Мир цепей и богов

      — Поверить не могу, что вы нам ничего не сказали! — возмутилась Лили в очередной раз.       — А должны были? — непонимающе уточнил Паскаль, оторвавшись от написания отчёта.       — Они с демоном сдружились! Конечно, должны были!       — Ну, не то чтобы сдружились, — исправил Алекс, однако тут же поймал взгляд Сони и понял, что Лили уже не переубедить.       Она терроризировала их вопросами всё время, прошедшее с собрания, куда Алекса и Соню вызвали для дачи показаний. Николас едва не выпрыгивал перед ними, пытался утащить в безопасное место, лишь бы их ни о чём не спрашивали, но не добился успеха. Новость о том, что Алекс и Соня встречались с Альтаном, представлявших демонов mer daran на переговорах, идущих прямо сейчас где-то во Флориде, быстро облетела весь Орден. Недовольных было много, тех, кому было плевать — пару десятков, не больше. Себастьян, которому Алекс только этим утром передал ещё одну сумку с его вещами, ничего не сказал. Зато отец, казалось бы, мгновенно позабыл о существовании Алекса.       И при этом не забыл загрузить горой отчётов, которые нужно было разобрать, структурировать и отправить в архив. С учётом того, как активно Паскаль писал отчёты о реликвиях, полных хаоса, — тех самых, которых искал вместе с магом Лукрецией Кост, — работы у Алекса было чрезвычайно много. Соня начала помогать без лишних вопросов, Алекс не сумел даже возразить, зато Лили, её соседка, только мешала своей болтовнёй.       — У тебя разве нет никакого поиска? — перебила её Соня, пока Лили в красках описывала, почему абсолютно все должны были узнать о знакомстве с демоном. Она настолько увлеклась, что развалилась на диване, полностью заняв его, и пару раз даже пихала голову Паскаля, сидящего рядом на полу, ногой.       — Нет, — со вздохом, полным вселенского разочарования, ответила Лили. — Я хотела взять один хороший поиск, но Зои меня опередила. Сказала, что займётся им, как только вернётся…       — Это не твой уровень, — возразил Себастьян.       Алекс, сидевший на соседнем диване, запрокинул голову и уставился на брата, подкравшегося слишком тихо. Себастьян даже не посмотрел на него, только бросил Лили, которая мгновенно села прямо и даже расправила плечи:       — Если нечем заняться, иди к Мирне, она как раз сегодня читает лекцию ученикам.       — Но… это же дети, — несмело возразила Лили.       — И? Аллергия, что ли?       — Нет, но…       — Не заставляй меня повторять дважды.       Лили, плотно сжав губы, поднялась и вышла из комнаты отдыха. Никто из искателей не любил присутствовать на лекциях для учеников в качестве помощников. Никто. Это было самым настоящим наказанием, ведь чаще всего дети были неуправляемыми засранцами, которых никто не мог построить. По крайней мере, так говорил Себастьян. Алексу никогда не приходилось присутствовать на таких лекциях: всему его обучили родители и Себастьян, а также Саул, Мирна и другие старшие искатели.       — А ты чего прохлаждаешься? — продолжил Себастьян, метнув на Паскаля убийственный взгляд.       — Чувак, я отчёты пишу.       — Ладно, принимается. Ты? — обратился он к Соне, которая, не моргнув и глазом, отчеканила:       — Помогаю Алексу.       — Я наказан бумажной работой, — сообщил Алекс, указав на огромную стопку папок, с которыми должен был разобраться к концу дня.       — Наказан?       — Ну, папа не сказал прямо-таки «наказан», но ты же его знаешь.       Алекс мгновенно понял, что сказал, и прикусил кончик языка, но было уже поздно.       Они с Себастьяном редко разговаривали с того дня, как отец выгнал его из дома. Они могли переписываться, перебрасываться дежурными фразами в Ордене или узнавать о делах друг друга от других искателей, но этого было мало. Алексу уж точно.       Отец выгнал Себастьяна из дома за то, что он выстрелил в голову их умирающей матери, и будто бы считал, что поступил правильно.       Август становился более нервным с каждым новым днём. С возвращением сальваторов и появлением людей из Диких Земель он и вовсе срывался всё чаще. Дошло до того, что даже Рокси, его извечная любимица, умевшая успокоить его в любой ситуации, начала с ним ругаться. Алекс нервничал всё сильнее, пару раз дело доходило до панических атак, с которыми он справлялся только с помощью Рокси. Дома было невозможно находиться. В Ордене — тоже.       Алекс хотел проснуться и понять, что последний месяц был лишь кошмаром, его мать жива, а семья не разваливается на части.       — Я с ним поговорю, — сказал Себастьян и, не прощаясь, ушёл.       Он умел подкрадываться незаметно и так же незаметно уходить, что никогда не пугало Алекса. Сейчас ему почему-то стало страшно: вспомнилось, каким злым был отец в утро, когда Себастьян разгромил свою комнату, а через пару минут оказался выставлен на улицу.       Себастьян не смог бы договориться с отцом. Один из них сделал бы только хуже, Алекс точно это знал.       — Я скоро, — бросил он Соне и побежал за Себастьяном.       Благодаря Саулу его репутация искателя начала понемногу восстанавливаться. Саул фактически сделал Себастьяна своей правой рукой, чем вывел Августа из себя и одновременно предоставил Себастьяну достаточно влияния. Он мог от имени Саула отдавать другим искателям распоряжения, контролировать их работу, а Мирна даже позволила ему составлять расписание для учеников. Себастьян никогда не любил возиться с ними, а сейчас и вовсе считал это бредом, особенно с учётом того, что все искатели, бывшие лишь простыми людьми, могли быть привлечены лидерами коалициями.       