21
3 февраля 2023 г. в 00:21
Февраль 2014.
В заключительные соревновательные дни на зимней олимпиаде 2014 года внимание зрителей по традиции оказывается приковано к нескольким видам спорта, среди которых и фигурное катание. Красивая точка во всей этой фигурнокатательной истории с названием Сочи-2014 должна быть поставлена женщинами-одиночницами. В эти дни вся страна, прильнув к экранам, болеет за своих. Вернее, за свою. За самую юную фигуристку на этой олимпиаде. За девочку в красном пальто. За ту, которую федерация, как сильнейшую, поставила в командный турнир. За пятнадцатилетнюю Юлю, которая теперь должна выступать и в личном первенстве. Она сосредоточено разминает мышцы, находясь за бортом и готовясь к прокату, в то время как Этери смотрит на неё с плохо скрываемым волнением. Они обе не знают, что где-то на трибунах, среди тысяч людей притаились Максим Траньков и Татьяна Волосожар, держащие кулачки за юную фигуристку. А чуть дальше, в больничной палате, Евгений Плющенко сосредоточено вглядывается в экран, надеясь рассмотреть когда же синее платье Юли и тёмные кудряшки Этери мелькнут на заднем плане. И они все — не частные случаи, а лишь примеры всеобщего ожидания. Не будет преувеличением сказать, что как минимум вся Россия затаила дыхание в тот миг, когда объявили разминку, в которой должна выступать Юля. Она выходит на лёд легко и непринуждённо, занимая на льду место максимально близкое к судьям. Какое-то совсем детское любопытство движет ей в этот момент. Она не знает что будет через 4 года и будет ли она тогда ещё действующей спортсменкой. Возможно, это — её последний шанс выступить на олимпийском льду. И охватываемой такими мыслями, ей почему-то вдруг очень хочется рассмотреть судей поближе: что они за люди и как они следят за происходящим на льду. Она заглядывает в глаза каждому, отпуская на какое-то время волнение. В конце концов, это пока разминка, а не полноценный прокат. Только вот почему-то возвращаясь к тренеру за борт, она видит на лице Тутберидзе какое-то странное отчаяние, прямо как на тренировках, когда что-то не получалось прямо накануне важных стартов. Но как профессиональный спортсмен, она старается отложить все замечания в сторону и сконцентрироваться на самой себе. Отогнать усталость и опустошение и успокоиться. Но не выходит. В таком состоянии она откатывает программу с ошибками, проигрывая не только Сотниковой, но и ещё трём фигуристкам, занимая лишь пятое промежуточное место. Сама Юля не довольна собой, но, что поделать, назад не вернуться и идеально не откатать. И теперь она понимает что за отчаяние плескалось в глазах Этери. Она просто поняла то, что безошибочно им не выкатать чуть раньше, а Юля в силу своего оптимизма ещё верила в лучшее. Верила до последнего. — Этери Георгиевна, это провал? — осторожно интересуется она, следуя за тренером к выходу. — Смотря к чему ты стремишься, — невесело хмыкает Тутберидзе в ответ. — Хотя, на место в тройке при идеальной произвольной рассчитывать можно. — Простите, — выдыхает Липницкая, опустив взгляд. Только её извинение остаётся без ответа. Говорить больше не хочется обеим. В полной тишине они доходят до отеля и лишь только там, обменявшись пожеланиями спокойной ночи, расходятся по комнатам, чтобы ещё раз обдумать произошедшее. По большому счёту ничего страшного и не произошло. Подумаешь, пятое место по результатам короткой программы. Многие и о таком только мечтают. Но им обеим было мало. Хотелось большего. И эта жажда большего почему-то этим вечером не объединила их, а напротив, заложила меж ними незримую стену. Проводив Юлю взглядом и только лишь потом зайдя в свою комнату, Этери доходит до кровати и падает не неё в чём есть, успев стянуть лишь куртку и отбросить её в дальний угол. То, что её белоснежная рубашка может помяться её нисколько не волнует. Она думает. Долго. Рассматривает все возможные варианты того, как можно успокоить Юлю и всё-таки сподвигнуть её на более удачный прокат. Но верное решение никак не приходит в её голову. Только назойливый звук телефонного звонка мешает тренеру уйти в мир своих мыслей с головой. Не глядя на экран, Тутберидзе тут же отвечает, готовая слать всех туда, куда отправленными они быть заслуживают. Ну или просто поговорить на ночь глядя с Дианой или мамой. И стоит сказать, голос Плющенко становится для неё неожиданностью, не сказать, что особенно приятной или неприятной, так, обычной, рядовой. — Привет, я не разбудил? — интересуется