Второй

Застывшие снежинки поблёскивали на переднем плане, словно мерцающая завеса между тёплой столовой и ледяной пустошью, на фоне которой художник изобразил стройную фигуру с неразличимым лицом и опущенными, чуть разведёнными в стороны руками. Из всех мэтров с росписи Хадег был единственным магом одной стихии. Остальные жили намного раньше, в те времена, когда дар высшей магии означал владение всеми стихиями практически в равной степени, но каждого из мэтров прославило какое-нибудь особенно великое деяние, зрелищное явление человечеству мощи огня, воды, земли или воздуха. У стихии эфира не случилось столь же яркого выхода на сцену, потому что её не сразу распознали. А потом не могли решить, кого назначить самым выдающимся её представителем, пока это право не заслужил Хадег Тис, отвоевав Иннсдерре территорию, ставшую затем Южным регионом, и закончив этим последнюю в истории войну на материке. После Раскола его изображения были, конечно, не в почёте и кое-где безжалостно вымарывались, но директор школы не был склонен к таким импульсивным поступкам. Эта роспись изображает сильнейших стихийных магов, объяснил господин Макдуф, и Хадег таковым является до сих пор, несмотря ни на что. Офелия надеялась, что выглядит всецело поглощённой созерцанием дальней стены или погружённой в задумчивость и не привлекает внимания в стремительно пустеющей столовой, отщипывая по крошечке от давно холодной котлеты. Потому что последние минут пятнадцать она изо всех сил прислушивалась к обрывкам фраз, долетавших от стола господина Макдуфа и госпожи Сорхе. — ...знала, что гадёныш тебя погубит... — ...я совершенно уверен, что... — ...выпрут из Ковена! Ради чего!.. Притащить за шкирку и запереть... — ...обернётся к лучшему... дать ему время... — ...только и делаешь, что что-то ему даёшь! А взамен... — Ничего, если я присоединюсь? Офелия чуть не выронила вилку, когда мягкий голос раздался прямо у неё над головой. Подняв глаза, она уставилась на его обладателя в немом замешательстве. Во-первых, от самого факта, что после полугода здесь она вдруг увидела новое лицо, хотя уже начала запоминать даже некоторых жителей Шанн-эй, не работавших в школе. Во-вторых, незнакомец точно был не из Шанн-эй. Хотя бы потому, что носил изысканный длинный камзол, да ещё чёрного цвета, и так ярко эманировал свежим ветром, что перехватывало дыхание. Ну и в-третьих, она правда не знала, что ответить. Место, на которое он указывал, обычно занимал Джейсон — но его ведь не было. Она жестом показала, что не возражает. — Благодарю, — незнакомец улыбнулся и сел напротив, опустив на стол сразу две тарелки, которые до того держал в руках, и чашку чая, висевшую рядом. — Меня зовут Дерек, господин Макдуф предложил мне должность стихийного наставника, и я не смог ему отказать, так что с сегодняшнего дня вхожу в преподавательский штат, — дружелюбно сообщил он раньше, чем Офелия успела придумать достаточно вежливый вопрос. — А я Офелия, первый год преподаю магию разума. — Рад знакомству, — сказал Дерек. — Я должен бы спросить, как случилось, что такая волшебная улыбка и незаурядный дар пропадают на краю света вместо того, чтобы повелевать сердцами и судьбами в какой-нибудь столице. Но, к сожалению, я уже знаю эту историю. Сочувствую, что жизнь так повернулась. Надеюсь, ты здесь не слишком скучаешь? — Справляюсь, — сдержанно улыбнулась Офелия. — А тебя, значит, вся жизнь готовила к тому, чтобы быть наставником на краю света? Он рассмеялся. — Знаешь, если подумать, так оно и есть! Я ведь здесь учился. А после учёбы ощутил непреодолимую тягу к путешествиям и только недавно вернулся в