Даже если все прекрасно знали, что это не так. Искатели — не феи, эльфы или вампиры, даже не рыцари. Они умеют добывать информацию и защищать её, выслеживать людей и демонов, но не более того. Они, может, справятся с парой-тройкой тёмных созданий, но о масштабах, с которыми сражаются остальные, не смели даже думать.       Искатели — мельчайшая единица силы в коалиции, на фоне других даже незаметная. По-настоящему работали только старшие вроде Августа, Саула и Мирны, а также Себастьяна, Зои и Паскаля и ещё пары десятков искателей, практически равных им.       Алекс — самая мельчайшая деталь, недостойная внимания, и тем не менее из-за этой детали Себастьян был готов вновь разругаться с отцом.       — Да его даже в Ордене нет! — крикнул Алекс, когда Себастьян только поднялся на один лестничный пролёт на третий этаж Ордена.       Вышло слишком громко. Пару людей, спешащих по своим делам, обернулись на Алекса. Он ощутил, как кровь прилила к лицу. Даже когда Себастьян спустился к нему, а люди уже ушли, Алекс не мог избавиться от чувства неловкости, охватившего его.       — Он не говорил, где будет шляться?       — Вроде как на переговорах с леди Арраной, — пробормотал Алекс, начав теребить низ своей футболки.       — А, точно. Разве не Саул должен был отправиться?       Да, должен был. Вот только именно Август не так давно сумел найти подходи к леди Арране, чего не сумел сделать Саул, что было просто невероятным. Август, озлобленный всем и ничем одновременно, больше обращающий внимания на то, чтобы удержать Орден и власть над ним, чем на своих детей, сумел найти подход к леди Арране, быстро принявшей сторону принцессы Сонал. Она даже согласилась встретиться с несколькими искателями и рыцарями, пока принцесса была на переговорах, и обсудить помощь Ордену.       — Планы немного поменялись, — замявшись, ответил Алекс, по взгляду Себастьяна поняв, что тот всё ещё ждёт этого.       — Ладно. Хорошо. Я подожду.       — Не надо.       Себастьян, нахмурившись, собрал руки на груди.       — Почему?       «Просто не надо».       Это, разумеется, не ответ, но при всём желании Алекс не смог бы объяснить, почему Себастьяну не стоит тратить время на разговор с отцом.       Язык его не слушался. Каждый раз, когда Алекс был готов вступить в спор отца и Рокси, когда думал, что сможет доказать, почему отец ошибается, слова застревали в горле. Мысли не желали складываться в предложения. Волнение не унималось. Воспоминания о том, как Себастьян и Август кричали друг на друга, снова и снова вставали перед глазами.       Алекс просто не понимал, почему отец так цепляется к Себастьяну, почему их семья разваливается, хотя, казалось бы, после смерти матери они наоборот должны были стать ближе.       Даже в тот день, когда всё случилось, Август не пытался успокоить Себастьяна. Он даже не прикоснулся к нему, не заговорил с ним. Он обнимал Рокси, успокаивал её, целовал в макушку и лоб, будто ребёнка, и говорил, что всё будет хорошо. Он требовал от Алекса не рыдать и совсем не обращал внимания на то, что Себастьян едва не бился в истерике, пока его пытались привести в чувство сразу несколько магов.       Алекс не понимал, почему его отец так жесток, и не понимал, почему он сам так долго этого не замечал.       — Алекс, я чего-то не знаю?       Он моргнул, отрицательно покачал головой и хотел ответить, когда Себастьян уточнил напряжённым голосом:       — Тогда почему ты плачешь?       Алекс тут же принялся стирать слёзы ладонями, даже не понимая, есть ли они вообще. Он уже давно перестал осознавать, в какой момент волнение и страх, копящиеся в нём, начинали переваливать за край. Алекс мог заниматься своими привычными делами, писать отчёты или помогать в архиве, выполнять мелкие поиски или прибираться во всём доме, а потом, когда мельчайшая деталь шла не по его идеальному мысленному плану, слёзы появлялись будто сами собой. В последний раз это было ночью, когда Салем скидывала его вещи со стола: Алекс ставил их обратно, точно туда, где им место, а Салем вновь скидывала, и это продолжалось до тех пор, пока Алекс не начал рыдать и биться головой о кровать.       Всё шло не по плану. Люди, которых он любил больше всего на свете, страдали, а Алекс никак не мог им помочь. Всё, чем он жил, рушилось, рассыпалось, проблемы накапливались, громоздились друг на друга, точно высокая башня, а потом тоже рушились и сбивали его с ног.       — Я не знаю, — выдавил Алекс, испуганно уставившись на Себастьяна. — Я не понимаю… Я просто пытаюсь поддерживать хоть какой-то порядок, но оно всё ломается, ломается и ломается, а я ничего не могу сделать! Почему всё ломается, Себ? Что я делаю не так?       Неужели он недостаточно старается? Неужели не настолько хорош, чтобы сравниться с Себастьяном, и не настолько умён, чтобы отец им гордился?       Ему чёртовых двадцать лет, а он так ничего и не добился.       — Я не понимаю, — вновь начав яростно утирать слёзы, которые он никак не мог подавить, прохрипел Алекс. — Это из-за того, что я такой странный?       — А ты странный? — тут же спросил Себастьян.       Алекс искренне поражался его спокойствию и собранности — Себастьян терпеть не мог плачущих людей, и даже от слёз Рокси, когда она была намного младше, умудрялся сбегать, оставляя Алекса и их мать один на один с очередной истерикой или капризом.       Их мать — единственная, кто всегда мог разговорить любого из них, единственная, кто не считала Алекса странным.       — Я…       «Не говори об этом, — вспомнил он слова отца, которые тот повторял вот уже семь лет. — Это — ошибка, и ты должен сделать всё возможное, чтобы исправить её. Контролируй себя».       Алекс судорожно выдохнул, запустив пальцы в волосы и с силой вцепившись в пряди. Нельзя, ни в коем случае нельзя показывать слабость. Себастьяну не нужны лишние проблемы, ведь у него своих хватает.       — Алекс, если ты будешь молчать, я ничем не смогу помочь.       — Я не знаю, — выдавил он быстрее, чем успел отговорить себя. — Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за меня, вот и всё. Ты и так постоянно стараешься, чтобы нам с Рокси жилось лучше, а я просто… Не знаю, я веду себя странно и никак не могу быть таким же нормальным, как ты.       Уголок губ Себастьяна дрогнул, а потом он рассмеялся, покачав головой, из-за чего паника внутри Алекса только возросла.       «Контролируй себя, контролируй себя, — повторял он раз за разом. — Давай, ты справишься. Не будь проблемой».       В тринадцать лет, когда врач сообщил, что у него ананкастное расстройство личности, мать сказала: «Это не значит, что с тобой что-то не так», в то время как отец назвал это «проблемой». В тот вечер Алекс слышал, как его родители ругались за дверями спальни, а после бессонной ночи, полной слёз, когда он спустился к завтраку, мать поцеловала его в лоб и сказала, что он — не проблема.       Алекс до сих пор не знал, кто из родителей был прав.       — Если ты говоришь о диагнозе, то я знаю, Алекс, — совершенно спокойно, даже с лёгкой улыбкой сказал Себастьян, поймав его взгляд.       — Знаешь? — совсем тихо и обречённо повторил Алекс.       — Знаю и не считаю, что из-за этого ты ведёшь себя странно или не можешь быть нормальным. Да будь ты хоть перевёртышем, мне плевать. Ты всё ещё мой брат, и я сделаю что угодно, чтобы помочь тебе. И если для этого мне придётся снова разругаться с отцом, я сделаю это, понимаешь?       — Но я…       Он не помог, когда Август выгонял Себастьяна из дома. Он не разговаривал с ним после аукциона-бойни, когда демоны забрали Соню. Он медленно умирал внутри из-за чувства стыда и страха, но каждый раз, когда пытался заговорить с Себастьяном, вся смелость испарялась. Алекс был хорошим искателем, но отвратительным братом, который даже сейчас никак не мог помочь Себастьяну — а ведь именно ради этого он и пошёл за ним.       — Прости…       — Не извиняйся за то, в чём не виноват, — перебил Себастьян, фыркнув. — И не позволяй отцу загружать тебя отчётами, для этого есть другие искатели.       — Это… из-за того, что утром мы наорали друг на друга. Не то чтобы я хотел орать на него…       — Из-за чего?       — Рокси требовала, чтобы он ненадолго оставил Орден и… Ну, чтобы он отдохнул. Пришёл в себя.       Никто из них не отдыхал и не приходил в себя, как, возможно, им требовалось. Смерть Кристин будто запустила обратный отсчёт до взрыва, с которым каждый справлялся сам, если вообще пытался. Рокси безвылазно сидела дома вместе с Салем, спала днём и бодрствовала ночью — в основном, конечно, просто смотрела фильмы и читала книги. Даже к поискам, к которым раньше проявляла интерес, не возвращалась. Пару раз помогла собрать вещи Себастьяна, даже наорала на Алекса, когда тот предложил запихнуть книги к оружию: сказала, что так он попортит обложки. Алекс это знал, просто пытался немного расшевелить Рокси.       — Я с ним поговорю, — повторил Себастьян. Привычное спокойствие, столь знакомое Алексу, будто на долю секунды дало трещину, рассыпалось, когда его губы скривились, а взгляд потемнел. — Оставь работу и марш домой. Я за тебя закончу.       — Но…       — Ла-адно, — протянул Себастьян, закатив глаза, — бери Соню под мышку и валите домой оба.       — Но…       — Ты и Паскаля хочешь взять?       — Да нет же! Я вполне могу закончить работу сам!       — Ты ещё спорить со мной будешь?       — А ты будешь относиться ко мне, как к беспомощному?       Алекс не хотел этого говорить. Или, наоборот, хотел до безумия, ведь где-то же эти слова сформировались, засели в подкорке сознания и всё ждали подходящего момента.       Себастьян не относился к нему, как к беспомощному. Он не жалел его на тренировках, никогда не делал за него домашнее задание на все сто процентов, заставлял мыть посуду и даже пытался научить готовить. Но порой в его поведении проскальзывало нечто, чего там быть не должно. Чрезмерная осторожность, молчаливость, отстранённость. Будто вокруг Алекса был барьер, защищавший его, а Себастьян боялся ненароком сломать их обоих.       — Я не беспомощный, — повторил Алекс с большим возмущением, когда Себастьян не ответил. — Сам же сказал, что я нормальный, так почему…       — Дело не в этом, Алекс, — перебил он, подняв ладонь, совсем как Мирна, когда та пыталась утихомирить юных искателей. — Я просто считаю, что вам с Рокси вполне достаточно того, что вы уже пережили, ясно? С остальным я вполне справлюсь. Просто положись на меня, ладно?       Будто Алекс просто мог сказать что-то вроде: «Да, конечно, я буду до жути послушным и ничем не помогу», после чего они бы мирно разошлись, будто этого странного, неловкого разговора и не было. Алекс бы не смог. Он разваливался на части и не хотел, чтобы с Себастьяном было то же самое. Сколько вообще можно полагаться на него в любом вопросе?       — Пообещаешь кое-что? — с надеждой спросил он, сложив руки за спиной и спрятав дрогнувшие пальцы.       — Денег у меня мало, так что их не дам.       — Да зачем мне твои деньги? Просто пообещай, что не будешь из-за меня ругаться с отцом.       — Господи… Не из-за тебя, а ради тебя. Разницу чувствуешь? А теперь катись домой с Соней под мышкой, пока я ещё добрый и не запер тебя где-нибудь.       Алекс натянуто улыбнулся, чувствуя себя семилеткой: будто он снова сломал замок в домашнем архиве, где ему было нельзя появляться, а Себастьян взял всю вину на себя и неделю мыл за всех посуду. Нечто подобное было вполне в его духе, но никак не физический контакт, длящийся дольше необходимого.       