***
Скамейки в столовой были построены из расчета на среднего дарионца, а не кордарца, поэтому влезть на них было той еще задачей. Но Герда справлялась и помощи не просила. За ужином она сидела, болтая ногами в воздухе и угрюмо ворочая ложкой в миске серовато-бежевой каши. Порции хватало, чтобы заполнить желудок, но на этом ее плюсы заканчивались даже для не слишком прихотливых гномов: субстанция была липкой, безвкусной и скользкой, словом, той еще cach (дерьмо). Она зачерпнула полную ложку каши, подняла над миской и пронаблюдала, как черенок ложки неумолимо сгибается, пока каша медленно ползет вниз и вытягивается, вытягивается, но не падает. Это было очень жалкое и печальное зрелище, но в условиях Крейстона развлечений было так мало, что даже это казалось оперой в королевском театре Тарона. Рядом началась возня, и сидевшего рядом с Гердой Грока бесцеремонно отодвинули дальше по скамейке, а на его место воздвигнулась Драммина. Хотя дарионцы не отличали ее от Герды — одного роста, обе рыжие, в безликих желтых комбезах, — для кордарцев разница была очевидна. Во-первых, Драммина была заметно старше; во-вторых, за счет приходившей с возрастом матерости, шире в плечах и крепче сбитой. Это не говоря уже о том, что их социальный статус тоже заметно различался до Крейстона. В конце концов, отец Герды управлял целой колонией. — Merch! — громогласно бухнула Драммина. Герда чуть сдвинулась подальше от нее, бросая настороженный взгляд на прогуливающихся по залу надзирателей. Официально говорить на кордарском языке запрещено не было, но охранники этого не любили и пользовались нейрами, когда его слышали. Якобы, в рамках профилактики попыток заговора. Герда любила родной язык, но не была готова рисковать своим здоровьем ради коротких разговоров на нем. Тем более, что в бараках никто не мог им этого запретить. — Чего? — буркнула она, еще ниже склонившись над кашей. Драммина брезгливо скривилась, но тоже перешла на ломаный дарионский: — Мужа я не могу найти, после смены. Кордарка снова осмотрела огромную столовую, битком набитую рабами. Найти хоть кого-то в этой толпе было той еще задачей. — Подожди до барака, там поищи, — невнятно посоветовала она. Но старшая гномка не собиралась отступать так просто. — Говорят, на их участке обвал был! — она стиснула ложку в кулаке. — Говорят, свиньи летают. Герда тут же пожалела о вырвавшейся фразе, но сказанного уже не воротишь. Драммина задохнулась от возмущения, а потом потрясла ложкой перед лицом младшей товарки по несчастью. — Э! Ты, genethig, рот свой не разевай на меня! Нашлась прынцесса… А вот и обратная сторона медали. После всеобщего поражения в правах перестали что-то значить не только старые титулы и статус, но и былые заслуги вкупе с опытом. Да, Герда Рег была еще молода, но транспортник она водила вовсе не по отцовской протекции, и опыт командования у нее имелся! Но толпа рабов плохо реагировала на попытки хоть как-то ее организовать, как и на тех, кто хотел и мог ее вести. Словно в одночасье все отупели и напрочь позабыли, что такое иерархия. Да и принцесса — это сильно сказано… — Не паникуй раньше времени, — повторила она. — Вернемся в барак — сделаем перекличку. Драммина фыркнула, явно недовольная ответом, но хотя бы отстала и дала поесть спокойно. Не то чтобы каша этого заслуживала. Когда отведенное на ужин время истекло, охранники пинками и криками погнали рабов в сторону барака. Герда старалась держаться в центре толпы, где было самое безопасное и незаметное место. Возвращение в барак всегда было сродни стихийной силе: их несло, как на гребне волны, которая разбивалась о дверной проем, и рабы рассеивались по помещению, как выброшенные на берег рыбки. Особенно уставшие ухитрялись как-то причалить к случайному матрасу и валились прямо на месте, наплевав на очередь к уборной. Герда тоже прибилась к матрасу и неторопливо рассматривала тех, кто уже разлегся, и тех, кто терпеливо выстаивал очередь. Бывали дни хорошие, когда