***
Когда стемнело, Танхелл решил еще раз переговорить с дарийцем, раненным в плечо. Тот страдал от жажды, облизывал пересохшие губы, но все еще оставался в сознании. Танхелл принес ему воды в одолженной у жены охотника плошке. Раненый удивительно быстро осушил плошку, придерживая ее здоровой рукой. — Кассен рассказал мне все, что знал. — сообщил ему Танхелл. — Если ты добавишь к этому что-то новое и интересное, о тебе тоже позаботятся. — Я лучше сдохну! — выдохнул Далк. — Как хочешь! — легко согласился Танхелл, не настроенный на долгие дискуссии. — Тебе дать еще воды? Раненый надолго замолчал, размышляя. Потом мрачно поинтересовался: — Почему? — Потому, что воды здесь целая река! — объяснил свою щедрость Танхелл. — Я тебе все равно ничего не скажу! — Поэтому ты ничего, кроме воды, не получишь. Далк вздохнул: — Эх, видела бы меня теперь моя Дорейн! Еще недавно мы с ней думали, решали, что снова засадим то дальнее поле, что сейчас заброшено… Танхелл понимал, что разговор раненый ведет, в сущности, не с ним, а с самим собой, но остался сидеть рядом, вглядываясь в темную Миаль, за которой даже с ночным зрением только угадывались горбатые тени холмов. Ему сейчас не хотелось возвращаться к остальным. Будучи перфекционистом, склонным брать на себя ответственность за все происходящее, он винил себя в утрате бдительности, потере лошадей и напрасной смерти подчиненного. Танхеллу казалось, что его люди тоже осуждают его. К этому горькому ощущению примешивалась тревога и невозможность действовать. Если бы только знать, что сейчас происходит в Дале… Или в Лесном Замке. Поверхность реки таинственно фосфоресцировала, серебристые лунные отблески пробегали по черной воде. Рядом говорил о чем-то своем Далк. Его голос то спадал до неразборчивого бормотания, то креп, и тогда до Танхелла доносились обрывки фраз: — …А теперь она останется одна-одинешенька. И дальнее поле, видно, так и останется… И еще корову... Лежу здесь, подыхаю, как раненый зверь. Даже и поговорить перед смертью не с кем, кроме, как с проклятым итарком. Танхелл перевел взгляд на небо, на котором яркие весенние звезды складывались в загадочные сочетания. Дарийские жрецы говорили, что звезды предвещают большие перемены. Они вообще много чего говорили. Интересно, что даже самые яркие звезды не отражались в реке. Миаль жила своей жизнью, изменчивой, текучей. Ей и так хватало перемен. — Эй, итарк, не молчи, скажи уже что-нибудь! — потребовал Далк. — Судя по тому, сколько ты говоришь, ты не умрешь. — подумав, сообщил ему Танхелл. — И куда меня тогда? Казнят, небось? — Или сошлют в рудники! — Да это же одно и то же! — возмутился Далк. Танхелл опять не стал спорить и некоторое время оба молчали. Небо постепенно темнело, заволокло облаками. Над рекой поднялся ветер и зашуршал прибрежной травой. — Эй, итарк… — начал Далк, который, похоже, долго молчать просто не умел. — Раньше я как-то даже и не задумывался о том, что вы тоже рождаетесь, как обычные люди, бываете маленькими, растете… — Глубокая мысль! — не удержался Танхелл. — Я тебе сейчас кое-что расскажу. Но не радуйся заранее, не про то, что ты хочешь знать. А наоборот, про то, о чем ты, пожалуй, знать не хочешь. Танхелл не нашелся с ответом, но Далк воспринял его молчание как согласие, улегся поудобнее, и опять заговорил. — Я про сегодняшнее утро. Вот, значит, Хромой Лис с отрядом шел к Лесному замку с юга. Ну а мы, сколько могли, двигались с ними, потому что так оно безопаснее, в компании, да и веселее. Как раз миновали какую-то деревеньку. Обходили ее по дуге, чтобы никого не потревожить, да не переполошить раньше времени. А потом опять вышли на дорогу, вдруг смотрим — едет нам навстречу всадник. Издали видно, что один из ваших, мы его по лошади сразу узнали, они у вас уж больно заметные. Он