В первые секунды Алекс не поверил, что это происходит. Он всего лишь моргнул, а Себастьян уже сделал два шага вперёд и крепко его обнимал, растрепав волосы и даже с издевательским смехом впечатав поцелуй ему в лоб. Иногда он пытался провернуть что-то такое с Рокси, потому что она ненавидела, когда ей портили причёску или её целовали в лоб. Алекс тоже не любил, когда ему портили причёску, — хотя та никогда не была аккуратной, из-за чего он даже чувствовал себя далеко не таким уверенным, — но не двигался, только тихо признался:       — Это немного неловко.       — Какая, на хрен, разница? Я что, не могу обнять брата?       — Ты никогда никого не обнимаешь.       — Неправда. Зельду я вот…       — Нет! — истерично выпалил Алекс, который, в отличие от Рокси, совершенно не хотел знать ни единой детали личной жизни Себастьяна. — Даже слышать не хочу!       — Зато сразу перестал хандрить.       Это была не хандра, а нечто куда более глубокое, личное, выцарапывающее из вен все силы и любое желание очередным утром открывать глаза и заниматься привычными делами. Это нечто появилось в тот же день, когда мало чем отличающийся от других поиск по выслеживанию старшей демоницы обернулся катастрофой.       Но Себастьян старался держаться, хотя ему тоже было плохо. Зельда иногда писала Рокси о том, как он может весь вечер просто лежать на диване и ничего не делать или рыдать в душе, думая, что она не слышит. Рокси уже говорила об этом Алексу, но не отцу. Он и не интересовался.       Себастьян старался держаться, и Алекс тоже старался. Они, в конце концов, одна семья.       Особенно когда они потеряли обоих родителей.       — Ладно, — сдался Алекс. — Качусь домой.       — С Соней под мышкой, — добавил Себастьян, расплывшись в улыбке.       — Она же не чихуахуа, чтобы её можно было взять под мышку.       — Такая же мелкая и орёт иногда ни с того ни сего…       — Себастьян.       Он улыбнулся ещё шире, поднял ладони, будто сдаваясь. Алекс не удержался: снова обнял его, поразившись, как ему понравилось это чувство.

***

      Гилберт как раз был в зале Истины, когда впервые на его памяти тот вздрогнул, точно огромное живое существо, разбуженное кем-то.       Все мгновенно замерли. Искатели прекратили носиться туда-сюда, как мелкие суетливые муравьи, некоторые даже побросали отчёты и оружие, которое закрепляли на портупеях. Вампиры синхронно повели носами, некоторые почему-то метнули взгляды в сторону одного из коридоров, уходящего от большого зала собраний. Гилберт проследил за их взглядами, увидел только чьи-то короткие волосы да смуглую руку, скрывшуюся за поворотом, как с потолка начало капать.       Первая капля ударилась о белый мраморный пол с оглушительным звоном, расползлась, как чернильное пятно, но была ярко-красной, точно кровь. Гилберт сглотнул, втянул воздух и мгновенно зажал рот рукой, подавив рвотный позыв. Пахло не просто кровью: несло омерзительной гнилью и трупным разложением.       Гилберт вскинул голову к высокому потолку, искусно расписанному под сигридское звёздное небо, и тогда же ему на лицо упало ещё несколько капель. Следом — так много крови, будто на него выплеснули целое ведро.       После упало первое тело. Точнее, его останки. Это месиво даже нельзя было назвать телом, лишь кроваво-красными кусками будто бы пережёванного мяса и перерубленных костей.       Испуганные крики зазвучали наперебой. С потолка густо лилась кровь, заливая пол, колонны, лестницы и балконы, и падали части человеческих тел. Гилберт отскочил, попытался спрятаться под одним из балконов второго этажа, но к тому моменту, как добрался до относительно безопасного пяточка пространства, уже был с ног до головы покрыт чужой кровью. Куски плоти прилипли к открытым участкам кожи и волосам, в локонах запутался чей-то отрубленный палец. Гилберт едва не на грани истерики выдрал его и отшвырнул, наткнулся на ошарашенный взгляд Данталиона, который замер на пороге большого зала собраний. За его спиной — вампиры и искатели, успевшие спрятаться от кровавого дождя. Кому-то повезло меньше: человек двадцать были испачканы в крови, как и Гилберт, пару вампиров отплёвывались и отдирали от себя падавшие с потолка куски мяса. Пол был усеян останками: то тут, то там были отрубленные руки и ноги в обрывках ткани, размолотые грудные клетки и выдранные внутренности, отсечённые головы или только небольшие их части.       Гилберт едва не рухнул, наткнувшись на знакомое лицо. Смуглая кожа посерела, часть тёмно-каштановых волос с карминовым отливом была выдрана, левая половина лица смята, будто голова была всего лишь мягкой, податливой подушкой. Карие глаза смотрели в пустоту.       Прямо на Гилберта.       — Гилберт!       Он резко выдохнул, повернувшись к Шерае. Она едва не поскользнулась на огромной луже крови, но сумела удержать равновесие благодаря королю Джулиану.       Шерая, как и Йозеф, Беро и ещё несколько магов наблюдали за местом проведения переговоров издалека, были готовы вмешаться в любую секунду, а также вытащить всех, если в этом будет нужда. Всего двадцать минут назад Егерь принёс сообщение, что переговоры закончились, и Гилберт ожидал встретить сальваторов, принцессу Сонал, леди Эйлау и короля Джулиана в зале Истины. Он даже подумать не мог, что с потолка польётся кровь, что части тел членов коалиции, которые вместе с Августом Гривелли отправились к леди Арране на другие переговоры, будут падать с неба.       — Гилберт! — Шерая притянула его к себе и крепко обняла, напрочь проигнорировав тот факт, что на её светлых брюках и кофте отпечатались пятна крови. — Ты цел, Гил?       Члены коалиции, которые отправились вместе с Августом Гривелли к леди Арране — вот кто прямо сейчас лежал в самом центре зала Истины. Вот чьи тела были искалечены и изуродованы, чьи кровь и головы летели вниз.       