Всё, о чём мечтала, или Я в Средиземье (отредактированная версия)

Очнулась я от того, что жутко замёрзла. Неужели я всё ещё жива? Разве назгул не сбросил меня вниз? Или так выглядит жизнь после смерти? Я кое-как приподнялась и села, невольно поморщившись, поскольку повреждённый бок дал о себе знать гадкой ноющей болью. Вдобавок к этому раскалывалась голова и ломило всё тело. В нос ударил отвратительный запах гнили. Я прислушалась. Откуда-то с потолка размеренно и уныло капала вода; других звуков не было. «Где я?» - была первая чётко сформированная мысль. Спустя секунду, поняв, что происходит, я глухо застонала. Так вот в чём дело! Чёртов назгул с его чёртовым птеродактилем, чёртов полёт и, как следствие из всего вышесказанного, чёртов Мордор! Усилием воли я заставила себя разлепить веки и осмотреться. Поначалу, кроме сплошной черноты, я ничего не могла разглядеть. Но через пару минут, когда глаза привыкли к царившему в помещении полумраку, я увидела очертания своего пристанища. Судя по всему, я находилась в местной тюрьме. Покрытые мхом и плесенью стены, крошечное, забранное решёткой окно под потолком, массивная, обитая железом деревянная дверь, дурнопахнущее ведро с крышкой в углу да куча прелой соломы, на которой я возлежала – вот и вся обстановка сей негостеприимной горницы. К слову, осматривая камеру, я заметила ещё одно обстоятельство, которое, впрочем, меня не удивило: наручей, кольчуги и жилета не было, меча и щита при мне тоже не оказалось. Разумеется, кто станет оставлять узнику доспехи и оружие? Что-то противно звякнуло. Я обернулась. От моей правой ноги, которую плотно обхватывал широкий железный браслет, к намертво вмонтированному в стену кольцу тянулась огромная толстая цепь. Класс, вот только кандалов мне для полного счастья не хватало! Я схватилась за голову от охватившего меня отчаяния, при этом случайно коснувшись правой щеки, которая тут же вспыхнула адской болью. Да уж, хорошую о себе память мордорский гад оставил, ничего не скажешь! Интересно, долго у меня фонарь на лице продержится? Дорого бы я дала сейчас за то, чтобы глянуть на себя в зеркало. Внезапная мысль подобно яркой вспышке молнии осветила моё сознание. Те видения в Лориэне… Зеркало Галадриэли показывало мне тюремную камеру! Неужели Владычица Золотого Леса ошиблась, и мне всё же суждено умереть в мордорских застенках? Несмотря на столь ужасные мысли, я по-прежнему отказывалась верить в происходящее. Галадриэль не стала бы обнадёживать меня понапрасну, или предупредила бы о грозящей опасности… К тому же она – одна из мудрейших обитателей Средиземья, она не могла ошибиться! Кое-как успокоив себя совершенно не обоснованными доводами, я переключилась на другие, не менее важные сейчас вопросы: почему меня не убили, а доставили сюда? Для чего я понадобилась? Что со мной будет? Поразмышляв немного, я пришла к неутешительному выводу: кажется, в том, что я оказалась здесь, во многом виновата я сама. Во-первых, уже одно моё присутствие в Братстве Кольца было само по себе необычным и привлекало внимание – я ведь была единственной девушкой в отряде. Следующим пунктом можно назвать марш-бросок по степям Рохана в качестве ценного груза на загривке вонючего урукхая. Уже тогда, бестолковая твоя голова, можно было догадаться, что Саруману известно достаточно много, и он желает выпытать из тебя ещё больше информации. Да и его речи, когда мы стояли у подножия Ортханка… Колдун сказал тогда, что знает о том, что девчонки с именем Дарина в Мордоре никогда не было. Очень велика вероятность, что через хранящийся у него палантир он связывался с Сауроном и интересовался этим вопросом. Было ли ещё что-то, что могло дать Саурону повод транспортировать меня в свою резиденцию? Немного погодя я припомнила случай, благодаря которому могла очутиться здесь. Разговор с Дэнетором. Помнится, не на шутку вспылив, я упоминала Боромира и Кольцо. А у Наместника есть такая вещь, как палантир… Возможно, в очередной раз заглянув в видящий камень, он случайно или намеренно произнёс пару-тройку неосторожных слов, тем самым заинтересовав Чёрного Властелина. Саурон неустанно ищет Единое Кольцо, а тут, считай, источник информации сам идёт ему прямо в руки! Прекрасно, Дарина, просто превосходно. Может, покопаешься в памяти и найдёшь четвёртый пример? Просто так, чтобы полностью осознать, что мозгов у кого-то - с гулькин нос. И что вы думаете? Удалось мне таки припомнить ещё один эпизод! Глухая ночь после пира в Эдорасе, мужская опочивальня, безумный крик Пиппина, решившего удовлетворить своё любопытство и взглянуть на палантир, Арагорн, роняющий видящий камень из ослабевших рук… И я, с ужасом смотрящая на подкатывающийся к моим ногам полыхающий багровым огнём шар, слышу шипящий вкрадчивый шёпот: «Дарина… Странница с Севера…» Сопоставив все четыре момента, окончательно убедившись в собственной непроходимой глупости и придя к выводу «палантиры – зло», я невольно передёрнула плечами – в камере было холодно, и я успела закоченеть. К счастью (или по недосмотру тюремщиков), лориэнский плащ у меня не отобрали, и я с превеликим удовольствием завернулась в тёплую ткань, не забыв помянуть добрым словом мастеров, изготовивших