Магические хроники. В чужом краю

      Отплытие из Александрии состоялось на рассвете. Оставляя берега империи позади, корабль лихо мчался по водам Моря водорослей.       Сам корабль представлял из себя небольшую ладью. Помимо Садко и Тикондруса, на борту было ещё почти три десятка моряков. «Алконост», как называл своё судно гусляр, был никак не меньше схиниона в длину. Нос корабля был загнут и выполнен в виде той самой чудной птицы, что постоянно сидит на плече у купца.       «Алконост», поймав своим парусом поток ветра, быстро мчался по морской глади. Море водорослей было спокойным. Оно не было глубоким. Однако опасность представляли сами водоросли, что полностью покрыли дно водоёма. Они вырастали до самой поверхности, представляя серьёзную опасность для смельчаков, решивших бороздить эти воды. Кроме того, то и дело из воды возвышались острые скалы, возле которых любили поджидать корабли сирены. Своими песнями морские обитатели очаровывали всю команду, заставляя несчастных людей прыгать в воду, где их тут же утаскивали на дно.       К счастью, день стоял солнечный, лёгкий ветер наполнял паруса, а настроение у всей команды было приподнятым. С самого отплытия Тикондрус не знал, чем себя занять. Палуба на корабле была лишь одна. По ней ходили и на ней же спали. Внизу только небольшой трюм для немногочисленных товаров. Одним словом, скрыться от посторонних глаз было попросту негде. Да и не хотел мужчина куда-то уходить из-под приятных, тёплых лучей дневного светила. Опираясь на фальшборт корабля, Тикондрус вглядывался в морскую гладь, пытаясь высмотреть русалок.       – Друг мой! – окликнул шпиона Садко.       – Это хороший корабль, – улыбнувшись, сказал Тикондрус. Хотя он мало, что понимал в кораблях, но, зато, знал, как расположить к себе других.       – Благодарю. Алконост, хоть и маленький, но быстрый и ловкий.       – Долго нам идти до берегов твоей родины? – решил поинтересоваться мужчина.       – Хо-хо! Вот так-так. Ужель наскучило путешествие? – усмехнулся Садко.       – Напротив. Мне нравятся морские путешествия. Однако, мне хотелось бы знать, сколь обширно это море.       – Ты раньше не путешествовал по Морю водорослей? – удивлённо спросил гусляр.       – Как-то не довелось, – почесал затылок Тикондрус.       – Не больше недели. На восьмую ночь выйдем к небольшой речушке, что впадает в море.       – А если штиль или русалки? – обеспокоенно спросил Тикондрус.       – Штиля на этом море не бывает, а русалки живут не здесь. Море их не манит, в отличие от сирен. Те бестии действительно могут встать неприятной преградой на нашем пути.       – К слову. Помнится, в трактире ты не понял, что я тебе говорил? – вспомнил вдруг Садко, на что Тикондрус лишь кивнул.       – Как же ты будешь путешествовать по землям княжества, ежели не знаешь моего языка?       Вопрос купца поставил шпиона в тупик. Не то, чтобы языковой барьер хоть когда-то был преградой для выполнения задачи. Тем не менее подучить пару-тройку местных фраз и выражений всё же стоило. Хотя бы для того, чтобы можно было мало-мальски изъясняться с местными.       – Ты прав, но времени, к сожалению, на это не то, чтобы много.       – Немного-то немного, но хотя бы что-то ты выучить успеешь.       С этого началось ежедневное обучение Тикондруса языку княжества Зерек. Он не был сложен в своей основе. Во всяком случае, не для шпиона. Познав азы, он принялся учить простые слова, которые постоянно подкидывал Садко, обозначая ими различные вещи вокруг.       – Море лощится, – указал на водную гладь купец.       – Плещется? – попытался угадать Тикондрус, но вместо похвалы получил щелбан. Потерев ушибленное место, мужчина задумался, что может означать слово «лощится». Было ясно, что это обозначение действия. Но какого? Что может делать такого море, кроме как плескаться?       – Блестит? – неуверенно спросил путешественник.       – Верно, – удовлетворённо ответил Садко.       – Перст, – купец показал Тикондрусу указательный палец.       – Палец! – воскликнул Тикондрус, уверенный, что сейчас-то он угадал всё с первого раза.       Окружение вокруг Тикондруса не пестрело разнообразием, оттого вскоре новых слов вовсе не осталось. Поэтому, решив не упускать время попусту, он взялся составлять отдельные предложения.       