Мастерская Боти Хекснат

      Домик на холме был как никогда ярок в тот день —хоть облака и захватили всё небо, хоть сумеречные тени и гуляли свободно с утра и до ночи, хоть холод и сковал каждый ручеёк, покрыл реку крепким льдом, превратил окна в полотна, достойные самых великих музеев, но мастерская Боти Хекснат сверкала всеми цветами, тяня на себя взгляды, словно бы приглашая «Зайди на огонёк!»       Маленькая хозяюшка суетилась с самого утра — не так уж легко было куда-то деть все детали, что занимали стол, пол и вообще все поверхности! Всё утро она подметала пол, вытряхивала коврик, не столько от пыли, сколько от малюсеньких гвоздиков, протирала стол, пересилив даже обычно невыносимое желание починить найденный под кроватью перочинный ножик.       Бегая с самодельной лопатой по двору, расчищая тропинку, Боти насвистывала одной ей известную песенку, пританцовывая, мечтая о том, каким красивым вот-вот станет её дом. Сгребая сугробы в горки, девочка то и дело посматривала вдаль, в сторону города, где уже горели фонари. Издалека она походили на светлячков, облепивших заросли травы, едва разрывающие темноту, но такие старательные, всё равно горят изо всех сил — ещё бы, ведь люди надеются на них!       Воткнув лопату в сугроб, Боти осмотрела результаты своих трудов. Тропинка получилась кривоватой, но работу свою сделает.       Куда важнее — чай! Все ведь любят чай! Но не все, почему-то, любят сами наливать его, а ведь это так просто! Всего лишь потянуть за рычажок, повернуть парочку краников, готово! Но Боти была доброй девочкой и не собиралась заставлять гостей бороться с самими собой.       Нашлось лишь четыре ещё целых чашки, два стакана разбились на днях, и, хоть обычно, это было бы совершенно небольшой проблемой, но сейчас, когда уже вот-вот появятся гости, которых она так ждала это было совсем, совсем не кстати!       Нужно срочно бежать и искать новую чашку! Нацепив колпак, завязав покрепче верёвочки на сапогах, и протерев очки тряпочкой, Боти выскочила на улицу и что есть сил, побежала в город. Рядом с местом, где возвышался заветный, «пограничный» фонарь, стоял уже другой грузовик, ещё больше и длиннее, а в нём копошилось множество людей, нацепивших блестящие жилеты поверх теплых курток.       — Ньё-хо! — Поздоровалась девочка с парой работников, тащивших какую-то длинную штуку.       В любой другой ситуации она бы расспросила — что это, куда они это несут, нужно ли это для строительства железной дороги или это уже для вокзала. Но не сейчас!       — Ты кто такая? Где родители?       — Я Боти Хекснат! Мне срочно нужна чашка!       — Чашка? — люди переглянулись, — какая чашка?       — Чайная, конечно же! — Боти насупилась, — Конечно, в неё можно не только чай наливать, если есть сок, можно и сок, но к хлебцам лучше всего идёт горячий чай, лучше всего с ромашкой, можно даже с листиком мяты, который потом можно пожевать, и. конечно же, ложечка сахара!       — Ты не видишь, здесь работают! — поторопил кто-то, — иди дальше. Тебе что, магазин тут?       — Точно! Надо спросить в магазине! Спасибо!       Боти перепрыгнула длинную железную балку и побежала дальше, проговаривая под нос «магазин, магазин». Стены домов были украшены до неузнаваемости — где магазин, желающий продать что-то красивое, а где простой жилой дом, который просто хочет быть красивым? Непонятно!       Наконец-то на глаза попалась вывеска. Присыпанная снегом, подледеневшая, но различимая. Магазин посуды — всего того, что у Боти была почти никаким — она иногда делала себе стаканы сама, но сегодня они даже не подошли бы! Сегодня особенный день!       Звенящие палочки над дверью немного фальшивили — кто-то неумело попытался починить всю старенькую конструкцию, оставив самую звонкую палочку висеть слишком низко. Постучав сапожками о порог снаружи, чтобы не нанести снега, как и учила Люкия, девочка вошла внутрь.       