. Она не должна была ввязываться, её не имели права заставить, надо было просто сказать нет.       Может быть, она прочитала его мысли и потому быстро продолжила:       — Ты не подумай, что я совсем пала духом, ничего такого. Но волнуюсь, конечно же, — мне, всё-таки, непривычно… Даже если всё пройдёт хорошо, — она ещё раз попыталась заправить за ухо прядь, но ветер её перехватил, — это же такое событие. Я чувствую, что всё станет немного по-другому, начнётся что-то новое... Ты так не думаешь?       Он не думал и счёл за благо промолчать. Как обычно, ей это не мешало.       — Предлагаю на пороге нового избавиться от старых проблем. Я вот что давно хочу сказать: я тебе не враг. Я всегда готова тебя поддержать. И если я говорила что-то, что казалось тебе неуместным, — это только потому, что я думала, что тебе так будет лучше: если я предложу помощь, если дам совет... Я могу ошибаться. — Она приложила руку к груди, и он заметил цепочку у неё на шее. — Но я всегда на твоей стороне. В конце концов, как ни прискорбно, у меня здесь больше никого нет. — Она улыбнулась, хотя шутка вышла грустная. — Не будем ссориться?       Да он даже не помнил, как они поссорились. Помнил такой же, как сейчас, искусственный тёплый свет на её коже, жёсткие блёстки на ткани и её весёлый энтузиазм, а дальше всё провалилось в бездну.       — Не будем, — согласился он.       — Спасибо, что пошёл навстречу. Может быть, через два дня уже ничто не будет иметь значения, но мне важно, что оставшееся время мы проживём друзьями. Ну а ты? Не планируешь перед новым этапом разрешить все недоразумения?       — Например? — насторожился он.       — Например, — она поёрзала, — ты не хочешь попросить прощения у Альберта?       Что?! Он отскочил от стены, как будто камень вдруг раскалился, и сложно выругался, как их когда-то научил Торк. Торк уверял, что это древнее заклинание, и обычно от этих слов действительно легчало, но сейчас не очень-то помогло.       — Нет! Нет, не хочу!       Он хотел сказать только «нет» и свернуть разговор, но что-то в нём лопнуло, как перегретая лампа, и брызгало огнём вокруг, и он никак не мог этому помешать. Не замечая этого, Офелия спокойно сказала:       — Его здорово расстроил ваш разговор.       — Это всё, что он сказал?!       — Джейсон...       — Нет — это всё, что он сказал?!       — Мы не совсем разговаривали...       — Тогда что тебе ещё непонятно? В чём я опять неправ? Почему всегда я?!       — Дело не в том, кто тут неправ. — Крыша горела, её лицо полыхало пламенем, а она с умным видом объясняла: — Дело в том, что ты учитель, а он ученик. Он пытается отыскать свою дорогу, найти подходящее место для своего дара, а наша задача...       — Он не имеет права!       — Не имеет права на что?       — Ни на что! Его вообще не должно быть!       Она решительно замотала головой:       — Ты не можешь так говорить про ученика.       — Я не могу? — Очень хотелось что-нибудь пнуть, но в этом пожаре ничего не нашлось. — Макдуф не может приводить в школу маньяков! Ковен не может это одобрять! Желчная баба-морж не может меня поучать! Мир не может заменять хороших людей мудаками, а остальные не могут делать вид, что так и было!       — Здесь я с тобой согласна...       — Нет! Ты согласна с кем угодно, кто против меня!       — Это не — что значит против тебя? Альберт Дьюри против тебя? — Черти драные, как она округляет рот, когда негодует! — Да он считает себя виноватым!       — Ну хоть кто-то!!! Смотри-ка, мы нашли виноватого! Хотя подожди, в чём? Ничего же особенного не случилось! Это просто я не беру ответственность!       — Разве я говорила тебе такое?       В дрожащем мареве он нечётко видел, как она легко соскочила со стены, шагнула к нему, помедлив секунду, положила руки ему на плечи. Запах её чёртовой травы.       Он не понял, что сделал и куда всё опрокинулось, — только то, что её рот влажный и тёплый, а ему катастрофически недостаёт ещё пары рук, чтобы вспомнить всё её тело, сверху донизу, сквозь одежду и под одеждой, да ещё поддерживать её затылок над пропастью и сделать уже что-то с её чёртовой юбкой, не желающей задираться ещё хоть немного выше. Рвануть бы чистой энергией, но где ж её взять, когда всё в огне.       