Гилберт оттолкнул от себя Шераю и сделал шаг вперёд, молясь, чтобы его догадка оказалось ошибочной. Дождь из крови прекратился, на потолке не были ни пятнышка, зато пол и стены едва не почернели от огромного количества крови и останков, наваленных друг на друга невидимой силой. Постепенно люди выбирались из своих укрытий, — кто из кабинета, в который успел заскочить, кто из-за книжного шкафа, а кто и вовсе из-под стола, — подходили ближе. Данталион шагнул в самый центр и принялся оглядываться, взбешённый взгляд красных глаз то и дело перескакивал с одного трупа на другой. Шерая что-то лепетала, её голос тонул в десятке других, становившихся всё громче, пока Гилберт всё ещё смотрел на отрубленную голову Артура Ли.       Утром он сам вызвался сопровождать Августа на переговорах с леди Арраной. Они с Доганом шутили, что, если выдержат её скверный характер (который, однако, был куда мягче, чем у принцессы), то хорошенько напьются вечером.       Отрубленная голова Догана тоже была здесь, как и нижняя половина его тела, из которой вывалились внутренние органы.       Здесь была Зои, одна из старших искательниц.       Август Гривелли.       Енох.       Все те, кого Гилберт знал лично и кого узнавал сразу же, стоило глазам зацепиться за какую-нибудь мельчайшую деталь: изуродованное лицо, смятая голова, переломанные руки с сигилом или меткой.       Ещё утром они были в зале Истины, общались между собой, готовились к новому дню. Гилберт не видел Августа, только знал, что тот отправился на переговоры вместо Саула. Зато слышал, как Зои ругалась с Себастьяном из-за того, кто должен был помочь Мирне на очередной лекции. Как Енох безуспешно пытался пофлиртовать с Лукрецией, а та всё говорила, что он не дорос до неё. Как Доган и Артур подбивали ещё нескольких рыцарей напиться с ними.       Артур ведь даже ни разу не поговорил с Энцеладом со дня смерти Дионы — Гилберт это точно знал. Он вернулся к рыцарям, следовал своему долгу и принесённой клятве и, казалось бы, лишь немного пришёл в норму и смирился со случившимся.       А теперь его отрубленная голова лежала перед Гилбертом.       Он едва не протянул дрожащую руку вперёд, надеясь, что это лишь дурной сон, как что-то очень громко треснуло, совсем как ткань. В ноздри ударил знакомый запах, в котором смешался морозный воздух и медь. Раны на груди и животе, которые Гилберт получил всего ночь назад, заныли.       Он подскочил на ноги и, как и все, уставился на чёрный разрыв в воздухе прямо под потолком. Это была длинная, кривая жирная линия, ничем не напоминающая портал, из которых лишь наполовину вывалился Катон. Он схватился за один из краёв, наклонился ниже и, широко улыбнувшись, швырнул ещё одну голову прямо под ноги принцессе Сонал, крикнув:       — Госпожа сегодня щедра, принцесса!       Гилберт не успел даже моргнуть: и Катон, и разрыв исчезли. Гилберт бы даже поверил, что их и вовсе не было, но раны до сих пор ныли, знакомый запах витал в воздухе, а возле ног принцессы Сонал лежала ещё одна голова. Лицо искажено в ужасе, глаза выдавлены, из обрубка шеи медленно-медленно текла кровь. Светлые волосы всклочены, но, что удивительно, практически не были выдраны. Пожалуй, только по их золотому блеску Гилберт понял, что голова принадлежала леди Арране, двоюродной тёте принцессы.       Сонал упала на колени, протянула руки к голове и замерла, даже, казалось, дышать перестала. Никто не шевелился, лишь совсем тихо шептались искатели, среди которых Гилберт заметил рыжеволосую макушку Саула Бергенсена. За его спиной замерли Себастьян и Алекс Гривелли.       Гилберта едва не вывернуло наизнанку, когда он, наконец, понял, что случилось на самом деле.       Катон напал на леди Аррану, её людей, Августа Гривелли и тех, кто сопровождал его. В основном это были рыцари да два-три старших искателя, в числе которых Зои. Однако тел, которые подкинул Катон, было слишком мало: половину и вовсе нельзя было назвать телами, лишь их частью. Значит, это не все убитые.       Но Гилберт не понимал, зачем Катону убивать сигридцев и членов коалиции. Не мог же он…       Крик принцессы отразился от стен гулким эхом и мгновенно привёл Гилберта в чувство. Он только-только повернулся к ней, как увидел размытые пятна золотого и бирюзового, услышал странный звук, напоминающий рычания и рыдания одновременно.       Принцесса Сонал налетела на него, повалила на пол и принялась отчаянно бить по лицу, сыпля проклятиями и угрозами. Грань кольца рода Лайне, которое он ей вручил, чтобы доказать, что готов пойти на любую жертву ради коалиции, царапала лицо, но Гилберт был так ошарашен, что даже не замечал этого.       — Всё из-за тебя! — истошно орала принцесса, обрушивая на него один удар за другим. — Какого хрена ты не соглашался, ублюдок?! Они погибли из-за тебя! Мы могли защитить их, а ты!..       Гилберт кое-как перехватил руки принцессы и сбросил её с себя, поражаясь происходящему. У него была разбита губа и, кажется, по виску текла кровь, попадая в глаз, но даже так он не мог поверить, что Сонал только что набросилась на него с кулаками. Диего и Йозеф уже оттаскивали её, брыкающуюся и орущую так, будто от неё отдирали по кусочку, а Шерая суетилась вокруг Гилберта, всё ещё думающего, что это лишь дурной сон.       Принцесса, зарычав во всё горло, вырвалась из хватки Йозефа, глаза которого только-только засияли магией, сорвала с пальца кольцо и швырнула в сторону Гилберта. Кольцо попало в плечо Шераи, отскочило и упало в лужу крови совсем рядом с головой Артура.       — Всё из-за тебя! — верещала принцесса, бьющая ногами Диего и Йозефа. — Они все погибли из-за тебя!

