А кто спасёт тебя?

Андрей. 2013 год.       Придя домой, я, разувшись и скинув куртку, упал на диван, проспав девять часов. За окном стояла глубокая ночь, когда я проснулся. Поворочавшись с бока на бок минут пять, решил принять душ и переместиться в кровать, но едва я успел раздеться, зазвонил телефон. Ночные звонки не обещают ничего хорошего. Ночью обычно звонят, если случается что-то плохое или если какая-то из бывших перебрала с подругами в баре. Второе мне не грозило: я не мог похвастаться большим количеством бывших, которые хотели бы вернуть меня или желали в пьяном угаре наговорить мне чего-то, что не успели во время наших коротких отношений.       Увидев на экране мобильного незнакомый номер, я не стал отвечать, но пообещал себе взять трубку, если снова позвонят — мало ли что.       Включив радио, я попал на какую-то незнакомую волну, где ведущий бодрым голосом рассказывал про последствия бессонницы. Усмехнувшись сам себе, я залез в ванную, прихватив полупустую бутылку коньяка. Пьянеть в горячей воде я стал быстро, поэтому, решив не нагружать сердце, вылез и отправился на кухню.       Готовил я редко, моим ежедневным рационом были бутерброды на завтрак, более-менее адекватная пища с первым и вторым на обед в больнице, и редкие ужины, на которые я обычно ел полуфабрикаты. Сегодня у меня возникло резкое желание приготовить карбонару, но из нужных ингредиентов дома была только вода для спагетти. Благо в двух шагах от моего дома находился круглосуточный магазин, который часто выручал в подобных ситуациях.       Едва не поскользнувшись на заледенелых ступеньках у магазина, я любезно открыл дверь и пропустил вперёд себя двух женщин, которые, поблагодарив меня, лукаво друг другу улыбнулись.       В зале было удивительно людно для двух часов ночи: у холодильников с замороженной продукцией стоял парень лет двадцати, выбирая пельмени. У полок с энергетиками небольшая группа подростков лет пятнадцати. В хлебном отделе ходил пожилой мужчина с бульдогом на поводке, который при виде меня стал активно вилять хвостом и крутиться. Две вышеупомянутые женщины нагружали в корзину фрукты и, когда я прошёл мимо, одна из них снова улыбнулась и вежливости ради я улыбнулся в ответ.       Взяв всё необходимое, я отправился на кассу, встав в очередь за ребятами с энергетиками и чипсами.       — Паспорт, — уставшим голосом произнесла кассир, сверля взглядом и без того напуганных детей.       — Нам есть восемнадцать.       — Паспорт, — повторила женщина, не обратив внимания на уговоры.       — Фотку можно показать? Я паспорт дома забыл, только фотка есть, — протараторил один из подростков, что был понаглее и повыше.       — Без паспорта не продам.       — Давайте я оплачу, — произнёс голос за спиной, и абсолютно все в очереди обернулись.       Парень с пельменями подошёл к кассе и, достав паспорт, протянул его кассиру.       Дойдя до дома, я поставил спагетти вариться и снова взялся за недопитый коньяк и нарезку бекона, за неимением свиных щёк. Фоном тихо играл «Голубой Дунай» Штрауса, который придавал уверенности моей стряпне. Опустошив бутылку коньяка, я закончил натирать пармезан. Соус я делал под красное сухое Венето и под сарабанду Генделя, отчего атмосфера на кухне накалилась до предела. С готовкой я закончил в пятом часу утра и, долго смакуя свой шедевр под «Вокализ» Рахманинова, упивался вином и музыкой.       В следующий раз я проснулся в половине четвертого. Теперь уже со слабой головной болью и без малейшего желания вставать. На завтра у меня было назначено две операции: на мочевой пузырь и на удаление пупочной грыжи. Идти с трясущимися руками и туманной головой я не мог, поэтому, быстро одевшись, отправился на пробежку.       Зиму я любил, пожалуй, больше других времён года. Летом я обычно был вял. Не желал лишний раз выходить на улицу, а о пробежках даже не думал. Зимой ситуация была иной. Морозный воздух в лёгких и хрустящий снег под ногами были главной мотивацией бегать поутру.       