Fetus

«28» сентября 1938 г.

Патрисия приосанилась, сложив руки на груди, и посмотрела на вышедших из кабинета Трансфигурации ребят. Поттер и Айлин были в очень хорошем расположении духа, иногда переговариваясь друг с другом, а у обоих в руках было по охапке разнообразных цветов: от орхидей до пестрых роз необычных расцветок. Сегодня профессор Дамблдор рассказал им на факультативе много нового про «созидание», затронув эту тему для ребят постарше, сдающих ЖАБА; Айлин и Флимонт (показывающий ей как можно сократить формулу), так увлеклись видоизмененными формулами довольно простого заклиная «Орхидеус», что немного переборщили. —...не забывай после формулы повести палочкой, а потом словно закруглить, — довольно важно проговорил гриффиндорец, поправляя сползающие с носа круглые очки и пытаясь не выронить все наколдованные им цветы. — Спасибо. Теперь понятно как ты создаешь для Юфимии букеты буквально из воздуха, — Айлин задумчиво кивнула, улыбнувшись собеседнику, с которым, казалось, у них никогда бы не нашлось точек соприкосновения, если бы не факультатив, на который ее пригласил профессор Дамблдор. Айлин не знала, было ли из-за Тома, но все равно приняла приглашение ни капли не пожалев — она втянулась в занятия и нашла на них новых друзей, с которыми можно было поговорить о трансфигурации и на более отвлеченные человеческие темы: Флимонт Поттер, Игнатиус Пруэтт и Изабелла Томсон оказались просто душками. Например, Изабелла, несмотря на свою внешнюю молчаливость и мрачность, оказалась очень болтливой (или, скорее, причина была в том, что с ней на факультете практически никто не разговаривал) — вскоре Айлин знала о ее увлечениях практически все: что она обожает вышивать, шить, а также играть на скрипке. Про скрипку и музыку миловидная девчонка-черноглазка могла болтать вечность. И хоть Айлин мастерством игры на инструментах похвастаться не могла: она так и не научилась играть на фортепьяно, постоянно получая по рукам указкой от строгой учительницы, возмущенной ее «некрасивыми» пальцами, она любила слушать с каким вдохновением та говорит о своем увлечении. Поттер, наконец заметивший Андерс, быстро проговорил: — Увидимся, Айлин, — одарил любопытным взглядом и направился в другую сторону, напевая под нос песенку «Лондонский мост падает». Патрисия вздохнула, желая вывалить на Айлин все свое недовольство, но замолкла, когда подруга протянула ей ветвь яблочного цвета и стебель циннии. — Долго ждала? Приняв их, девочка захлопнула рот, не решаясь высказать все что думает, и отрицательно покачала головой. Был ли в этом подарке символизм? Она не знала. Но склонялась к тому, что подтекст в них все же был: значение цветов из книжки по Викторианской флориографии так и кружил в голове. На мгновение ей даже стало стыдно из-за своего поведения, так как первое, что сказала она, узнав про факультатив было: «Ты серьёзно? Факультатив по Трансфигурации? Ну зачем он тебе? Неужели моя подруга занудливая заучка?» Однако, заучкой Айлин было назвать крайне сложно. Друзьям она уделяла достаточно времени, хотя, казалось, в библиотеке пропадала большую часть времени в обществе Тома Реддла, что быстро стало предметом для сплетен. Дружба змеи и барсука, подумать только. Пожалуй, Том занимал слишком много места во времени Айлин, и из-за этого Патрисия страсть как ревновала. Особенно, когда узнала какой неприятный и тяжелый у мальчишки характер на самом деле. Флер очарования, которым он был опутан — пропал, уступая месту разочарованию, когда он просто проигнорировал ее, не считая нужным даже представиться, а протянул с