Доверие, оставленное в прошлом

      Удивительные вещи происходят с первокурсниками перед первой зимней сессией. Кто-то судорожно листает все конспекты, переучивает темы и вспоминает, что он никак не мог сдать, а остальные просто ходят по тусовкам и прогуливают пары, сваливая всю заботу о своей успеваемости на несчастных старост, как делали полгода до этого. Профессора и ректорат только вздыхают, понимая, что оба подхода на самом деле ничего хорошего не принесут, а идеальнейший из методов подготовки к сессии — сдавать всё вовремя.       Поэтому Тимофей, ещё не наученный горьким опытом недосыпа и нервных тиков, спокойно продолжал жить своей жизнью, искренне довольный, что делал все задания за неделю после их озвучивания. В то время парень, успешно сдавший все экзамены и поступивший на бюджет, ещё знал непреодолимую тягу к знаниям, добросовестность и порядочность. Конечно, делал он это ради своей матери, нуждающейся в сыне как никогда прежде, и поэтому тратил почти всё своё время на учёбу, штудирование психологических форумов и тщетные попытки не плюнуть на философию, как часто за года её изучения хотелось сделать. Тимофей старался не замечать настойчивых попыток однокурсников, да и не только их, познакомиться поближе и оценить все прелести жизни в кампусе. Не интересовался девушками и плюсами отношений.       Это было время, в которое никто и не мог предположить, каким в итоге станет главный заучка первого курса психологического факультета. Да и сам Тимофей, честно сказать, ещё не до конца понимает даже теперь, каким образом случилось это магическое преображение. Повлияло ли на это его изменившееся отношение с семьёй или в голове блеснула здравая мысль, что гробить свою психику ради красного диплома бессмысленно, а большинство экзаменов всегда можно списать, если не хочется зубрить никому не нужные формулы высшей математики, на первом курсе Тимофей не знал.       В тот декабрьский день, когда на улице шёл дождь, а разогнать тьму не получалось и у уличных фонарей, парень находился на окраине города. Тимофей даже не до конца понимал, что сподвигло его совершить сорокаминутную прогулку от дома в направлении производственного района, когда вечерняя тьма лишь иногда вспыхивала фарами проезжающих здесь машин. Было около восьми часов вечера, рабочая пятница давно подошла к концу, и множество сотрудников предприятий, тёмными глыбами маячащих на фоне сероватого неба, уже давно покинули скучные офисы и неудобные кресла. Однотипные автобусы, проезжающие мимо мокрого тротуара, по которому медленно шагал Тимофей, были практически пусты, за исключением парочки взрослых, вероятно покидающих «особенные» вакансии.       Идея работы с утра до ночи (а пятница была сокращённым рабочим днём для большинства компаний) за низкую ставку парню никогда не нравилась. Он с сомнением смотрел на людей, воодушевлённо рассказывающих о труде на благо общества во вред собственным жизням, когда это общество, на самом-то деле, ничего в ответ не давало. Уже тогда, ещё во время вступительной речи ректора в первый день посещения ВУЗа, Тимофей поклялся своим талантом понимать людей, что не будет делать то, что ему не нравится. Он часто об этом думал, когда в очередной раз слышал про пользу обществу, но так и не смог поменять своё мнение. Да и не хотел, если говорить о его чувствах совсем честно.       Многие — друзья отца или знакомые матери — тихо шептались об эгоизме их сына, его «странных» взглядах на жизнь в ещё юном возрасте, но никто не смог выбить это убеждение из его головы. Мальчик, видящий вокруг себя забитых и безумно скучных взрослых, не внимал тому, чего не видел. И, наверное, чтобы не сломаться под чужим воздействием, Тимофей с совсем юных лет повадился бродить среди фабрик и автомоек, чтобы своими глазами видеть всё то, что ему пытаются навязать другие. «Дети внушаемы», — вот, что они постоянно говорят, но человеку, ставшему копаться в психологии с восьми лет, не так-то просто воздействовать на неокрепшую психику. Особенно, когда ему пришлось рано повзрослеть.       