Добежав до Центрального парка, я сдулся и пошёл пешком, пытаясь отдышаться. Мысленно я винил себя за все выкуренные сигареты за тридцать восемь лет жизни и за выпитый вчера алкоголь.       Плетясь по центральной аллее, я заметил знакомую фигуру у лавки с горячими напитками. Приглядевшись, узнал Женю. Подходить и здороваться я не хотел. Подобных встреч с коллегами старался избегать, но только я развернулся, направившись в противоположенную сторону, меня окрикнул знакомый, слегка хрипловатый голос.       — Андрей Игоревич!       Обернувшись, я увидел Женю, с энтузиазмом размахивающую рукой. Вздохнув, двинулся вперёд — терять уже нечего.       — Привет.       — Добрый вечер, — улыбнулась она как-то непривычно приторно, что я заподозрил неладное. — Выспались?       — Немного.       — Ой, — Женя стукнула себя по лбу рукой в серой варежке, — это мой друг — Леонид.       — Очень приятно, — ответил я, пожав руку невысокому тучному парню в очках.       — Хотите кофе? — спросила Женя. — Или какао?       — Лучше кофе, — ответил я, начав замерзать в толстовке и жилете, пусть пуховом.       — Ещё один кофе, пожалуйста, — сказала Женя парню в лавке с напитками. — Мы как раз думали пойти перекусить, может, вы с нами? — обратилась девушка ко мне, и этот вопрос снова меня насторожил.       Вид у её спутника был такой же озадаченный, как и у меня, поэтому, кашлянув, я вежливо отказался.       — Пошлите, — стала уговаривать она, и в этот момент Леонид, наконец, заговорил.       — Жень, мне надо там… эм… — замялся он, — надо успеть ещё брата забрать с продлёнки.       — Ну раз надо, иди.       Кивнув, Лёня неуклюже попрощался и направился неуверенной походкой к выходу из парка.       — Слава Богу, — протянула Женя, выпустив изо рта большое облако пара. — Думала, не отвяжусь от него.       Усмехнувшись, я забрал свой кофе и расплатился за себя и Женю.       — Присмотрись к Олегу из терапевтического, — в шутку ответил я, вспомнив первую абсолютную противоположность Леониду.       — Так он женат.       — Да ну?!       — Уже месяца два как.       — Не знал.       — Откуда вам? — засмеялась Женя, пока мы шли мимо лавки с ароматными хот-догами. — Вы не очень-то разговорчивый человек.       — Мне так не кажется, — ответил я, сделав глоток обжигающего горло кофе.       — Вот вы знаете, как вас медсёстры называют?       Задумавшись, я посмотрел на Женю, которая с лёгкой улыбкой ждала мои предположения.       — Понятия не имею.       — Сыч.       — Почему?       — Ну как почему? Вы нелюдимый. Мрачный. Некоторые вообще боятся лишний раз с вами заговорить.       Последнее меня удивило сильнее прочего. Я не был брюзгой. Да и высокомерным назвать меня тоже нельзя. Напротив, я всегда старался быть учтивым со всеми. Возможно, моё нежелание говорить на личные темы отталкивало людей. Но я и подумать не мог, что кто-то боялся меня.       — Ты тоже меня боишься? — спросил я Женю, хотя ответ был очевиден.       — Нет. Но скажу честно: поначалу мы с одногруппниками обращались к вам, предварительно бросив жребий. Никто не хотел без повода разговаривать с вами.       — Боже, — я закрыл лицо рукой от стыда.       — Не надо было мне это говорить.       — Всё нормально.       Когда мы вышли из парка, начало темнеть. К этому времени я замёрз окончательно, но, к счастью, Женя была на машине и предложила подвезти меня.       — Может, перекусим где-нибудь? — спросила Женя, пока мы стояли на светофоре.       Обернувшись, я впервые для себя подметил её внешнюю привлекательность. В стенах больницы я не мог смотреть на неё иначе, чем на студентку: пусть и бывшую, но всё же. Она была для меня коллегой. Ассистентом. Ученицей. Иначе я её не воспринимал. Здесь, сидя с ней в машине, и там, гуляя в парке, я посмотрел на неё другими глазами. Какая-то часть меня не была против ужина и того, что могло последовать за ним, но другая часть не могла позволить ввязываться в отношения с коллегой.       — Давай в другой раз, — ответил я, не желая обидеть Женю своим резким отказом.