легкой ленцой, не отрываясь от книжки по простейшей трансфигурации: «Мне не нравится, что ты крутишься рядом с ней», — такие были его слова вместо нормального приветствия, когда она не нашла подругу рядом с Томом за столом в библиотеке, за которым обычно сидела эта парочка. Злость тогда захлестнула ее с головой. Она не понимала: кто он такой, чтобы указывать ей. Но из уважения к подруге промолчала, понимая, что лезть в их отношения она не имеет права. Все-таки Айлин знала Тома куда лучше и больше, и наоборот. Порой они непроизвольно копировали привычки друг друга. Оба, будучи в напряжении, выпрямляли спину и поднимали голову. Это не могло не укрыться от ее взгляда. Так происходило только тогда, когда люди находились в обществе друг друга очень и очень часто. Даже их почерки были практически похожими. Когда Трис попросила дать ей переписать конспект по Астрономии и Айлин, корпящая над эссе по зельеварению, сказала ей самой посмотреть в ее сундуке, она, если бы не фамилия в уголке, точно бы взяла свиток Тома. Вздохнув, Патрисия посмотрела на цветы, уловив нежный аромат, а после на сияющую как галеон Айлин. — Как прошло занятие? — Чудесно. Не думала, что созидание такое сложное. Я двадцать минут пыталась понять как воссоздать цветы. Если бы не Флимонт, провозилась бы еще больше, — Айлин усмехнулась, а, заметив, что Трис не интересен этот разговор, решила сменить тему. — Как скоро будет квиддич? В какой декаде? Помню, ты недавно говорила с командиром нашей лиги. Девочка, идущая рядом с ней рука об руку, мгновенно загорелась.

"07" октября 1938 г.

Айлин так быстро подняла палочку и наколдовала над собой и Томом большой магический прозрачный купол, что струи воды из лопнувшего шара стекли по нему на пол, не намочив их одежд. Зато другим ребятам, идущим позади них на урок, повезло меньше: они все вымокли с ног до головы. Громко ругаясь, они пытались применить на вымокших мантиях заклинания сушки. Маленький человечек в ярком пестром колпаке, зависший над потолком и довольный получившимся розыгрышем, увидев зонт, издал протяжное и неприличное: — О, — расплывшись в веселом оскале, не предвещавшем ничего хорошо, и, хихикая, запел, — Винтер и Реддл. Барсук и змея. Интересно всем, когда ж они друг друга съедят? Но, похоже произошла злая шутка судьбы. И в потьму коридора идут зажиматься они. Пивз, закончив петь, озорно поклонился по сторонам, словно при выступлении, и посмотрел на детей. Девочка выглядела скорее удивленной, нежели разозленной, все еще держа над ними магический зонтик, которому научил ее Фобос — колдовать его пришлось так много и так быстро (Патрисия часто ошибалась в факультетском пароле; да и она была грешна: порой так торопилась, что могла пропустить какую-то часть), что у нее уже выработался рефлекс. На песенку она не обратила внимания: в приюте за глаза в последнее время их часто называли «женихом и невестой». Выражение лица мальчишки тоже осталось таким же спокойным и холодным. Только глаза блестели каким-то опасным отсветом. Но Пивз был бы не Пивзом, если бы ему и море не было по колено. Конечно, он боялся Аполлиона, Кровавого Барона, и еще некоторых личностей, но детишки никогда не представляли для него угрозы. — О, ну вы посмотрите как смотрит на меня змееныш. Словно вот-вот убьет меня! Только погоди, гляди! Я ж просвечиваю! Ты ничего мне не сделаешь! — Барон сможет. Я видел его совсем рядом в ближайшем коридоре. Мне позвать его? Пивз замолк. Забавный помпон на его шапочке странно затрясся, словно сам он весь напрягся как струна. И обиженно надувшись, он, перевернувшись в