тоже завидел нас, понял, что ему не поздоровится, и, конечно, помчался прочь. Но Лис не промах, он как рявкнет: «Стреляйте по лошади, а то уйдет!» Жалко, конечно, но уж больно они резвые, эти ваши лошадки. Пошла пальба, и вскоре кому-то повезло попасть. Когда лошадь под ним пала, всадник попробовал было укрыться в поле. Да только напрасно, ведь каждому известно — рыба в воде, тарни в лесу, а дарийцы в поле, как у себя дома. Желтоцвет стоял в полный рост, но парни Хромого Лиса окружили то место, медленно начали сходиться. И что ты думаешь, сколько всадник ни метался, ни таился, а в конце концов его все-равно сцапали. Мы ведь потому и задержались... Нам велено было взорвать этот проклятый мост и следовало поторопиться. Но всем хотелось узнать, что будет дальше, поймают этого парня или нет. — раненый опять заговорил неразборчивее и тише: — Может, не останься мы так долго с Хромым Лисом, все вышло бы по-другому… успели бы добраться сюда вовремя... Танхелл, который с некоторых пор крайне внимательно вслушивался в каждое сказанное им слово, уже готов был пообещать все, что угодно, чтобы Далк продолжал говорить, но его собеседник собрался с силами и без понуканий вернулся к своему рассказу. — Когда всадника наконец поймали, я еле пробился, потому, что все собрались вокруг, поглазеть и оказалось, что он совсем еще сопливый мальчишка, хоть и итарк! Куда он ехал и зачем, это я не знаю, но если он попался в руки Лису, тот уж, наверное, все у него вызнает. Танхелл не знал, о ком конкретно шла речь, но, конечно, догадывался, что речь шла об одном из мальчиков, посланных с утра предупредить гарнизоны окрестных замков. — А теперь я почему-то все лежу и думаю, что с мальчишкой этим стало. И что-то мне мысли эти совсем не нравятся, — мрачно продолжил Далк. — Я ведь Хромого Лиса знаю, он шутить не любит и вашего брата прямо-таки ненавидит.***
— Время данной нам отсрочки вот-вот истечет, — констатировал Рейкелл, поднявшийся уже в который раз за это утро на стену вместе с оставшимися в цитадели офицерами. Ночные костры давно потухли, а людей внизу на площади заметно прибавилось. Но толпа пока ворочалась сонно, выжидала. В воздухе висело ощутимое напряжение. Казалось, не хватало самой малости, чтобы привести толпу в движение, вовремя брошеного клича или одинокого выстрела, и собравшиеся внизу только и ждут такого сигнала. — Любопытно, что у них на уме! — сказал стоящий рядом с ним офицер, не отводя глаз от площади. — Никаких единых «их» там нет. Судя по сообщениям агентов, настроения в городе самые разные. Те, кто живет одним днем, все еще радуются и веселятся, танцуют, поют песенки, другие спорят друг с другом и никак не могут договориться. Те, что поумнее, внезапно осознали, что рано или поздно в Даль придет армия и тогда с них за все спросится. Пришлые баламуты может и исчезнут туда, откуда появились, а вот местным деваться будет некуда. Поэтому может статься, что они скоро захотят следующего раунда переговоров. — А мы согласимся? — На переговоры — почему бы и нет? В наших интересах потянуть время. Только они не получат от нас больше ничего, никаких гарантий, никаких уступок. — А что если нам все-таки предпринять вылазку? Прямо сейчас, когда отпущенный нам срок еще не истек и они совершенно не ожидают от нас ничего подобного? — спросил один из офицеров помоложе, с надеждой глядя на Рейкелла. Он принадлежал к тем, кому вынужденное бездействие давалось особенно нелегко. — Я уже думал об этом. — ответил комендант. — В конце концов, это они обещали не нападать на нас до конца срока, а вот мы им ничего подобного не обещали. К тому же мне и самому не терпится смести весь этот мусор с площади. Но я все еще считаю вылазку в данных обстоятельствах, когда у нас каждый солдат на счету, ненужным и неоправданным риском.