Иннсдерре, с радостью приняв предложение директора. — Он окинул взглядом столовую. — Не думал, что вернусь в родные стены, а теперь удивляюсь, как не сделал этого раньше. — В таком случае, поздравляю с возвращением, — сказала Офелия, не переставая разглядывать нового знакомца. Он был настолько безупречно красив, что это даже отталкивало. Какой женщине захочется выглядеть дурнушкой на фоне своего спутника? Собственная внешность Офелию устраивала, при этом она не упускала случая приукрасить себя удачно подобранной одеждой, бижутерией, стрижкой, попробовать косметическую новинку. Но этому был разумный предел. Например, она с юности коротко стриглась, потому что ей было жалко времени на уход за волосами и освоение сложных причёсок, — а Дерек, можно не сомневаться, каждое утро укладывал свою короткую бородку дольше, чем Офелия расчёсывалась. И волосы у него были длиннее, лежали на плече ровной косичкой с серебряными бусинами на завязке. И глаза насыщенно-голубого цвета под чёрными ресницами — ей с её болотным цветом глаз и светлыми волосами никаким макияжем не получить такой убийственный контраст. А уж костюм! Может быть, теперь, когда Офелия почти свыклась с мыслью, что возвращения к прежней жизни не будет, пора и стиль одежды сменить? Потому что в соотношении низших и высших фасонов среди педсостава последних сегодня прибыло. Идеально сидящий чёрный камзол Дерека был застёгнут до последней из длинного ряда серебряных пуговиц, поддёрнутые рукава открывали манжеты чёрной рубашки. — А что, во времена твоего студенчества здесь все ходили в чёрном? Дерек снова счастливо улыбнулся, как будто она спросила о чём-то приятном. — Не так уж чтобы все. Для меня когда-то цвет одежды имел, можно сказать, важное символическое значение. Я смею считать, что с тех пор повзрослел и перестал нуждаться в подобных способах самовыражения, — но теперь это вроде памяти о днях беззаботной юности, ничего не могу с собой поделать. — Вот как, — пробормотала Офелия. Не может быть, чтобы они с Джейсоном не были знакомы. Ей вдруг подумалось, что Дерек мог бы быть его двойником в каком-то другом мире, где Джейсон выглядит как высший маг, улыбается, полноценно питается, соблюдает режим, проводит много времени на свежем воздухе и даже, наверное, бегает по утрам, а потом два часа проводит в ванной, выбривая безукоризненные бакенбарды. Дерек тем временем подвинул к себе вторую тарелку с картофельным пюре. — У них закончились котлеты? — сочувственно спросила Офелия. — О, нет. Просто я не ем мясо. — Почему? — Она как раз доедала остывшую котлету. — Жалко зверушек, — улыбнулся он смущённо. — Не могу думать, что их убили ради моего ужина. Офелия перестала жевать. — Но я совсем не возражаю, чтобы кто-то ел мясо при мне, — заверил Дерек. Она благодарно кивнула, не зная, что теперь делать с пережёванной убитой курицей, потому что глотать её расхотелось. В это время господин Макдуф и госпожа Сорхе, продолжая испускать волны напряжения, поднимались из-за стола, и Офелия пожалела, что пропустила остаток разговора. — Прости, я помешал твоему занятию, — Дерек принял виноватый вид, но казалось, что насмешливая улыбка — такая же постоянная черта его лица, как глаза или нос, и не исчезает никогда. — По-моему, они говорили о том, что Джейсон покинул замок. Но все знают, где он, не волнуйся, я уверен, что всё будет в порядке. Ну вот он и признался — действительно знакомы. Офелия не понимала, почему она должна волноваться из-за того, что кто-то ушёл с территории Шаннтога после окончания уроков, но, похоже, она в очередной раз была единственной, кто чего-то не понимал. Что ж, не привыкать.