воздухе, скрылся в потолке, хотя в последний момент все-таки высунул голову, чтобы показать Тому язык. Губа Тома дернулась. Это была совсем детская шалость, которая совсем не задела его — начиная от песенки, до водяной бомбы, однако Пивз раздражал его больше, чем Грабб. Потому как от Пивза было сложнее избавиться: даже заклинания направленные против него не останавливали от очередной шутки. Нужно было что-то сильнее, но полтергейсты не относились к призракам — о них было очень мало написано. Только то, что они представляют собой «нечто» созданное из проказ и шуток детей. И насколько он знал из хроник Хогвартса, датируемых 1876 годом, Пивза уже пытались выгнать. Но безуспешно. Все закончилось тем, что директор школы разрешила ему купаться в ванной старост, брать хлеб с кухни, чтобы швыряться им в школьников, и носить дорогущую шляпу от Парижского мастера. Айлин взмахнула палочкой, отряхивая прозрачный зонт от капель воды, которые рассыпались по каменному полу с глухим звуком. То, что Пивз сбежал при одном упоминании о «Кровавом бароне» удивляло. — Пивз боится Кровавого барона? — Айлин посмотрела на Тома, который, услышав ее вопрос, кивнул, а повернувшись на каблуках в совсем другую сторону от библиотеки, протянул: — Идешь? Девочка удивленно нахмурилась, немного не понимая, что хочет от нее Том. Совсем недавно они планировали засесть за книги по зельеварению: — Куда? — услышав в ответ тихий смешок: — Ты же хотела познакомиться с Бароном. Я вас познакомлю.

«12» октября 1938 г.

Том лениво перелистнул страницу книги, посматривая на суровое и сосредоточенное лицо Оберона, который уже час сидел у шахматной доски, не зная, куда лучше всего будет походить и кем, понимая, что еще два шага, или один — и он проиграет. Как и двумя часами назад, Том выносил его с нескольких шагов, отчего Нотт буквально кипел и пытался понять, где же что проглядел. Мальсибер, сидящий рядом с Томом, пытался отработать магическую формулу превращения, раздражая кривыми взмахами палочки и бормотанием под нос. Под очередным взмахом палочки вода в кубке закипела и испарилась с неприятным шипением. Отложив книгу в сторону на край стола, Том посмотрел на мальчишку. Почувствовав его взгляд, тот прекратил свое бесполезное занятие. В последнее время Том все больше и больше разочаровывался в чистокровных отпрысках: так не любимые ими грязнокровки были намного умелее их. У гриффиндорской заучки заклинания от зубов отскакивали, получаясь почти со второго-третьего раза. Даже у него, так обсуждаемого на факультете, неудачные сложные заклинания всегда получались в пределах определенного довольно короткого времени, когда он разбирался в их "механике" и направлял нужные чувства, называемые намерение и желание. Но так как Том не давал списывать и никому не помогал, считая, что они должны думать своими мозгами сами (дашь списать, разжуешь один раз – совсем своей головой думать перестанут: это не добродетель), он, обычно, и не влезал в дела чистокровных выскочек. Однако, накопленное раздражение было слишком велико, чтобы не облечь его в почти ледяные слова: — Ты неправильно чертишь формулу: даже грязнокровки так не делают, — он одарил юношу ядовитым взглядом, — если не выходит формула, руководствуйся желанием и намерением. Алрик поджал губы, вздрогнув от прохладного приказа в чужом голосе, наблюдая за тем, как Реддл взглядом, почти рывком, притянул к себе в руки кубок, над которым он только что так усердно практиковался. Нотт оторвался от доски, сбиваясь с мысли и смотря на "друзей" горящим взглядом. Медленно чаша в руках Тома наполнилась