Погружённый в свои мысли, парень шагал дальше, на автомате поворачивая в желаемую сторону. У него не было цели пребывания в этом месте: просто хороший способ погрузиться в себя и подумать о многом. Возможно о чём-то слишком личном, что не было комфортно поднимать с глубины сознания в наполненном жизнью доме.       Тимофей любил дождь. В детстве мама рассказывала ему, что бесцветные капли смывают с людей всё плохое, отмывая от грязи их уставшие души. Катерине несказанно повезло, что её сын не имел хронических проблем со здоровьем: мальчик слишком часто выбегал из дома, чтобы постоять под дождём, иногда даже стараясь не дышать от охватывавших его чувств. Вскоре Тимофей понял, что все захватывающие сказки его матери были выдумкой, а то, о чём только говорят, нереально, но дождь от этого любить не перестал. Не той детской, наивной и светлой любовью, когда не видишь в объекте обожания ни малейшего изъяна, конечно, но проблем с дождливой погодой у парня никогда не возникало. Поэтому он и отважился гулять под дождём в декабре, зная, что вскоре начнётся пугающая всех студентов сессия: дождь его не смущал, а все пугающие лабораторные и рефераты были сданы.       Улица, по которой ноги несли утонувшего в мыслях Тимофея, была главной в промышленной части города и огибала его по дуге, создавая почти идеальную окружность с рекой, текущей с другой стороны (промышленный сектор находился дальше по течению, поэтому в реке имелись пляжи в черте города). Дорожные фонари были рабочими, пешеходная зона широкой, а на пути располагалось несколько автобусных остановок, везущих работников не только к центру, но и в другие населённые пункты, имевшие стабильное транспортное сообщение с большим и шумным городом.       Тимофей не удивился, когда впереди замаячила одна из остановок. Его больше удивило, что среди прочих стоящих там — а это было двое взрослых мужчин и одна пожилая дама — там неожиданно оказалась слишком молодая для такого места девушка, к тому же в одном пальто без капюшона. Из-за глубокой тени внутри остановки Тимофей не смог её рассмотреть: увидел только длинные тёмные волосы и не маленький рост, но по позе сразу определил, что темноволосая была подавлена.       Парень не любил лезть в чужие дела. «Люди сами должны решать свои проблемы, а чужие советы могут им только навредить своей бесполезностью». Но что-то не нравилось ему в присутствии этой девушки здесь, в пятницу вечером среди огромных полосатых труб и практически пустующей трассы. Мельком взглянув на расписание, он понял, что через две минуты должен приехать последний автобус. «Она должна на нём уехать». И это было рациональное решение, следовало бы уйти и оставить людям разбираться с их делами, даже если вам это кажется странным.       Тимофей вздохнул и прислонился к столбу, молча наблюдая за ней, сгорбленной фигурой, сливающейся с темнотой зимнего вечера. Дождь не утихал, продолжал колошматить по капюшону непромокаемой куртки, но это не доставляло Тимофею неудобств. Какие-то этические соображения, вероятно подхваченные в исторических романах, подталкивали его убедиться, что этой девушке не нужна помощь. И, если она ей не нужна, не стоит просто тревожить человека понапрасну, отвлекая от чего бы то ни было.       