***

В оконное стекло шлёпались мокрые снежинки, свистящие завывания ветра не смолкали уже несколько часов. К утру от снега не останется и следа, а может, пойдёт дождь. Типичная зима в Отенби. Торк подсчитывал месячную выручку Обители, рисуя длинные столбцы цифр в тонкой записной книжке при свете пяти свечей, оплывавших воском на стол. Многие считали, что Торк с презрением относится к магии и любым артефактам, даже таким простым, как светильники, но это было не так. Он всего лишь был убеждён, что во всём нужно полагаться на свои силы. Ну и в крайнем случае — уповать на Истинного и Справедливого. В дверь постучали, Торк мысленно сосчитал до трёх. — Да восславится Истинный Король, Владыка Бездны! — благоговейно произнёс вошедший ученик — долговязый Гилмартан. — Да одарит нас мудростью! — отозвался Торк. — Отец Торк, к вам бывший ученик. Я велел ему ждать в зале. — Всё правильно, спасибо, Гилмартан. Поклонившись, юноша вышел. Торк снова посмотрел на столбики цифр в записной книжке, но мысли уже не могли вернуться к подсчётам. Сыновья Обители не становились бывшими. Он продолжал с гордостью это повторять, несмотря на то, что было исключение. На первый взгляд парадоксальное: его покинули четыре его лучших ученика. Но на самом деле, всё было закономерно — этими лучшими учениками стали высшие маги. Высшим не нужна вера — какие могут быть боги, когда твоей воле послушны стихии. Может быть, в юности на какое-то время, когда душа просит стаи. За тридцать лет существования Обители эти четверо были единственными высшими. Он запрещал им применять магию на тренировках, но с ними всё равно никто не мог сравниться. Сожрали ему сердце, паршивцы, а потом ушли. Может, если бы он их не отпустил, всё бы так не закончилось? Торк встал, сунул записную книжку в задний карман чёрных брюк. Сейчас тех, кто мог назваться его бывшими учениками, оставалось двое. Возможно. Ему хотелось считать, что двое. Один заходил регулярно, Торк не удивился бы его визиту — вот только не сейчас, когда с их прошлой встречи прошло всего четыре месяца вместо обычных шести. А второй... Второй ни разу не заходил с тех пор, как они ушли. Вестей о нём давно не было — но ведь это как раз добрый знак. Пружинистым шагом спускаясь по скрипучей лестнице, Торк вспомнил, что так уже было. Несколько лет назад он спускался по этой же лестнице и гадал: который из двух? После смерти Рыжего они стали появляться немного чаще, как будто извиняясь. Потом пропали, а потом пошли слухи. Торк ценил и тщательно собирал слухи, но всерьёз полагался только на проверенную информацию, а таковой у него не было. Пока в дверь кабинета не постучал Хюсе — Торк до сих пор помнил, что это был он, — и не сказал: «К вам бывший ученик». Один, не двое. И он спускался, как сейчас, и думал: «Кто?» Здесь слухам совсем никакой веры не было: только те, кто близко знал эту двоицу, утруждали себя их различать. Двое высших, «дети Кометы», символ славных времён для Ковена и два лучших ученика Обители, которых никогда не встретишь порознь, — какая разница, кто из них кто. Ступени кончились, впереди был крытый переход, соединявший приватные помещения с таверной. Шаткие доски настила жутко грохотали, если идти по ним неосторожно, но Торк никогда не ходил неосторожно, он всё ещё был профессионалом, хоть и давно отошёл от дел. Считалось, что Деймар сильнее, но Торк не разбирался в высшей магии до понимания таких нюансов. Зато уж точно только Дейм умел думать, прежде чем делать. Даже Торк чувствовал, какая энергия билась в парне, но отчего-то она не мешала ему быть, когда надо, хладнокровным и рассудительным и находить лучшее решение. А не превращать всё вокруг в кипящую