водой, которая забулькала, окрасившись в алый, почти бордовый. Губы дернулись в кривой ухмылке. Сущий пустяк. Поставив кубок на стол, он пальцами, держа за ножку, пододвинул его в сторону стушевавшегося Алрика, который как-то сжался под его взглядом. Нерешительно посмотрев на Тома, чистокровный взял со стола бокал, окунул палец в красную жидкость и попробовал. На языке пятном расплылось сладкое травяное вино. — Вино! — пробормотал юноша себе под нос и посмотрел на Тома, вновь взявшегося книгу. Нотт, вырвав кубок у друга, сделал глоток, не веря своему языку. Переглянувшись между собой, они кивнули друг другу. Эмоции перемешались. Вместо напряжения пришла резкость: — Как ты сделал это? — нетерпеливо процедил Мальсибер, но заметив ледяной взгляд, осекся. Том был не тот человек, которому он мог приказывать. Порой, он забывался. — Я тебе не учитель, — криво усмехнувшись, проговорил Том, пробегаясь взглядом по потерянным строчкам и завершая свою речь легкой иронией. — Но, если подумать, любой учитель хочет видеть как ученик работает головой. Я сказал все, что тебе стоит знать. Просить обучить его такой же магии Алрик не решился, задумавшись: — Намерение и желание, значит? Оберон, вновь обративший внимание на расстановку фигур, сделал ход, поставив своего ферзя на Д6. Том же, окинув доску беглым взглядом, уже понимая какой шаг был выбран, быстро объявил: — Ферзь на А1. Шах и мат. Король белых фигур скинул корону под ноги и закрыл лицо руками. — Мерлиновы кальсоны, — Оберон запустил руку в густые русые волосы, понимая, что упустил из виду ладью. Ему оставалось только успокаивать себя, что в этот раз он отсрочил проигрыш на шесть шагов. — Ты вообще что-нибудь умеешь, Розье? — послышался недовольный голос Селвина сбоку, отряхивающего мантию от пролитого на него сока. Том наклонил голову, наблюдая за тем, как стоящий перед старостой мальчишка что-то промычал себе под нос, оглядывая толпу на наличие хоть какой-то помощи. Но никто не сдвинулся с места. Все просто смотрели немигающими взглядами за этой ситуацией, не желая попасть под горячую руку. На какое-то мгновение их взгляды встретились. Он вспомнил как этот мальчишка, набравшись смелости, подошел к нему: — Д-давай дружить, — парень протянул ему руку, смущенно опустив голову. Хоть Розье был выше на голову, у него было такое ощущение, что Том намного и намного выше. Мальсибер с Эйвери за спиной Тома захохотали и фыркнули. Изящная бровь Реддла поднялась вверх. Теперь, когда его позиции на факультете немного укрепились, он точно мог ставить свои условия. Розье был ему просто невыгоден, даже если его и можно было в чем-то использовать. Он не хотел конфликтовать с Муном. По крайней мере, пока. — И что ты можешь дать мне? — тихо спросил он, замечая как Розье поджал губы. Рука мальчика опустилась. От него повеяло отчаянием. Том, криво усмехнувшись, прошел мимо, чувствуя как, хихикнув, Эйвери и Мальсибер последовали за ним, толкнув застывшую фигуру плечами. Иронично подняв уголок губ в ответ на немую мольбу, Том вновь обратился к строкам книги, пока его снова не отвлекли. Большой пушистый комок, невероятным образом оказавшийся возле ног, потянул когтями за штанину брюк. Незаметно для остальных, практически тенью, в их гостиную прошмыгнул Магнус, сверкая своими глазищами. В зубах его была сложенная записка. И хоть всем своим видом он выражал недовольство, все-таки отдал клочок бумаги, когда Том потянулся за ним. И даже не укусил, хотя он часто кусался. Немного грубо погладив чужого кота за ушами левой рукой, Том развернул записку.

«22» октября 1938 г.