Прошло четыре минуты, и Тимофей, раздражённый непунктуальностью водителя, заметил жёлтые лучи света, прорезающие мрак перед остановкой. «Ну наконец-то, — подумал он, сдержанно вздохнув, — можно было подумать, что он вообще не приедет». Помня, однако, о цели своего нахождения здесь, парень перевёл взгляд на девушку. Она медленно подняла голову, словно вглядываясь в номер маршрута, посмотрела на экран своего телефона, скорее всего проверяя там время (Тимофей успел заметить, как сверкнули среди волос её очки), но осталась смотреть, несмотря на то, что остальные пассажиры быстро зашли внутрь. Тимофей смотрел и пытался понять, что у неё на уме, но, когда транспорт закрыл двери и благополучно уехал, а девушка не сдвинулась с места, решил-таки поинтересоваться, в чём здесь дело. Он оторвался от столба и направился к ней, на ходу пытаясь придумать, как начать разговор. В голову ничего путного не лезло и пришлось выпалить первое, что подсказала интуиция: — Девушка, вы в порядке?       Мысленно сообщив себе про заезженность этой фразы, Тимофей стал ждать… Чего-нибудь. Но этого самого «чего-нибудь» почему-то не последовало. Девушка, словно не услышав его, продолжила сидеть, не шевелясь, и смотреть в одну точку. «Игнорит что ли…» Но уйти с нечистой совестью было для Тимофея сродни красной таблетке, когда синяя вела к душевному удовлетворению, поэтому он легонько стукнул незнакомку по плечу, стараясь привлечь к себе внимание.       От таких действий девушка ощутимо вздрогнула и резко повернула голову к парню. Тимофей доброжелательно улыбнулся, хотя у него и проскользнула мысль, что в тени его лица совершенно не видно, и принялся вглядываться в черты сидящей напротив. На неё падал свет, и Тимофей, ещё раз подтвердив свои догадки про очки и возраст, быстро осмотрел миленькое личико с голубыми глазами, прямым носом и губами, потрескавшимися от мороза. «Бальзамом, что ли, не пользуется…» Она испуганно посмотрела на него, но спохватившись глубоко вздохнула, возвращая себе душевное спокойствие. Лицо стало спокойным и сдержанным, губы растянулись в дежурной улыбке. — Всё нормально, не стоит переживать, — ответила она, но Тимофей не уловил в этом мягком голосе уверенных ноток. Всё в этой девушке говорило о том, что что-то всё-таки идёт не по её планам.       Тимофей снисходительно посмотрел на чересчур радостную улыбку, скорее направленную на убеждение самой себя, и невесело хмыкнул. — В вас так и сквозит неумение профессионально врать, — он покачал головой. Шатенка — а она была именно шатенка — как выяснилось в свете фар одной из машин, сдвинула брови, не до конца понимая претензии к своей персоне. — Слишком радостная улыбка, слишком фальшивый тон. Не часто приходится скрывать правду, не так ли? — Эм… — девушка прикусила нижнюю губу и отвела взгляд. — Давайте будем считать это защитным рефлексом в стрессовой ситуации. — Довольно неумело, должен сказать, — усмехнулся Тимофей. Девушка пожала плечами, признавая своё поражение.       На какое-то мгновение парень вообще забыл, по какой именно причине он сейчас ведёт разговор с незнакомой девушкой в темноте остановки на окраине города. Ему, неожиданно даже для себя, понравилось, как она говорит. Чем-то это отличалось от того, что он видел до сих пор. И не только с профессиональной точки зрения. Тимофей не мог понять, почему продолжает нести чушь, вместо прямого вопроса про автобус. «Мне тоже пора домой, надо с этим заканчивать». — Так что у вас всё-таки случилось?       Девушка поджала губы, отвернувшись на дорогу, и Тимофею стало ясно, что она испытывает жгучий стыд. На секунду парень даже пожалел, что вообще полез не в своё дело, но это чувство сразу же испарилось, как только он услышал слишком быстрый и весёлый ответ: — Ну, я перепутала автобус и в итоге приехала сюда. Вот, сижу жду, пока приедет тот же номер, чтобы уехать обратно.       На смену стыду сразу пришла радость и удовлетворение. Теперь Тимофею стало ясно, что он не зря торчит на этой остановке, вместо того, чтобы пойти домой. — Мне очень жаль, но в этом районе по пятницам сокращённое расписание. Последний троллейбус уехал две минуты назад.       