Витрины и шкафчики, заполнившие маленькое помещение, хранили в себе настоящие сокровища — огромные графины, малюсенькие кофейные чашки, круглые блюда и квадратные тарелочки, длинные ложечки, коротенькие вилочки, ножики, махонькие и огромные подносы, кастрюльки, сковородочки, горшочки…       — Чего тебе, девочка? — обратилась хозяйка магазина, моргая своими маленькими, похожими на перец горошком, глазами, — никак родители послали за чем-то?       — Мне нужна чашка, — гордо ответила Боти, растягиваясь в улыбке, — очень важно!       Она осматривала каждую чашку на витрине, приглядывалась так, словно искала недостатки. Каких только чашек не было — синие, зеленые, красные, с цветочками, с бабочками, с деревьями, была даже с паровозом! Подёргивая верхушку своего колпака, девочка отходила от одной витрины к другой и обратно. Это должно быть что-то особое!       И вот оно! Среди маленьких, изящных чашечек стояла простая, даже неотесанная, лишенная каких-то деталей кружка. Зеленая полоска внизу и небольшой, простенько нарисованный маяк.       — Эту! — Боти ткнула пальцем в витрину, — Это самая лучшая!       Не дожидаясь, пока кружку достанут, девочка положила кошелечек рядом с кассой, едва сдерживая свой восторг от грядущей покупки.       Но реальность ударила подобно грому. Хозяйка магазина, долго бурча, наконец-то пересчитала все мелкие монетки, высыпанные из кошелечка и постановила: «Не хватает».       Как так? Нет, этого не может быть! Боти начала прыгать на месте, удерживаясь за кассовую стойку, соображая изо всех сил, как же поступить.       — Много не хватает? — девочка вдруг воспрянула духом, — Я постараюсь найти! Только подождите немного!       Не хватало не так уж много, что лишь подтолкнуло Боти — она выбежала на улицу и, потряся головой, ринулась куда-то. Не было у неё точного понимания — куда идти, она просто вспомнила, как Люкия говорила что-то вроде «Ты не ценишь свой труд» и решила, что сейчас самое время найти ему цену! Она стучалась в каждую дверь, вскидывала над головой руки и звонко, совершенно невинно, как и всегда, кричала «Ньё-ха! Я Боти Хекснат! Я могу починить что угодно! Совсем дёшево!»       Удача, однако, не улыбалась прямо уж так сразу. Кто-то отшучивался «Какая милая девочка», кто-то уверял «У меня ничего не сломано», кто-то требовал уйти, не всегда даже дослушивая. Ей везло, если открывал ребёнок — тогда мог завязаться разговор, а дети перед праздником были необычайно говорливые! Они рассказывали, как готовятся, помогают по дому и Боти их отлично понимала, рассказывая, как и сама времени даром не теряет.       А ещё дети перед праздником — самые послушные дети. Самые честные и, что главное – самые аккуратные! Боти не совсем понимала причин, но ей это было и не надо! Сейчас это позволяло с лихвой совмещать приятное с полезным, где приятным была возможность что-то починить, а полезным — заработать несколько монеток, которые помогут купить заветную кружечку, сиявшую где-то на задворках, как маяк.       Но с каждой выслушанной проблемой это сияние становилось ближе — с каждой починенной лыжной палкой, деревянной игрушкой, выпрямленной деталькой железного конструктора, от одного взгляда на который у самой Боти пошли слюнки, с каждой починкой блеск маяка приближался.       Дети не могли дать много, может быть, не хотели, доставая лишь завалявшиеся мелкие монетки, не донесенные ещё до копилки, но Боти не понимала этого. Она была занята, она была взбудоражена тем, сколько, оказывается, мелких вещей требуют ремонта! И каждая из вещей могла поведать историю — какая-то грустную, какая-то веселую, но практически все — нелепую.       Лыжная палка, разломившийся наконечник которой чуть не осталась во льду под крики хозяина «Смотри, как могу», возомнившего себя зимним рыбаком, машинка, которая могла выпускать крылышки, оказывается, не могла летать, если её не придерживала крепкая рука, чего обладатель руки, как оказалось, не знал, а железный конструктор, в котором, казалось, не хватало нужной детальки вообще довел своего хозяина до визга и заставил пойти за пассатижами, пока нужная деталечка не нашлась в подошве тапочка, впившаяся туда, словно напуганная блошка.       