Айлин нахмурилась, услышав ядовитые голоса нескольких учеников, отвлекаясь от чтения книги по Трансфигурации. Осторожно захлопнув фолиант, выглянула из-за своего укромного места, замечая парочку учеников, зажавших у стенки дрожащего юношу. Мантии у всех учеников были разные: когтевран, гриффиндор, пуффендуй. На лице слизеринца цвели яркими пятнами бурые пятна синяков. Бровь была рассечена и цвела багряным. Однако зеленый взгляд его был очень враждебным. Какой-то когтевранец расхохотался, ухмыльнувшись: — Розье, хватит строить из себя не весть что. Ты должен был давно уяснить, что ты — никто, когда твоя мать, нарушив обет быть вином твоего папаши, сбежала с грязнокровкой. Никто из твоих слизняков не придет тебе на помощь, потому что ты большое пятно на репутации своего любимого факультета. — Как тебе быть униженным грязнокровками, которых ты так не любишь? Причем не магически и так по-маггловски? Больно, неприятно? Айлин поджала губы и еще больше нахмурилась, пытаясь судорожно сообразить, что же делать. Что сможет сделать она, первокурсница, против них? Поговорить? Но разговор здесь не поможет: она видела их лица, обезображенные лютой, безграничной ненавистью. Вздрогнула, когда в голову пришла идея. Где-то совсем рядом она видела Кровавого барона, с которым недавно познакомил ее Том, и сэра Николаса де Мимси-Порпингтона. Конечно, Гриффиндорское приведение не особо жаловало Слизеринцев, но все же порой не было против помочь им. Все-таки сэр Николас не терпел несправедливости. Наложив на туфли заклинание бесшумных ног, она отправилась в другую сторону. Приведения, болтающие о каком-то клубе Безголовых, достаточно быстро нашлись возле кабинета ЗоТИ. — Здравствуйте, Кровавый барон. Сэр Николас, — она вежливо кивнула приведениям, замечая, как Николас растянул губы в добродушной улыбке, и хотел было уже поздороваться с ней в ответ, пока Кровавый барон молчаливо уставился на нее. — Простите, что отвлекаю вас от важного разговора, но одному ученику с факультета Слизерина нужна помощь и очень срочная. Николас нахмурился: — Я могу позвать Аполлиона. Кровавый Барон, все это время молчащий и держащий эфес шпаги, покачал головой: — Нет. Я решу сам. Не хочу, чтобы все вышло за рамки. Показывайте дорогу, маленькая мисс, — Николас почти бы смертельно обиделся на Барона, если бы не Айлин, подумавшая, что лестью чуть снизит градус напряжения: — Спасибо сэр Николас за ваше предложение, я бы до этого не догадалась сама, но все же будет лучше, если слизеренец поможет слизеринцу. — Ну, тогда... пусть будет так, маленькая мисс Винтер. — Николас, добродушно улыбнувшись, кивнул ей и Барону и полетел в другую сторону. Кровавый барон последовал за ней. Достигнув пункта назначения, Винтер спряталась в своем укромном месте; Барон, проплыв дальше, грозно звеня шпагой, заговорил. Она слышала тихий, почти шелковый голос приведения, звенящий раздражением, очень отчетливо, как и учеников: — Ну и что ты нам сделаешь? Ты всего лишь приведение. Что? Скажешь преподавателям? Да, пожалуйста, я вытерплю хоть кучу наказаний, но он это заслужил. — Не скажу. Но могу попросить Эдмунда Грабба о вежливой услуге преследовать вас днями и ночами. Он как раз задолжал мне… Может мне попросить его прямо сейчас?.. Похоже, ребята знали чем грозит такая угроза, потому что улыбки медленно сползли с их лиц. Напугано дернувшись и скривившись, они бросились прочь. Один гриффиндорец, запнувшись об палочку слизеринца, лежащую на полу, чуть не шлепнулся — так он торопился сбежать поскорее. Вот вам и храбрый лев. Айлин, поняв, что все ушли, вышла из своего укрытия и подняла палочку мальчика. Она отозвалась на ее прикосновение холодными искрами, словно предупреждая не делать глупостей. Успокаивающе погладив рукоятку, девочка почувствовала как палочка, сомневаясь, все же затихла. Мальчишка, скатившийся