А кто спасёт тебя?

Вера.       Подперев щеку кулаком, я сижу на уроке литературы и смотрю в окно. На улице стоит пасмурная погода, кроны лип покачиваются на ветру. Я не вижу ничего, кроме серого неба и макушки девятиэтажки справа от школы. Отвожу взгляд. Машка сидит рядом и что-то рисует на полях тетради. Валера сзади с наушником в одном ухе слушает музыку. Нас по очереди вызывают к учительскому столу, разобрать сочинение. На очереди сейчас были те, у кого фамилия начиналась на букву «Б», я знала, что меня, возможно, сегодня и не позовут, поэтому спокойно сидела, зевая на голубей в окно. В кармане завибрировал телефон. Достаю и сразу же впадаю в ступор: сообщение от Стаса. Последний раз мы общались ещё до нового года. На дворе апрель, что ему могло понадобиться? Первую минуту я не решаюсь открывать ВК и читать сообщение. Их несколько, вижу только первое:       «Привет».       Решаю отвлечь себя и перечитываю сочинение. Буквы в глазах плывут, не могу думать ни о чём. Ладно, плевать. И что такого страшного в том, что он написал? Беру снова телефон в руки, захожу в ВК.       «Привет».       «Как ты?».       «Я думал о тебе, но, если ты не захочешь отвечать, я пойму».       Закусываю губу. Медлю. Стас уже не онлайн, значит точно не ждёт ответа. Не знаю зачем, но выжидаю ещё пару минут, затем пишу:       «Всё хорошо. Ты как?».       Ответ приходит едва ли не в ту же секунду.       «Да всё по-старому».       «Не хочешь встретиться?».       Оборачиваюсь на Машку, та, наклонив голову, продолжает рисовать, не замечая моего взгляда. Я не знаю, что делать. Если я встречусь со Стасом, я предам Рыжулю, ведь я ей обещала не общаться с ним. Но в то же время Стас не был виноват в произошедшем. Его даже тогда не было в доме: он уехал в магазин. И вообще он не был близким другом Каину, а общался с ним только из-за брата. Пока думаю, начинаю раздражаться безвыходности ситуации.       На перемене идём в туалет, пока Машка делает свои дела, мы с Валерой ждём её в коридоре. Я рассказываю ему о сообщениях, умоляя не говорить Маше. Холодец не видит ничего плохого в том, чтобы встретиться со Стасом и всячески подначивает меня рассказать Рыжуле. Я стараюсь придумать отговорку, но в голову ничего не лезет. Мы идём в столовую, приходим одни из последних, поэтому остаётся только молочный суп. Валера берёт себе тарелку этого отвратительного месива, мы с Машей обходимся только чаем.       — Поехали сегодня в центр? — предлагает она.       Валера бросает мне укоризненный взгляд.       — Что не так? — замечает Маша.       — Скажи, — не успокаивается Холодец.       — Мне Стас написал.       Маша не отвечает. Допивает чай, затем достает из сумки карандаш для губ и зеркало.       — И что он?       — Хочет встретиться.       — Пойдешь? — пока Машка подводит губы, я снова переглядываюсь с Валерой.       — Я же тебе обещала, что не буду с ним общаться.       — Да ладно, забей, — отвечает Рыжуля, убирая зеркало в сумку. — Сходи. Стас адекватный. Говна не сделает.       — Ну ты же хочешь в центр съездить.       — Завтра сгоняем, какие проблемы.       Даже после одобрения Маши не решаюсь написать Стасу. В итоге жду до последнего урока, надеясь, что он не успеет приехать за сорок минут из-за своих дел или работы, но он отвечает:       «Буду в три на остановке».       Видеть его спустя столько месяцев мне непривычно. Я сразу замечаю изменения в нём: волосы отросли, он как будто бы стал крупнее. На нём чёрная водолазка без горла, потёртые джинсы и кожаная куртка. Куда он дел свою жилетку? Без неё он словно другой человек. Пока иду ему навстречу, сжимаю руки в кулаки в карманах своей короткой парки.       — Привет, — говорит он, когда я останавливаюсь, держа расстояние почти в два метра.       — Привет. Ты как-то иначе выглядишь, — сразу выдаю я.       — В каком смысле? — Стас вскидывает брови, опускает голову и осматривает себя.       — Волосы отрастил. И жилетку свою куда дел?       — Холодно в ней сейчас.       — Логично, — отвечаю я, не понимая, почему сама не додумалась до этого. — Куда поедем?       — Давай перекусим где-нибудь?       — Давай. Я в школе как раз не ела.       Мы забираемся на рядом припаркованный мотоцикл. Кажется, это был не тот, на котором я видела Стаса в последний раз. Я надеваю шлем, обнимаю Стаса за талию. Он напрягается всем телом: мои прикосновения всё ещё пугают его, хотя я так и не поняла, почему. Мы едем в недавно открытый бар недалеко от Петровского сквера. Когда проезжаем мимо, я невольно вспоминаю наши выступления, отчего становится грустно, но обещаю себе обязательно уговорить ребят вернуться к любимому делу.       В баре довольно людно для трёх часов дня. Мы со Стасом садимся за свободный столик у окна, миловидная официантка с копной кучерявых волос приносит нам меню.       — Напитки сразу закажете? — спрашивает она.       — Мне чайник чёрного чая, — отвечает Стас.       — Мне латте с корицей.       Первые пару минут мы молчим: оба делаем вид, что слишком увлечены меню. Ещё полчаса назад я была голодна, а теперь голод куда-то улетучился. Меня воротило от всего в меню. Казалось, что, если я закажу тарелку супа, меня непременно стошнит прямо за столом в эту самую тарелку.       Официантка приносит напитки. Стас делает заказ:       — Я буду лазанью.       — Мне карбонару, — выдаю я, даже не удостоверившись, что она вообще есть в меню.       Когда девушка уходит, я поднимаю глаза на Стаса. Он тоже смотрит на меня. Я силюсь что-то придумать, но в голову ничего не идёт.       — Как дела дома? — спрашивает он.       Я пожимаю плечами. Это не то, о чём я хотела бы говорить. За то время, пока мы не общались, моя жизнь изменилась и не по всем пунктам в лучшую сторону.       — Я слышал, что случилось, — вдруг выдаёт Стас, и у меня проваливается сердце.       — Ага, — выдавливаю из себя я, поднося к губам чашку с латте.       — Ты где живёшь?       — У знакомого.       Стас хмурится. Я снова прячусь за чашкой с кофе. Хочется провалиться на месте. Схватить вещи и убежать. Или, под предлогом уйти в туалет, вылезти в окно. Интересно, там есть вообще окна? Откуда он вообще узнал о случившемся? Об этом и решаю спросить.       — Каин сказал. Он пытался узнать, как дела у Маши, и вышел на какого-то знакомого, тот и рассказал.       Я окончательно запуталась в этой цепочке городских сплетен. Кто-то кому-то сказал. Какой-то знакомый. Какой? Да, наш город не был столицей, но был миллионником. Казалось бы, это должно спасать от подобных сплетен. На деле, конечно же, все всех знали, как в самом карикатурном селе.       Я знаю, что Стас не из болтливых и его интересует произошедшее не из банального любопытства, а только потому, что он искренне за меня переживает. Решаю рассказать ему всё, как есть. Чем больше я рассказываю, тем сильнее разбиваю ему сердце. Он сидит и почти не шевелится, даже не моргает. Когда я заканчиваю, Стас делает то, чего я никак не могла ожидать: накрывает мою руку своей ладонью. Я не отстраняюсь, лишь переворачиваю руку и в ответ крепко сжимаю его пальцы.       — Когда мне было десять лет, мать привела домой мужчину, — начал он, я замерла, боясь услышать страшное. — Когда он напивался, Максу доставалось. Они дрались. Я был мелким и меня не трогали, да и Макс всегда защищал меня. Потом он ушёл в армию. Я остался один. Отчим избивал меня всем, что под руку попадалось. Это мог быть ремень, в лучшем случае, а в худшем – пустые бутылки из-под водки. У меня до сих пор вся спина в шрамах, — он делает паузу, когда мимо стола проходят люди. — Когда мне было семнадцать я чуть не убил его, мать вовремя остановила. После этого я сбежал из дома, я не хотел сесть в тюрьму из-за какого-то ублюдка. Если бы твоя мать не убила бы эту тварь, то теперь я бы это сделал, — замолчав, Стас отводит глаза.       Я, разрываемая эмоциями, встаю из-за стола и подхожу к нему вплотную. Обвиваю руками его за голову и прижимаю ближе. Некоторые посетители оборачиваются на нас: плевать. Я касаюсь губами его макушки. Вдыхаю аромат его волос. Какой-то новый, непривычный, ни на что не похожий. Чувствую, как руки Стаса обнимают меня в ответ, тогда я прижимаю его ещё ближе. Я стою так с минуту, потом приходит официантка с едой.       С трудом осилив карбонару, я заказываю ещё чашку латте. Стас берёт десерт, я отказываюсь. Мы сидим в баре ещё где-то час, разговариваем о произошедшем за последние месяцы, так я узнаю, что Стас открыл свою мастерскую по ремонту мотоциклов и машин. Влез в кредит, но уверил меня, что дела идут отлично и что в ближайшее время он закроет все свои долги. Я рада, что он выбрался из всего дерьма, и знаю, что тоже, однажды смогу.       Когда мы выходим из бара, на улице вечереет. Я не хочу ехать домой. Но не потому, что мне не хочется видеть Андрея — нет, я люблю проводить вечера с ним перед телевизором и с пачкой чипсов, просто сейчас я бы с удовольствием осталась в компании Стаса.       — У тебя есть какие-то дела? — спрашиваю я, когда мы подходим к мотоциклу.       — Нет.       — Тогда поехали к тебе.       Стас делает паузу. Вздыхает, присаживаясь на край мотоцикла.       — Вер, я не могу, — говорит он, и я вопросительно хмурюсь, не понимая смысла его ответа. — Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь.       — Ты что думаешь, я приставать буду? — усмехаюсь я.       — Нет, я не об этом, — Стас отводит взгляд, я беру его за подбородок, заставляя посмотреть на меня.       — Я хочу провести с тобой время. И всё. Если ты тоже хочешь, то поехали. Если нет, давить не буду.

***

      На следующий день просыпаюсь из-за шума мусорной машины за окном. Открываю глаза и провожу взглядом по комнате: она маленькая, с выкрашенными в сероватый цвет стенами и довольно пустая, из мебели только кровать, на которой мы лежим, и комод. Сзади ко мне прижимается Стас, я чувствую тепло его тела и дыхание на своей шее, а также раздражение на коже из-за его щетины. Я лежу в одежде, но мне почему-то всё равно холодно, стараюсь не шевелиться, ищу глазами одеяло, но его нет: мы лежим на кровати поверх покрывала. Мы ничего не пили вчера вечером, но я почему-то совсем не помню, как мы здесь уснули вместе. Я помню, как мы сидели на полу в гостиной и ели суши. Потом смеялись, о чём-то болтали и целовались: теперь у меня болят губы с непривычки. Помню, как мы вышли на балкон покурить, а потом смотрели в обнимку «Настоящего детектива», которого я могла пересматривать бесконечно.       Когда я устаю лежать на боку, решаю встать. Осторожно убираю руку Стаса, он начинает ворочаться, но не просыпается. Крадусь в ванную, где умываюсь холодной водой, стараясь смыть остатки туши. В зеркале вижу красные пятна на шее: раздражение от щетины Стаса. Полотенца под рукой не нахожу, осматриваюсь. На стиральной машинке аккуратно лежит стопка белья. Вытаскиваю из центра полотенце, вытираюсь и вешаю его на крючок.       