его. Пальцы на руках практически потеряли чувствительность; я принялась тереть руки друг о друга, пытаясь хоть как-то согреть их. Неожиданно ладонь неприятно защипало – кажется, я умудрилась содрать кожу. Я подняла обе руки, чтобы лучше разглядеть царапину, да так и застыла от удивления. На указательном пальце правой руки красовалось изящное серебряное колечко, украшенное вырезанным из лунного камня листом мэллорна. И как я умудрилась не заметить его раньше? Несколько секунд я безотрывно пялилась на подарок Арвен Ундомиэль, затем, повинуясь внезапному порыву, запустила руку в волосы. Прикосновение к холодному металлу лишило меня всяческих сомнений – заколка госпожи Галадриэль всё ещё была при мне. Интересно, а смартфон? Я дотронулась до кармана на джинсах, с всё возрастающим изумлением нащупывая плоский прямоугольник. Отняли доспехи, но не забрали технику и украшения? Более чем странно! Внезапно заскрипели петли, и тяжёлая дверь камеры распахнулась. На пороге появился силуэт; кто это был, мне мешал разглядеть яркий свет, хлынувший в дверной проём. Я напряглась: ну здравствуй, финал моей короткой, но богатой на приключения жизни… Внутрь зашёл высокий широкоплечий смуглый человек. Харадрим. Окинув меня полным презрения взглядом, он гортанно произнёс: - Вставай, дрянь. Владыка Саурон желает допросить тебя. Шокированная столь странным объявлением, я попыталась подняться, но тяжеленная цепь мешала мне это сделать. Южанин поморщился, обернулся и подал кому-то знак. Тут же в камеру юркнул мелкий шустрый орк с огромной связкой ключей. Щёлкнул замок, и железный браслет спал с моей ноги. Харадрим выволок меня в коридор, где уже ждали сопровождающие - два здоровенных орка с весьма недружелюбными физиономиями. Пока меня вели на допрос, я недоумённо размышляла: «Со мной хочет побеседовать сам Саурон… Это что я, с гигантским огненным глазом разговаривать буду?» Как выяснилось чуть позже, я ещё никогда так не ошибалась. Спустя полчаса хождения по коридорам и лестницам меня втащили в обширный зал. В дальнем его конце стоял каменный трон в готическом стиле. А на нём восседал ОН. «Огромное, лишённое век Око»? Как бы не так. Передо мной была громадина примерно в два человеческих роста, закутанная в чёрный плащ. Лицо Чёрного Властелина было скрыто во мраке. Чело майа венчала железная корона, украшенная тремя крупными алмазами (подражание тому, кто пребывает ныне за Гранью Мира?). Но кошмарнее всего были мерцающие алым огнём глаза с вертикальными узкими зрачками, как у кошки. В общем, экзотическое зрелище. Всё это я смогла осмыслить уже гораздо позже. В первую минуту я испытала лишь безотчётный всепоглощающий страх. Я жесточайшим усилием воли взяла себя в руки, стараясь не поддаваться охватившему меня ужасу. - Приветствую тебя в Барад-Дуре, – произнёс Саурон. Его голос заставил меня вздрогнуть. Казалось, что майа говорит прямо над ухом, причём таким вкрадчивым, бархатным тоном, от которого по всему телу пробегали мурашки. Теперь я не удивляюсь, почему в минувшие дни эльфы так радостно внимали его советам. Но я - не они! Постараюсь продержаться как можно дольше, а там уж как повезёт… - И какого Моргота тебе от меня надо? – собравшись с силами, спросила я, с трудом сдерживая дрожь в коленях. Эру Всемогущий, до чего я докатилась – хамлю главному злодею Средиземья! Это называется ребёнок из интеллигентной семьи - мать с золотой медалью школу кончила, отец главным инженером на заводе работает... Кто меня воспитывал? Владыка Мордора замешкался. Но спустя мгновение он овладел собой и повёл разговор дальше. - Луртц, что нашли у этой дерзкой девчонки при обыске? – обратился Саурон к стоящему у стены орку. Тот подошёл к подножию трона. В руках он держал нечто, завёрнутое в чёрную ткань. - Разверни, - тихо приказал Чёрный Властелин. Орк послушно выполнил волю своего господина и размотал свёрток. Увидев его содержимое, я дёрнулась вперёд, но сильная рука южанина держала меня покрепче всяких цепей и кандалов. - Сволочи! – невольно вырвалось у меня. В руках Луртца были мой доспех и оружие, ещё хранившее следы сражения в виде засохших пятен крови. «Чистить его, разумеется, никто не будет; попортится металл, и как мне потом быть?» - пронеслось в голове. Хотя… Вряд ли тебе ещё придётся пользоваться им, Дарина… - Да, негусто, - усмехнулся Гортхаур. Но тут он пристально уставился на меня. Не выдержав взгляда его алых очей, я опустила голову, борясь с желанием упасть на колени и заползти в самый тёмный угол. – Кажется, вы забрали не всё. Снимите с неё украшения! Если найдётся что-то ещё, оставьте себе. Приказ был выполнен незамедлительно. Харадрим резким движением сорвал брошь, чуть аккуратнее вынул из волос заколку, стянул с пальца кольцо и передал вещи Луртцу, который в один миг оказался у подножия трона и с поклоном протянул их своему господину. «Заколка - подарок Галадриэль, не смей лапать его своими руками, мразь! А кольцо… Почему я не додумалась его куда-нибудь припрятать?» - мысленно вопила я, не в силах выдавить из себя вслух ни единого слова. Южанин же, выполнив волю владыки, тщательно обыскал меня, с торжествующим воплем выудил из кармана джинс телефон и поспешно сунул его