по стеночке и вытянувший ноги, заметив ее, агрессивно ощетинился: — Что, тоже решила посмеяться надо мной? — смерив ее злобным взглядом, несмотря на внешнюю усталость. Айлин ожидала такой реакции, но только молча протянула ему руку, на которую он посмотрел так, словно это не рука, а щупальце кальмара или ядовитой фасоли. — Не трогай меня, пуффендуйская грязнокровка, — ядовито выдохнул он, оттолкнув ее руку и пытаясь довести до слез. Айлин приподняла бровь, но вновь протянула руку помощи. Она никогда не обижалась на правду. Возможно, она и правда магглорожденная. Кто ж знает. Раньше ее это цепляло: слова друзей Тома в кавычках, раздражали, но... это сделало ее сильнее. Теперь она не реагировала на это слово. — Ты что, не поняла как я тебя назвал или не услышала? — Я прекрасно тебя услышала. Не глухая, — она вздохнула, чуть улыбнувшись, — но не вижу смысла обижаться. Если обижаться на каждого третьего, никаких нервов не хватит. Но если хочешь, могу сглазить. Приличия ради. Мальчик, насупившись и как-то странно глянув на нее, все же принял ее помощь, осторожно поднявшись. В глазах на какое-то время потемнело, и он пошатнулся, но девочка удержала его на ногах, несмотря на внешнюю хрупкость. — Барон, благодарю вас за помощь, — она улыбнулась приведению, которое поклонившись и помахав шляпой, поплыло дальше по коридору, пропав в стене. Моргнув такому чуду (она до сих пор не могла привыкнуть к тому, как легко призраки проходили сквозь стены), Винтер обратилась к мальчику: — Здорово тебя разукрасили, — мрачно пробормотав и отдавая мальчику его палочку, в которую тот крепко вцепился и больше явно не желал выпускать из рук. – Отвести тебя в больничное крыло? Мальчишка активно помотал головой. В зеленых глазах застыл страх. Усадив мальчишку на невысокий подоконник, на котором она сидела ранее и преспокойно читала книжку, в укромном уголке, девочка задумалась, что делать теперь. Предлагать позвать кого-нибудь с его факультета у нее не было в мыслях. Если он так отреагировал на предложение отвести его в больничное крыло… То как к нему относятся ребята из его же дома? Наверняка точно не потчуют сладостями. Она могла бы сама немного подлечить его парочкой заклинаний, которые дала им профессор Вилкост, но лезть в чужое пространство, не зная даже имени?.. Тем более, трясущимися руками, мальчишка вроде как сам пытался колдовать, водя перед собой палочкой. Но, горько хмыкнув, он отбросил эти мысли. Ему не хватало твердой руки: колдовать в таком состоянии он никогда не мог. Наверное, поэтому другие слизеринцы и смеялись над ним за глазами, несмотря на то, что ему покровительствовал Мун. Или, скорее всего, сам Мун и разносил про него нелепые слухи. Слухи... Мерзкие и ужасные. Чтобы остановить их, он думал завести связи с Томом, к мнению которого прислушивались, но... не вышло. Комок неприятной горечи наполнил рот. Еще перед девчонкой разрыдаться: только этого ему для полного счастья не хватало. Да еще перед той, чей статус крови вызывает сомнение. Девочка, заметив чужие метания, нахмурилась. Пытаясь увести его к другим мыслям, заговорила: — Как тебя зовут? Я Айлин Винтер. Мальчишка, смотрящий на нее все это время увлажнившимися глазами, кивнул: — Знаю… Ты общаешься с Реддлом. Я… — он вздохнул. Никто еще не спрашивал его имени. Все смотрели только на его фамилию. Розье, Розье, Розье. Даже голова болела. — Я Кристиан… — Раз мы с тобой познакомились, Кристиан, могу теперь я немного помочь тебе? — мальчик вскинул бровь, а после вновь вздохнул, пытаясь смотреть куда угодно, только не на Айлин, чувствуя, что щеки заливаются краской от теплой, радушной улыбки. — Странная ты. Девочка хмыкнула, соглашаясь с его словами. Осторожно стала водить палочкой над его ранами, бормоча слова заклинаний, которые осыпаясь на его лицо, вытягивали синяки и затягивали раны. Убрали