из шахт возвращались все, и плохие, когда кого-то в толпе не находили, и, конечно же, охранники никогда не заботились о том, чтобы упокоить кордарцев как полагается- — Аииииииии! Низкий, дребезжащий визг прокатился по бараку, заметался между лампами под потолком и среди всполошившихся рабов. Поползли шепотки, вскрики, вопросы и пустые догадки. Герду же так и подбросило на матрасе: в этом вое она сумела узнать Драммину, которую благополучно выбросила из головы за последние десять минут… Кордарка поднялась на ноги и заспешила к разрастающейся группе гномов неподалеку. Рабы-дарионцы провожали ее блеклыми, незаинтересованными взглядами. В центре толпы, конечно же, была Драммина: краснолицая, зареванная, рвущая рыжие косы и ни на мгновение не перестающая выть. Герда растолкала собратьев, чтобы подойти к ней, хотя уже догадывалась, что произошло. Слухи про обвал все-таки не были пустыми. — Аииии! — провыла старшая гномка, сгибаясь пополам и почти упираясь лбом в землю. — Убили-и-и-и-и! Рег приостановилась: она правда не знала, что делать с таким… шумным и сильным горем. Нужно ли попытаться утешить? Попытаться уговорить ее скорбеть потише? Дать оплеуху, чтобы вывести из этого транса? — Драммина… — неуверенно начала она. Вдова вдруг взвилась на ноги, повернулась к ней и наставила на нее трясущийся палец. — Gast! — завизжала она. — Свиньи у нее летают! Gast, gast! Герда, ошарашенная таким напором, невольно отступила, и уже после этого поняла, что отступление было ошибкой. Заметив ее нерешительность, зашептались и остальные кордарцы, а Драммина, воодушевленная успехом, продолжила наступление: — Да что ты из себя корчишь, прынцесса? Только шикает да рожи корчит, мой Бжак не вернулся, а у нее свиньи летают! — Я ведь не знала! — воскликнула Герда. — Мы тебя не волнуем, — зло выплюнула Драммина. — Ты только про ахеевцев думаешь, им хочешь понравиться! — Это не так! Я… — возразила Рег. Но вокруг них уже начали раздаваться шепотки: — И то верно, она на меня шикала, чтобы я на дарионском болтал… — Ты не думал, что это тебя же защитит, борода? — А что она так старается выполнять их правила? — Cydweithredwr! — Но она ведь не сдает нас ахеевцам? — А откуда тебе знать? — Пожалуйста, успокойтесь! — воззвала Рег, но никто ее не слушал. Ситуация быстро ухудшалась, и Герда буквально видела, как теряет даже тот невеликий контроль, который ей удалось приобрести. Драммина триумфально скрестила руки на груди. В ее взгляде полыхала ненависть к тем, кто взял их в плен и сгубил ее мужа, и скорбь стала маслом для этого огня. — Эй, заткнулись там! — что-то тяжелое лязгнуло по двери с той стороны, и рабы тут же боязливо притихли. Драммина приподняла верхнюю губу, скалясь на Герду, и неторопливо направилась к ближайшему матрасу. За ней потянулись и остальные; но не просто за компанию, а почти как за лидером. Герде это очень не нравилось. Кто знает, что может наворотить обезумевшая от злости и скорби женщина? Пару дней все, казалось, утихло, но гномке все еще слышался низкий рокот, как будто из недр земли. Никто не успокоился, ничто не было забыто; Драммина и заведенные ею рабы варились в собственной злости, медленно доходя до точки кипения. Герда слышала их разговоры, стихающие, стоило ей подойти поближе, замечала обмены взглядами, в которых пробегали искры чего-то нехорошего. Ей следовало это остановить еще тогда. Призвать их к порядку. Только она не знала как. А на четвертый день все взорвалось. В тот вечер, когда они вернулись в барак, сторонники Драммины стащили кучу матрасов в центр комнаты, а сама она влезла на вершину импровизированной трибуны. Рег наблюдала за этим из угла, в котором все чаще стала прятаться в последние дни, не желая быть втянутой в революционную деятельность. — Кордарцы! — начала вдова. — Как долго мы еще будем терпеть ахеевское иго? Вступление не вызвало особого энтузиазма; но ее сторонники начали подводить к трибуне случайно попавшихся под руку гномов, шепча им заранее