***
Самые вкусные в мире драники готовила именно моя мать. Она не тёрла картофель на тёрке — перекручивала его на мясорубке, а в тесто добавляла немного паприки — большая редкость для советской кухни. В нашем доме всегда имелись подобные «изыски». Мой дед, отец матери, возил нам из Сухуми — нынешнего Сухума — кофе, чай «Рица», вино «Лыхны», диковинные специи, орехи, инжир и всё то, что простые советские люди даже не мечтали купить. Этим утром я проснулся с необычным желанием съесть тарелку-другую драников. Кажется, последний раз я их ел, ещё когда мать была жива: лет девять назад. Мы с Борей гостили у неё на даче. Тогда она ещё могла сама ходить, а сиделка приезжала к ней только на выходных и своим присутствием облегчала её быт — не больше. Мы все сидели за большим круглым столом: Боря закидывал в рот драники вприкуску с ветчиной, я молча помешивал чай и вполуха слушал бессмысленные рассказы матери об очередной соседке, которая раньше всех выкопала картошку. Когда рассказы сменились вопросами о моей личной жизни, я тактично извинился и ушёл в сад за яблоками. Борю подобными расспросами не мучили — мой брат женился в девятнадцать, а в двадцать стал отцом. Он был любимчиком. Защитником. Я — нытиком и социопатом (только лишь по словам матери). Но, кто знает, смотря на себя сейчас, я думаю, что, возможно, она была права. На сковороде шкварчала уже третья партия золотистых драников. Рядом стояло блюдо, испуская ароматный пар. Я держался: не съел ни единого драника во время готовки. Ждал, когда закончу и уже тогда смогу насладиться желанным кушаньем за чашкой мятного чая. — Фу, драники, терпеть их не могу, — пробормотала Алёна у меня за спиной, достав из холодильника кусок сыра и молоко. Я обернулся и тихо вздохнул: она опять надела мою рубашку, которую теперь придётся переглаживать или, если не хватит времени, скрыть образовавшиеся складки под джемпером. — Могу сварить кашу или омлет пожарить. — Нет, — зевнула Алёна, — я лучше кофе выпью с сыром. — Хлеб наверху, — я указал на шкафчик справа. — Я без хлеба. Кто ест просто сыр без хлеба, да ещё и с кофе? Извращение какое-то. Меня перекосило только от одной мысли. — А давай сходим в «Бардак»? Потанцуем. Там сегодня выступают местные группы. Я понятия не имел, что такое «Бардак» в данном случае, наверное, какой-то клуб, но, не желая показаться полным профаном, ответил: — Может, дома посидим? — Как же с тобой скучно, — вздохнула она. — Ладно, давай сходим, — сдался я, всё равно ведь сегодня не смогу уснуть: пятница.***
— Если я когда-нибудь совершу преступление, знайте, я ни о чём не жалел! — хлопнув дверью учительской, прокричал Виталий Фёдорович. Завуч, заваривая чай, обернулась и, улыбнувшись, спросила: — Трудный день? — Трудный класс, — ответил он и, хлопнув меня по плечу, добавил: — Ваш, между прочим, Андрей Игоревич. — Кто выделился? — этот вопрос я задал ради приличия, ведь ответ мне был, конечно же, известен. — Проще спросить обратное. Сорвали мне сегодня урок. А Кошкин! Оплевал мячи. Погнул кольцо. И дружок его этот, с усиками тараканьими, на перемене с девчонками в раздевалке закрылся. — Откуда у него ключ? — ужаснулась завуч, поставив перед Виталием Фёдоровичем кружку чая. Тот, скривив лицо, отодвинул её от себя, достав из кармана флягу. — Украл, скотина, — произнёс он и сделал первый глоток. На это мы с англичанкой улыбнулись, но нашей радости завуч не разделила. — Во-первых, держите себя в руках, — авторитетно сказала она, присев рядом с физруком, — а во-вторых, как он мог ключ украсть у вас? — Я вас умоляю, — эту фразу Виталий Фёдорович произнёс так, словно абсурдность заданного вопроса была ясна даже ребёнку. — Эти выродки скоро банк ограбят или убьют кого, а вы про ключ. — Так прячьте ключи. Вы что, не знаете наш контингент? — Тут только если в трусы, — на этот раз физрук сделал два жадных глотка из фляги и закусил вафлей. — Я поговорю в понедельник с ними, — решил встрять я, чтобы хоть как-то смягчить ситуацию. — Толку от ваших разговоров! Гнать давно пора. — Я, конечно, не очень согласна с грубостями Виталия Фёдоровича, — заговорила англичанка, — но ничего против того, чтобы их выгнать, я не имею. — Вот, — протянул физрук, — а я о чём. — Давайте всю школу выгоним! — воскликнула завуч, окончательно потеряв терпение. — Работать только с кем будем? Нормальных детей по пальцам пересчитать можно. — Я проведу беседу, — повторил я, хотя прекрасно знал, что толку будет ноль. — Удачи, — фыркнул Виталий Фёдорович, снова потянувшись за флягой.***