Как заклинание Боти повторяла свои обещания помочь и стучалась в каждую дверь, терпеливо ждала пока ей откроют или пока её не прогонят. Новые монетки позвякивали в кармане куртки, но их всё ещё не хватало.       Девочка оглядывалась на уличные часы, пока ждала откроют дверь или нет. Вот-вот начнут закрываться магазины, а там уже скоро и пора оказаться дома!       А с приближением вечера всё меньше детей открывали двери, всё больше их родителей отмахивались от Боти как от назойливой мошки. Но даже среди них находились те, кто соглашался на помощь. Кто-то из них, наверное, был ленив, чтобы сделать эту совершенно простую вещь и был готов отдать завалявшуюся в кармане мелочь появившейся на пороге девочке, кто-то, вполне вероятно, был уверен, что позволить подкрутить отваливающуюся вешалку и дать за это пару монеток, валявшихся на серванте в прихожей — доброе дело. И те, и те, конечно же, получали починенную, поправленную вещь — Боти не гнушалась исправить, насколько позволяли материалы под рукой, плохой шуруп, перевесить вешалку всего на пару сантиметров в сторону, чтобы саморез попал в более плотную деревяшку в стене, а оставшуюся от старого дыру замаскировать или спрятать.       Эти вещи не могли рассказать интересную историю. Всё, что они могли — пожаловаться на чьи-то кривые руки. Кто-то вбил гвоздь наобум, кто-то решил собрать шкафчик для своей обуви сам, чтобы убедить своих домочадцев в чём-то. Вешалки, ручки, полочки — это скучные вещи, хотя, непременно, тоже нужные и тоже нуждающиеся в заботе и ремонте.       Часы тикали невероятно громко, точно что-то сломалось, но Боти было не до них. Она бежала назад к магазину посуды, сжимая ладошку в кармане, удерживая монетки и затесавшуюся с ними бумажку. Она сама так редко видела бумажные деньги, что подумала уже, что ей дают какую-то красивую обёрточку, которую, в любом другом случае она вполне бы приняла — никогда не знаешь, а вдруг понадобится красивая бумага, чтобы прикрыть какие-то повреждения, что никак нельзя починить, как ты ни старайся.       — Ньё-хо! — Боти влетела в магазин, — Я вернулась!       Вновь вздыхая и ворча, хозяйка принялась считать. Часы над прилавком уже говорили о конце дня, когда наконец-то выяснилось — достаточно. Несколько монеток даже вернулись назад. Но что главное — чашка ушла с витрины и переселилась в коробку, простую, картонную, почти бумажную, и тут же ей и завладела Боти.       Кружка добыта, а значит — пора двигаться домой. Подскакивая, пританцовывая, Боти бежала по улицам помахивая коробкой. Ей было весело, она была счастлива. Простое понимание того, что её работа впервые принесла радость даже тем, кто там даже не был, когда она чинила поломанные вещи, кому они даже не принадлежали.       Рядом с ней проходили люди, дети, все торопились куда-то и не мудрено — скоро праздники, нельзя же стоять и бездействовать! Из переулка, ниже по улице вынырнул знакомый силуэт, слегка возвышающийся над пробегающими детьми.       Люкия шла вальяжной, но достаточно торопливой походкой, прижимая к себе бумажный свёрток. Боти помахала рукой, торопясь пробиться через идущую навстречу толпу. Люкия ответила тем же жестом, останавливаясь, чтобы дождаться.       Рука Боти соскользнула с коробки, картон, размякший от падающего снега смялся, практически выталкивая стеклянное содержимое. Чашка вылетела, перевернувшись в воздухе ударилась о землю, прямо о расчищенный асфальт, распадаясь на осколки, утопающие в талой снежной жиже.       — Ньё-хо… — девочка не сразу поняла, что случилось.       Люкия подбежала к ней, тут же присев на корточки, чтобы помочь. Боти посмотрела в глаза подруги и не задумываясь ни на секунду, громко, но невероятно монотонно закричала и начала стучать руками по земле, поднимая брызги и тут же убегая, пока Люкия пыталась подняться, стирая с себя грязные капли.       Мастерица не заметила, как оказалась дома, как повалила несколько стульев, отталкивая их в угол и ставя на их место станок, не выдыхая затолкала в него деревяшку, завела, заполняя всё вокруг мелкими, похожими на пыль опилками.       