***
Зайдя четырьмя часами позже в кабинет десятого класса, я чувствовал себя немного бодрее, но то был временный эффект выпитого в больших количествах кофе. Ученики, завидя меня, сонно поднялись со своих мест. Кивнув им в ответ, я прошёл к столу и начал с раздачи лабораторных. — Так, Алина, — произнёс я, доставая первую тетрадь из стопки, — четыре. Хорошая работа, но ошибки были очень глупые. Могли бы и пять получить. Внимательнее будьте в следующий раз. — Хорошо, — улыбнулась девушка, которую, очевидно, радовала и такая оценка. — Елена, у вас тоже четыре, — закончив с первой партой, я подошёл ко второй. Как только я приблизился, Вера заметно напряглась. — Мария, у вас тройка, — забрав тетрадь, девушка скривила недовольно лицо. — У вас, — начал я, обращаясь к Вере, — отлично, как всегда, — я положил тетрадь на край стола вместо того, чтобы отдать в руки: с этой ученицей теперь я был крайне осторожен. — Где твои очки, ботанша? — вдруг раздалось у меня за спиной. — Кто у нас снова там голос подаёт? — я обернулся на шутника. — Ах, это вы, Алексей Кошкин, наш хвостатый друг. Кстати, за лабораторную у вас два. Итого: пятая двойка подряд. Бьёте все рекорды, — я положил его измятую тетрадь на стол и двинулся дальше. — Личный не побил ещё, — пробубнил парень. — Вот даже как? Тогда спешу вас обрадовать: ещё одна двойка, и за полугодие вы аттестованы не будете. Надеюсь, в ваши планы и это входило. — Да мне пох, — развалившись на стуле, произнёс Кошкин, — я документы тогда заберу и на сварщика пойду в технарь. — А это уже разумное решение. — Сварщик, сварщик – парень работящий, — в другом конце класса запела Вера, — сварщик, сварщик, электродов ящик. Все, кто хочет денег много получать, сварщиком, конечно, пусть мечтает стать! — Нутк, заработаю ещё как, — с восхищением в голосе ответил Кошкин. — Сварщики вообще нормально так получают. — Это да, — засмеялся Валерий, — ты только сразу купи себе кейс железный, потому что в обычный кошелёк твоя зарплата помещаться не будет. Как только весь класс залился смехом, — что случалось постоянно с этими детьми — мне снова пришлось вжиться в роль нянечки из детского садика. — Успокаивайте свой «Аншлаг», — закончив раздавать тетради, я устроился на мягком учительском стуле и открыл журнал, готовя себя к самой нелюбимой части урока. — Кто хочет добровольно из троечников и двоечников рассказать мне об особенностях химического состава клетки? — естественно ни один из адресатов моего вопроса не поднял руку. — Тогда по списку. Авсеева. Девушка с соломенными волосами, которая из урока в урок «кормила меня завтраками», лениво поднялась со своего места. — Я не готова. Этот ответ меня не удивил. — Третий раз уже. А можно я наберусь наглости и узнаю у вас, в чём причина? — Была занята, — сказала ученица, покручивая в руках телефон. — Ясно. Два. Ещё немного и вы догоните Кошкина. — Андрей Игоревич, пожалуйста, не ставьте два, я на следующий урок выучу параграф, — начала клянчить девушка, чем также не удивила меня. — Анна, я это слышу в третий раз, — я снял очки и устало потёр переносицу. — Теперь ответьте, будь вы на моём месте, вы бы поверили человеку, который доказал, что не может держать своё слово? Закатив на это глаза, девушка опустилась на стул. Я вернул своё внимание на журнал, но поднятая рука в классе заставила оторваться от списка троечников. — Вера, — вздохнул я, увидев, кому принадлежала эта рука, — у вас пятёрки стоят едва ли не в каждой клетке. Вам не надо отвечать. — Я не отвечать, я выйти хочу. Урок шёл минут пять. Как правило, учеников нельзя было отпускать в первые пятнадцать минут от начала урока, но, не став читать лекции, я лаконично ответил: — Идите.***
Направляясь в учительскую после уроков, я надеялся отдохнуть и освежить голову хотя бы в удачно образовавшееся «окно», но сегодняшний день был явно не моим днём. Зайдя в учительскую, я сразу же вскинул брови от удивления: впервые я видел в этих стенах одновременно весь преподавательский состав. — Коллеги, должен вам напомнить, — говорил Виталий Фёдорович, накидывая на плечи пиджак, — что вчера был наш профессиональный праздник. Физрука в костюме мне видеть ещё не доводилось. Но, как человек воспитанный, своё удивление я скрыл, поставил журнал одиннадцатого класса на полку и сел за стол, где уже стоял едва вскипевший электрочайник, чашки, заварочные