Летние ОтМетки. Пляшем от метки...

УПАКОВКА. ( Хроники полтергейста и полтергейстера). «На самом деле Ахиллес гонится не за черепахой, а за упущенным временем». Евгений Лукин. Из эссе «Материя за это еще ответит!» Вместо эпиграфа... Девятый кабинет место абсолютное и мистическое. - Оставь надежду! – Должен прочитать всякий, кто приходит сюда. Но так не случается: не видят обычные люди огненных букв, не слышат треска пламени, не замечают мгновенного жара. Я понимаю, что, много людей балованы диалектическим и историческим материализмом, атеизмом, научным дуализмом либо научным коммунизмом, потому и не понимают тайн и страшных знаков судьбы. Народ ходит мимо, и думает, что перед дверью кабинета вдруг загорается табло с надписью: "Следующий клиент"... Я понимаю и вижу всё, но я должна попасть в девятый. Там совершится моя судьба! Топчусь перед дверью долго, старательно собираюсь войти. В пульсирующий перерыв между двумя вспышками я сгибаюсь, хватаюсь за дверь, стучусь в нее условным и осторожным стуком. - Не вижу Вас, не вижу и ничего вокруг не вижу тоже, - повторяю слова условного пароля, просунулась в дверную щель наполовину корпуса. Две темные фигуры сидят и молчат напротив. Их силуэтность обыденна, не угрожающа. - Не вижу Вас, и ничего не вижу, - вновь повторяю я. Через минуту получаю ответ. - Что Вы говорите? Я ничего не слышу. И, вообще, зачем зашли. И почему без приглашения?! За дверью ждите! Мне многое становится ясно. Я сплевываю в сторону тягучую и горькую от страха слюну, я отступаю назад, выхожу из дверей с невнятным пониманием: - Возможно, у меня появился следующий шанс? И хватит сил и храбрости на новую попытку? Сегодня, по крайней мере, на меня не набросились от порога. Не схватили за руки, не выкрутили их. Не отобрали телефон. И не стали в нем торопливо рыться, просматривая галерею записей, старательно изучая, что же компрометирующего я успевала отснять на камеру своего телефона... ...Уф, пронесло! Пока пронесло меня мимо Великой Беды... ...Кабинет № 9 предназначен для инвалидов, что в переводе с английского языка: [invalid] – означает негодных, непригодных людей. Мы очень странные, когда приходим в «девятый», даже на первый взгляд и остаемся такими же и при длительном осмотре или изучении. Но нас никто не рассматривает. Но мы приходим сюда… ...Я слушал невнятный монолог, сидел в своем кресле и в своем кабинете, не забывал: я – полтергейстер, и эта история представляет для меня объективный и профессиональный интерес. Рядом со мной страдала женщина, вернее так: Когда - то и оно, это непонятное существо было женским. Сейчас в его облике от женской внешности или поведении не оставалось ничего, даже намека, скорее, воспоминания... Моя клиентка рассказывала. Она еще старалась вспомнить, осмыслить, понять. Я сомневался, пытаясь решить: замешана ли здесь порча или состоялось проклятие. Пока молчал и слушал. - Я долго искала Вас, - невнятно шептало мне чудовище. – Так долго, что не верю, что меня кто - то поддержит или спасет. Я наблюдал. Чудовище говорило невнятно и подбирало слова с трудом, ему тяжело доставалось выражать собственные неясные мысли. Я - полтергейстер, я привык выслушивать до конца, иногда внимание спасало мне жизнь. И нынешним днем, выслушивая, мне тоже пришлось не сладко. Я понял, мое чудовище редко появляется среди людей. Оно одиноко, поговорить ему не с кем, оно отучается от разговоров, старается услышать события и понять их в молчании и тишине полного безмолвия! Я тоже люблю, иногда, сломать привычное течение событий или принять новую мне ситуацию. Иногда моя способность также спасала мне жизнь. Моя клиентка рассказывала. - Не знаю, хватит ли мне времени, и могу ли я рассказать вам по порядку и все. Я даже не знаю, с чего я могу начать свой рассказ. Я посмотрел на часы, нахмурился. Оплаченные слабо и