Отплёвываясь от прилипающей к губам стружки, Боти настойчиво вырезала что-нибудь, похожее на стакан. Получалось из рук вон плохо, а ведь это совершенно простая затея!       В дверь постучали, когда Боти портила уже третью заготовку. На пороге стояла Масилиса, горделиво, но приветливо поправляя очки.       — Ньё-ха! — Боти схватила её за руку и затрясла в приветствии, — Ты первая!       — Конечно же! — девочка поправила причёску, отпустив наконец-то очки, которые тут же немного съехали, — Пунктуальность — моё второе имя!       — Я думала, что твоё второе имя — Опятова.       — Вешенкова! — стиснув кулачки поправила Масилиса, — и это не второе имя, это фамилия!       — Ньё-хо-хо!       Масилиса много ворчала, но изо всех сил пыталась помочь, когда Боти задвигала станок назад вглубь дома. По крайней мере, она пыталась хотя бы изобразить помощь — Боти и сама была сильной девочкой.       Непривычно для самой себя, Масилиса вооружилась шваброй и вымела опилки, хотя что-то внутри, в самой глубине её мыслей чувствовало невероятную радость от их древесного запаха.       Вскоре на пороге появились ещё двое — мальчишка тут же извинился за опоздание, пока его сестра дулась в сторонке. Чуть было не повалив стоящие у входа часы, которые Боти починила не так давно, дети устремились к столу. Вернее, чуть не сбила часы именно сестра, бегая и размахивая руками, словно мечтая стать птицей, брат же со страхом подбегал к каждой вещи, которая оказывалась рядом с той и придерживал. Лишь когда девчонка села на лавку и придвинулась к окну, гордо отведя взгляд и изучая едва различимый в темноте лес, мальчишка смог снять с себя рюкзак и вытащить из него какие-то разноцветные коробочки, скромно прося какую-нибудь посуду.       Разнообразные сладости высыпались на разномастные тарелки, которые Боти смогла найти в своём шкафу, хотя перед этим Масилиса успела чуть ли не покричать н, отобрав тарелки, вымыть их с таким количеством пены, что после этого рукомойник словно бы исчез.       В кармашках Масилисы, впрочем, тоже нашлись угощения, о которых она забыла из-за возмущения, с которого началось её пребывание в домике.       Вафельки, шоколадные конфетки, изюм и орехи в разноцветной сахарной глазури, печенье, которые принесли брат и сестра были очень притягательными, но вот плоские, пахнущие фруктами батончики, завёрнутые в пропитавшуюся их сладостью бумажку, манили Боти немного сильнее. Но как не силилась она, она не видела главного — сухих круглых хлебцев.       Вчетвером они сидели за столом, хоть и не шумно, но и явно не тихо. Масилиса активно рассказывала небылицы из мира моды, таких как причёски, что вот-вот войдут в моду, цвета одежды, которые просто обязаны быть у любой уважающей себя модницы, когда и что сказала какая-то известная личность и какое платье надела для этого, брат рассказывал о непонятных Боти вещах, таких как породы животных, как ему хочется завести большую собаку, чтобы гулять с ней, а сестра почти все время отпускала лишь колкие, но смешные сами по себе замечания, постоянно сомневаясь в том, что хоть кто-то в мире самовольно подстрижётся «под горшок» или наденет платье «цвета сухого мандарина», что крупная собака будет настолько неуклюжей, что у неё самой появится ещё больше отговорок о том, что что-то сломалось не по её вине.       Боти больше слушала, иногда лишь соглашаясь. То и дело она отпивала из своего только что сделанного стакана забыв о ещё одном, закатившимся гуда-то в шкафу, постоянно придерживая дырочку на его дне. Если бы Масилиса не поднесла фруктовый батончик её прямо к носу, Боти бы и не вспомнила о угощениях.       Она то и дело всматривалась в темноту за окном, несколько раз даже вставала, чтобы приоткрыть входную дверь и выглянуть наружу, пытаясь различить, не идёт ли кто-то по вычищенной тропинке.       Но они пили уже третью чашку чая, а последний, такой долгожданный гость всё не шел. Вскоре сестра заскучала и предложила найти какой-нибудь более активное веселье. Прятки отклонили сразу, стоило Масилисе заметить, что вокруг слишком много тяжелых вещей.       