преисподнюю и самому же туда бросаться. Если кому из них и было суждено не дожить даже до окончания школы... Он тогда обругал себя, что будто бы торгуется, уговаривает Однорукого оставить ему любимчика. Конечно, это было неправдой. Он всех их любил одинаково. Всех сыновей, только ту четвёрку — немного больше. Взявшись за ледяную ручку, он потянул на себя дощатую дверь в облупившейся краске — пора бы обновить. Навстречу вырвалось тепло и запахи кухни: дыма, тушёной капусты, жареной рыбы. — Восславится Король-кузнец! — испуганно пискнул чуть не влетевший в него дежурный с подносом — Решка, новенький. — Несокрушима воля его, — благодушно бросил Торк ему в спину, которая тут же скрылась за грубой шерстяной занавеской. Он направился следом. Для буднего вечера в тускло освещённом зале было даже людно. Пятеро гостей теснились у камина, среди них Торк узнал бугая Орту — не свой, но завсегдатай, так сказать, публичной части Обители — таверны под благочестивой на первый взгляд вывеской «Наковальня». Остальных не знал — очевидно, непогода застала поблизости, вот и зашли переждать. Два стола были заняты сыновьями: Энгус и Негорад играли в ножички, Рой, Хорик и Ясень пили, негромко переговариваясь. За барной стойкой самозабвенно точил нож Великан Хеб, один из самых старших учеников. Они с Торком кивнули друг другу. И — как и в тот раз — всё-таки Огонёк. Сидел за столом в тёмном углу, вдали от сгрудившихся у камина, и делал вид, что не дрожит от холода, хотя вымок насквозь. Ясное дело, пешком шёл, такому если уж что-то втемяшится... — Вас, как всегда, двое, — протянул Торк, неспешно подходя, — Уголёк и его непроглядная бездна одиночества. Каждый раз он упрямо совал руку в эту незаживающую рану: в худшем случае, его же самого обожжёт до кости, а так, может, хоть нащупает пульс однажды. Огонёк поднял на него свои злые глаза, но смолчал. Торк сел напротив. — Не ждал тебя раньше февраля. Тебе разрешили свободно покидать Шаннтог, когда вздумается? — Нет. Разговор обещал быть серьёзным. — Выпьем? Ученик поколебался секунду. — Давай. — Пива, — решил уточнить Торк, — или... — Или. Торк немедля махнул рукой Великану. «Наковальня», заведение в целом весьма заурядное, славилась постоянно обновляющимся ассортиментом настоек. Для Торка это была настоящая страсть: находить самые неожиданные ингредиенты, подбирать смелые сочетания, смягчать вкусом крепость или наоборот делать её нестерпимой. И уж конечно, он всегда был рад кого-нибудь напоить, внимательно наблюдая за реакцией. Иногда впечатлившиеся дегустаторы даже выкрикивали удачные названия для новых рецептов. Подошёл Великан Хеб, поставил на стол бутылку «Сучьего скипидара» и два стакана и вернулся за стойку. — Ну, рассказывай. — Торк вытащил пробку, воздух наполнил бодрящий аромат хвои с согревающими нотами колюрии и едва уловимой брусничной кислинкой. — Что там у тебя? — Дерек. Рука не дрогнула: Торк был профессионалом. Разлив настойку по стаканам, он неторопливо заткнул бутылку пробкой и аккуратно поставил на стол. — А что с ним? — спросил как бы вскользь, мимоходом. Не надеясь обмануть, просто из уважения. Огонёк скривился, не оценив. — Жив и здоров. Такой же кусок говна, как и раньше. Макдуф привёл его в школу наставником. Торк неопределённо хмыкнул. Любой более развёрнутый ответ выдал бы его чувства. Жив, чертяка, да ещё и неплохо устроился! А Макдуф — каков, а? Старый жук! Как он это провернул? — Надеюсь, не тайком от Ковена? — Нет. Кажется... Не знаю. Он говорил что-то, я не слушал. Торк залпом опустошил стакан, бывший ученик последовал его примеру, зажмурился, но смолчал. — Что теперь? — спросил Торк. — А что я могу? — вскинулся Огонёк. — Яду