Трое суток корабль, устремившись к родным землям, беспрепятственно шёл по водной глади. Однако безмятежность длилась недолго. Утро четвёртого дня встретило команду «Алконоста» густой пеленой тумана. Дымка была столь вязкой и непроглядной, словно то была серая вата.       – Туман? – удивился Тикондрус, явственно помня слова Садко о том, что на море этом штиля не бывает.       – Умалить ветрило! Предитещи беду! – воскликнул Садко.       – Откуда здесь туман? – задал вопрос купцу герой.       – Пусть твои глаза тебя не обманывают. Морок это, сиренами насылаемый.       Внезапно корабль резко повернул, огибая опасную скалу, торчащую из воды.       – Многие славные мореходы нашли в этих водах свою погибель – нахмурившись, сказал Садко.       – Друг мой, укажи путь кораблю моему и выведи заблудших из сетей грёз, – обратился гусляр к своей птице. Прекрасно поняв, что ей говорит человек, волшебное существо взмыло в воздух и полетело вперёд. Встав к рулевому веслу, Садко сам стал править ладьёй, направляя её точно за птицей.       Однако не долгим было то следование. Явственно испугавшись чего-то, птица вернулась к своему хозяину. Вслед за тем послышалось прекрасное пение. Такое заманчивое, успокаивающее. Противиться ему было решительно невозможно. Прыгнув за борт, Тикондрус так и сгинул бы в морской пучине, толком не осознав, что с ним произошло. Лишь в последний миг сознание героя прояснилось. Знакомые звуки игры на гуслях нарушили мелодичное пение. Казалось, что даже волшебный туман стал куда как прозрачнее.       Играя на гуслях без остановки, Садко вернул в чувства всю команду. Он продолжал играть даже тогда, когда туман вовсе исчез, а пение сирен давным-давно прекратилось. Лишь только, когда корабль вышел из района острых скал, гусляр перестал играть мелодии на своём инструменте.       – В голове всё перемешалось, – хватаясь за голову, произнёс Тикондрус.       – Немудрено. То были сирены – сёстры русалок. Только, ежели обитательницы рек и озёр скорее помогут путникам, попавшим в беду, то живущие в морях утаскивают моряков на дно своими песнями.       Хоть Тикондрус и услышал Садко, но запомнить никак не смог. До сих пор не мог он собраться с мыслями – столь сильно было влияние песен морских сирен.       Тем временем «Алконост», вновь расправив парус, мчался вперёд, оставляя опасные воды за спиной. Солнце уже садилось. Оказалось, что меж скалами корабль плавал целый день. Так что сейчас, измотанная не телом, но душой, команда готовилась к неспешной ночному путешествию.       Следующие несколько дней прошли на редкость удачно. На небе не было ни тучки. Прохладный ветерок гнал судно вперёд, а о сиренах забыли, словно то было не более, чем кошмарный сон.       Ещё на исходе седьмого дня плавания Тикондрус заметил берега чужой земли. В отличие от скалистых берегов империи, здешние берега были куда более пологими. Казалось даже, что они вовсе равнинные, однако позже стало понятно, что равнину от морской глади отделяли зелёные холмы.       Как и говорил Садко, на восьмую ночь «Алконост» подошёл к устью небольшой речушки. Казалось, что эта небольшая речушка ни в коем случае не сможет вместить в себя, пусть и небольшое, но всё же торговое судно. Однако, как позже выяснилось, река эта куда более вместительная, нежели казалась на первый взгляд.       – Остановимся на ночь здесь, – заявил гусляр. Предложение это, в целом, нашло одобрение среди всех, кто находился на борту. Исключением не стал и Тикондрус. Он понимал, что какой бы не была река, но идти по ней ночью было не лучшим решением. Многочисленные овраги, резкие пороги и незаметные отмели могли стать серьёзной преградой.       Заночевав возле устья реки, команда «Алконоста» разошлась по своим спальным местам, оставив лишь несколько дозорных бодрствующими. В случае чего они должны были предупредить остальную команду об опасности, будь то надвигающийся шторм или внезапное нападение пиратов.       – Не спится? – подошёл к сидящему в носу корабля Тикондрусу Садко.       – Сегодня полная луна. В это время лучше всего заниматься рунотворчеством, – разложив магические камни, ответил шпион.       – Так значит, ты не только путешественник, но и чудесник?       – Чудесник? – не понял Тикондрус.       – Маг, по-вашему.       