Заминка неприятно отрезвляла. Они почти вырвались за стену, в светлые сумерки, но реальность уже догнала и отшвырнула обратно. Он осторожно выпрямился, высвобождая её из-под себя, и с трудом подавил желание вытереть рот. Только кровь стучала в висках, ещё не успев остыть и замедлиться.       — Так вот почему ты так любишь спорить, — усмехнулась Офелия красными губами, приподнимаясь на локтях.       — Я не люблю спорить.       — Значит, показалось. — Она улыбнулась шире, даже не думая прикрывать оголившиеся колени. — Может, тогда продолжим? Ту часть, где мы не спорили?       Сердце всё ещё билось так громко, что заглушало стыд, и он спросил то, что никогда не собирался спрашивать, хоть и думал об этом каждый день:       — Ты с ним спала?       — С кем?       Такого поворота он не ожидал. Но, если подумать, с чего он взял, что круг конкурентов так ограничен...       — Дерек опять тебя дразнил? — Офелия прервала его замешательство. — Нет, с какой стати мне с ним спать?       — Ну… Не знаю. Почему бы нет?       Надо было рвать проклятую юбку.       — Ну, хотя бы потому, что у него есть девушка.       Он фыркнул:       — Только одна? Годы берут своё?       — Не знаю про годы, — нахмурила брови Офелия, — но там всё серьёзно, он влюблён без памяти.       — Ага. Он тебе сам так сказал?       — Представь себе, — она села, скрестив руки на груди, её лицо оказалось прямо напротив, — я довольно неплохо разбираюсь в людях.       — Я сомневаюсь.       — Сомневаешься в моих способностях? Вот это да! Ты по любому поводу попрекал меня тем, что я влезаю людям в головы, а теперь вдруг считаешь, что я не могу понять, врёт человек или нет?       Он не успевал за развитием событий. Её губы — потом лучшая новость за полгода — и вот они снова ссорятся? И как она так всё выворачивает?       Он бессмысленно пожал плечами, уступая ход.       — Ты, конечно же, не обратил внимания, — охотно продолжила она, — но, вообще-то, сейчас все наоборот стараются друг друга поддержать. И господин Макдуф, и — другие преподаватели — все как будто невзначай напоминают мне, что ценят меня, что у меня всё так хорошо получается, что они рады моей помощи. И только ты!.. За два дня до битвы с чёртовым Хадегом Тисом ты говоришь мне, что я даже не разбираюсь в людях? — Она бессильно выдохнула и прикрыла глаза. — Я знаю, что это ничего не изменит! Да, это всего лишь слова. Но они помогают, правда! Всё равно всё будет так, как должно быть, — но перед этим я могла бы хотя бы чуть больше верить в себя и меньше бояться.       — Но ты вообще могла отказаться! Зачем было…       Она неожиданно больно ударила его ладонями в грудь.       — Ты что, не слышишь? Ничего уже не изменить, зачем ты твердишь одно и то же? Просто скажи ты наконец, что поучаствовать разок в битве — это ничего страшного, что мы справимся, что мне хватит сил, или что Агда сама всё сделает и моя помощь даже не понадобится. А ещё лучше — что, что бы ни случилось, ты не дашь меня в обиду и всё будет хорошо!       Он открыл рот, чтобы спросить: «Ты что, серьёзно?», — и тут же закрыл. Раскрасневшаяся, растрёпанная, она смотрела даже не вопросительно — требовательно. К счастью, недолго: рывком притянув его ближе, она спрятала лицо у него на плече. Эфир музыкально искрил и переливался неровными вспышками: она ждёт. Так вот зачем весь этот разговор? Она боится и ищет поддержки? У него? Не зная, куда деть руки, он неловко коснулся её спины. Взамен всего, чего он от неё хочет, он даже не может что-нибудь соврать. Разбирается она в людях, как же.       — Хочешь… — Он старался смотреть вперёд, в небо над морем, не замечая давящего с двух сторон камня. — …Если с тобой что-нибудь случится, я убью всех? Хадега. Софию, если надо. Того мудака из Саха…       — Остановись.       Он послушно замолчал. А она, вздохнув, перестала звенеть вопросом и расслабилась под его прикосновениями к маленьким позвонкам под тонкой тканью, к гладким волосам с запахом летних дюн. Он выждал, сколько смог. Наверняка момент всё ещё неподходящий — но она же и так всё знает. Он погладил её спину более основательно, согревая ладонями и захватывая новые области.       — Пока не поздно: ты очень дорожишь этой юбкой?       — Там сзади застёжка.       — Ах, сзади?..