Ты — мой мир

      Ева оперлась спиной о надгробие, попивая виски прямо с горла. На плите и на её руке было одно и то же имя. Люцифер.       Задорный смех разнесся по кафе. Другие посетители косо смотрели, но она не замечала. С ним всегда так весело.       Сердце растаяло, стоило Люциферу снять свою куртку и отдать ей. Ещё и возражений не принимал, язвительно отшучиваясь. А ведь на улице уже октябрь. Но какой же он заботливый.       — Это он сказал, чтоб ты валила на родину? — не успела кивнуть, как он уже закатил рукава и схватил за шиворот куртки пацана, который недавно лез к Еве. Люцифер никогда и никому не давал её обижать.       У Евы был лучший друг во Вселенной. А она его не уберегла. Противные слезы опять полились из глаз. За последний месяц проплакала столько, что в организме не должно было остаться жидкости.       Метка на руке ныла, из-за чего Ева в очередной раз почесала её острыми ногтями. Содрать не получалось. Даже ножом. Уже пыталась. Когда бабушка застала её за этим занятием, просто сказала: «Если будешь вскрываться — режь сразу вертикально, чтоб наверняка», — и вышла из комнаты.       Пока что Ева жила просто назло бабушке. Надолго ли её хватит — загадка, ответ на которую знать совершенно не хотела. Всё ещё не могла решить, что хуже: дожить свои года, но без соулмейта, или всё же умереть в двадцать три вслед за тем, кому предназначена её душа.       Этот мир тривиально прост. Одна жизнь — один соулмейт. Никого больше нельзя полюбить так, как любишь свою родственную душу. Вы предназначены друг другу.       И в тот же момент этот мир жесток. Имя на руке появляется только после смерти соулмейта. Наверняка узнать можно только после смерти партнёра. Если его имя не появилось — продолжай поиски. Но обычно многие интуитивно чувствуют, кто их родственная душа, после первых пары недель общения. Многие, но не Ева.       В голове крутилось одно слово, которое никак не хотело пропадать. Оно преследовало на каждом шагу. Даже больше, чем проклятая надпись на руке, которая постоянно ныла. Глупая.       Он умер из-за неё. Если бы пьяная Ева не хамила какому-то бугаю за клубом, Люцифер был бы жив. Его бы не подстрелили, и они бы спокойно пошли по домам. Но нет. Нужно же ей было лезть. Дьявол, она была настолько в хлам, что даже не помнила, что сказала. Зато окровавленная рубашка Люцифера засела в памяти надолго.       Самое ужасное, что она так ни разу и не набралась смелости признаться в чувствах. Не то время, не то место, рядом не те люди, у него не то настроение. Да и зачем портить дружбу. Вдруг не взаимно?       Но сейчас, оперевшись о его надгробие и плача, понимала, что всё было взаимно. Надпись на руке не переставала ныть. Еве было тошно даже смотреть на неё. Интересно, её можно забить? Только тогда всё равно будет напоминать о Люцифере. Каждый раз, как видела кого-то с татуировками, вспоминала его забитые руки и шею.       Подъехала знакомая чёрная машина, из которой вышла Мими. Его родная сестра. До того злополучного вечера лучшая подруга Евы. После — та, кого она винила в смерти Люцифера. Что было вполне оправдано.       Ева встала, взяла бутылку и пошла прочь. Мими всё равно больше с ней не заговорит. Как и Люцифер.