заготовленные фразы и лозунги. Толпа росла; и все волей-неволей начинали прислушиваться. — Они привезли нас сюда против нашей воли! Превратили в рабов! — продолжила Драммина. — Они убивают наших родных, братьев, сестер, мужей — и бросают их тела! Среди рабов поползли шепотки тех, кто действительно потерял кого-то на этой проклятой планете. Герда поднялась со своего матраса и подошла поближе, чтобы лучше слышать речь; ощущение подземного рокота многократно усилилось, и ничего хорошего это не сулило. — Они запрещают нам говорить на нашем языке! Или мы забыли, что мы дети Кордара? С каких пор мы стыдимся нашего языка, нашей культуры? Готовы ли вы защищать их, как я, или будете сгибаться перед Ахеем — как она? Палец гномки триумфально указал на стоявшую позади всех Герду. Множество голов разом повернулось к ней, и по помещению поползла новая волна шепота: — Она и правда очень уж печется о правилах… — Разве мы должны подчиняться Ахею? — Да, разве мы не должны пытаться вырваться из плена? — К чему приведет послушание? Мы ведь так никогда не выберемся отсюда! — Я за Мину! Давно пора действовать! Рег больше не могла слушать это, она решительно растолкала остальных и приблизилась к подножию трибуны. Ей пришлось задрать голову, чтобы посмотреть на самодовольно ухмыляющуюся Драммину. Ее взгляд стал еще безумнее и злее, чем в тот день, когда погиб ее муж. Он как будто отражал пламя будущих пожаров, которые она так хотела зажечь. — Неужели ты не понимаешь, к чему может привести мятеж? — Герда повысила голос, пытаясь докричаться до здравого смысла хоть кого-нибудь. — Неужели- — Ба! Да что ты можешь понимать в жизни, девчонка? — презрительно перебила ее старшая гномка. — Ты не такая, как мы! — Я точно такая же, как вы! — Нет, милочка! Ты выросла в особняке, тебя папочка посадил командовать грузовиком, а теперь ты возомнила себя лидером, потому что ты папочкина дочка! — выплюнула Драммина. — Ты никогда не понимала истинной гордости кордарского трудового народа, потому что ты никогда не держала в руках кирку! Ddim kordraes! По бараку прокатился слаженный вздох. Не существовало оскорбления страшнее, чем обвинение в отсутствии кирки, чем отказ от причисления гнома к кордарскому народу. С Гердой никто и никогда так не разговаривал, и у нее захватило дух. Даже когда ахеевцы плевались оскорблениями, когда пытались унизить и ужалить побольнее — все это были инопланетные слова и уколы, которые могли ранить, но никогда не проникали по-настоящему глубоко. Но это — это принадлежало ее народу, ее наследию; и Драммина попыталась ее этого лишить. Ахеевцы могли запрещать что угодно — она бы ни за что не забыла родной язык, родной дом, и однажды вернулась бы к ним, восторжествовала бы над всеми их попытками. Но это… это… Рег сцепила зубы и постаралась успокоиться. Ее просто пытаются вызвать на эмоции. Нельзя поддаваться. — У меня есть кирка, — процедила она. — Что же касается того, где я выросла, в этом есть и свои плюсы. У меня точно больше опыта в управлении людьми, чем у простой шахтерской шестеренки. — Шахтеры своих не бросают, шахтеры гордятся своей работой! — крикнула Драммина. — Мы зарабатываем свое честное имя потом и кровью! А ты, избалованная девчонка, привыкла слушаться отца, и теперь точно так же слушаешься ахеевцев! Как мы можем следовать за кем-то, кто не понимает этой гордости, цену честного имени? — Я понимаю! — вскричала Герда. — Но как ты не видишь, что ты не можешь победить? — Разве не мы одерживали победу за победой у туманности Инферно?! Разве не мы отбили Богаччо? — отмахнулась вдова. — Вспомните нашу славную историю, раз эту девчонку так ей и не научили! Вспомните наши славные победы! — Это не одно и то же! Драммина, послушай, ты обречена на провал! Ты и все, кто за тобой последует, погибнут! Когда последнее слово было произнесено, толпа слегка притихла: нет ничего более отрезвляющего, чем перспектива умереть. Те, кто изначально сомневался в бунтовщиках, начали медленно сдавать назад, отмежевываться; и даже среди тех, кто только что одобрительно шумел, поддерживая Драммину, нашлись те, кто задумался и поумерил пыл. — Да? — неожиданно холодно переспросила вдова. — Тогда мы умрем завтра, как кордарцы. А ты мертва уже сегодня.***