***

      Джулиан был в бешенстве: из-за переговоров, прошедших совсем не так, как он рассчитывал, появления богов-уранионов, их рассказа и… Катона, вождя Дикой Охоты.       Того, кто истребил всех лэндтирсцев и членов коалиции, отправившихся на встречу с леди Арраной.       Об этом Джулиану, леди Эйлау и принцессе Сонал доложили сразу же, как они оказались в зале Истины. Как именно это случилось — никто не мог сказать. Но Фортинбрас подтвердил один из мощнейших всплесков магии, который он когда-либо чувствовал, почти под самый конец переговоров. Сальваторы должны были разобраться в произошедшем вместе с уранионами, которые забрали их. По-настоящему забрали, не сказав никому ни слова и исчезнув в портале.       Где были сальваторы прямо сейчас тоже никто не знал. Должно быть, там, куда простым смертным вроде Джулиана закрыт путь. Может, на границе миров, на перекрёстках Лабиринта или даже территории Цитадели. Никто не знал. Да и времени, чтобы узнавать, не было. В зал Истины вломились, подбросили останки членов коалиции, и пока маги спешно латали барьеры и защищали зал Истины, Джулиан думал, за что схватится в первую очередь.       Он приказал оттащить принцессу Сонал от Гилберта, обомлевшего настолько, что он даже не попытался защититься. Приказал увести Сонал как можно дальше, а после, быстро переговорив с подоспевшей Ариадной, всё-таки направился следом. Диего Зальцман и Йозеф, который едва усадил принцессу в кресло в первом попавшемся кабинете искателей, ушли сразу же, как Джулиан приказал.       Он не хотел нянчиться с принцессой Сонал, но, очевидно, не имел выбора. Королева Ариадна помогала укреплять чары, Данталион вместе с вампирами взялся выслеживать Катона. Искатели распорядились, чтобы никто не трогал тела, пока не вернутся сальваторы — кто знает, может, Движение и Время сумеют что-то понять. Джулиан не видел в этом смысла: по реакции принцессы и так было ясно, что пострадали в основном лэндтирсцы.       — Они, — бормотала Сонал, медленно раскачиваясь в кресле и пустым взглядом смотря в пространство перед собой. — Столько клятв и обещаний, столько крови… Это они, они…       Когда убили Сибил, Джулиан почувствовал, будто из его сердца вырвали небольшой кусочек. Будто нить, протянувшаяся между ними после принесения клятвы во время Апогея, была жестоко оборвана чужой рукой. Когда умирали те, кто приносил клятвы, те, кому их приносили, всегда это чувствовали. Среди сопровождающих Августа Гривелли не было эльфов, и потому Джулиан не почувствовал боли. Зато Сонал почувствовала, да так много, что в бешенстве кинула за Гилберта и избила его.       — Все они, — шептала она, обхватив себя за плечи и наклоняясь то вперёд, то назад. Сонал обломала ногти, пока пыталась расцарапать Гилберту лицо, и сейчас оставляла кровавые пятна на собственных предплечьях, скребла по расшитой мелким стеклярусом ткани бирюзовой блузы. — Столько клятв, голосов, крови…       — Ты уверена?       Это были первые слова, которые сказал ей Джулиан почти за полчаса, которые прошли с тех пор, как Сонал приволокли в кабинет. Никто не заходил, даже не стучался, будто все решили, что Джулиан и впрямь отлично вправит Сонал мозги.       Вздрогнув, она подняла на него стеклянные глаза, полные слёз, и хрипло выдавила:       — В этом и был смысл, да? Отвлечь, потянуть время, занять чем-то другим… Он не собирался сдержать обещание, и они все погибли из-за его трусости!       На последних словах голос Сонал сорвался на крик. Она едва не подскочила на месте, но Джулиан мгновенно оказался рядом, навис, уперев ладони в подлокотники кресла.       — Считаешь, будто Гилберт сговорился с Катоном Беспощадным? — прошипел он.       — Если бы он не тянул, они были бы живы, — едва слышно ответила Сонал, уставившись на него безумным взглядом. — Мой народ бы стал частью коалиции, мы бы все смогли защитить их…       Джулиан едва не рассмеялся. Боги, которые совсем не боги, она и впрямь обезумела: обвиняла Гилберта в том, что Катон убил лэндтирсцев, каждый из которых принёс ей клятву… Сонал была безумна.       — Это ведь ты отказывалась оказывать помощь, пока официально не станешь женой Гилберта, — напомнил Джулиан с издевательской улыбкой.       — Он должен был согласиться, — протараторила Сонал, по щекам которой вновь заструились слёзы. — Я же их была их королевой, я должна была сделать всё, чтобы их приняли…       — Мы были готовы принять лэндтирсцев в любой момент. Были согласны на любое сотрудничество, на любые условия, какие бы они ни выдвинули. Но это ты посчитала, что ещё есть время. Ты была готова тянуть до последнего.       Сонал моргнула, посмотрела на него так, будто только сейчас увидела, и выдавила нервный смешок.       — Их всех убили, — произнесла она с придыханием и безумной улыбкой. — Каждого из тех, кто избрал меня своей королевой. Все клятвы оборвались, все нити перерубили. Если бы этот великанский выродок согласился…       — Вины Гилберта в случившемся нет! — жёстко перебил Джулиан, едва не ударив Сонал по лбу своим. — Катон мог намеренно выбрать именно лэндтирсцев, чтобы ослабить сигридцев и посеять раздор между нами, но Гилберт уж точно не виноват.       — Он обещал, что сделает всё ради сигридцев! — зло процедила Сонал.       — Он и делал. Но разве один король лезет командовать чужими подчинёнными? Гилберт не командует моими эльфами, и лэндтирсцам бы не приказывал, даже если бы они согласились сотрудничать с коалицией. Он бы просил об этом тебя, потому что вы бы стали союзниками. Были бы равны, как и все мы, и решения бы принимали вместе. Но ты возжелала статус королевы, и потому мы не смогли защитить лэндтирсцев.       Джулиан, однако, знал, что это правда лишь отчасти: для того, чтобы защитить каждого лэндтирсца, который мог бы прийти в коалицию вслед за Сонал, у них бы попросту не хватило сил. Люди умирают каждый день, просто сегодня Катон решил выбрать определённую группу. Его расчётливость только доказывала, что у коалиции не было шансов.       Сонал сама подтвердила — лэндтирсцы мертвы. Все без исключения. Осталась только она, наконец это осознавшая.       Её взгляд изменился, стал тяжелее. Вновь хлынули слёзы. Опустились плечи. Сонал вздрогнула всем телом, закрыла рот ладонью и взвыла, как раненый зверь, согнулась пополам, едва не уперевшись Джулиану в бок. Её трясло от боли и страха, которые он совсем слабо ощущал чарами. Из-за того, что боги-прародители эльфов, как сказала Геирисандра, застряли между жизнью и смертью, сила чар короля эльфов была слаба. Даже во время Апогея Джулиан едва-едва слышал шёпот богов, но думал, что это лишь временно. Теперь же знал, что боги, которые преподнесли его народу величайший дар, страдали, и потому не могли питать чары, заключённые в короне эльфов.       Из-за этого Джулиан чувствовал себя слабым. Должно быть, потому его и отправили к Сонал. Не столько успокоить её, проследить, чтобы никому не навредила, сколько не мешаться под ногами.       Спустя какое-то время Сонал немного успокоилась. Отодвинулась, уставилась куда-то в сторону пустым взглядом, прижала руки к груди, как если бы хотела добраться до сердца и вырвать его. Сонал напоминала куклу со сломанным механизмом, которая повторяла одно и то же действие: то опускала, то поднимала плечи, медленно моргала и пялилась перед собой.       Быстрее, чем Джулиан успел осознать это, он провёл большим пальцем по её щеке, стирая слёзы, и сказал:       — Королевы не плачут.       — Я не королева, — глухо ответила Сонал, вновь начав немного раскачиваться, будто в трансе. — Они говорили, готовили, учили, наставляли, но я не королева… Вбивали в голову, дрессировали, чтобы стала королевой, но я не королева, я…       — Так стань ею, — перебил Джулиан, цокнув языком. — В этом мире необязательно иметь корону, королевство или подданных, чтобы быть правителем. Гилберт даже не прошёл Матагар и формально до сих пор является принцем. Я не слышу гласа наших богов-прародителей, хотя прошёл Апогей. Данталион и вовсе не королевских кровей, но король. Можно не иметь короны, но быть настоящим правителем.       — Коалиция меня ненавидит, — выдавила Сонал, вновь опустив голову и опять же, как несколько минут, практически уткнувшись Джулиану в бок, будто кошка, которая искала тепла. Впервые Сонал показалась ему совсем маленькой и хрупкой. — Считает, что я глупая, избалованная принцесса… Элементали, да я сама себя ненавижу…       Джулиан вновь цокнул языком, взял Сонал за подбородок и поднял её голову, заставляя смотреть в глаза.       — Меня тоже считали глупым и избалованным. Эльфы говорили, что я — позор нашей расы. Я — испорченный, недалёкий принц, который только и может, что пьянствовать да трахаться со всеми подряд. Они были павы. Я действительно был недалёким, но сейчас-то я другой. Может, я всё ещё неидеален, но я стараюсь. Старайся и ты, принцесса, и в конце концов станешь королевой, которую будут уважать не за кровь, из-за которой за тобой пошли лэндтирсцы, а за ум, честность и верность своему слову.       Сонал смотрела на него, не мигая, должно быть, целую вечность. В серо-голубых глазах были не только слёзы, но и тысячи упущенных возможностей, погибших сегодня вместе с лэндтирсцами, боль и горечь.       — Они все мертвы, — шёпотом повторила Сонал, всё ещё смотря Джулиану в глаза. — Все. Только лэндтирсцы, а я… Они все мертвы. Я должна была их защитить, но…       — Ты их помнишь, и пока что этого достаточно. Если помнишь, значит, действительно любила и была готова из кожи вон лезть и капать Гилберту на мозги, даже была готова до смерти забить. Лэндтирсцы были твоим народом, и это нормально — чувствовать боль от их смерти.       — Это не боль, — сквозь зубы возразила Сонал, — а ярость. Катон посмел тронуть моих людей, и я никогда этого не забуду.       — Говоришь как истинная королева. А теперь поднимайтесь, Ваше Величество, вытирайте слёзы и ищите себе меч. Коалиция нуждается в вашей ярости. Но, конечно, — добавил Джулиан, не удержавшись от снисходительного смешка, — сначала ответьте за нападение на одного из её лидеров.