Снова натянув на себя куртки и шапки, дети вывалили наружу, и стоило Боти выйти следом, придерживая колпак, как с её лицом тесно познакомился снежок.       — Ньё-хо? — девочка смела снег с очков и вдруг растянулась в улыбке, какую можно бы даже назвать нехорошей.       Масилиса, тут же выбравшая сторону, даже успела соорудить парочку малюсеньких снеговиков — Боти справлялась с обстрелом импровизированной крепости противников и сама, сама же, заготавливая амуницию.       Брат и сестра не сдавались до последнего, пока в их укрытие не влетел целый снеговик, лишь на голову ниже, чем они сами. Брат поднял белый флаг, сделанный из носового платка, что, однако, не спасло его от целой россыпи маленьких снежков, брошенных с невероятной точностью, ошарашивших его и разгневавших его сестру.       Она, конечно, не разозлилась совсем по-настоящему, просто разгорячилась ещё больше. Для неё этот бой приобрел личный окрас — Боти, к которой сначала хотелось отнестись как к дилетанту снежных боёв, оказалась одним из лучших бойцов снежкового фронта.       В ход пошли не только снежки, но и горсти более сухого снега, но очки защищали глаза мастерицы, поэтому вся тактика давала лишь мнимое преимущество.       Броски стали менее точными, но Боти перешла на скорость.       — Ты вынуждаешь меня использовать мою самую секретную технику! — сестра спряталась за дерево, комкая что-то из снега, — пеняй на себя!       — Я готова, — Прошептала Боти, свешиваясь с ветки кверху ногами, держав руке одинокий снежок.       О её лицо тут же разбился узкий снежок, но и она не осталась в долгу, почти положив свой снежок за шиворот девочки, что любила «загадочные техники».       Началась возня, девочки пытались облепить друг друга снегом, постепенно начиная всё громче смеяться, пока, выдохшись и оперевшись о дерево спиной, сестра не подняла руки в знак поражения.       Боти широко улыбнулась, показав свои зубки и заплясала подобно счастливой собачонке, которую решили погладить.       — Ты оказалась лучшей, — сестра склонила голову, когда они вернулись в дом, чтобы обсохнуть у печки, — я хотела бы дать тебе медаль лучшего снежного бойца, но, к сожалению, её не существует.       —- Я могу сделать! — Боти ударила кулачком о ладонь, — хочешь?       — Нет, — девочка улыбнулась, впервые посмотрев на мастерицу прямо, — Всё равно я никогда её не отвоюю, — голос её стал более шутливым, — так что мне хотеть-то?       Масилиса, наименее пострадавшая в бою, сидела за столом и пожевывала свои батончики, рассматривая развешенные по стенам комнаты картинки. Тут были и вырезки из газет и журналов и рисунки, от детских, до весьма красивых, почти картин, фотографии, местами выцветшие почти до пустых бумажек.       — О нет! — Вскочил мальчишка, — время! Мы совсем забыли о времени!       Часы и правда показывали уже почти ночь, отчего все засуетились, даже Боти — просто за компанию, ей это показалось чем-то весёлым — просто ещё одна забава перед расставанием.       Масилиса не торопясь, выкатила из-за домика, куда спрятала по приезду, детский снегоход, от которого у Боти тут же округлились глаза, такой восторг пропитал её всю — удивительная вещица! Такая простая, но такая крутая!       — Ньё-хо! — девочка тут же начала осматривать его со всех сторон, боясь даже пощупать, — Настоящий зимний велосипед!       — Ага! — Масилиса задрала носик, — Ни у кого больше нет такого в городе!       Сестра нахмурилась, изобразив какую-то непонятную рожицу, но брат тут же одёрнул её. Попрощавшись с Боти и чуть менее охотно, по крайней мере со стороны сестры, с Масилисой, они двинулись по тропинке.       Вскоре и Масилиса скрылаcь вдали, дав перед этим Боти вдоволь насмотреться на снегоход.       Боти села на порог и устремила взгляд в небо. Снег падал медленно, казалось, что он был почти недвижим, лёгок, скорее, просто парил в воздухе. Крупные хлопья блестели в свете лампочек, было интересно смотреть, как фонарики освещали их — словно бы образовывая волшебные полосы и шары, где снежинки можно было увидеть, окруженные невидимым снегом, который просто не получал света или же просто освещался с другой стороны, отчего зрелище становилось лишь причудливее.       — Ньё-хо, — прошептала Боти в воздух, потирая носик.       Странное чувство вновь схватило её за самое сердечко. Посапывая, она зашла в дом, оставляя следы из осыпающегося и тающего снега и налила в свой деревянный стаканчик чая, взяла вафельку, оставшуюся на тарелке, как что-то наиболее родное душе, и вышла назад, садясь на крыльцо.       Снежинки всё так же едва опускались вниз, словно бы крошки камешков в жидкой смоле. Горячий чай тут же остыл, лишь первый глоток обжёг язычок девочки, второй и каждый следующий скорее холодили, даже морозили.       Боти оглянулась на стук. Нет, ничего особо, просто маленькая фарфоровая балерина с длинными желтыми волосами прозрачного стекла снова пытается танцевать и спотыкается. Каждый шажок она теряет баланс, падет, снова встаёт, снова спотыкается, не в силах найти ритм.       Так и хотелось сказать ей: «Не мучайся, придёт время, и я помогу тебе, куда ты торопишься, зачем?» но она ответит лишь грустным взглядом и мольбами о помощи. Хотелось спросить: «Зачем ты торопишься? Чего ты ждёшь в конце пути?», но ведь и сама Боти чего-то ждала, балерина из фарфора точно обратила бы на это внимание и точно бы указала на это.       Боти, держа стакан за дно одной рукой, другой принялась постукивать по дверному порожку, чтобы показать балерине, что она здесь.       Девочка, не переставая постукивать, посмотрела в сторону, где когда-то был маяк. Не так давно она видела там дымок, но сейчас, в темноте, там был лишь «туман» от множества снежинок.       Перестук пальчиков Боти дополнился тихим стуком маленьких фарфоровых башмачков балерины. Медленный, в своей сути подобный поворачивающемуся огню маяка ритм сливался с напевом, который вырывался из уст девочки словно бы сам по себе. Похожий на то, как поскуливает собака, когда её хозяева оставляют её одну, но она точно знает, что не пройдет и дня и они вернутся, поэтому надо сторожить дом, ждать их возвращения. Ведь они так нуждаются в тебе.       — Вернись ко мне вновь, душа моя, пусть радость и нежность перельют чрез края, — Боти прикрыла глаза. Напевая тихо, чтобы лишь балерина могла услышать, — Вернутся ко мне те прекрасные дни, что, казалось, на годы и вечности уже позади.       Боти продолжила тихо «мурчать» себе под нос мелодию, поддерживаемую неуверенным, то и дело оступающимся танцем балерины и её собственными пальцами, постукивающими по деревянному порогу, подобно метроному.       На нос упала снежинка, отчего девочка резко замолчала, балерина тут же замерла, музыка в голове остановилась.       — Эй, что расселась? Штаны примерзнут.       Люкия возвышалась словно башня и присыпала нос девочки снегом, тихо хихикая, поигрываясь бумажным пакетом, что держала в другой руке. Проморгавшись, Боти без слов протянула ей стакан и лишь спустя пару мгновений, когда поняла, что все остатки воды в нём замерзли, вскочила и повисла на подруге, постукивая мысками по крыльцу.       Тут же оживившись, хозяйка домика бросилась внутрь, завлекая подругу, усаживая её за стол, быстро кинулась мыть кружки, раскидав в стороны засохшую ранее пену.       Люкия улыбалась, глядя на суету, играясь с подсохшей крошкой от фруктового батончика, сваливая из неё маленький шарик.       — Я так боялась, что ты не придёшь! — Боти поставила перед подругой чашку, из которой недавно пила Масилиса, сама садясь со своей недоделкой напротив, — Ты бы знала!       — Смотрю, однако, — девочка окинула взглядом стол с остатками сладостей, — времени зря тут не теряли?       — Ты не представляешь! — Боти вытянулась через стол к подруге, — Мы играли в снежки, и я победила! В пух и прах! Мне даже сказали, что будь медаль, она была бы моя!       — Да, могу представить, — Люкия потрепала Боти по волосам, — ты в своём репертуаре!       — Ньё-ха-ха!       