пакетики чёрного чая и блюдо с пряниками. — Ну что вы, коллега, — улыбнулась Тамара Борисовна, – завуч – помешивая сахар в большой кружке с изображением кота, — нам об этом напоминать не надо. — Тогда я сразу к делу: шампанского сколько брать? — спросил физрук, в предвкушении потирая руки. — Пару бутылочек, думаю, хватит, — ответила директор, присев рядом со мной. — Так, ну это несерьёзно, девочки, — такое заявление не удовлетворило Виталия Фёдоровича. — Хорошо. Давайте три. А мужчинам водочки пару бутылок. — Нас всего двое, — вмешался я. — Одной обойдёмся. И это заявление физрука не удовлетворило, и даже напротив, скорее оскорбило. — Тортик обязательно, — добавила учительница английского – самая молодая женщина в коллективе. — А лучше два, — сказала химичка. — И что мы, закусывать тортами будем? — возмутился Виталий Фёдорович. — Я предлагаю взять салатиков на развес, — ответила завуч, закидывая в рот пряник, — курочку гриль ещё можно. — Ну давайте я пока схожу за продуктами к столу, — сидеть здесь с женщинами мне не хотелось, поэтому проще было вызваться добровольцем и сбежать в магазин. — У меня все равно «окно». — Я с вами, — Марина Евгеньевна (имя химички, наконец, я запомнил) поднялась с дивана, даже не дожидаясь моего согласия, — лишние руки не помешают. И у меня тоже «окно». — Да, спасибо, — пробормотал я, не решившись спорить. Вера. Капли дождя убаюкивающе барабанили по оцинкованному подоконнику за окном. Били в стекло с такой силой, что казалось, раме не выдержать этого напора. На улице моментально потемнело, и по всей школе зажгли свет. Одиннадцать утра вдруг неожиданно стало вечером. Но я любила дождь. Особенно мне нравилось смотреть на него с берега какого-нибудь водоёма, будь то даже наша вонючая водохранка — плевать, всё лучше, чем в школе. — И как теперь курить идти? — раздражалась Машка у меня под боком. — Пошли в толчок, — предложил Валера. — Ага, Томка там каждую большую перемену дежурит теперь. Заебала. — Тогда пошли к актовому залу. Там окно откроем и спокойно покурим. — Пошли. Вер, — толчок в плечо отвлёк меня от дождя, — ау, ты с нами? — Да, — рассеянно кивнула я. Актовый зал в нашей школе находился на последнем, третьем этаже, в непроходном крыле, где было всего два кабинета: кабинет музыки и сам актовый зал. Это крыло всегда пустовало. Ученики и учителя редко совались туда, разве что по праздникам и на уроки музыки (второе в нашей школе было редкостью). — Чисто, — объявил Валера с лестницы, первым поднявшись на разведку. — Валерьевна только бы не заявилась полы мыть или пиздюки на урок, — сказала я, закуривая в приоткрытое окно, через которое до меня долетали холодные капли дождя. — Разгоним, не ссы, — Машка, как всегда, была бесстрашна. Они с Валерой снова начали разговаривать про свои отношения, но мне эта тема в последнее время стала неинтересна. Да и сейчас меня беспокоило другое. С самого утра я думала о лабораторной, точнее об оценке за неё. Я наобум описала грибную клетку, даже не глядя в микроскоп. Машка списала у меня всё слово в слово и получила тройку, но мне, каким-то магическим образом, удалось получить пять. Разумеется, не было тут никакой магии — дело было в этом мутном преподе. Это была не оценка за знания, а скорее одолжение. Подачка. Или ещё хер знает что. И во что выльется эта пять, мне только предстояло узнать, но думать об этом уже погано. Помимо этого, надо уже как-то дойти до дома и собрать нормально вещи. Я неделю жила у Машки и носила её одежду. Конечно, она не была против того, что ей приходилось делить со мной свой гардероб и комнату. Её мама тоже была со мной мила и гостеприимна, к тому же, дома она практически не живёт: новый мужчина захотел съехаться, и давно одинокая Машкина мама согласилась, не раздумывая. Сама Машка была только рада такому стечению обстоятельств. И всё хорошо. Даже отлично, только чувствую я себя паршиво, пусть и нахожусь там, где мне рады, я всё равно не в своей тарелке. Я постоянно в гостях. Я не могу расслабиться. И хотя у меня дома было множество неприятных факторов, по большей части там мне было комфортнее — ужасно, но это так. Я поняла это сейчас. Стас был прав — мы, как паразиты, приспосабливаемся даже к самым нечеловеческим условиям, а потом ещё очень долго не можем вернуться к жизни в нормальном мире. Здесь мне всё чуждо. Я обречена. Меня уже не спасти.