себе за пазуху. Тем временем Саурон, не обратив ни малейшего внимания на раболепный жест орка, принялся внимательно разглядывать украшения, не прикасаясь к ним. Чёрный Властелин тихо шипел, как будто про себя, но его слова были слышны абсолютно всем: - Так-так-так, брошь в форме листа мэллорна! Превосходная помощь уставшим путникам, не правда ли? А это что? Знакомая вещица… Неужели лориэнская ведьма решилась отдать тебе творение своих безумных родственничков? Щедра же на подарки племянница Пламенного Духа! А колечко-то, колечко! Красивая работа; я помню это украшение на изящном пальчике одной эльфийки, которая перед уходом на Запад передала его своей дочери. Я молча переносила издевательский тон тёмного майа. Но, кроме этого, в голосе Гортхаура сквозил страх. Он боялся и люто ненавидел эльфийские изделия и поэтому глумился над ними. Ну и надо мной заодно. Тем временем Саурон добрался до оружия. Внимательно осмотрев руническую вязь на лезвии, он произнес: - Ты наверняка даже не догадываешься, что за руны нанесены на твой меч. Это не простые слова напутствия или заклинание на прочность. Это пророчество. - Да что ж такое, сколько можно! Достали меня все эти предсказания! – не сдержавшись, воскликнула я с горечью и изумлением. Но Гортхаур, сделав вид, что не слышал моих воплей, принялся читать вслух надпись на лезвии, шипя и цедя слова, будто те причиняли ему неимоверные страдания: Ты - с Севера пришедшее дитя, Беспечное, не знающее много. Когда замрет земля, покой свой обретя, Откроешь для себя домой дорогу. Приказав орку перевернуть клинок другой стороной, он продолжил чтение: Увидишь ты сокрытое от глаз, И в час нужды ты верный путь укажешь; Душа и воля крепче, чем алмаз, Хотя по облику так о тебе не скажешь. Я застыла как памятник, переваривая только что услышанные стихи. А владыка Элронд тот ещё пророк! Откуда он узнал про «дорогу домой», «верный путь» и «сокрытое от глаз»? Срочно начинаю изучать письменность эльфов, а то вон как всё обернулось: понасочиняли про меня всякого, а я и ухом не веду! - Насчёт второго стиха всё ясно, хоть там и масса лжи, - произнёс Саурон. - А вот первые строки заставляют задуматься. Кто же ты всё-таки такая? По моим сведениям – простая бродяжка без роду и племени. Почему же ты отправилась в поход, почему стала членом отряда? - На то у меня были свои причины, и тебе необязательно о них знать, - отрезала я срывающимся от страха голосом. Чёрный Властелин громко расхохотался. Господи, дай мне сил, помоги выдержать этот кошмар… - Ладно, выясню на досуге. Сейчас меня интересует другое. Дарина, при себе у одного из членов так называемого Братства была кое-какая вещица. Расскажи мне о ней. Я, как загипнотизированная, внимала речам Саурона, и уже открыла было рот, чтобы ответить ему, но внезапно в мозгу молнией пронеслась мысль: "Очнись! Он же заговаривает тебя! Вспомни: когда-то, поддавшись чарам Саурона, назвавшего себя Дарителем, эльфы выковали Кольца Власти, а теперь всё Средиземье от этого страдает!" - Про Единое я не скажу ни слова, так и знай! – громко воскликнула я, тут же получив чувствительный удар под рёбра от южанина – по счастью, это был не пострадавший в бою бок. От боли я согнулась пополам. Харадрим замахнулся, чтобы треснуть меня во второй раз, но Саурон поднял руку, и мой мучитель застыл на месте. - Упрямая, - прошипел Гортхаур. – Курумо был не так уж далёк от истины, расписывая мне тебя и твои поступки. «Значит, всё-таки Саруман, сволочь изенгардская, чтоб ему в Ортханке долго икалось», - промелькнуло в голове. Наверняка он знал обо всех моих похождениях, начиная чуть ли не с того момента, когда Братство вышло из Ривенделла. Хоть рекомендацию более-менее положительную составил, и на этом спасибо… Саурон тем временем продолжал: - Преданность друзьям – что ж, весьма похвально, и я даже в мыслях не держу упрекать тебя за это. Но хорошенько подумай, какие друзья тебе нужны больше – живые и невредимые или же изрубленные на кусочки? А ведь в моих силах устроить так, чтобы этого не произошло, - вкрадчиво вещал Гортхаур. - Тебе лишь стоит сказать, где сейчас находится Кольцо, и ты спасёшь не только себя и свою компанию, но и тысячи невинных жизней: ведь бессмысленная и беспощадная война забирает многих. Ты ведь наверняка желаешь, чтобы западные земли и все живущие на них обрели мир и покой, не так ли? Всего несколько слов из твоих уст – и это свершится. Я отзову свои армии, и могу тебе поклясться в том, что оставлю королевства людей и эльфов в покое. Мне нужно лишь Кольцо; я не желаю уничтожения всего живого, – Чёрный Властелин вздохнул и умолк. Печаль тёмного майа казалась настолько искренней, что я чуть было не поддалась и не поверила ему. Я закусила губу. Саурон не торопил меня; откинувшись на спинку трона, он терпеливо ждал ответа, видимо, не сомневаясь в том, каким он будет. Пользуясь рассказами Сарумана и собственными наблюдениями, Гортхаур быстро вычислил мои слабые места и теперь беззастенчиво пользовался этим, играя на самых чувствительных струнах моей души. Указать местоположение Кольца значило стать предательницей, погубив всё, чего с таким трудом добивались свободные народы Средиземья. «Но в то же