Девушка шокировано перевела взгляд на собеседника, не в силах произнести ни слова. Из горла вырвался один единственный звук, отчего Тимофей, противореча ситуации, рассмеялся. — А.       Дождь лил, затапливая тротуар и скрывая всё большие просторы от глаз простых обывателей. Он усиливался, напоминая всем вокруг, что осень ещё не окончательно сдала свои права. «Вот только не вовремя он решил почтить нас, — раздражённо подумал Тимофей, пока они с Вероникой быстро шли через парк, — вот от слова совсем».       Тимофей помнил, что Вероника до чёртиков не любит дождь. Тимофей хорошо запомнил, насколько она ненавидит покрытые лужами тротуары, когда сама одета в осенние сапоги. С какого-то верховного приказа сегодня всё было решительно настроено против него, пытаясь сломать и уничтожить уверенность в себе и шансы на победу.       Светофор по пути сломался, пришлось объезжать. Преподаватели вдруг решительно стали пытаться отправить его на какой-то никому не нужный конкурс, потому что «ты же так хорошо учился последние две недели». Дядя со своими постоянными звонками.       Не хотелось этого признавать, но в этот ответственный момент Тимофей был далеко не хладнокровным и очень надеялся, что Вероника этого не заметит. «Надо поддерживать имидж, а не орать матом и пинать мусорные баки». Хотя он бы никогда не опустился до подобной низости под чужим испытующим взглядом.       Парень целенаправленно шагал вперёд, погружённый в свои мысли. Тимофей не замечал, как капли воды текут по волосам, исчезают под курткой, а кроссовки то и дело попадают в воду. Он просто шёл, а подсознание само выстраивало нужный маршрут, неловко пожимая плечами на наличие инородного фактора в его планах.       А этот самый фактор, растерянный и запыхавшийся, такого предательского отношения к своей свободе терпеть не собирался. Вероника, правда с великим трудом, терпела нещадный темп и промокшие осенние сапожки, потому что сама желала поскорее убраться из-под небесной завесы, но даже её нелюбви к дождю не справиться было с физической усталостью. Девушка понимала, что Тимофей не замедлиться, если она сама его не заставит. «Вот всегда надо всё самой делать». Её кисть всё ещё была крепко зажата в ладони парня, но, приложив некоторые усилия, у Вероники получилось тормознуть нещадную процессию.       Тимофей растерянно обернулся, когда девушка застыла на месте, тяжело дыша. — Ты куда летишь, придурок? — Веронике казалось, что её лошадиное дыхание слышит весь район. — А можно как-нибудь помедленнее? — Ты что, уже устала? — спросил Тимофей, терпеливо ожидая, пока дорогая подруга вернётся в рабочее состояние. — А как же дождь?       Вероника поморщилась и, злобно зыркнув в сторону ухмыляющегося Тимофея, пошла дальше на силе упрямства и гордости. Да чтобы она позволила теперь себе показывать слабость! «Вот же не вовремя дождь полил. Что-то сегодня против меня однозначно».       Оставалось только удивляться, как ему удалось уломать её. Тимофей одёргивал себя каждый раз, когда руки тянулись протереть глаза. «Окей, это всё же не сон». Это было странно: она здесь, стоит осматривается, хотя приходит в квартиру не первый раз. «Вроде как третий…» Парень хлопает глазами в проходе, пока Вероника снимает верхнюю одежду и быстро скрывается в ванне, что-то раздражённо бубня себе под нос. Скорее всего жалуется сама себе на чёртов дождь, который так и не закончился.       