Мои вечера пятницы вдруг стали другими. Нет, они не стали лучше или интереснее, просто рутина сдвинулась с привычного русла и, кажется, будто куда-то не туда. Дело было плохо: я нуждался в человеке. Я был жалок. Одинок. Сколько людей сгубило одиночество? Подумать страшно. Конечно, всегда было приятно находиться в центре событий. Быть частью общества. Если бы не Алёна, я, вероятно, сейчас сидел бы на полу своей гостиной, пил вино прямо из бутылки и слушал музыку. А на утро жизнь пошла бы своим чередом. Ноябрь начался незаметно. По моим ощущениям, он был значительно интереснее октября, но не то чтобы меня это радовало. Перемены я воспринимал плохо. Пока Алёна смеялась рядом со мной в ответ на шутку своей подруги, я подозвал официанта и заказал виски, надеясь, что алкоголь, как всегда, исправит настроение. Но едва передо мной поставили бокал, в нос ударил непривычно едкий запах — сегодня не мой день. — Принесите лучше бутылку самого дорого вина, — сказал я, отодвинув от себя виски. — А мне ещё пива, — добавила Алёна, прижавшись ко мне. Когда её дыхание обдало шею жаром, я поёжился, но то ли от того, что мне было холодно — кондиционер в зале, кажется, работал на полную мощность, — или от того, что к этим объятиям я никак не мог привыкнуть, я не знал. От её сладких, даже приторных духов я невольно сощурил нос. — Андрей, — ко мне обратился коллега Алёны, кажется, учитель биологии, как и я, — а вы давно в школе работаете? — Меньше, чем вы думаете. — Нет, вообще-то Алёна мне сказала, что вы бывший хирург. — Причём знаменитый, — с улыбкой добавила Алёна. — В очень узких кругах, — продолжил я. — Он скромничает, — моя спутница отмахнулась рукой и продолжила говорить за меня. Может, я действительно скромничал. А может, говорил правду, только «моей» Алёне это не было известно. За месяц наших так называемых отношений она почти ничего не спрашивала обо мне и моём прошлом. Всё, что ей нужно было, она узнала и до нашей встречи от своего дяди — моего очень давнего коллеги, с которым мы работали вместе пару лет после ординатуры, а потом «потерялись». Сама же Алёна, пожалуй, поведала о себе всё на свете. Я знал имена всех её ныне покойных домашних животных: от хомяка Бориса до кошки Люси. Знал о её ветрянке в три года. Слышал историю о выпавшем зубе в детском саду. «Упал прямо в суп! — заливалась смехом Алёна, пока я вежливо кивал и улыбался в ответ. — Представляешь? Прямо в этот отвратительный свекольник. Как же я была рада». — А ещё он пять лет назад оперировал дочку депутата, — донеслось до моих ушей, и я «вернулся» из своих мыслей на землю. — Вот это да! Так почему вы ушли? — обратился ко мне коллега Алёны. Как же его зовут?.. — Миш, ну что за глупые вопросы? Да, точно, Миша. — Работа не для слабонервных, — продолжила Алёна. Не став гадать, то ли меня сейчас назвали слабонервным, то ли до Алёны дошли слухи о моём увольнении, я решил выйти на свежий воздух. Вечером стало подмораживать. На улице толпились люди с сигаретами во рту и бутылками пива в руках. Громко смеялись девушки. Шумно беседовали парни. По ту сторону улицы завязалась какая-то потасовка. Свист и крики пронзили холодный сигаретный воздух. Я решил отойти подальше. Хотя стоило уйти: вряд ли моё отсутствие кто-то заметит. «Сетчатые колготки в такую погоду? — подумал я, увидев на углу здания вдалеке курящую девушку. — Не самая лучшая идея». Её лицо загораживала тень кроны дерева. Казалось, она меня не видела — смотрела в противоположенную сторону. Я не стал подходить ближе. Знакомств я не искал. Не этим вечером.