время получить для себя немало выгод, - шептала гаденькая часть моего существа, желавшая идти по пути наименьшего сопротивления. – Подумай как следует, прежде чем ляпнуть, что добро обязательно победит, и не пойти бы владыке Мордора к балрогу на рога!» К счастью, мне удалось пересилить себя и изгнать крамольные мысли прочь. Нет. Пусть я не идеальный человек, со своими тараканами в голове, пусть у меня есть недостатки и, чего уж скрывать, мерзкие черты характера, но я никогда не перейду на сторону врага. К тому же Саурон здорово просчитался: ежели ему так хотелось медовым голосочком и льстивыми увещеваниями разговорить меня и выудить информацию о Едином, так какого чёрта было похищать меня с поля боя, где я прекрасно видела, как он «не желает уничтожения всего живого», закрывать в тюрьме, заковывать в кандалы, а после устраивать показушную демонстрацию с оружием и эльфийскими украшениями? Н-да уж, как сильные мира сего любят, мягко говоря, повыделываться… Прокрутив всё это в голове и приняв окончательное решение, я, натянув на лицо маску безразличия, поинтересовалась: - А Айнулиндалэ тебе на голоса не спеть? Гортхаур вскочил на ноги; по залу прокатилась волна ледяного ветра, загасившая половину факелов. Орки и харадримы испуганно прижались к стенам; я же, мгновенно утратив оставшиеся капли самообладания, упала на колени, мелко дрожа от охватившего меня ужаса за свою жалкую шкурку. Саурон на мгновение застыл, не в силах поверить в услышанное: пленница, которая должна была сиюминутно рассказать всё, что знает, насмехается над ним! Неслыханная дерзость! Внезапно Чёрный Властелин тихо засмеялся; кажется, он нашёл выход из ситуации. Плюхнувшись обратно на трон, тёмный майа с презрением молвил: - Бросить это отродье обратно в темницу! Еды не давать, воду – сколько угодно. Узнаю, что её подвергали пыткам или избивали – прощайтесь со своими никчёмными жизнями. - Слушаюсь, мой господин, - подобострастно поклонившись, произнёс южанин. Пока орки и ругавшийся сквозь зубы харадрим тащили меня обратно в камеру, я успела прийти в себя и кое о чём поразмыслить. От моего внимания не ускользнул тот факт, что Саурон был озадачен. Он наверняка не ожидал такой реакции – уверена, Гортхаур рассчитывал, что я, поддавшись на его уговоры, немедленно выложу всё, что знаю о Кольце, да и не только, а взамен он, смилостивившись, дарует мне свободу (читай: быструю и лёгкую смерть). Теперь же за дерзость мне предстоит медленно подыхать в подземельях Барад-Дура без еды, света и свежего воздуха. Неожиданно я вспомнила часть моей «шпионской» легенды, которую я наплела хоббитам в «Гарцующем пони». Там, если не ошибаюсь, тоже присутствовал момент с отсутствием кормёжки. Эру Всеотец, неужели всё, что я говорю, будет воплощаться в реальность? За раздумьями я не заметила, как конвой дотащил меня до камеры; дверь распахнулась, и меня бесцеремонно швырнули внутрь. Искалеченное тело отреагировало мгновенно: боль была такой сильной, что на глаза невольно навернулись слёзы, которые я тут же утёрла рукавом, притворившись, будто прикрываю лицо – не хватало ещё, чтобы эти гады заметили меня в таком виде. Не успела я и глазом моргнуть, как моя нога снова оказалась в кандалах. Окованная железом дверь захлопнулась, послышался звук задвигающегося засова, поворачивающегося в замке ключа, хриплый смех и звук удаляющихся шагов. Через минуту наступила полная тишина. - Что ж, Дарина, похоже, ты застряла здесь основательно и надолго, если не навсегда, - горько рассмеявшись, проговорила я вслух. После этого, с трудом поднявшись, я сняла плащ и застелила им кучу соломы – надо же обустроиться с максимально возможным комфортом. Осторожно усевшись, я подпёрла голову руками и уставилась невидящим взором в стену перед собой. «Ты сделала выбор, - пыталась я утешить сама себя, - так что теперь, как ни крути, придётся за него расплачиваться». Стоп. Выбор… Помнится мне, на берегу Андуина мы с Фродо говорили об этом. И я тогда спрашивала: «между чем и чем я должна буду выбирать?» Теперь же это было ясно как день - перейти на тёмную сторону или умереть, но не предать своих друзей. Интересно, а мысли, произнесённые вслух, тоже все сбываться будут? Спустя какое-то время, когда я вдоволь успела нагореваться и пожалеть себя, мне стало скучно. Тишина и темнота угнетали, и постепенно у меня в голове созрел план. Устрою-ка я местному населению сладкую жизнь… Подняв голову, я громко и чётко произнесла пару скороговорок, разминая речевой аппарат. Ого, какая здесь отличная акустика! Ну всё, держитесь, силы зла! Добро будет петь! Я набрала в грудь побольше воздуха и затянула: Я вижу, как закат стёкла оконные плавит; День прожит, а ночь оставит тени снов в углах. Мне не вернуть назад серую птицу печали - Всё в прошлом, так быстро тают замки в облаках… Не знаю, почему именно эта песня пришла мне на ум. Может, всё дело в тоске по относительно недавнему прошлому и страхе перед грядущим? Как бы то ни было, я продолжила громко и до безумия фальшиво: Там все живы, кто любил меня, Где восход как праздник бесконечной жизни. Там нет счёта рекам и морям, Но по ним нельзя доплыть домой… Закончив одну песню, я, даже не передохнув, сразу же