Чем он вообще это заслужил? Тимофей неожиданно понимает, что начинает волноваться, когда промахивается мимо крючка в коридоре, пытаясь повесить куртку. Раздражающая мысль, что теперь всё точно пойдёт не так, крепко впивается в мозг и так там и остаётся, не давая шанса откреститься от предполагаемых проблем. И рассудок понимает, что он на своей территории, знакомой и безопасной. Но почему-то кажется, что в проигрышной позиции находится он сам, что парень не имеет реальной власти. Это странно и неприятно. Ещё более непонятно, какого чёрта происходит с начала этой встречи. — Слушай, мне кажется, у тебя скоро мыло закончится, — сказала Вероника выходя из ванной и отряхивая мокрые руки. Тимофея хватило только на оторопелый кивок. «Она серьёзно?» Вероника смотрит на него внимательным взглядом, но, неопределённо пожав плечами, уходит в зал. Тимофей делает глубокий вздох и снимает кроссовки. Похоже, что они оба не знают, как начать разговор в такой обстановке.       Парню остаётся только продолжать изображать полную уверенность в себе, когда он заходит в комнату вслед за гостьей, мимолётно окидывая светлое пространство пристрастным взглядом. Благо всё лежит на своих местах.       Вероника мгновенно отрывается от телефона, где до этого с кем-то переписывалась. «Скорее всего, с Кирой, — подумал Тимофей и нахмурился. — Надеюсь, она ей ничего такого не сказала». Он остался стоять в проёме, напряжённо наблюдая за девушкой, сидящей на диване. От такого внимания Вероника слегка съёжилась, но в остальном своих мыслей не выдала, лишь вопросительно приподняла брови. На девушке были надеты сиреневая кофта и чёрные джинсы, практически не сочетающиеся по фасону, но выгодно показывая природные качества. Тимофей помнил, что ещё год назад она предпочитала огромные худи и кривые хвосты, но сейчас густые волосы беспорядочно лежали на плечах, обрамляя лицо, как она всегда любила. Что же случилось в её жизни, что так заметно подняло её самооценку и уверенность в себе? Тимофей не знал, хотя признавался в этом весьма нехотя, но был всё равно благодарен неизвестной силе за посильную помощь в спасении чьей-то жизни от упущений неуверенности и драматизма.       Девушка тоже внимательно разглядывала его, восполняя потерянные за месяц воспоминания, но разговор никак не начинала, оставляя Тимофею самому разгребать созданные им же проблемы. Она старалась избегать его взгляда по возможности, но иногда ему удавалось поймать голубые глаза на секунду, чтобы поймать скрытые эмоции. Но она реагировала быстро: тут же отворачивалась на что-то, а в конце концов и вовсе уставилась в телефон. Как бы ни поднималась самооценка Вероники, к такой ситуации психика была однозначно не готова.       Она старательно контролировала внешние проявления своего состояния, но внутри каждую секунду что-то обрывалось. Это было непривычно, это было слишком волнительно, чтобы остановить бешено бьющееся сердце. Вероника взглянула на последние сообщения от Киры и поджала губы. NoManInTheArea: «Какого фига ты творишь?! Я же тебя предупреждала, что это была плохая идея. Почему ты такая неисправимая, когда дело касается этого придурка?!» «Эй, ты там ещё жива? Он тебе ничего не сделал?» «Вероника, прекрати молчать» «ВЕРОНИКА, ТВОЮ МАТЬ»       Нет, такой поддержки ей сейчас было не надо. Пересохшее горло не могло пересилить желание понять и сбросить с себя ненужные мысли и чувства. «А может, и ввязаться во что-то поинтереснее». Это было странно, ведь она думала, что просто избавится от нависших проблем. Вероника не собиралась усложнять себе жизнь на последнем году обучения в старшей школе, но почему-то попала по самую шею. Как будто высшие силы, в которые она верила с великой натяжкой, подкинули ей то самое великое испытание, меняющее жизнь. «Слишком много проблем на одну мою несчастную голову». Она нервно передёрнула плечами, но головы так и не подняла, опасаясь, что её душу опять выдадут чёртовы глаза. — Ты будешь чай? — спросил Тимофей, стараясь сгладить неловкость и дать начало хоть какому-то разговору. Вероника медленно повернулась, чтобы посмотреть на него, и Тимофей еле сдержал смешок, когда на лице девушки отразилось замешательство. Она открыла рот, чтобы ответить, но тут же сконфуженно закрыла, словно не поняла ни слова из сказанного ранее. Удержаться от комментария парню при всей выдержке не удалось. — Ну знаешь, такой коричневый. Ты его ещё с сахаром пьёшь, периодически добавляя мелиссу.       