подсыпать? Сдержав порыв по-отечески врезать ему по лбу, Торк снова наполнил стаканы. Он в жизни не видел более уродливой фантасмагории, чем боевой маг, ноющий, что он ничего не может, и в какой-нибудь другой ситуации кинулся бы его разубеждать. Но сейчас это обрело бы нежелательный смысл. — Я имел в виду более... глобально. Всё-таки попытаешься его убить или... — Или что? — прошипел ученик, щуря прозрачные глаза, и Торку почудилось, что багряное свечение пробежало по холодным углям. А ведь мог и сам давно догадаться, что заставит их снова полыхать. — Посоветуешь? — Тебе не понравится. — С тобой-то понятно, — махнул рукой Огонёк. — Но Ковен? Им что, без разницы? Скажи мне, Торк, — он резко сменил тон на просящий и впился в Торка взглядом, — я всё придумал? Поэтому шла речь о лечебнице? Поэтому все так себя ведут? Ничего не было, а я придумал? Он подавил вздох. — Нет, Огонёк. Хотя ты тот ещё псих, но не в этом смысле. Ты всё правильно помнишь. — Тогда я не понимаю, что происходит. — Это вопрос? — Допустим. Отпив жгучей жидкости, Торк неспешно перекатывал её на языке, вылавливая каждый оттенок вкуса: хвою, смолу, колюрию, бруснику. Немного мяты напоследок. Дождавшись, когда Огонёк тоже выпьет, он заговорил: — Давай посмотрим на это глазами Ковена. Кто такой Дерек Крес несколько лет назад? Школьник — талантливый, но попавший в плохую компанию. Вот эта его плохая компания — это серьёзные ребята и жуткий геморрой для Ковена. А то, что к ним прибился, среди многих прочих, какой-то шкет, не имеет никакого значения. Если подумать, то даже для тебя, хоть ты и знал его лично, он никогда не был главным врагом. А теперь он просто остался последним, символом незавершённого дела, и именно это тебя бесит, а не то, насколько он на самом деле виноват. И знаешь что? Если бы ты считал иначе, ты убил бы его сразу. — Его там не было! — Огонёк с размаху ударил ладонью по столу, стаканы, подпрыгнув, тревожно звякнули. Сидевшие за соседними столами ученики обернулись, как по сигналу, Рой и Энгус вскочили на ноги, готовые защищать наставника. Компания у камина ничего не заметила, хохоча над рассказом Орты. Торк успокоил сыновей взглядом, а затем пристально посмотрел на собеседника. — Давно я тебя не видел. — Что? — Тебя настоящего. Бешеного, как сотня гончих бездны. А почему его не было, когда вы пришли? — Понятия не имею! Какая разница? — Не понимаю, к чему это отрицание. Сначала ты получаешь сигнал через бляшку... — Чёрт, Торк!!! — он снова грохнул ладонью по столешнице, сыновья снова повскакивали, Торк поднял руку, давая знак, что всё в порядке. — Не горячись, ребята нервничают. Огонёк вдруг подался вперёд, навалившись на стол, и многозначительным шёпотом выдохнул: — Тогда это в их интересах не горячиться. Торк несколько секунд выдерживал горящий настоящим безумием, но мутноватый взгляд бывшего ученика, потом скосил глаза на его руки, неподвижно покоившиеся на столе. Сколько времени ему бы потребовалось, чтобы превратить здесь всё в липкую сажу? Да нет, он никогда бы не стал причинять вред Обители. Или стал бы? Сложно с высшими. — Ты пьян, Огонёк, — мягко заметил Торк. — Хоть какая-то польза от тебя, — слабо огрызнулся тот, откидываясь на спинку стула. Он снова погас, стал таким же уставшим и потерянным, каким пришёл. Торк разделил по стаканам всё, что оставалось в бутылке. — Макдуф сказал... — снова заговорил ученик, но замолчал и сделал медленный вдох, как будто не мог решиться повторить вслух то, что сказал ему директор школы. — Макдуф сказал, что нужно оставить прошлое в прошлом и идти дальше. Ты тоже так думаешь? Куда — дальше, Торк? Я, кажется, даже не поверил до сих пор... — Я знаю. Какое-то