***

      Соня вот уже два часа ни на шаг не отходила от Алекса. Делала она это вовсе не из-за приказа Себастьяна, а потому что никто больше не мог: искатели суетились, следуя указаниям Саула и Мирны, целители помогали раненым, маги укрепляли чары и барьеры, окружавшие зал Истины. Все чем-то занимались, брались то за одно дело, то за другое, и всё это время зал Истины напоминал Соне переворошённый улей разъярённых пчёл.       Алекс не успел вернуться домой, хотя хотел. Даже предложил Соне составить ему компанию, сказав, что они могут просто отдохнуть вместе с Рокси, посмотреть какой-нибудь фильм или попробовать приготовить что-нибудь вкусное. Соня почти согласилась — почти, потому что как раз в тот момент, когда она хотела сказать «да, конечно», Паскаль начал захлёбываться кровью.       Пострадало много искателей, и только четверть из них успели спасти. Остальные либо захлебнулись кровью, либо, раненные будто бы невидимой рукой, упали замертво, а потом маги сказали, что сердца тех остановились, отравленные хаосом.       Саулу потребовалось два часа, чтобы выяснить, что каждый из искателей, и мёртвый, и сейчас лежавший в лазарете, контактировал с реликвиями, полными хаоса. Теми самыми, которые тщательно отслеживал Саул в течение долгих месяцев. Лукреция Кост вместе с ещё несколькими магами отсеивали их, проверяли на наличие хаоса, искали настоящие реликвии и выявляли подделки, но этого оказалось недостаточно. Погибли тридцать шесть искателей, за жизни четырнадцати до сих пор боролись целители, восемь уже отдыхали в лазарете. Среди них был Паскаль, от которого только-только отошла Лукреция, чтобы помочь другим целителям. Как только в зал Истины прибыла Марселин, ни один из магов, не занятый укреплением барьеров, не остался в стороне.       Соня и Алекс тоже были здесь. Сидели на соседней койке, ждали, пока проснётся Паскаль. Алекс едва не лежал на Соне, расположив голову на её плече, которое давно промокло от слёз. Соня не мешала Алексу, когда тот вновь начал плакать, лишь молча обнимала его, чтобы показать, что рядом. Алекс ничего не говорил, только один раз бросил, что нужно сообщить о случившемся Рокси, хотя Себастьян наверняка успел позаботиться и об этом.       Он вернулся в лазарет вместе с Саулом только час спустя, когда Алекс немного задремал, а Паскаль только-только зашевелился. Саул тут же выдернул одного из целителей, попавшегося ему на пути, и приказал проверить состояние Паскаля, на что тот возражал чересчур вяло. После того, как он начал кашлять кровью, его лицо и тело будто кто-то расчертил: глубокие царапины и язвы появлялись то тут, то там, словно чья-то невидимая рука уверенно и безжалостно наносила одну рану за другой. Такое было едва не у всех искателей, контактировавших с реликвиями, но не у всех удалось свести следы ранений. У Паскаля ещё были расцарапаны лицо и руки, у искателя, лежавшего через две койки от него, — ноги. А кто-то и вовсе казался целым и невредимым, словно его не тронули.       — Да ты просто не видишь себя, — проворчал Саул, когда Паскаль снова попытался возразить целителю, взявшемуся обрабатывать открывшуюся на руке рану. — Клянусь, ты бы поседел, если бы увидел.       Никто ему не ответил, только Паскаль совсем слабо приподнял уголки растрескавшихся губ в улыбке. Алекс сонно заворчал, уткнувшись макушкой в шею Сони.       — Выяснили что-нибудь? — шёпотом спросила она, боясь разбудить Алекса. По-хорошему ей следовало уложить его на койку и оставить в покое, под присмотром целителей, но Алекс не был ранен и не мог занимать чужое место. Им позволили остаться только из-за обещания убраться сразу же, если принесут ещё одного пострадавшего.       — Немного, — так же тихо ответил Саул, поправляя повязку на глазу. Себастьян, подпиравший стену рядом с койкой Паскаля, молча пялился, как целитель утирает кровь с руки искателя, и наверняка пугал своим вниманием.       Соня ждала, пока Саул продолжит, но он молчал до тех пор, пока целитель, ёжась под пронзительным взглядом Себастьяна, не оставил их. Но даже после этого Саул выждал немного, убедился, что Паскаль вновь усыплён магией, и пробормотал:       — Пока неизвестно, как именно Катону удалось прорваться через защитные барьеры, но… Ему помогли изнутри.       Соня вздрогнула, резко выдохнув, а Алекс только заворчал и крепче обнял её, будто подушку.       — Данталион ищет виновных, — ещё тише продолжил Саул, — но пока выловил только трёх. Двое были подчинены, как Сибил и Камилла, а третья… Это была Лулу.       Соня кое-как вспомнила, кому принадлежало это имя: вампирше из клана Данталиона. Кажется, пару месяцев назад она была вместе с ним возле бреши, открывшейся в Аликанте.       — Она в темнице, ждёт допроса. Как только принцесса Сонал перестанет истерить, мы ей займёмся.       — Данталион что, до сих пор её не убил? — удивилась Соня. — Не похоже на него.       — Убил бы, — подал голос Себастьян, — если бы Лулу не сболтнула, что знает кое-что важное. Пыталась выторговать себе свободу и безопасность.       — Сказала, что знает, где прячется Махатс, — на выдохе произнёс Саул, посмотрев на Соню.       Её будто наотмашь ударили.       О том, что Соня и Твайла были в плену у Махатса, вспоминали всё реже. Если и вспоминали, то ненадолго, практически сразу же переключались к тому, что в тот день Махатс сбежал, как трусливый пёс, пожертвовав двумя демонами, которые служили ему. Или к тому, что в тот день погибла Диона. Соня сама старалась вспоминать об этом всё реже, но ни на секунду не забывала о Дионе — это было меньшее, что она могла сделать, ведь из-за бесконечной беготни, поисков и проблем, которые сваливались на коалицию, Соня уже пару недель не навещала её могилу. Думала, что вот-вот исправится, но теперь…       Новые жертвы. Катон, вождь Дикой Охоты, в существование которой Соня до сих пор не верила, истребил лэндтирсцев и убил всех, кто пришёл к леди Арране на переговоры. Искателей, рыцарей и парочку вампиров. Августа, Зои, Артура, Еноха, Догана и ещё уйму людей, имён которых Соня даже не могла вспомнить. Погибли и искатели, контактировавшие с реликвиями, и это доказывало, что Катон был в сговоре с демонами.       Они нанесли точную, безжалостную атаку, не оставив ни следа. Только множество вопросов и страх, что подобное может повториться с минуту на минуту. Если Катон сумел определить местоположение зала Истины и проникнуть внутрь, то никто из них уже не был в безопасности.       Что мешало ему забрать кого-нибудь и преподнести Махатсу для ещё какого-нибудь эксперимента?..       Соня поняла, что начала плакать, лишь после того, как всё ещё сонный Алекс стёр слезу с её скулы и как ни в чём не бывало снова обнял, положил голову на плечо и тихо засопел.