А кто спасёт тебя?

Андрей.       Через серое скучное небо не было видно ни намёка на солнечный свет. Я, согнув спину в напряжении, вёл машину. Нас трясло по ухабам. Дорога была настолько убита, что даже объехать раздолбанный бетон было негде. За окном тянулась берёзовая роща по одну сторону. Река, куда мы держали путь, — по другую. Холодина на улице стояла страшная — конец ноября. Но семейную традицию — провожать осень рыбалкой и шашлыками — нарушать никто не хотел. Послал бы я всё к чёрту, да дома не лучше.       Пока мы с Борей — я на водительском, он на пассажирском — молчали, позади нас шумели и смеялись дети: традиционные ноябрьские шашлыки никак не могли обойтись без Нади — жены Бори — и их пятилетних двойняшек Миши и Тани.       — Так, а кто мне скажет, — весёлым тоном говорила Надя, — где живут воробьи?       — В скворечниках, — предположил Миша.       — Ещё мысли будут?       — На чердаках? — уточнила Таня.       — На чердаках в скворечниках! — воскликнул Мишка, и Боря, засмеявшись, вручил детям по конфете.       — Разве воробьи не улетают на юг зимовать? — вмешался я.       — Некоторые улетают, — подтвердила Надя, — но не все.       — А почему не все? — спросил Миша, пережёвывая конфету.       — Так воробьи самые настоящие патриоты, — шутливо произнёс Боря, подмигнув мне. — Они свой дом любят и никогда его не покидают.       Наша привычная полянка была свободна, хотя и сильно загрязнена. Мы потратили полчаса только на уборку места. Поставили палатку, столы, стулья. Собрали мангал, которым по традиции занимался отец, но в этот раз он опаздывал. Обязанность эта перешла на Борю, а Надя с Таней стали заниматься едой.       — Папа! — закричал Миша. — Пошли рыб искать!       — Сходи с Андреем, — ответил Боря. — Он всё равно бездельничает.       Делать было нечего. Взяв Мишу за его крошечную ручку, мы направились с ним вдоль берега высматривать малька и беззубок.       — А рыбы не уплывают на зимовку в тёплые реки? — спросил Миша, подняв на меня свои огромные любопытные глаза.       Я улыбнулся.       — Они засыпают.       — Как медведи?       — Вроде того.       — О-о-о! — закричал Миша и побежал вперёд, вырвав руку. — Смотри, Андрей, ракушка!       Присев на корточки, я посмотрел на ладошку Миши, где лежала раковина беззубки.       — Здоровенная какая! — восторгался он. — Ещё одна!       На мёрзлом песке их было так много, что у Мишки глаза разбегались.       — Эту я тебе дарю, — сказал он, вручив мне другую раковину с отколотыми краями. — Эта похожа на сердечко.       И правда. Покрутив раковину, я понял, что её форма действительно напоминает сердце. Я положил подарок в карман куртки и двинулся следом за убегающим Мишей.       Меня всегда восхищали дети. Я завидовал их жизнерадостности и совершенно невинной любопытности. Их умению видеть волшебство даже в самых обычных вещах.       Когда мы с Мишей вернулись к палатке, приехал отец. Последний раз с ним созванивался пару месяцев назад, а виделись… я уже и не помню когда. Обиды или ненависти к отцу у меня никогда не было, только жалость. Но общения с ним я избегал по одной причине: в нём я видел себя. Мы были похожи не только внешне, но и во многих других, порой даже незначительных вещах: от манеры говорить до походки. Раньше я никогда не замечал этой схожести, пусть мать мне и твердила с детства, что я копия отца, но многие даже самые мелкие свои привычки я перенял от него.       С годами нам стало сложно ладить. Смотреть на него было всё равно что заглянуть в будущее и увидеть себя в старости: одиноким, не удавшимся в профессии и в личной жизни. Хотя всего этого я уже добился, не дожив и до сорока.       — Привет, сын, — отец, отложив шампура, подошёл обнять меня.       — Привет, — произнёс я, неохотно обнявшись в ответ.       — Как ты? — спросил он. — Как работа?       — Нормально. У тебя как?       — Всё хорошо. Боря, — кивнул он на брата, украдкой посматривающего на нас, — вон ко мне каждые выходные с внуками заезжает, а ты почему нет?       — Занят.       — Игорь Валентинович, — начала Надя, спасая меня от дальнейшего разговора, — а вы не поможете мне пакет с овощами из багажника принести?       — Конечно, — ответил отец, бросив на меня перед уходом укоризненный взгляд.       — Поговори с ним, — подначивал Боря, подойдя ближе.       — Я пойду лучше удочку побросаю. Вера.       — Семнадцать, — прошептала я, вглядываясь в своё отражение в зеркале ванной.       Как интересно устроено человеческое тело, ведь на самом деле мы стареем с каждой секундой, а разницу в зеркале видим даже не раз в год. Кажется, я была такой же и два года назад. Длина волос не изменилась, только кончики сильнее посеклись. Всё та же пара голубых глаз смотрит на меня в ответ. Вот родинка на щеке на прежнем месте. Синяки под глазами, казалось, всю жизнь со мной были, с первого шлепка, с самого первого крика. Очертания лица прежние.       И взять хотя бы эту растянутую майку-алкоголичку с пятнами. Сколько ей лет? Когда я её купила? Покупала ли вообще? Может, я нашла её в старых вещах матери. А эти пятна? Они мои? Первое пятно на груди от кофе, на горловине второе от туши, а у плеча кровь. Кажется. Или помада?       Я вздохнула. Подняла майку. Осмотрела живот. Грудь. Спину. Руки. Ничего не изменилось.       Как вообще понять, что ты стареешь? Как узнать, что тело меняется в противоположенную от привлекательности сторону? Почему в один момент ты молод, а в другой морщины, обвисшая кожа и незнакомцы в автобусе говорят тебе «женщина» вместо «девушка»? Где та золотая середина?       — С днём рождения! — во всё горло заорала Машка, влетев в ванную комнату.       Кинувшись мне на шею, она начала танцевать какой-то глупый танец, заставляя меня подтанцовывать.       — Задушишь, — прохрипела я.       — Так, — Машка отстранилась. — Сегодня никакой школы!       — Окей, — я не стала спорить. — Какие тогда планы?       — Каин снял дом загородом для нас.       — Нет! Какой дом?! — вскрикнула я. — Ты с ума сошла? Почему не баня сразу?       — Спокойно! — подняла руку Маша-путешественница. — Твой ненаглядный Стасик там будет. К тому же, Каин сказал, что мы можем брать кого угодно с собой.       — Какая щедрость! — язвительно произнесла я. — Левый чел разрешил мне на мой же день рождения позвать друзей.       Обойдя Машку, я направилась в комнату переодеваться.       — Ну, Вер, — простонала моя полоумная подруга, — не будь такой обломщицей.       — Маш, я серьёзно не понимаю, что у тебя в голове.       — В голове моей опилки — не беда, — с улыбкой запела Машка.       — Ты хоть знаешь, — строго произнесла я, натянув джинсы, — где находится этот дом? Кто там будет?       Скинув с кресла подушки, Машка села напротив меня и стала копаться в телефоне.       — Тридцать километров от города. Всех присутствующих я знаю. Плюс мы возьмём Холодца и Ромашку. Можно девок из класса позвать. Танюху, например, — сделав паузу, она что-то нашла в телефоне, добавив: — Вот фотки дома.       Мне неинтересны были эти фотографии. Ничего они мне не скажут. Да и без них я всё знала. Пусть я доверяла Стасу, но Каин до сих пор вызывал у меня подозрения. А фиолетовые засосы на Машкиной груди и животе пугали, хотя она и считала это романтичным. Она верила в искреннюю любовь между ними, а я — в животный инстинкт.       Машка всегда пользовалась нашей дружбой. Знала, что я никогда не брошу её и не откажу даже на самую сумасшедшую её просьбу.       