время они сидели молча, потом Торк сказал: — Возвращайся в Обитель. Я и сейчас ещё всем про вас рассказываю. Будешь для ребят живой легендой, научишь их всему. Сменишь меня однажды. Он помотал головой: — Я не смогу. Даже если бы меня отпустили. — А Макдуф в курсе, что ты здесь? — спохватился Торк. — У него будут неприятности, если Ковен узнает. — О, надеюсь. — Пойдём-ка провожу тебя до выхода. У двери, в которую ломился с улицы ветер, Торк сказал: — Если по какой-либо причине ты не сразу что-нибудь предпримешь... я бы не возражал, если бы Дерек навестил меня здесь. — От меня он этого не узнает. Торк усмехнулся: — Ладно, ладно, я так и думал. Я люблю тебя, Огонёк. — А если я его убью? — Спасибо, что спросил. Это разобьёт мне сердце. Но ты в своём праве. — Ты один так считаешь. — Значит, хорошо, что я у тебя есть. На обратную дорогу он постарался потратить как можно больше времени. И всё это время спрашивал себя, почему он вообще возвращается. Потому что у него там вещи? Или потому что у него есть обязательства? Нет, Макдуфу он больше ничего не должен, если только в плохом смысле. Но ему не хватало фантазии придумать ответный удар, равноценный такому предательству. Он возвращался, потому что его засасывало в воронку. Её центр был там, в Шаннтоге, а края не было, и не было смысла пытаться отойти подальше. Один раз она его уже заглотила, но отрыгнула обратно. Второй раз он не выберется. Сколько можно. Он возвращался в прошлое. Во тьму, разлитую по коридорам и лестницам, когда каждый шаг за порог комнаты был шагом в пропасть. Когда каждая ступенька, каждая дверь, каждый поворот стены неприязненно вздрагивали при виде него. Это ещё кто? — шептались они. Человеческий огрызок... Обманщик! Вот чего ты стоишь на самом деле... Потом лечение начало действовать, и камень замолчал. А потом старое постепенно стало сменяться новым. В этой новой жизни он уже всегда был один, один жил в новой комнате, один выходил из неё в новый коридор — на четвёртом, учительском этаже, а не на третьем, — один спускался по лестнице, один читал в библиотеке и ел в столовой — тоже за новым столом, в противоположном конце зала. Казалось, замок поверил. Принял его нового, забыл обман. Казалось. Зачем ты пришёл? — спросила парадная лестница, когда он пересекал холл. Это школа, а не вонючая свалка, заворчали светильники. Кто бы мог подумать, что среди нас скрывалось такое ничтожество, удивилась шершавая стена узкой винтовой лестницы. Ты же ничего не можешь, разочарованно отмечала каждая ступенька. Ничего не можешь. Ничего не можешь. Он старался не слушать. Ускорил шаг, торопясь оказаться в своей комнате. Только бы не встретить никого, хорошо, что уже был отбой. Четвёртый этаж. Остался только прямой коридор. Всё ближе безопасность комнаты, всё меньше вероятность натолкнуться на Макдуфа, или Сорхе, или... Ряд одинаковых тёмных дверей, его — третья. Почти пришёл. Ближайшая дверь распахнулась, вылив на неразличимый во мраке пол угловатое пятно рыжего света. Маленькие, но уверенные руки схватили его, вырвали из тёмного мира сырого камня, окунули в тепло, мягкий свет и запах странных цветов и впечатали спиной в дверь. — Что случилось? — возбуждённо зашептала Офелия. У неё были очень красивые губы. — Сорхе просто вне себя, где ты был? И почему вообще... Захотелось обнять её и навсегда потеряться в терпко-медовом аромате. Но как раз в этот момент она, оборвав себя на полуслове, отошла на шаг и посмотрела на него прищурившись. — Ты что, пьяный? — В говно. Она сразу как-то сникла. Но больше ничего не спросила, и это было очень мило с её стороны. Отвыкшим глазам больно на него смотреть. Кажется почти таким же, как был. В