затягивала другую. Несколько раз я принималась ехидно улыбаться, когда в дверь начинали долбиться и орать взбешённые до предела охранники, которые из-за приказа Саурона не могли причинять мне вред; ослушание было бы равносильным подписанию себе смертного приговора. Спустя часа три, когда мой репертуар начал подходить к концу, я затянула самую устрашающую, на мой взгляд, песню: «Меченый злом» группы «Ария». Меченый злом, мёртвым огнём лоб твой горит, ты не скроешь клейма! Меченый злом, в сердце пустом спрятался страх, тени сводят с ума; Тучи крестом, ветер как стон; сила моя не растрачена мной! Шёпот как гром… Меченый злом, слышишь меня? Я иду за тобой! – проорала я с особым воодушевлением. И тут послышался чем-то моментально настороживший меня тихий шорох шагов. Наверное, кому-то стало окончательно невмоготу слушать мои завывания, и он отправился доложить начальству о моём плохом поведении. Дверь внезапно распахнулась, и я разглядела чёрный плащ. Хотелось вопить: «Уберите отсюда дементора!», но я только начала хихикать, как идиотка. Кажется, у меня истерика на нервной почве… - Что ты о себе возомнила, смертная? - шипение Кольценосца неожиданно раздалось у меня над головой, рука в латной перчатке железной хваткой сомкнулась на горле, и я почувствовала, как меня с лёгкостью оторвало от земли на добрый метр. Задыхаясь, я начала хрипеть, вырываться, пыталась разжать сдавливающие шею пальцы – всё было тщетно. Сознание мутилось, перед глазами плавали разноцветные пятна. Словно через толстый слой ваты я слышала, как призрак надменным тоном что-то выговаривает мне. Разобрать удалось только конец фразы: «…лишь приказ Господина оберегает тебя, ничтожество!» Сказав так, назгул разжал руку, и я свалилась на пол, захлёбываясь в кашле, жадно глотая затхлый воздух и растирая пострадавшую шею. Более не обращая на меня внимания, призрак неспешно удалился из камеры. После этого «дружеского» визита петь я больше не решалась. Я легла, свернувшись калачиком и укутавшись в плащ. Стены и пол темницы источали сырость и адский холод, но плащ, сотканный руками лориэнских мастериц во главе с Владычицей Галадриэль, не позволял мне замёрзнуть. Пригревшись, я даже не заметила, как измученное тело охватила истома, глаза закрылись, и я провалилась в беспамятство. Так прошёл первый день моего пребывания в мордорских застенках. После пробуждения потекли бесконечные минуты томительного заключения. Тяжёлая цепь, которой я была прикована к стене, не давала мне свободы передвижений - длины её хватало лишь на то, чтобы добраться до ведра, когда приспичит по нужде, поэтому приходилось всё время сидеть или лежать; слава Богу, хоть щека и бока прекратили адски болеть. Чтобы не сойти с ума и как-то развлечься, я считала до миллиона, шёпотом вспоминала стихотворения и песни, даже пробовала решать какие-то уравнения… Плюс ко всему появилось предостаточно времени для раздумий. Я никак не могла понять: почему после допроса меня оставили в живых? Какой Саурону от меня прок? Через несколько часов желудок начал весьма недвусмысленно намекать мне, что неплохо было бы что-нибудь съесть. Приходилось уговаривать себя потерпеть, с голодухи обкусывая ногти на руках. Помниться, мама мне дома за это дело хорошую взбучку устраивала… Дальнейшему ходу моих мыслей помешал скрежет отодвигаемого засова. Дверь отворилась, и в камеру быстрым шагом вошёл орк с забавно торчащими ушами. В когтистых кривых лапах он держал помятую жестяную кружку. - На, быстро пей давай, и я пошёл. Нечего рассусоливать. Вас тут целая орава, а я один. Носишься целый день, как проклятый… - проворчал ушастый, протягивая мне питьё. Молча, без пререканий, я выхватила кружку, в несколько глотков опустошила её и, не глядя, вернула орку. - То-то, - явно довольный, сказал тот и обнажил жёлтые гнилые зубы – видимо, этот жуткий оскал означал улыбку. – А то некоторые как начнут ерепениться, только силой и успокоишь, - после этих слов я с содроганием увидела у орка заткнутую за пояс плеть и от всей души порадовалось, что не испытала этот метод наказания на себе. - Шлыг, сволочь, долго ты там ещё возиться будешь? – грубо окликнули из коридора моего «официанта». - Да иду я, отвали, - огрызнулся Шлыг и, глянув на меня, покачал головой. – Дурная башка у тебя, девка. Ответила бы начальству на вопросы, и гуляй себе. Охота тут гнить, что ли? Не понимаю… - Ушастый вышел за дверь и запер камеру. Я горько усмехнулась. Ага, можно подумать, меня бы выпустили, даже если бы я изложила всё, что знаю… Спустя некоторое время чувство голода, приглушённое на время кружкой воды, вернулось с утроенной силой. Чтобы избавиться от этого ощущения, я попыталась уснуть, но не тут-то было. Стоило закрыть глаза, как перед внутренним взором тут же возникали картины всевозможных кушаний, начиная от простой отварной картошки и заканчивая жареным поросёнком. Эру Всемогущий, что ж за издевательство-то такое! Промучившись ещё полчаса, я не придумала ничего умнее, кроме как сунуть в рот большой палец, - плевать, что рука была грязной, словно я ей землю копала, - и начать его посасывать. Удивительно, но этот метод «медведя в берлоге» сработал, и вскоре мне удалось погрузиться в