На это имперский шпик никак не отреагировал. Вместо этого он принялся высекать магические символы, подставляя их под лунные лучи, позволяя напитаться от них энергией. Садко никак не мешал процессу. Наоборот, он с интересом наблюдал за действиями мага. Но дремота взяла своё. Вскоре заснул гусляр, а за ним отправился спать и Тикондрус.       Утро следующего дня выдалось шумным. Чуть вышло солнце, как команда приготовилась идти по узкой речушке. Все носились по кораблю. Уже войдя в ручку, команда слегка расслабилась. Течение в тех местах было не очень сильным, от чего гребцы с лёгкостью справлялись со своей работой.       «Алконост» шёл по неширокой и медленной реке. В небольших волнах поблёскивали лучи солнца. Берега её были сплошь покрыты зарослями камышей. Невысокие зелёные холмики тянулись вдоль всей речки, по левому её берегу. Тогда, как справа более крутые склоны были скрыты под кронами невысоких деревьев.       Тикондрус стоял на носу ладьи, держа руки за спиной. Хотя взор его был устремлён вперёд, всё же взгляд то и дело цеплялся за приметные места: коряги, небольшие пни и пригорки. Нередко в подобных живописных местах разбойники грабили небольшие суда проплывающих мимо купцов. Большие корабли не могли пройти по этим водам, потому махонькие, небольшие судёнышки, не имеющие большой охраны, становились лёгкой мишенью для тех, кто хотел поживиться чужим добром.       Не спал и Садко. Зорким взглядом он не только высматривал опасные места и лиходеев, но и внимательно следил за командой, от работы которой зависело успешное путешествие до Стольного града.       Так дальше и двигалась бы по реке ладья, если бы впереди не зашумела вода на Тихих порогах. Неширокая река Веянная некогда была самостоятельной речкой. Однако, вследствие землетрясения, устроенного чернокнижником, она стала притоком большой и полноводной Древесной реки.       Русло реки не было бурным, но и того с лихвой хватало, чтобы мешать нормальному судоходству. Пересечь такую преграду можно было лишь одним способом: своими силами перетащить корабль через опасный участок. Так и сделали.       Вся команда, сойдя на берег, схватила длинные и прочные канаты. Навалившись, три десятка человек медленно, но верно перетаскивали судно вверх по течению.       С огромными усилиями ближе к полудню команде удалось перетащить «Алконоста» через опасную преграду.       Древесная предстала пред очами Тикондруса полноводной, широченной рекой. Глубина её в некоторых местах могла превышать даже пару схинионов. В длину же она была ничуть не меньше трёх стадий, от чего была крайне благоприятна для судоходства. Берега этой реки не были крутыми или холмистыми. Вместо этого, кромка была сплошь усеяна высоченными елями и соснами, стволы которых вздымались высоко в небо.       – Опасные места, – подметил Тикондрус, осматривая густой, непролазный лес, в котором могли прятаться как бандиты всех мастей, так и чудовища.       – Не стоит переживать. За рекой без устали наблюдают лесничаи, да ратники из княжей дружины. Уж они-то любых лиходеев отвадят, – гордо ответил Садко.       Ответ гусляра заставил Тикондруса задуматься. Выходит, что, несмотря на разлад меж князьями, берега рек строго охранялись от посягательств. Более того, острый глаз шпиона заметил среди стволов вечнозелёных деревьев несколько деревянных крепостей, что явно следили за рекой.       Древесная была пускай и широкой, но тихой рекой. Идти по ней было одно удовольствие. Слабое течение и несильный ветер позволяли бодро идти по водной глади, так же, как нож режет масло. Всё это время вдоль берегов был один сплошной, нескончаемый лес.       Оставшаяся половина светового дня ушла на то, чтобы герои, перейдя пороги, добрались до пристани Стольного града. В закатных лучах заходящего солнца впереди, словно из ниоткуда возник резная деревянная пристань, ничуть не уступающая в своём великолепии Александрийской. Однако, вместо камня, всё было выполнено из тёмных пород деревьев. Многочисленные корабли также стояли у причала. Крики и ругань заглушали все прочие звуки. А ещё запах. Стойкий запах рыбы, что был всюду в портовых кварталах столицы империи, здесь вовсе не чувствовался. Вместо этого в воздухе витала свежесть и лёгкость. Цветочные запахи, смешавшись с запахами заморских специй, создавали непередаваемый аромат. Он вовсе не отталкивал. Даже напротив – манил. Манил остаться в этом дивном краю.