Боти заулыбалась ещё шире, когда увидела, как из кармана куртки подруги показалась заветная упаковочка хлебцев, следила, как кошка следит за солнечным зайчиком, как обертка раскрылась и оказалась на столе.       Люкия даже не заметила, как первый хлебец уже оказался у Боти во рту, Улыбка немного сползла, когда та решила запить добычу чаем и, забыв о том, какой деревянный стаканчик был несовершенный, расплескала теплый напиток по всему столу.       Боти запереживала — ведь и на Люкию попало. Она принялась извиняться, но подруга лишь улыбнулась, аккуратно коснувшись пальцем переносицы её очков.       Всё это время рядом с собой она держала пакет. Обычный бумажный пакет с приклеенными бумажными же ручками. На нём была даже маленькая картиночка — маленький домик в виде хлеба — а значит, это пакет из булочной, но хлебцы хранились в кармане!       — Я тут принесла тебе кое-что, — Люкия залезла рукой в пакет, — тебе, кажется, было важно. Да и, если приглядеться, с этим в доме большие проблемы.       Перед Боти, растолкав тарелки, встала большая кружка, такие она видела лишь на картинках. Красивая, похожая на магически увеличенный драгоценный камень, она выделялась на фоне всего, что девочка видела до этого на своих полках, да что там, даже в магазине посуды.       — Правда можно? — Боти схватила кружку за ручку, поднимая над собой, рассматривая со всех сторон.       — Вся твоя, — Люкия оперлась о собственную руку, — мне показалось, ты очень расстроилась вчера.       — Вчера… — Боти посмотрела за окно, где всё вокруг уже медленно, но верно окрашивалось в нежные цвета рассвета от солнца, пробивающегося сквозь облака.       Боти вспомнила — кружка. Милая кружечка с маяком, такая простая, но такая притягательная, аккуратная, гладкая и даже «искренняя».       Кружка, подаренная Люкией была несомненно притягательной, большой, уж сколько чая может в неё уместиться! Тут на пол дня хватит, а сколько хлебцев с ним можно съесть, не напасешься!       А главное — сама Люкия была довольна. Она улыбалась. Как улыбалась очень редко, настолько счастливая тому, что смогла придумать и сделать такой нужный и красивый подарок! Было легко представить, как она вбегает в магазин, напряженно и придирчиво осматривает витрины, может быть даже пытается торговаться!       — Спасибо, — Боти улыбнулась, обнимая кружку, словно котёнка, — я буду дорожить подарком!       — Не переживай, — ответила Люкия, допивая свой чай и дожевывая что-то из оставшихся сладостей, — это всего лишь кружка, она не стоит волнений и переживаний!       Боти улыбнулась и, встав из-за стола, убрала подарок в старый шкаф со стеклянными дверьми, где обычно хранилась посуда и красивые вещички. Пришлось немного разобрать полку, выставив «на мороз» несколько старых фарфоровых цветочков и стеклянную сову.       — Я буду встречать с ней все праздники!       Но вместе с восторгом, Боти чувствовала всё тот же непонятный укол где-то внутри. Кружечка с маяком всё ещё витала в её разуме, наполнялась душистым чаем.       -- Я, наверное, пойду, — Люкия потянулась, встав из-за стола, — Я приду может даже вечером! Не скучай!       — Я всегда буду рада, — Боти подошла к подруге и потянула её за рукав, — Люкия.       — М? — девочка снова потрепала Боти по голове, — хочешь проводить? Я не домой, я сразу в школу.       — Я просто хотела бы отдать тебе это.       Люкия вновь улыбнулась и приняла из рук подруги деревянную кружку-недоделку. Нагретая чаем и ручками мастерицы, она показалась почти живым существом, маленьким и неуклюжим, как новорожденный котёнок.       — Мне и правда пора!       — Пока, — кивнула Боти, постепенно посветлев, — Я буду ждать!       Люкия поторопилась по тропинке, присыпанной снегом за ночь, немного спотыкаясь, но не падая. Темно-бурая куртка выделялась на фоне снежной глади, слегка поблескивающей синевой.       Боти, опираясь о фасад своего домика, наблюдала. Наблюдала за тем, как по спокойной реке плыло бревно, которое просто двигалось куда-то. Куда? Отсюда не видно. Может к озеру, может, к водопаду.       Но не было времени сильно задумываться — пора выносить и ставить вывеску!