Вероника растерянно хлопала глазами, не осознавая происходящее, но всё-таки смогла кивнуть, хотя слова Тимофея так и не дошли до неё окончательно.       Парень улыбнулся и ретировался, оставляя её одну и давая время прийти в себя. Это было странно для Вероники так волноваться, и она отчаянно нуждалась хотя бы в минуте одиночества и спокойствия. Девушка оглядела комнату, в которой, по её самым позитивным предположениям, предстояло пройти крайне неприятному разговору. Она сидела на синем диване, смотрела на тёмный шкаф и рабочий стол в окружении светлых обоев. «Может, просто воспринимать это как очередной сеанс у психолога? Учитывая, что мне даже чай принесут».       Она посещала Катю уже почти полтора года, и практически сразу стало ясно, что говорить в уютном кабинете слишком просто. Там она всегда выражалась, как хотела, говорила только то, что ощущала, могла позволить себе быть по-настоящему собой, не ожидая открытого осуждения со стороны. Наверное, это обстоятельство сильно повлияло на её характер за это время: Вероника с удивлением заметила, что теперь быть самой собой не просто легко, но и необходимо.       Тем временем в голове Тимофея роились разные мысли. Начиная от того, какой чай ей нравился и сколько ложек сахара следует добавить, заканчивая обдумыванием мягкой и ненавязчивой подводки к интересующей теме. Он прекрасно знал, что один неверный вопрос или глупое выражение — и всё, что было, может рассыпаться слишком быстро. Оперевшись о кухонную тумбу, Тимофей безразлично смотрел в окно, за которым быстро летали хлопья снега. Или двигались слишком быстро, напоминая одно белое полотно, не дающее разглядеть пушистые снежинки, кружащие в рое своих собратьев. Это не было похоже на редкие, но зато заметные, пушинки, медленно скользящие к земле, грозя утопить под собой всё, что плохо лежит: машины, дороги, ветви деревьев, достаточно толстых, чтобы белые перины смогли остаться там, а не отправиться в путь дальше к своим собратьям. Навевало тоску. И сбивало всякий позитивный настрой, как бы глупо это ни казалось.       «Стоп, снег?!»       Тимофей протёр глаза, стараясь осознать произошедшее. За окном был снег. Снег, не дождь. «Как такое вообще возможно?!» Каким образом температура могла упасть так низко за столь короткий срок? «Может, я просто схожу с ума?» Озадаченно он отвёл взгляд от вида за окном и запустил руку в волосы, осмысляя происходящее на его глазах. Казалось, что у него и правда галлюцинации. Быстрый взгляд в сторону и усталый вздох: снег ещё там. Возможно, Тимофей и пришёл бы к неутешительным выводам о своём психическом состоянии, но тут щёлкнул чайник и отвлёк его от посторонних волнений. Не окончательно, но появилась хорошая возможность занять чем-то руки.       Когда парень вернулся в зал, мысленно строя оборонительные сооружения вокруг эмоций и чувств, он не увидел Вероники на диване и даже успел испугаться. Странно было думать, что она могла сбежать, но такая глупая мысль неожиданно проскочила в сознании парня, оставляя за собой неприятный след. Это было недоверие, паника или какая-то непонятная фигня, оттесняющая разум и логику от пульта управления? Слишком глубоко погрузиться в рассуждения не получилось: Вероника высунулась из-за шторы.       Тимофей сразу заметил горящие от восторга глаза. Девушка глупо улыбалась, выдавая радость абсолютно любым жестом, который совершала. Она быстро переводила взгляд с окна, скрытого для Тимофея за коричневой плотной шторой, на парня, словно забыв, что тут происходило. Казалось, что удивительно парадоксальная смена погоды что-то сломала, разрушила между двумя запутавшимися людьми, и Тимофей, не так безудержно подверженный эйфории от первого пушистого снега, смог только искренне обрадоваться неожиданно расслабляющей обстановке.       