чёрном, стальная бляшка на шнурке. Аккуратно прикрывает дверь, в которую только что вошёл. Комната сразу становится тесной и душной. — Рыжий сделает мне нож. — Улыбается почти так же светло, как всегда. Дверь дрожит, как будто что-то напирает с обратной стороны. — Я отвёл его к осинам. Это звучит неправильно. И чувствует он себя неправильно. Холод пульсирует под рёбрами, вторя биению за дверью. — Что с Рыжим? — Ждёт. Ты вообще собираешься его искать? Или ты совсем ничего не можешь? Он не может отвести взгляд от блестяще-тёмной полосы на полу, протянувшейся от двери к их ногам. Как он не заметил, что вступил в неё? Он пытается отойти, но только размазывает тёмную лужу, она становится больше. Она уже по щиколотку. Он смотрит на него в поисках поддержки — пытается смотреть, но не может различить ничего выше блика стальной трапеции на чёрной ткани. Надо скорее увидеть его глаза. Дверь трещит, страх под рёбрами надувается пузырём. Надо только увидеть... Вены вскипают догадкой. Это не его лицо. Дверь не выдерживает. Миг облегчения при виде знакомого потолка — но где стена?.. Без опоры потолок заваливается вправо, опрокидывая в тёмную лужу, вдох впускает в лёгкие вонючую жидкость. Поздно задерживать дыхание, не откашлять гнилую кровь, не добраться до воздуха... — Джейсон, слышишь меня? Голос, которого здесь не должно быть. Твари бездны, лишь бы она ничего не сделала. Скорей бы уже задохнуться. — Я буду считать до четырёх, а ты делай вдох, ладно? Раз, два, три, четыре. Потом выдох: раз, два, три, четыре. Вдох... Какой-то частью сознания, сквозь цветные вспышки и примитивный, животный страх, он даже разозлился: делай вдох, надо же! Вот он не догадался! А воздух где взять?! Но она продолжала считать, и он сдался. Позволил холодной жидкости разлиться в дыхательных путях, наполнить рот железным вкусом. Но, не дождавшись второго счёта, резко выдохнул, дрожа от отвращения, кровь бурно клокотала в горле, ударяя в голову ядовитыми парами. — Раз, два, три, четыре... Она считала невыносимо медленно, смешанного с кровью воздуха едва хватало на «раз». Но с каждым выдохом мерзкая жидкость понемногу выветривалась, и каждый следующий вдох был свободнее, пока наконец не дотянул до четырёх счётов. Ещё пару минут ушло на то, чтобы дыхание перестало требовать контроля и продолжалось само. Он посмотрел на проклятый квадратный потолок, на котором теперь ещё и плясали цветные пятна, и закрыл глаза. Пятна остались. Хотелось сплюнуть металлический привкус, но во рту пересохло. — Почему я у тебя? — спросил он. — Ты куда-то исчез вчера после уроков. Господин Макдуф из-за этого очень волновался, а госпожа Сорхе разве что молнии не метала. Потом ты вернулся пьяный, и мне не терпелось узнать, в чём же дело. Воспоминания о вчерашнем дне заставили снова считать до четырёх. Так похоже на бредовый сон на почве неумеренных возлияний! Но он не мог просто так сорваться в Отенби. Значит, причина была настоящая? Это не укладывалось в голове. — Пойду к себе. Он не без труда встал, обнаружил свою одежду на стуле рядом с кроватью. — Ты не расскажешь, что случилось? В темноте он нашарил ногами ботинки. Ничего не случилось. Макдуф оказался не безобидным чудаком, а циничным, беспринципным ублюдком. Трудно было поверить и в это, и в то, что это так больно. — Это из-за Дерека? Он замер, оглушённый. Потом медленно повернулся. Офелия сидела на кровати, слабый свет из окна выхватывал мягкие пряди у виска, плечо и тонкую руку. Остальное пожирала чернота, ползущая из углов. Добралась до неё. — Мы познакомились за ужином, — сказала она изменившимся голосом. Почувствовала. Значит, нечего объяснять. Он вышел в гулкую стынь коридора.