К обеду приехал Стас, с которым я не общалась пару недель. После нашей генеральной уборки у меня дома он куда-то исчез. Странно было признавать самой себе, но я скучала по нему. Порывалась пару раз написать, но одёргивала себя, решив, что проще оборвать общение. Машка смеялась надо мной. Говорила, что я влюбилась. Мне так не казалось. Я привязалась к нему, как к родному. Пусть он вечно ходил хмурым. Не улыбался. Молчал. Одёргивал руки от меня, как от огня. Мне он всё равно виделся самым добрым мужчиной на свете.       Что, блять, не так со мной?       — У меня для тебя подарок, — прохрипел Стас, протянув мне увесистый свёрток.       Пока Машка миловалась со своим Каином у его машины, мы со Стасом отошли в сторону к его мотоциклу, и я развернула подарок.       Увидев Стаса тогда у цирка, первое, на что я обратила внимание, — его кожаная жилетка. Она так мне понравилась, что я ни раз бесстыдно умоляла Стаса подарить её мне. Он всегда соскакивал с темы. И вот сегодня, развернув свёрток, я получила желаемое.       — Она такая же, как у меня, — объяснил Стас. — Только новее и размером меньше.       — Где ты её достал?       — Нашёл знакомого, он сшил.       — Сшил?! — воскликнула я.       — Ну, моя вообще из говна и палок сделана, зато единственный экземпляр, — усмехнулся Стас.       — Теперь нет.       Мне хотелось обнять Стаса, но я знала, что ему некомфортны прикосновения, пусть и не ясно почему. Поэтому вместо физической благодарности я просто сказала:       — Спасибо. Андрей.       — Сложно быть педагогом? — обратился отец ко мне.       Почти стемнело. Мы, съев весь шашлык, сидели у костра и слушали треск берёзовых поленьев. В котелке закипала уха: мне удалось поймать крупную щуку. Боря наловил плотвичек, но Таня с Мишей, воспользовавшись нашей беспечностью, отпустили весь улов обратно восвояси.       — Когда как, — ответил я, потирая руки от холода. — С детьми всегда сложно.       — В больнице было проще? — спросила Надя, у которой на коленях засыпала Танюша.       — Спокойнее.       — Даже с утконосами? — улыбнулся Боря.       — Даже с ними.       По практикантам я действительно скучал. Они, в отличие от школьников, научились абсолютной дисциплине в мединституте. Ни один вуз не закалял так, как медицинский. Это была школа жизни похлеще армии. Взять хотя бы Борю: подростком он был неуправляем. Стоял на учёте в детской комнате милиции и все учителя, как один, пророчили ему арестантское будущее. Говорили, что после школы он долго на свободе не проходит.       Мать вовремя подсуетилась: надавила на отца, и тот, подключив свои старые связи, устроил балбеса-сына в медицинский институт. Кто бы мог поверить, что разгильдяй и шпана вроде Бори однажды будет заведовать гинекологическим отделением перинатального центра и получит кандидата медицинских наук.       К одиннадцати, когда уха была почти съедена и дети начали капризничать, мы засобирались домой. Отец позвал всех в гости к себе на дачу, но, прикинув время, в которое мне придётся завтра встать, чтобы успеть на работу к восьми тридцати, я приглашение отклонил. Обратно я ехал один и, стоило заметить, в пустой машине наедине с собой ведётся приятнее, чем с бойкими детьми и шутящим Борей.       В кармане завибрировал телефон — неизвестный номер. Кому я понадобился в такой час? Раньше из больницы меня дёргали каждую вторую ночь, а сейчас кто?       — Да, — холодно ответил я на звонок.       Первые секунды в динамике молчали.       — Я вас слушаю, — нетерпеливо произнёс я.       — Андрей Игоревич, — голос в трубке дрожал.       — Да. Кто это?       — Это Вера. Вера Розанова.       Я моментально оживился. Выпрямил спину и едва не затормозил посреди дороги.       — Вера? — теперь мой тон стал удивлённым и обеспокоенным. — У вас что-то случилось?       Риторический вопрос. Если она сама мне звонила после всего произошедшего с тестом, да ещё и в такой час, что-то точно случилось.       — Вы можете приехать за мной? Точнее, — она сделала паузу, — за нами.       — Да, — тут же ответил я, не став уточнять ничего, кроме адреса. — Куда ехать?