плохо первые полчаса моей общей и почти бесплатной консультации, уже прошли. К знанию предмета работы и пониманию характера будущих, предстоящих событий, мы ни на рубль, ни приблизились. Я сомневался, что моя скверно выглядевшая, плохо одетая клиентка странного поведения, отталкивающая от себя всех, почти чудовище, сможет мои услуги, в дальнейшем оплачивать, и склонялся к мысли отказать ей под каким - нибудь удобным поводом. Она прочитала мои мысли и мое настроение, свалилась под стол, заплакала. Ну, не люблю я никаких слез. И те, кто эту черту моего характера понимают, всегда смогут вить из меня веревки. К счастью, я спокоен и сдержан всегда. Не потеряв душевного равновесия и спокойного духа, я стянул накидку с кресла и набросил ее скатертью на стол, укрывая его почти до пола, спустился вниз, в темноту, запах пыли и чего - то еще, неопределенного и таинственного, разыскал свою клиентку в полной темноте междукресельного и подстолового пространства, сел рядом, несколько минут молчал. ...Не могу вспомнить, в которое время, она уткнулась мне в руку, мокрым зареванным щенком. И я поблагодарил за темноту случайное и странное развитие событий! Я мог ее легонько обнять, укачивая пошептать, легонько поскрипеть ногтем, почёсывая поверхность за ухом. Клиентка рыдала благодарно. Я оказался прав. Она почти разучилась говорить. - И очень хорошо, - подумал я, - Что секретарша Екатерина сегодня с утра лечит больной зуб. Она не вздорная девушка. И меньше всего она ревнует меня к моей работе. Я, объясняю, шел нормальный рабочий процесс. Вот только чудище мое опять прочитало мои мысли, слизнуло с них собственную неприятную характеристику, забилось в рыданиях. Пришлось утешать... Мы сидели под столом вместе, вокруг было тихо. Я выдернул из розетки телефон и выключил свой «мобильник ». Мы не обращали нашего внимания на тех, немного бесцеремонных, посетителей, которые проникали в мой кабинет, искали в нем хозяина, не находили, но изрядно истоптали пол. Затем появилась Екатерина и навела моментальный порядок. А под столом было тихо, тепло, уютно. Мне вспомнились детские, уютные страхи. Я мог о них поговорить. Моя собеседница меня слушала, вздыхала увлекательно и тихо. В тесной темноте подстолового пространства клиентка шуршала картонной оберткой рук и плеч. Я вспомнил, как принял ее сначала за тролля или гоблиншу, сейчас я считал ее человеком и не опасался нечаянных прикосновений ее грубой и прочной шкуры. Моя подопечная говорила тихим шепотом. Ее жизнь проходила трудно, ей многое пришлось перенести. Несчастья и трудности разным образом воздействуют на нас, и мы их переносим. Страшнее утраты логики бывает только потеря рассудка. Мистическим цветом цветет на пустырях здравого смысла сорная трава – пустоцвет и увлекает за собой всех, кто попал под её увлечения, магическим и яростным хитросплетением. Любая общественная организация, которая может оказаться во власти злостного вьюна и паразита, подлежит прополке. Есть много других, строгих государственных организаций, которые прополку исполняют или за ней наблюдают... Но разрешения, тем более санкции управляющих структур, добиваться в нашей провинции трудно, долго и дорого. Тем более, моя подопечная – непригодна. Кто будет стараться ради убогой или инвалидки? Екатерина отлучалась за пончиками, а мы, в это время, сбежали... Не думайте плохого, я считаю себя без двух минут женатым мужчиной. На собственной секретарше, моей дорогой и славной Катеньке. Моими отношениями с клиенткой руководило Нечто, совсем другое, мне самому ещё не совсем понятное. Мы сидели в затемненном специальными шторами «Го - Блин» кафе, пили чай, смешанный с коньяком и мороженым, разговаривали. Моя клиентка быстро обучалась говорить!... ...