Он медленно поставил чашку на кофейный столик, боясь нарушить изумлённую тишину, и посмотрел на Веронику. Она всё так же не сдвинулась с места, продолжая восторженно глядеть в тёмную пустоту, скрытую за прозрачным стеклом. Она приоткрыла рот, наверное собираясь что-нибудь сказать, но Тимофей не дал этого сделать. Он решил сделать первый шаг, надеясь, что это может помочь ему в будущем, но, тем не менее, подходить не стал. — Там снег, да? — мягко спросил он, медленно отойдя к своему рабочему столу. Вероника бросила на него встревоженный взгляд, когда к ней вернулось осознание происходящего. Губ коснулась лёгкая, еле заметная улыбка, которая словно шла ей больше, чем широкие и открытые. Тимофей глубоко вздохнул в надежде успокоиться и призвать разум на свою сторону.       Вероника кивнула и снова перевела утративший открытый блеск взгляд на улицу. — Да, неожиданно видеть снег, после того как мы спасались от ливня пару минут назад, — спокойно сказала она, внутренне ругая себя за излишние и детские эмоции. — Выглядит очень… Странно.       Тимофей хмыкнул, закатив глаза: — Скорее уж сказочно и страшно, потому что с изменениями климата не шутят. Надо ли там снег в середине июля? — Учитывая что летом периодически отключают горячую воду, то мы все умрём, — ответила девушка, пожав плечами. Она резко задёрнула шторы и вернулась на диван, сразу же схватив горячую чашку, поморщившись от неприятных ощущений. Веронике нужно было чем-нибудь занять руки или вообще найти причину не смотреть на Тимофея, хотя она сама дала понять минуту назад, что пора-таки начать тот самый волнующий и неприятный разговор, ради которого они тут собрались. Но, естественно, говорить первой она не собиралась, поэтому демонстративно пила чай, обжигая себе язык. Тимофей понял, что девушка не собирается первой прилагать усилия в решение им созданной проблемы. И хотя ему уже было девятнадцать, а объясняться с девушкой приходилось не в первый раз, парень нашёл в себе силы заговорить далеко не с первого раза. Да и эта попытка показалась ему настолько жалкой, что он на мгновение пожалел, что вообще решил что-то сказать. — Ну так что ты решила?       Вероника, честно говоря, чуть не подавилась, оторопело поднимая взгляд. «Вот это я понимаю: прямой, как рельсы. Я думала, такие товарищи только в книгах бывают, а тут… Такой же уникальный субъект. Хотя кого я обманываю, с самого начала было понятно, что этот красавчик точно не от мира сего. Ну или не от моего мира». Вероника вспомнила, как первые месяцы общения ей казалось, что у неё развилась шизофрения и парень, каким-то образом оказывавшийся идеальным, просто ей привиделся. Но после пары совместных фото стало ясно: либо ей очень сильно повезло, либо грядёт королевского масштаба подстава. Ну, как это всегда бывает в современных любовных романах: кругом обман. — Вопрос спорный, — «Чёрт, что я вообще собиралась ему сказать?!» — но… Да, что-то да пришло в мою тупую башку. — Прекрати себя оскорблять, — раздражённо огрызнулся Тимофей, удерживая себя от животного рыка, — если кто из нас и тупой, так это я, и мы оба прекрасно это знаем.       