беспокойный сон. Следующий день ничем не отличался от предыдущего – те же темнота, холод, сырость, вонь и грязь, та же гнилая солома на каменном полу… Разве что голод стал ещё сильнее; теперь вода, которую принёс Шлыг, не могла обмануть желудок. К дикому урчанию в животе прибавилась головная боль. Свернувшись калачиком и укутавшись в плащ, пытаясь согреться, я мечтала хотя бы о корке хлеба, пусть даже такой, которую нам с хоббитами швырнул урукхай в роханских степях. В таких мечтаниях я то задрёмывала, то просыпалась, с горечью понимая, что ничего не изменилось – я, одна из множества узников Барад-Дурских казематов, по-прежнему дико голодна и замерзаю. Хоть я и старалась особо не двигаться, чтобы понапрасну не расходовать энергию и не тратить накопленное тепло, но, тем не менее, силы постепенно оставляли меня. А вместе с ними стремительно таяли дерзость, упрямство, храбрость, решительность, - в общем, все те качества, которые помогали мне выживать и преодолевать трудности, то и дело возникавшие во время похода. Но больше всего меня пугало другое – полное отсутствие надежды на спасение. Со мной явно было что-то не то, и я ломала и без того раскалывающуюся от голода голову, пытаясь понять, в чём дело. Раньше, как бы тяжело ни приходилось, я терпела, стиснув зубы, беспрестанно повторяя, что всё наладится. Теперь же… Такое ощущение, что из меня выкачали все светлые чувства, оставив только боль и безысходность. Я не узнавала себя. Куда делась прежняя безбашенная Дарина, готовая лезть хоть к чёрту на рога, веря, что она выкрутится? - Чего-то ты слишком быстро скисла: одна тень, поди, осталась. Есть тут похлипче тебя, и то дольше держатся, – заметил Шлыг, в очередной раз появившись в камере с неизменной жестяной кружкой. – Когда я тебя сюда в беспамятстве приволок, бодрее выглядела, даром что с бойни выудили, - продолжил орк, пока я пила. – Помнится, ещё хотел цацки твои блестящие содрать, да начальство не дало – говорят, мол, сила в них большая, так что ты, Шлыг, грабки свои прибери, пока не оторвали, нам такие вещицы самим нужны. После этих слов ушастый спохватился, и, сделав голос нарочито грубым, сказал: - Хотя, какое мне вообще до тебя дело? Давай сюда! – и, выхватив из моих рук кружку, поспешил прочь. Я же, слушавшая болтовню не в меру разговорчивого орка вполуха, чуть не подскочила, как ужаленная, вникнув в смысл одной из последних сказанных им фраз. «Сила в них большая»… Всё моментально встало на свои места. Отсутствие эльфийского украшения на пальце – вот в чём была причина упадка душевных сил. Вместе с ним исчезла и та защита, которую оно давало. Только теперь я поняла, насколько подарок Арвен Ундомиэль и её благословение облегчали мне путь. Без них я бы канула в небытие ещё в Мории. Лишившись кольца здесь, в цитадели Тьмы, я стала уязвимой и абсолютно беспомощной. Отчаяние и тоска захлёстнули меня с головой. Безумно захотелось к рассудительному Арагорну, весёлому Мерри, ворчливому, но доброму Гимли, невозмутимому Леголасу… Воспоминание о друзьях стало последней каплей; слёзы хлынули из глаз, и я, вцепившись в волосы и уткнувшись лицом в колени, разрыдалась, как маленькая девочка. «Я устала, - шептала я, всхлипывая и икая. – Я больше не могу. Не могу быть сильной». - Господи! – задрав голову, надрывно закричала я, вкладывая в этот вопль всю свою боль, отчаянье, усталость и страх. – За что мне всё это? За что? Верни меня обратно, слышишь? Верни… – на последнем слове голос сорвался, и я прошептала его, содрогаясь от душивших меня рыданий. Кое-как успокоиться мне удалось только через пару часов; глаза покраснели и опухли, волосы походили на грязную паклю. Я то и дело вздыхала, восстанавливая сбитое дыхание, попутно утирая лицо рукавом грязной, бывшей когда-то синей, рубахи. «Ну устроила ты истерику, и что дальше? – внутренний голос был неумолим, как всегда. – Думаешь, от той солёной лужи, что ты наревела, кандалы спадут сами собой, дверь гостеприимно распахнётся, а за ней тебя с распростёртыми объятьями будет ждать сам Эру, который утрёт тебе сопли и отправит домой, к мамочке с папочкой? Мечтать не вредно, знаешь ли! Крепись, девочка – влипла ты по крупному, помощи ждать неоткуда, а выбраться самой тебе явно не хватит сил. Придётся, как бы это печально ни звучало, смириться со своей участью». Прокрутив всё это в голове, я легла, отвернувшись лицом к стенке, и накрылась плащом с головой. Слёз больше не было. Остались лишь пустота и обречённость. «Наверно, даже Всеобщему Врагу и его несметной армии не удастся сломить её», - кажется, так говорил когда-то владыка Лихолесья? Но он ошибался. Всё-таки я сломалась. *** Теперь, пока Дара томится в одной из множества тюремных камер Барад-Дура, проследим за другими героями сего повествования… *** Глубокая ночь. Тронный зал Цитадели. Именно здесь сейчас должен состояться совет. Последний совет, на котором решится, ни много ни мало, судьба Средиземья. Митрандир оглядел собравшихся: мрачный Арагорн, рассматривающий одну из многочисленных статуй; встревоженный, но старавшийся казаться спокойным Леголас; курящий трубку Гимли, вальяжно развалившийся в чёрном кресле, где прежде восседали Наместники; растерянный