Вечером я диктовал отчеты о событиях дня разгневанной Екатерине, осторожным и быстрым шепотом. Не потому, что боялся. Моя невеста, похожая в тот момент на тигрицу, скора на расправу и быстра на руку, не собиралась лепить на меня пощечины или намного более тяжелые оплеухи. Она внимательно слушала. - Все дело в том, Катенька, - отчитывался я, - что я опять увяз в деле по уши. Со слов клиентки, биржа труда плоха по определению. Она работает с разными категориями отбросов и неумех, среди людей и низших слоев общества: троллей и гоблинов. Все те, кто обладает необходимыми капиталами, финансами и связями, клиентами биржи не становятся. Остатки, непригодные для срочного трудоустройства, уборщицей или дворником, претерпевают разные муки. В конце их всех ждет полный крах – абсолютная потеря здравого смысла, разума, воли и даже желания жить. Не только клиенты, но даже младшие работники Биржи Труда, так называемый персонал, поражены этой заразой. Они посылают инвалидов по зрению устраиваться на работу банщицей в баню или приемщицей химчистки, плавать внутри облаков ядовитого пара, высматривая пятна на дорогой испорченной одежде или другие ценные вещи... – Затем я подумал и вспомнил, затем добавил. – Но способность к полету, есть чрезвычайная и редкая вещь, талант, который не всегда передается по наследству... - Катенька, для моих рабочих заметок, пожалуйста, запиши!... - Ты связался с инвалидкой? – Спросила меня Катерина своим проникновенным басистым голосом. – Ты теперь крутишь с ней роман? - Ну что же ты, Катенька? – Поспешил объясниться я. – Разве я могу потерять благородство? – Добавил осторожно и посмотрел на ее руки с ножницами. Она нервно стригла ими в воздухе: щелк, щелк. – Чисто рабочие отношения. – Продолжал я давать объяснения. Екатерина выслушала меня и осталась спокойна. Она знала мой моральный облик и верила в меня. Я знал о себе тоже, что сторонюсь нестандартного секса и не понимаю брачных связей людей с эльфами, оборотнями, инвалидами. - Моя клиентка, - продолжал я, - однажды почувствовала себя неудобным, неуклюжим, тяжелым ящиком, наскоро обвязанным упаковочной бумагой. И в тот момент, когда ее отослали провериться на способность работать дворником, покупательница её будущей работы ей отказала. В графе «источник отказа» директор школы поставила запись о невозможности трудоустройства инвалида в тяжелый физический труд. Директор школы рассказала инвалидке о своем недавнем тяжелом заболевании, «инфаркт», то есть, фактически, запретила жаловаться, рассказывать о событиях другим людям или другие огорчения себе причинять. Инвалиды такие чувствительные! Неправильно чувствительные, но это не меняет дела. А после длинного, но успешного возвращения домой, на биржу, моя подопечная получила там выговор и скандал. Ей ставили в вину отказ от работы, грозили выговором и изгнанием из рядов законно нетрудоустроенных людей!... - Ты, знаешь, Катюша, - проникновенно добавил я. – У нее не оставалось больше надежд или иллюзий. Она ответила им очень нестандартным неврозом, покрылась вся толстой корой, лоскутьями упаковочного картона. Она перестала быть женщиной, в нынешнем цикле мало похожа на человека. Она идет одна и собственным путем в непонятное Куда - то. А мне жалуется лишь на то, что нежные места под картоном чешутся. И если работники Биржи заставляют ее приказами или окриками выходить из состояния бессловесной посылки или ящика, то кожкартон лопается, а плоть под ним начинает болеть и кровоточить. Я вспомнил, вздрогнул, закрыл глаза, запрещая себе вспоминать и рассказывать. Думать не хотелось. Хотелось выпить зеленого чая и все немедленно забыть. Теплые легкие губы коснулись моего лица, поцеловали и пожевали мочку уха, затем подышали около виска. - Иди, мой будущий муж! Я верю в тебя! – Сказала мне Екатерина. – Ты прославишь нашу фирму и вернешься с успехом! А я тебя буду ждать. И звонить тебе, иногда, разыскивать по сотовой связи...