Вероника неопределённо пожала плечами, снова уставившись на кружку. Она была круглая, с ощутимым рисунком в виде китайского дракона на белом фоне, извивающегося по всему диаметру. Нечто похожее было у неё на даче, только та малышка была предназначена исключительно для детей родственников, часто посещавших скромную обитель вдали от цивилизации. Естественно, это не мешало маленькой Веронике периодически красть её, просто чтобы красиво выпить воды. От этих воспоминаний девушка улыбнулась. И нашла в себе силы продолжить говорить. — Да, да, хорошо. Только не надо меня постоянно перебивать, иначе я вообще ничего не смогу сказать, окей? — она не оторвалась от созерцания кружки, но могла поспорить, что Тимофей смирённо кивнул. А ещё Вероника чувствовала, что её пытаются сжечь взглядом. — Короче… Я думаю ты сам понимаешь, что я хочу сказать. И вообще ты психолог, так какого чёрта задаёшь такие вопросы. Я вообще без понятия, — она повысила голос, осознав, что ей могут начать возражать, — что мне нужно сейчас сказать. А особенно — как это сделать, блин. Но мне же надо, да? И в общем… Ну я, короче, не знаю. — В смысле? — такого ответа Тимофей не мог представить ни в одной из своих фантазий. Он непонимающе уставился на Веронику, но она упорно игнорировала его, с преувеличенным интересом осматривая гравировку его любимой чашки. — Но тогда зачем ты вообще… — Так, заткнись! — вспылила девушка. — Захотела и сделала, потому что нафиг мне себя мучить ещё полгода, если и так ясно, что ничего не изменится.       Она подняла голову и наконец встретилась с его тёмными синими глазами, безотрывно наблюдающими за её лицом. «Как же неудобно, что я не умею разбираться в чужих мыслях». — А зачем мучить себя полгода? — аккуратно спросил парень, не разрывая зрительный контакт. Вероника редко позволяла себе пристальный взгляд, не отворачиваясь и не закрываясь. — Потому что есть две небольшие проблемы. Точнее мысли, от которых у меня, увы, не получилось отделаться. Первая и, пожалуй, даже тебе очевидная — а может, и не только тебе… — пробормотала она, но в гробовой тишине Тимофей её всё равно услышал. — Три месяца назад я бы легко сказала «да». Причём, как бы стыдно это ни было, практически сразу же. Ну, поломалась бы минуты три с проблемами а-ля «ну я же такая… Эм, например, некрасивая и слабая». — И я бы на всё тебе сказал, что это не так, — возмутился Тимофей, получив в награду мелькнувшую на губах улыбку. — Да, пожалуй, так всё и было бы… — Ну и что изменилось? — Тимофей нахмурился, перебирая все свои грехи и происходящее в это время с Вероникой. — Ты стала верить в себя и вдруг осознала, что я для тебя слишком простой?       «Эх, если бы это было так», — подумала Вероника, уже набираясь смелости, чтобы открыть то, что съедало её с начала учебного года. Историю, которую Кира вспоминала каждый раз, чтобы вправить своей влюблённой подруге мозги на место. Или уже не влюблённой. — Я утратила веру в тебя, — гробовое молчание последовало за её безразличным голосом. Тимофей замер, не в состоянии спастись от пустого взгляда, словно оружием пригвоздившего его к месту. Вероника спокойно улыбнулась и откинулась на спинку дивана, ощущая, как леденящая душу обида и злость прорываются из глубин души, где сидят её самые преданные дьяволы.       Тимофей испуганно дёрнулся, когда осознал, что видит перед собой ту самую Веронику, про которую ему доводилось только слышать: бесчувственную, холодную. Оставляющую у руля только спокойствие и твёрдые убеждения, не тронутые никакими эмоциями. Девушка склонила голову набок, снисходительно бросив последний взгляд на парня, и спросила: — Ты помнишь вечеринку двадцать седьмого августа? — она коротко рассмеялась. — Так вот: я прекрасно её помню. А особенно то, что я там случайно увидела.       Вероника собрала все эмоции, скопившиеся внутри от одних только воспоминаний, и задушила немыслимыми для неё усилиями воли. Поэтому она очень редко была такой спокойной: не так уж и просто найти в себе силы для полного самоконтроля, когда хочется то ли кричать, то ли плакать. Она наблюдала, как на лице Тимофея появилось замешательство, потом понимание, а потом он словно перестал дышать. Девушка была уверена, что даже знает заполонившие его голову мысли: «Я попал».       Впрочем, от истины Вероника была не так уж и далека.