Эомер, на которого навалилось множество бед – смерть короля Теодена, находящаяся одной ногой в могиле Эовин, неожиданно лёгшее на его плечи бремя власти… И он сам. Больше никого не будет. От решений горстки храбрецов и маленького хоббита, несущего Кольцо Всевластья, будет зависеть сейчас участь эпохи. «Дарина, странное дитя Севера», - промелькнуло в голове мага. Единственная, кого не хватает в этом зале. Довольно умная для своих лет, она могла бы натолкнуть на верное решение… Немного помолчав, Гэндальф проговорил, привлекая внимание: - Мрак сгущается. Фродо стал недосягаем для моего взора. И похищение Дары… Чёрный Властелин не поступил бы так чисто из прихоти. - Если бы Саурон получил Кольцо, - мгновенно отозвался Арагорн, - или, - следопыт замялся, не решаясь закончить фразу, - …убил девушку, мы бы узнали. - Это вопрос времени, - покачал головой Митрандир. - Он потерпел поражение в битве за Минас-Тирит, да; но за стенами Мордора очень скоро наши враги соберутся вновь. Гимли вытащил изо рта трубку и разразился бурным негодованием. - Так пусть эти твари остаются там! Пусть там сдохнут! Единственное, о чём я сожалею – девчонку уже не спасти. Какое нам теперь дело до того, что собирается предпринять Враг? Маг резко обернулся и посмотрел на гнома: - Такое, что десять тысяч орков стоят между Фродо и Роковой Горой, а беззащитное дитя, вероятнее всего, томится в подземельях и подвергается пыткам, - после этих слов сын Глоина тяжело вздохнул. - Я отправил их на смерть… - прошептал Гэндальф. - Нет, - неожиданно возразил дунадан. В глазах Митрандира застыл немой вопрос. - Для Фродо и Дарины ещё есть надежда. Хоббиту лишь нужно время и свободный проход по равнинам Горгорота. Мы сможем устроить это. - Как? – удивился Гимли, с интересом глядя на Странника. - Соберём все силы в кулак и нападём на Чёрные Врата, - гном закашлялся, подавившись дымом. - Так мы выманим армии Саурона, опустошим его земли. - Нам не одержать победы только силой оружия, - тревожно возразил Эомер. - Мы не победим. Но мы дадим Фродо шанс, если прикуём Око только к себе. Отвлечём армию Мордора от других передвижений. Для Дары же, если она ещё жива, эта битва станет отсрочкой от неизбежной гибели. Я, во всяком случае, всем сердцем желаю, чтобы это было так. Возможно, кому-то из нас даже удастся проникнуть в самое сердце Чёрной Страны и попытаться отыскать её… - Согласен, - быстро и без раздумий произнёс Леголас. - Верная смерть. Никаких шансов на успех, - пробурчал Гимли. Выдержав небольшую паузу, он неожиданно спросил: - Так чего же мы ждём? - Саурон заподозрит уловку. Так нам его не обмануть, - покачал головой Гэндальф. Следопыт мрачно улыбнулся: - Я думаю, он попадётся. Спустя пару часов в пустом тронном зале, мрак в котором разгонял лишь десяток свечей, Арагорн, подойдя к подножию трона, медленно извлёк из-за пазухи нечто, завёрнутое в тряпицу. Когда дунадан резким движением сорвал с предмета ветошь, на его вытянутой руке оказался палантир – тот самый, который Гнилоуст швырнул с балкона Ортханка. Хвала небесам, Митрандир согласился отдать его, пусть и с неохотой; кто знает, чем может закончиться безумная попытка противостоять Саурону через видящий камень? Отогнав тревожные мысли прочь, Странник сосредоточился и устремил пристальный взгляд в палантир. Первые несколько секунд ничего не происходило, затем в глубинах гладко отполированного шара начали появляться багровые искры – одна, другая, третья; вот уже огненный вихрь полностью заполнил собой сферу, обжигая руки следопыта, но тот не обращал на это ни малейшего внимания. Огонь в палантире чуть угас, и теперь на дунадана смотрело полыхающее багровым пламенем Око. «Арагорн… Элессар…» - тихий шелестящий шёпот заставил воина вздрогнуть, но Странник тут же взял себя в руки. - Давно ты меня выслеживал, - проговорил Арагорн. – Долго я скрывался. Довольно! Узри меч Элендила! – с этими словами дунадан выхватил из ножен Андурил и, не отрывая взгляд от Ока, пригрозил Саурону. О нет, Гортхаур не забыл легендарный клинок, в конце Второй эпохи лишивший его телесной оболочки и Единого Кольца; промелькнувшие в палантире картины давнего прошлого заставили следопыта убедиться в этом. Но, оправившись, Чёрный Властелин поспешил ответить на угрозу. С всё возрастающим удивлением и недоверием Арагорн смотрел, как изображение Ока исчезает, уступая место другому образу. Едва картинка обрела чёткость, дунадан горестно воскликнул. Видящий камень показал ему дочь владыки Элронда. Бледная, точно мрамор, Вечерняя Звезда лежала без чувств на кровати в своих покоях. Не успел Странник опомниться, как видение сменилось. На сей раз в палантире отразилась не менее жуткая картина: грязная тюремная камера с кучей гнилой соломы в углу, на которой, закутавшись, лежал прикованный к стене цепью узник, не подававший никаких признаков жизни. Словно по заказу, угадывая мысли и желания следопыта, в камне показалось бледное, грязное и исцарапанное лицо пленного – лицо Дары. Страх отразился в глазах воина, и он в ужасе отшатнулся, уронив видящий камень. «Нет, - тихо прошептал он. – Нет, не может этого быть». Арвен Ундомиэль, его Вечерняя Звезда, его возлюбленная, эльфийка, ради него