он. — Понимаю, гуманнее было бы написать сообщение, но я так не смог. — Нет, не разбудил, — прерывает его оправдания Этери, как назло после этих слов чувствуя прилив сонливости и не сумев подавить зевоту. — Дай угадаю: звонишь оказать моральную поддержку? — Угадала, — просто отвечает Евгений, наверняка кивнув головой. — Смотрел я сегодня женское одиночное и хочу сказать: сильно. Исполняемый контент всё усложняется и усложняется. Не удивлюсь, если через пару олимпийских циклов девушки запрыгают квады и сделают это настолько обыденно и непринуждённо, что весь мир замрёт в восторге с открытым ртом. — Вот это через пару олимпийских циклов и узнаем, а пока у нас с тройными и двойными не очень-то выходит, — не даёт ему почувствовать себя Вангой Этери, прерывая его размышления и обрубая на корню предсказательские способности. — Это всего лишь короткая программа, чего ты расклеилась-то? Произвольной можно добрать и выбиться в тройку, прямо на раз-два. — Она не вытянет, Жень, — отрицательно покачала головой Этери, совершенно не думая о том, что собеседник её не видит. — Хотя я в неё верю, но нужно быть реалистами. На пике она была в командных соревнованиях, сейчас уже выдохлась. Устала. Расслабилась. И, сам знаешь, чистая короткая — это почти всегда успех. — А ты расстроилась? — внезапно спрашивает совершенно о другом Плющенко, этим вопросом выбивая Тутберидзе из привычной колеи и стирая без остатка заготовленные заранее фразы. — Из-за чего? — уточняет она, облизывая внезапно пересохшие губы. — Из-за пятого места в короткой. — А мне-то что? — устало выдыхает женщина, выдавая этим вздохом, что действительно расстроилась. — Главное чтобы Юля не расклеилась. — Давай я ей позвоню и мы поговорим? Может быть я, как до недавних пор действующий спортсмен, смогу найти нужные слова и посмотрю на ситуацию под другим углом? — сам вызывается Евгений. — Дай её номер. — Жень, не надо, к ней и без того пристальное внимание сейчас. Не к добру это. Вот, уже по интервью побегали и пятыми в короткой стали. — Госпожа тренер, — идёт на самые крайние меры Евгений, снова применяя ненавистное Этери обращение, — ты ж понимаешь, что я в любом случае найду как связаться с твоей спортсменкой. Или тебе интересно, сколько времени на это потратится? — Вот же… баран, — в сердцах высказывает Тутбериздзе, не находя какого-либо иного слова для описания его упрямости. — Ну может у меня получится настроить её правильно, на медаль… — Самовлюблённый баран, — припечатывает Этери нисколько не злясь, лишь чувствуя себя невероятно уставшей и не находя сил на новые споры. — Ладно, пробуй. Хуже вряд ли сделаешь. Они ещё пару минут говорят о всякой ерунде, уже в более дружелюбной форме. Плющенко пытается развеселить кажущуюся ему грустной Тутберидзе, рассказывая глупые и забавные истории. Этери же просто хочет отдохнуть в тишине, а от того не горит желанием выслушивать всё это. В конце концов она желает фигуристу спокойной ночи, жмёт на красную кнопку на экране, сбрасывая вызов, после отправляет ему номер Юли и наконец откладывая телефон в сторону и прикрывая глаза. Для неё останется за кулисами разговор между Плющенко и Липницкой. Она лишь будет знать, что такое было, но никогда не выяснит что именно сказал Евгений Юле и какими секретами поделился с высоты своих лет. Это останется только между ними на долгие годы. Именно здесь Юля осознает, что на поддержку именитого фигуриста она может в случае чего рассчитывать. И спустя несколько лет эта связь ей действительно очень пригодится. А пока она внимательно слушала всё, что пытался донести до неё Евгений, отвечая на его вопросы и даже, в отличие от своего тренера, посмеиваясь над его не всегда удачными шутками.***
На этой олимпиаде все уставали, выдыхались, чувствовали, что больше не смогут. Но продолжали верить в чудо. В последний рывок, второе дыхание, ещё один глоток воздуха перед финишем… Но для Юли чуда не произошло. Не помог ни настрой, ни разговор с Плющенко накануне произвольной программы, по итогам которой она так же, как и в короткой, становится лишь пятой. Становясь в финальную позу, Юля уже знала, что на медаль можно не рассчитывать. Проигрывать было неприятно. Положить всю жизнь на этот испещрённый лезвиями коньков лёд и продуть главный старт, для которого приходилось пахать днями и ночами и жёстко ограничивать себя в пище тем более. Но под финальные аккорды Липницкой удаётся отпустить ситуацию и уходя со льда махнуть рукой на всё это в красноречивом