Игра в подкидного

Погоды стояли чудные, и почти все время Себастьяна, свободное от приготовления простой народной английской еды, уборки за Алоисом разбросанной одежды и глажки его чулок, было посвящено выгуливанию графа Транси на свежем воздухе. — Вот эту, поймай мне вот эту, с перламутровыми крылышками, Себастьян! Себастьяну не нравились бабочки. Ему, собственно, было все равно, кого ловить, но охота на этих летающих насекомых больше подходила Клоду, чем ему, а заниматься тем же, чем Клод, он считал ниже своего достоинства. — Какие они хорошенькие, правда? — казалось, сам Алоис вот-вот вспорхнет вслед за мотыльками. По крайней мере, он предпринимал такие попытки. — Кошки лучше, — не изменил своей нетленной любви Себастьян. — Кошки не летают. БылА в этом выражении, фактически правильном, логическая ошибка, но в услужении у Транси логика скорее сбивала с толку, чем что-то проясняла. — Иди ко мне, красавица! Цып-цып-цып! — заливался Алоис. Бабочка, однако, к Алоису не спешила (может, эти гордые чешуекрылые отзывались только на «кис-кис» или «фьють-фьють»?), в чем Себастьян ее целиком и полностью поддерживал. Он с невозмутимо-услужливым видом смотрел, как яркое пятно мельтешит туда-сюда по лужайке, а биологические часы истинного дворецкого яростно трезвонили о том, что в этот час Сиэль Фантомхайв обычно пьет свой чай на террасе поместья и что пора идти печь ему заливные ватрушки. И уж он-то никогда не погнался бы за бабочкой… разумеется, при условии, что бабочка не являлась очередным чудовищем, терроризирующим Лондон, которое сверхсекретной директивой велела поймать королева. Сиэль Фантомхайв вообще плохо бегал. И прыгал. Не то что юный Транси — любо-дорого посмотреть на резвого юнца, и когда же он, ирод, только устанет, у Себастьяна уже голова начала кружиться. Биологические часы наконец отзвонили, но желание повозиться на кухне со взбитыми сливками и пропитанными ромом коржами не исчезало. Себастьян понурился — Алоис кондитерскую продукцию не жаловал, предпочитая сладкому и мучному мясное и рыбное. Это все Фаустусовы проделки — он не любил худосочных людей, утверждая, что еще древние греки вывели формулу «В здоровом теле — здоровый (а для демона это означает — вкусный) дух», и не ему оспаривать мнение авторитетов. Вот почему хозяева Паука были все как на подбор румяные, пышные, полнотелые и округлые. Помнится, Себастьян все удивлялся, почему это Алоис Транси не превратился еще в щекастого толстячка, но после личного знакомства вопрос разрешился сам собою: этот вертлявый и неугомонный лорд имел возможность поправиться только в одном случае — будучи скованным по рукам и ногам. Алоис наконец перестал пугать бабочек и нашел себе новую забаву: он перегнулся через бортик бассейна, чтобы погладить золотую рыбку. Укороченные бриджи казались еще более укороченными, чем обычно. — Думаю, вам все-таки не следует носить такую одежду, — слова вылетели сами собой, чему Себастьян изрядно удивился — не в его привычках было вслух говорить то, что на самом деле думаешь. Транси распрямился и упер руки в бока — видно было, что ему не впервые делают замечание и что ответ у него давно отточен: — Ты просто ничего в этом не смыслишь. Ты слышал о моде? Вот этот форменный фрак, что на тебе сейчас — ты когда-нибудь надевал другой костюм? — Сюртук гувернера считается? К нему прилагался красный шейный платок, довольно яркий на мой взгляд. Алоис пренебрежительно махнул рукой. — Тоже мне пример! Та же самая униформа слуги, только покрой другой. А что бы ты хотел надеть по своему выбору? — Демоны не нуждаются в одежде как таковой, — схитрил Себастьян. — Ты хочешь сказать, что обычно мой Клод ходил в чем Ад породил?! Себастьян вздрогнул. Нет, к счастью, нет. — Клод против публичного обнажения. Я уж точно никогда не видел его голым. И не собираюсь смотреть, даже если представится возможность. Даже если он попросит на него посмотреть. Ну почему в этом доме все всегда сводится к одной теме, тоскливо подумал он. Впрочем, быть может, рано отчаиваться? И чутье не подвело демона — отчаивался он и впрямь несколько преждевременно, ибо кое-что похуже для него приберегли напоследок. На остаток дня набегавшийся Транси угомонился и мирно копошился в безразмерном шкафу среди вешалок со своей одеждой. Себастьян, возблагодарив неведомые силы, занялся перекрашиванием роз. После ужина Алоис позвал его в свою комнату. Благодаря расслабляющей возне в розарии с зелеными насаждениями и компостом Себастьян совсем утратил бдительность и беспечно позволил завлечь себя в обитель зла. — Раздевайся! — с азартным блеском в глазах приказал Алоис, одновременно указывая на широкую кровать, где лежало какое-то облачение. Себастьян столько всего слышал о нравах в доме Транси, что... нет, он, конечно, не сплетник, но всегда необходимо быть в курсе жизни врагов — и их личной жизни в особенности. Так вот, про компанию Транси такое рассказывают! Допустим, три четвертых "такого" рассказывали сами Фантомхайвы в рамках обязательной подрывной деятельности, но ведь одна четвертая-то была правдой! И это могла оказаться худшая четвертая часть... Спустя час напряженного труда Себастьяна Михаэлиса было не узнать. В гигантских зеркалах личной гардеробной Алоиса Транси отражался молодой лощеный лондонский денди. Себастьян вертелся и так и эдак, но, с какой стороны он ни смотрел, впечатление не менялось. Алоис, стоя в сторонке, любовался на дело рук своих. Все эти наряды шились на Клода, но коль скоро он оказался таким несговорчивым и вообще решил быть букой, пусть пеняет на себя и носит черное старье. В вопросах моды главное — начать, не побоявшись поменять что-то в прискучившем образе, воспарить на крыльях фантазии — но и не забыть вернуться на землю к обеду, конечно же. Себастьян неожиданно открыл для себя новое средство борьбы с демонической скукой: — Хм, неужели у меня тонкая талия — я и забыл, что когда принимал человеческий облик, устроил себе такую. И ноги, только гляньте на них! Оказывается, длинные ноги нужны не только для того, чтобы быстро бегать и высоко прыгать — ими еще и щегольнуть можно. Сюртук из бархата оттенка бургундского вина выгодно подчеркивает необычный оттенок моих глаз… Так-так, а без кальсон и впрямь удобнее двигаться и не трет нигде. Черные кружева, чуть выпущенные из-за ворота и манжет, придают мне слегка богемный вид. Да, меня вполне можно принять за поэта романтической школы, чья хрупкая оболочка подобна хрустальному сосуду, содержащему внутри себя сверкающий самоцвет духа… О, тут и внутренний карман для моего любимого столового серебра предусмотрен! Спать, разумеется, уже не ложились. До того ли, когда нужно было столько всего перемерять!