выбравшая удел смертных, медленно угасает, не выдержав натиска Тьмы… Дарина, странная девочка из иномирья, походившая то на ощетинившегося сердитого ежа, то на лукавого бельчонка, согревавшая его сердце и душу последний год странствий, лежит мёртвая в одной из многочисленных подземелий Барад-Дура… Отдышавшись, Арагорн поднял голову и горестно рассмеялся. Вероятнее всего, возникшие в палантире видения – всего лишь происки Саурона, призванные вызвать смятение в его душе. Но если это окажется правдой... Что ж, тогда он будет мстить. Скоро он поведёт войско Запада к Чёрным Вратам, а там… Пусть всё решит судьба. *** Фарамир неторопливо прогуливался по саду, окружавшему Палаты Врачевания. Всего пару дней назад сын Дэнетора пришёл в себя, благодаря Арагорну излечившись от терзавшего его недуга, и теперь, по настоянию целителя, проводил как можно больше времени на свежем воздухе, чтобы окончательно выздороветь. Неожиданно внимание погружённого в свои думы молодого воина привлёк сухой шелест песка под ногами – кто-то приближался. Обернувшись, сын Дэнетора с удивлением увидел шедших прямо к нему светловолосую девушку с рукой на перевязи и Смотрителя Палат. Они остановились чуть поодаль, и Смотритель с поклоном произнёс: - Мой господин, это роханская принцесса Эовин. Она доблестно сражалась в бою, была тяжело ранена, и государь Арагорн оставил её на моём попечении. Но госпожа чем-то недовольна, и поэтому желает говорить с вами. По знаку Фарамира Смотритель удалился. - Чем я могу помочь тебе? Видишь, я и сам стал пленником лекарей да сиделок, - невесело усмехнулся воин, про себя отмечая скорбь и боль, таившиеся в глазах принцессы. Но, боги, как она была прекрасна в своей печали! – Однако, всё, что в моих силах, я сделаю. - Убеди Смотрителя отпустить меня. Я уже вполне здорова, и место моё – среди воинов! – гордо проговорила Эовин, но голос её дрожал. Фарамир покачал головой: - Увы, я не вправе отдать такое распоряжение. По части врачевания главное слово – за целителем, а как иначе? – услышав это, принцесса опечалилась ещё больше. Помолчав несколько мгновений, она едва слышно произнесла: - Мне велено ещё неделю оставаться в своих покоях, а окно в них выходит не на восток… - И только-то? - Сын Дэнетора невольно рассмеялся. Своими речами принцесса Рохана напомнила ему маленькую обиженную девочку, и он не сдержался. - Это дело поправимое; я скажу Смотрителю, пусть распорядится. И не грусти более, госпожа: лечись, отдыхай, гуляй, сколько пожелаешь, по этому саду, смотри отсюда, не забрезжит ли на востоке надежда. Да и мне будет куда легче переносить невольное заточение здесь, если ты поговоришь со мной или хотя бы пройдёшь рядом, Эовин. Ибо ты прекрасна. Белая Дева подняла голову и улыбнулась. Кажется, Дарина была права: наследник Исилдура – не её судьба… *** Сэм открыл глаза и осмотрелся. Всё по-прежнему оставалось неизменным: чёрное небо, голые камни, запах дыма и гари да шныряющие всюду орки. Как они с Фродо до сих пор умудрились не попасться на глаза какому-нибудь патрулю, для хоббита оставалось загадкой. С трудом поднявшись на ноги, Сэм осторожно потряс спавшего рядом друга за плечо: - Проснитесь, мистер Фродо. Пора идти. Наскоро перекусив и наполнив фляги в ближайшем ручейке мутной, горькой водой, хоббиты поплелись дальше, сгибаясь под тяжестью орочьих доспехов. Вначале их путь пролегал по склону, поросшему терновником с острыми и длинными колючками, но вскоре, когда пологий уклон начал превращаться в обрыв, путники, собрав остатки сил, принялись карабкаться наверх и вскоре выбрались на узкую дорогу, которая, петляя, вела на восток. Тяжело дыша, Хранитель произнёс: - Давай малость передохнём, Сэм, и пойдём дальше. Тяжело слишком – одно Кольцо чего стоит, да ещё доспех вражий к земле так и тянет. Едва хоббиты уселись на обочине, как вдруг послышался шум – топот множества ног. Друзья испуганно заметались, ища укрытие, но всё было напрасно: с одной стороны – отвесные утёсы, уходящие ввысь, с другой – пропасть. Отчаявшись, они, не придумав ничего лучше, устроились в небольшом углублении в скалах, надеясь, что их не заметят. «Второпях-то, - тихо шепнул Сэм Фродо, - может, и пробегут мимо двух усталых солдат». Не прошло и минуты, как из-за поворота показался огромный отряд. Орки, пыхтя и шипя, бежали по дороге, не обращая внимания на сжавшихся от страха полуросликов в нелепо сидящих на них орочьих кольчугах и шлемах. Довольно скоро добрая половина отряда миновала подобие убежища несчастных хоббитов, и Сэм воодушевился: авось пронесёт. Но всё резко изменилось, когда рядом с орками появился здоровенный урукхай – то ли командир, то ли просто погонщик. - Шевелитесь, слизняки! – орал он, нещадно хлеща воинов плетью. – К воротам, уроды! Шевелись, скотина, не то высеку вас до костей! Он-то и заметил сидящих у дороги друзей. Недоумение в чёрных глазах сменилось злостью, и урукхай гаркнул во всё горло: - А вы? Что я сказал? Встать! Запорю! – свои последние слова он подтвердил парой ударов, тем самым заставив полуросликов подняться. - В строй, живо! Вперёд! Забыли, что вы на войне? Ничего, вам напомнят! – хрипло хохотнул урукхай, плетью загоняя хоббитов в середину отряда.