жесте, так и говорящем: «не получилось — да и ладно» и вернуться к тренеру. Для Этери такой прокат тоже не становится новостью. Она лишь убеждается в своей правоте, и печально улыбается, помогая спортсменке надеть кофту. Она расстроена не меньше чем Юля и впервые не знает как себя вести: стоит ли говорить какие-то утешительные слова, или просто молчать? И не приходит в голову ничего лучше, кроме как потрепать Юлю по плечу, почти ласково, чтобы сказать этим жестом: «не переживай, я с тобой». Липницкая держится куда лучше тренера. Её лицо не выражает никаких эмоций, в голове пустота. Не получилось — и бог с ним. И это пугает. Юля, готовая зубами грызть этот лёд, не чувствует ничего, только кивает обречённо на свои оценки и уходит в глубину подтрибунных помещений, где уже позволяет паре злых слёз выкатиться из глаз. Ей хочется домой. Просто лечь на кровать, закрыть глаза и представить, что вся эта олимпиада — просто дурной сон. Но на стадионе толпы народа, на улице, она уверена, не меньше, а ей видеть совсем никого не хочется. Она благодарит Бога за то, что тренерская команда решила не искать её, за то, что здесь нет ставшего таким близким Плющенко, который точно бы пришёл её успокаивать. А успокаивать-то по большому счёту и не от чего. Те две слезинки так и остаются единственными эмоциями на сегодня. — Юль, ты тут? — осторожно заглядывает к ней Тутберидзе. — Этери Георгиевна, я домой хочу, — выпалила Юля ту фразу, что крутилась в её голове. — Но прокаты ещё не закончились… — пытается напомнить тренер. — И что? — перебивает её девочка, — Медали мне всё равно не видать. Чемпионкой станет Сотникова. Ну или Юна Ким, а в таком случае у Аделины будет серебро. Бронза уйдёт куда-нибудь в Европу. А мне на пьедестале не стоять. Так дайте хоть отдохнуть и выспаться после всего этого произошедшего. Компенсировать волнение и недосып. — Осталось всего несколько участников, — напоминает Этери. — Скоро мы все пойдём по номерам. — Вместе со всеми? — вспылила Юля, повышая голос. — Продираясь через толпы людей, видевших мой провал? Я не хочу. Не хочу их всех видеть, этой олимпиады не хочу. — Юль, прекрати капризничать словно малое дитя, — чуть прикрикивает на неё Этери. — Что за концерт по заявкам? — Я устала. Я каталась за всю Россию, за всю команду, я олимпийская чемпионка, и я хочу домой, — то ли объясняя тренеру, то ли успокаивая саму себя, проговаривает Юля. — Я живой человек и я имею право чего-то хотеть. Не хотите мне помочь — не надо. Она проворно расшнуровывает коньки, а после встаёт на ноги и пытается расстегнуть платье. Руки слушаются плохо и ничего не получается. — Там, среди всех этих людей твоя мама, которая хочет поддержать тебя, обнять и просто наконец поговорить, — подойдя ближе, чтобы помочь ей, пытается объяснить Этери. — И её видеть не хочешь? — Маму хочу, остальных нет, — бурчит Липницкая, стягивая с себя платье чуть дрожащими руками и тут же кутаясь в экипировочную куртку, потому как в раздевалке ощутимо прохладно. — Юль… — пытается снова начать разговор Тутберидзе. Чтобы спросить: почему та бросила бороться, уточнить что случилось и спросить про разговор с Плющенко в конце концов, но девочка даже и не пытается сделать вид, что хоть как-то заинтересована в этом разговоре. Наоборот, демонстративно собирая вещи в небольшой чемодан, Липницкая даже не смотрит в сторону тренера. Этери в ответ не злится. Понимает, что неудачи все проживают по-разному. Юля так. И лезть в этот процесс пока не нужно. Тутберидзе даже позволяет себе пойти на поводу подопечной и наконец соглашается на уговоры, заодно набирая номер мамы Юли, чтобы оповестить ту о просьбе дочери. Липницкая, к слову, на это всё реагирует так нейтрально, будто бы совсем не она упрашивала тренера сделать всё это. У выхода для спортсменов и правда уже выстраиваются люди. Намного меньше, чем на самом стадионе, ведь прокаты ещё не завершены, но их тоже не мало. И при виде Липницкой они взрываются аплодисментами и все как один скандируют: «Юля, ты лучшая», на что та шепчет сквозь зубы: «лицемеры» и пытается пройти быстрым шагом мимо болельщиков, чтобы поскорее скрыться от них. Очень кстати сквозь толпу к ним пробирается Липницкая-старшая, и Этери наконец передаёт строптивую спортсменку в руки матери, решая сегодня больше не вмешиваться в жизнь Юли со своими рекомендациями и советами. И как окажется позднее, очень зря. Потому что собственными руками она делает трещину в их отношениях всё больше и больше…