Выйдя на кухню, с ужасом вспоминаю, что не предупредила Андрея. Быстро достаю из кармана телефон и, разумеется, обнаруживаю пропущенные от него и смс. Не решаюсь перезванивать, поэтому пишу:       «Со мной всё хорошо, я ночевала у Маши».       «Прости, что не предупредила».       Стас довозит меня до школы. На первый урок я опаздываю и, как на зло, на химию. Бросаю парку в раздевалке и бегу по пустым коридорам молясь, чтобы Андрей не встретился мне по пути. Когда появляюсь в дверях класса, Маринка одаряет меня взглядом полным отвращения и жестом разрешает войти.       — Как там Стасик? — шепчет Машка, улыбаясь, пока я достаю тетрадку и ручку.       — Нормально, — бросаю я.       — Подробности будут?       — Ничего не было.       — Ну да, ну да.       — Мало того, что опоздала, — говорит химичка, и я поднимаю на неё глаза, — так ещё и разговаривать смеет.       — Извините, — произношу я, сжимая губы.       На перемене Маша с Валерой закидывают вопросами, мне нечего им сказать, между нами со Стасом действительно ничего не было, кроме поцелуев и объятий. Машка разочаровывается, а Холодец, наоборот, хвалит за то, что не тороплюсь. Едва мы успеваем свернуть на лестницу, меня окрикивает Андрей. Валерка с Машей сразу переглядываются и идут дальше, оставляя меня одну.       — Как у Маши переночевала? — спрашивает Андрей.       — Нормально. Мы немного фильм посмотрели и быстро уснули, часов в одиннадцать.       — Ясно, — кивает он, но затем его взгляд останавливается на моей шее. — А это что? — спрашивает Андрей, проведя пальцем по покрасневшей коже.       — Натёрла об воротник.       Не ответив, Игоревич слегка прищуривается и осматривает меня, я, не придумав ничего лучше, улыбаюсь, делая вид абсолютного безразличия. Затем, пожелав мне хорошего дня, Андрей скрывается за углом, я выдыхаю и спешу в класс.       На уроке русского мы продолжаем разбирать сочинения. Пока рядом с русичкой сидит Славка, мы втроём планируем, как провести день. Машка настаивает на поездке в «ГЧ» — один из крупнейших торговых центров нашего города — Валера хочет собраться в сквере и поиграть. Мы пишем Роме, но тот предлагает собраться на следующей неделе. Делать нечего, соглашаемся ехать в «ГЧ». Валера не хочет просто так шататься по магазинам, поэтому достаёт телефон и смотрит вечерние сеансы. Долго спорим, выбирая между «Золушкой» и мюзиклом «Энни».       — Терпеть не могу мюзиклы, — шипит Маша, вырывая телефон у Валеры. — Давайте лучше на «Призрака».       — Фу, — Холодец забирает обратно телефон. — На отечественное кино я не пойду.       — Давайте на «камень, ножницы, бумага», — предлагаю я.       — Окей, — Валера поднимает над столом кулак, Маша делает то же самое. — Камень, ножницы, бумага, — шепчут они, качая кулаками, — су-е-фа.       Выигрывает Валерка, показав камень против Машкиных ножниц.       — Ну и плевать, — бросает она, отвернувшись.       После уроков, перед тем, как пойти на остановку, Машка тащит нас к гаражам покурить. Там столпилось несколько одиннадцатиклассников. Мы, поздоровавшись со всеми, встали чуть подальше втроём и закурили. Мимо потоком неслись другие школьники: дети из началки, пиная свои цветастые сумки со сменкой, и старшеклассники, некоторые из которых останавливались, чтобы стрельнуть сигарету.       Когда мы уже докурили и двинулись обратно к воротам школы, перед нами остановилась «пятёрка», за рулём которой сидел Кошкин. Дверь его железного коня открылась со скрипом, мы, переглянувшись, усмехнулись.       — Маш, садись, довезу тебя.       — Я лучше на автобусе, — ответила Машка, и мы развернулись к школе.       Неугомонный Кошкин, обойдя нас, загораживает путь.       — Я могу по городу покатать. Можем в пицуху съездить.       — Ты глухой? — сорвалась Машка. — Я не поеду никуда на этом ведре, — сказала она и, взяв нас за руки, потянула вперёд.       Кошкин, очевидно, отказов не любил. Выхватив руку Маши из моей, он толкает меня в сторону и тянет Рыжулю к машине. Я, едва не упав, не успеваю опомниться. Валера, который тоже мало что успел понять, инстинктивно тянет Машу обратно.       — Ты дебил? — вопит она. — Отпусти меня!       — Отпусти её! — в один голос кричим мы с Валерой и тянем Машку к себе.       Из машины вылетает другой парень, лицо которого мне не кажется знакомым. Пока он, схватив Машу в охапку, тащит её к машине, Кошкин начинает отталкивать нас. Все курящие у гаражей замерли, наблюдая за развернувшейся сценой. Ни один из них не бросился нам помогать. Мы с Валерой, на секунду оказавшись на земле, подскакиваем на ноги: Холодец бросается с кулаками на Кошкина, я бегу вытаскивать Машку, которую уже успели затащить в машину. Второй парень был значительно крупнее Кошкина. Он одним своим движением, взяв меня за воротник парки, откидывает на два метра в сторону. Я приземляюсь сначала на задницу, затем по инерции на спину. В глазах всё кружится. Но я не собираюсь так просто сдаваться, встаю и бегу обратно, в этот момент в ушах раздаётся чьё-то:       — Эй!       Не оборачиваюсь, в ушах шумит кровь. Бегу с кулаками на бугая, тот, от неожиданности, не успевает среагировать, и я впиваюсь ногтями ему в лицо.       — Руки от неё убери! — кричит кто-то за спиной, но я слишком увлечена, чтобы смотреть на происходящее рядом.       Тут, кто-то обхватывает меня за талию и относит в сторону. Секунда. Две. Я прихожу в себя. Вижу рядом Валеру. Поворачиваю голову и моему взору открывается картина: новый физрук, схватив Кошкина за куртку, заламывает ему руку и кладёт лицом на капот. Тот, что крупнее, стоит в стороне, по прицелом шокера охранника дяди Паши.       — Ещё раз ты её тронешь, — шипит физрук, пока Кошкин целует холодный металл своего корыта, — я тебя закопаю прямо в этой машине. Ты понял меня?       — Понял, — выдавливает Кошкин.       Когда физрук, отпустив его, отходит в сторону, Кошкин буквально залетает в свою машину. Бугай за ним следом, и в ушах раздаётся резкий гул мотора. Шины хрустят по земляной насыпи. В воздухе повисает запах горелой резины.       Машка лежит в стороне, мы с Валерой кидаемся к ней, но физрук нас опережает. Садится рядом, берёт в свои ладони её лицо, осматривая небольшую гематому на губе. Маша, судя по бледному лицу и трясущимся рукам была в шоке. Она, не шевелясь, так и сидела на земле, пока физрук осматривал сначала её лицо, затем ноги под разорванными колготками.       — Ничего не болит? — спросил он.       Маша, трясясь, покачала головой. Опираясь на плечо физрука, она встала, но из-за бесконтрольно трясущихся коленок почти не могла идти.       — Её надо куда-нибудь посадить и дать успокоительное, — сказала я, поддерживая Машку с другого бока.       Валера, собрав с земли наши сумки, шёл следом, пока мы с физруком вели Машу к школе. Мы усадили её на скамейку, Егор Александрович побежал в каморку за водой и успокоительным. Валера, обняв Машу одной рукой за плечо, старался её успокоить. Я гладила её по голове, говоря, что всё позади и что Кошкин точно больше не посмеет её трогать.