***

      Боря звонит, когда я делаю обход. В коридоре, не дойдя до очередной палаты, я останавливаюсь, нехотя отвечая на звонок.       — Привет, — говорит Боря, и его голос заглушает шум улицы. — Тебя сегодня ждать?       — Сегодня? — спрашиваю я, но потом вспоминаю, что речь идёт о дне рождении Нади. — А, да. Ждать. Я в пять заканчиваю, так что ближе к семи буду.       — Отлично.       — Только я не знаю, что подарить.       — Ну букет цветов купи.       — Это понятно, но надо что-то ещё. Что ей нравится?       — Я откуда знаю, — выдаёт Боря, как всегда, не удивив меня своей беспечностью.       — А кто знает? Это твоя жена или моя?       — Слушай, я сам еле придумал, что подарить. В итоге в последний момент купил серьги. И то не своим умом додумался.       — Ладно, — вздыхаю я, — сам подумаю.       В палате, где лежали трое друзей, попавших в январские праздники в аварию, было шумно. Смех слышался из коридора. Войдя, я застал их за игрой в карты.       — Доброе утро, товарищи, — начал я, подойдя к столу, за которым собрались пятеро пациентов: трое из этой палаты и двое из соседней.       — Доброе, Андрей Игоревич. С нами партейку сыграете?       — В другой раз. Жалобы есть у кого-то?       — Только на питание! — вскрикнул самый упитанный из всех, покрыв козырную десятку дамой.       — А с ногой у нас что?       — Заживает. На перевязку хожу. Ничего не гноится.       — Отлично.       Осмотрев швы парня, которому в аварии прилетел осколок в живот, я побеседовал немного с теми, кто отделался переломами и сотрясением. Жалоб не было ни у кого. Поэтому, не задерживаясь, я пошёл дальше. Заканчивал обход я уже в компании Жени, которая опоздала этим утром на час.       Выслушав её оправдания о разрядившемся не вовремя телефоне, мы прошлись по последним палатам, где осмотр я передал полностью в её руки.       — Евгения Олеговна, ну что же никак не заживают эти швы, — жаловалась пациентка, держась за больной бок.       — Вы антибиотики пьёте? — спросила Женя, пока я, подперев стену, стоял в стороне и наблюдал.       Женщина, жалующаяся на швы, лежала уже месяц после резекции кишечника. Из палаты, судя по словам медсестёр, почти не выходила. А с кровати вставала только чтобы справить нужду и поесть.       — Я только их и ем, эти антибиотики проклятые, — продолжала стонать пациентка, стараясь вызвать жалость.       — Вы дозу не уменьшали?       — Нет.       — На перевязки вовремя ходите?       — Конечно.       — Тань, вы гуляете по коридорам, как я вам говорил? — вмешался я, устав смотреть на театр одного актёра.       Отведя взгляд, пациентка вздохнула и тем же жалобным тоном произнесла:       — Так больно же, Андрей Игоревич.       — Конечно, больно. Ходить надо, чтобы улучшить кровообращение, тогда и швы затянутся. А вы в палате вылёживаетесь.       Когда мы спускались к предоперационной, Женя молчала, всем своим видом показывая, что обижена. Я, не имея ни малейшего представления на что, решил поинтересоваться до того, как мы зайдём в операционную.       — Ты в порядке?       — Не надо было вам вмешиваться, — выдала Женя моментально, очевидно ожидая моего вопроса. — Я бы и сама закончила с ней. Вы только унизили меня в глазах пациента, показав своё превосходство.       Закатив глаза в ответ на разъярённый затылок Жени, я спокойно продолжил:       — Не в моём превосходстве дело. И унижать я тебя не хотел. Таким пациентам выгодно, когда их жалеют. Они только этого и хотят от тебя.       — И что в этом плохого?       — Плохо то, что она со своими швами тут и полгода может лежать, наедая бока. Ей лень лишние десять минут походить, а мы должны носиться с ней?       Отведя взгляд, Женя задумалась.       — Насколько я безнадёжна?       Усмехнувшись, я покачал головой.       — Всё приходит с опытом. Не переживай. К слову, — пожал я плечами, улыбнувшись, — шить ты стала лучше, чем год назад.       Цокнув, Женя закатила глаза, но улыбнулась в ответ. Едва мы успели двинуться дальше, с лестницы вылетела медсестра.       — Андрей Игоревич, срочно в приемный покой. Там девушку привезли, у неё отсечено два пальца на левой руке и открытая черепно-мозговая, — протараторила она на одном дыхании.       — Что случилось?       — Напали во дворе. Она два часа пролежала, пока её не нашли. Крови много потеряла.       — Пальцы нашли?       — Да.       Без промедления я кинулся к лестнице за медсестрой, успев лишь обернуться и крикнуть Жене:       — Операция на тебе.