— У нее было десятка три сторонников. На следующий день они действительно попытались напасть на охранников, когда те открыли барак утром. Гномка помолчала, медленно обшаривая помещение глазами. Билл невольно проследил за направлением ее взгляда и повсюду натыкался на успевшие побледнеть пятна на полу и стенах; и если до этого он полагал, что это вездесущая грязь, то сейчас он увидел их в совершенно другом свете. — Мы забились в дальний угол и не шевелились, пока все не закончилось, — наконец глухо сказала Герда. — Нам повезло, нас не тронули. И с тех пор все слушают меня. — Даже после того, как ты потеряла контроль над ситуацией? — спросил Кристиан. — Они увидели второй вариант. Он оказался хуже, — Рег пожала плечами. — Ждать безопаснее. Герда едва успела закончить свою историю, когда и без того тусклый свет погас. В воцарившейся темноте все еще была слышна возня, кряхтение и надрывный кашель других рабов. Билл порадовался, что лег заранее — теперь не приходилось вслепую нашаривать края матраса. И еще порадовался, что прошел медосмотр перед миссией и вытерпел больше десятка прививок, потому что ему буквально слышались всякие разные космические хвори в чужом кашле. А может, и не космические, а всякие банальные холеры, дизентерии и прочие монстры прошлых веков, давно искорененные на Гринворте. Впрочем, тихое, подозрительное шипение он услышал даже через эти звуки. Не приходилось сомневаться, что Кристиан тоже. Сквозь запах немытых тел потянуло чем-то новым, горьковатым и отдаленно медицинским. — Это нас дезинфектантом поливают? — вполголоса обратился Тайлер к их новой знакомой. — Чем-чем? — Обеззараживают? — перефразировал храмовник. — А, да. Чтоб чумой какой не болели, — равнодушно сказала кордарка. — Вот это забота, — ядовито пробурчал Гилберт. — Время сна на вес изумрудов, — предупредила Герда. — А то быстро выдохнетесь, и вам еще и за это вваливать будут. Вставать по звонку, на первый раз я вас пну, дальше сами. — Спасибо, — серьезно поблагодарил ее невидимый Кристиан. — Спокойной ночи. Герда хмыкнула что-то непереводимое и непроизносимое на кордарском и замолкла. Билл вытянулся на тонком и узком матрасе, уставился в невидимый потолок над головой, с тоской вспомнил свою каюту на «Искателе» и тяжело вздохнул. Он никогда не жаловался на спартанские условия в казармах и на кораблях — тем более, что после получения ранга капитана эти условия заметно улучшились, — и вполне мог пережить местные, но восторга по этому поводу не испытывал. Положение, как ни крути, было дрянь, история Герды это только подтверждала. Он знал, что Тайлер и сам подумывал о мятеже, потому что в теории это вполне рабочий вариант — Билл худо-бедно понимал, как работает мозг напарника. Но попытка Драммины обернулась кровавой бойней, и под наблюдением Герды рабы восстанут только при чертовски удачных условиях, которые дарионцам изнутри не обеспечить. Что же до побега… Для этого придется как следует осмотреться, но перспективы тоже что-то дурно пахли. Он понятия не имел, кто из двух гномок поступил правильно. Драммина, утопая в своем горе, воспользовалась чужой гордостью за свой народ и попыталась что-то изменить; и теперь все те, кто последовал за ней, мертвы. Тактика Герды же позволяла им всем выживать… но как долго это могло продлиться? Как долго она будет выжидать, искать подходящий момент, и когда он все-таки придет — будет ли еще хоть кто-то жив? Насколько они сами могут доверять Герде в таких обстоятельствах? Гилберту захотелось спросить у Кристиана, что, по его мнению, будет делать Тейн, когда станет понятно, что миссия провалилась, как отреагирует Мирабелла и что прикажет Ричард, но он не рискнул. Кто знает, кто их слушает.