кровь. Затылок сразу же запекло — похоже, он сильно стукнулся о стену, сам того не заметив. Выражение лица девочки было крайне сосредоточенным. Поджав губы от очередного неприятного ощущения, он вцепился во что-то, что лежало на подоконнике, чувствуя как позолота осталась под ногтями. — Вот теперь все, — задумчиво проговорила Винтер, замечая, с каким интересом и любовью Розье поднял ее старый потрепанный учебник. — Тебе нравится трансфигурация? Зардевшись, юноша кивнул. В попытке показать, что он умеет, отколол от мантии семейную брошь и коснулся ее палочкой. Брошь сразу же начала видоизменяться пока не превратилась в другую более узорную и не покрылась золотом. Айлин же, смотря на изменения броши, чувствовала, как медленно в ней закипает возмущение. Насколько можно было затюкать человека, чтобы он стал.. таким? Не сильным волком-одиночкой, а зашуганным и потерянным, точно побитая собака. — Почему ты терпишь? — все-таки не выдержала она, встретившись с зеленым, почти изумрудным взглядом напротив. — Прости, что поднимаю эту тему, и что подслушала. Но ты не виноват в том, что сделали твои родители. Розье иронично улыбнулся: — Потому что я слабый? — наблюдая за тем, как Айлин хмурится. Эта девчонка нравилась Розье все больше и больше, даже несмотря на то, что он совершенно не знал ее статуса крови. Она была ужасно честной, открытой. А еще не жалела. Она не смотрела тем жалостливым взглядом, как Гринграсс. Поддерживать змеи не умели. Точнее, просто не хотели. Все играли в сильных мира сего, повторяя за отцами и матерями. Только один на факультете теперь отличался. Реддл. Мальчишка Реддл со змеей на плечах, от взгляда которого стыла кровь в жилах. Он в отличие от остальных был таким изначально. Что-то делало его… более взрослым. Более сильным. И порой, он думал, что ему хотелось бы быть таким же: смотреть на всех с высоты своего ума, но при этом обладая крайне очаровательной улыбкой. Что не говори, а очаровывать людей Том умел. Розье хмыкнул под нос. Теперь в голове у него сложилась картина, почему эти двое общались. Они словно уравновешивали друг друга, были такими похожими, но одновременно разными. Подняв подбородок, он, осмелев, встретился с девчонкой взглядом. Голубые глаза почти пылали. Рука девочки прошлась над брошью, и та вновь стала серебряной. Обычной. Такой же, какой и была. Розье сглотнул, смотря в лицо девочки, которое словно бы стало чуть более жёстким. — Раз ты так считаешь, то тогда почему бы не начать учиться у более сильного человека? Того, кто вызывает восхищение и желание «стать таким же»? Реальность такова, что если ты не будешь сильным, тебя съедят. Даже костей не оставят. Особенно на Слизерине. Прости, что говорю так про твой Дом, но это правда. Розье задумчиво уставился в стену, переосмысливая слова Тома, которые вновь зазвучали у него в голове: "И что ты можешь дать мне?". Айлин, вспомнив, что у нее вот-вот начнётся факультатив по трансфигурации, мягко забрала книгу из рук мальчика: — Пожалуй, я пойду. Мне нужно еще на факультатив по трансфигурации. Удачи, Кристиан. А. И еще. Подумай над моими словами, — и, улыбнувшись, кинулась вглубь коридора — ей нужно было успеть спуститься во Двор Видоизменения. Кристиан прикусил губу, не сразу заметив у себя в руке блестящий фантик, на котором блестели буквы: «Согревашка». Незаметно для него... странная девочка Айлин Винтер — подружка Тома Реддла — дала ему конфету. Развернув позолоченную обертку, он откусил от шоколадного шарика, чувствуя, как холодное тело согревается, а в душе распускаются цветы. Съел его полностью, ощущая на глазах слезы. Никогда еще за все время обучения он не чувствовал себя более счастливым, чем сейчас. Сжав в руке пустой фантик, он поднял голову. "И что ты можешь дать мне? — холод коснулся его, но он распрямил плечи. — Если не сейчас, то никогда".