Golden hour

      Едва ли не первый раз за все время своего обучения Ариэлла действительно рада возвращению в Хогвартс. Нет, не то чтобы ее тяготила учеба или предстоящие экзамены, но… Постоянные перепалки с Сириусом и остальными Мародёрами вытягивали у неё слишком много сил. Но теперь все определённо должно быть иначе. Нельзя сказать, что она была в этом уверена, но… после каникул это казалось очевидным — само собой разумеющимся. (Чем черт не шутит, быть может, у неё получится построить хоть сколько-нибудь тёплые дружеские отношения с женихом?..)       Совсем не удивительно, что в первый день после возвращения на учебу она чувствует какое-то странное, не поддающееся полному контролю волнение. В какой-то момент ей даже хочется прикрикнуть на себя — ну право же, она взрослая леди, а трясётся, как малышка-первокурсница. И улыбается, как влюблённая дурочка… нет, плохое сравнение. Просто как дурочка — да, это уже больше похоже на правду. Но так оно и бывает от предчувствия, что должно произойти что-то важное. В случае Ариэллы — встреча с Мародёрами, которая определит, превратится ли Хогвартс в поле очередной битвы между женихом и невестой, или же Лестрейндж за эти зимние каникулы действительно удалось обрести друзей. Как уж тут не нервничать?.. Но как назло, она не встречает их ни в поезде (неужто Блэк изменил своей традиции вламываться в ее купе?..), ни на парах. И от вопросов Лили и Северуса Ариэлла лишь отмахивается, хоть и улыбается, чтобы не вызвать ещё большего беспокойства.       Целый день. Целый день она изводила себя мыслями об этом. Понимала, что это глупо, но… ничего не могла с собой поделать. Но обычно оно так и происходит: когда ждёшь чего-то очень сильно, прокручиваешь варианты развития событий, надеешься и боишься, внутри все сжимается, и кажется, что ещё немного, и все, сердце просто не выдержит… но стоит этому событию произойти, и ты понимаешь, что все не так страшно. Ожидание обычно пугает куда больше. А страх убивает.       — Ариэлла!       Словно во сне, она оборачивается и неожиданно утыкается носом в грудь своего жениха.       — Мы искали тебя целый день!       — Уже подумали было, что ты снова начала нас избегать.       — Даже не надейся так просто от нас отвязаться!       Ах, так он не один, хотя это и неудивительно. Но почему-то, едва Ариэлла поднимает голову и встречается взглядом с Сириусом, все происходящее вокруг внезапно меркнет, как будто перестаёт иметь значение. Голоса Римуса, Джеймса и Питера звучат словно через толщу воды. Громко, но Ариэлла их почти не слышит.       Странное, невыносимо странное ощущение.       Но вот Ариэлла мысленно приказывает себе собраться, и оно пропадает, как будто его и не было. Она разрывает этот затянувшийся зрительный контакт с Сириусом. (И очень старается не выдать вдруг охватившего ее волнения, когда жених заключает ее в дружеские объятия).       — Привет, — несколько смущённая таким бурным приветствием, произносит она и смотрит на каждого из Мародёров по очереди.       Мерлин, и вот этих людей она считала своими неприятелями? Да что уж там, она их практически ненавидела. Сейчас ей крайне сложно в это поверить.       Римус обнимает ее тепло и крепко, Питер — несколько неуверенно, а Джеймс и вовсе подхватывает ее за талию и кружит в воздухе. Ариэлла не удерживается от радостного смеха. Что действительно теряет значение — так это реакция окружающих.       В этот момент она чувствует себя почти счастливой… а в следующий все разрушается. Столь же неотвратимо, как от одного неосторожного прикосновения распадается карточный домик, так от одной доброжелательной, вроде бы, фразы Джеймса Поттера рушится… на мгновение Ариэлле даже показалось, что рушится ее жизнь.       — Как поживает наша будущая леди Блэк? — выпаливает гриффиндорец, и все вокруг замолкают.       Вражда Ариэллы и Сириуса была столь яркой и примечательной, что о ней волей-неволей знал едва ли не каждый ученик Хогвартса. Их дружеское приветствие в коридоре произвело эффект разорвавшейся бомбы. Но в тишине, которая повисает после этой фразы Джеймса, Ариэлле кажется, что она слышит бешеное биение собственного сердца. Она смотрит на Сириуса и видит, что он сжал зубы, словно бы в один момент возненавидел лучшего друга за сложившуюся ситуацию. Конечно, подумала вдруг Ариэлла, нелегко ему будет расставаться со статусом парня, которого мечтает заполучить большая часть учениц Хогвартса.       — Ари, — она чувствует, как Блэк касается ее руки, и это словно пробуждает ее.       Урок, который она усвоила уже очень и очень давно: если ты контролируешь себя и свои эмоции, значит, ты контролируешь ситуацию. Но знал бы кто, каких усилий стоит Ариэлле взять себя в руки сейчас.       — Здесь нет ничего, что стоило бы вашего внимания.       В ее голосе ледяная вежливость, и приказ расходиться — он хоть и не озвучен напрямую, но так очевиден. Студенты разных возрастов и факультетов смотрят на неё по-разному: кто с сочувствием, кто со злорадством, но большая часть — с любопытством, которое так раздражает ее сейчас. И все же они вынуждены подчиниться. Слава Мерлину, она староста, которая при желании может обеспечить весьма неприятные последствия тем, кто игнорирует ее слова.       — Ари, ты как?       Она слышит вопрос Люпина и оборачивается. И когда она отвечает, ее голос звучит так же прохладно.       — Я в порядке, Римус, благодарю. Джеймс, Питер, — она кивает каждому из Мародёров, словно бы ничего не произошло, и замирает лишь на мгновение, когда встречается взглядом со своим женихом. Но Ариэлла бы не была собой, если бы позволила эмоциям взять верх. — Сириус.       Сейчас ей хочется быть как можно дальше от них — в особенности от Блэка. Обдумать сложившуюся ситуацию, разобраться в своих чувствах и понять, как она сама к этому относится. Ее глупая надежда на то, что грядущее обручение с Сириусом останется их с Мародёрами и ее лучшими друзьями маленькой тайной, умерла. То, что Ариэлла так усиленно желала скрыть от всех остальных — и таки добилась в этом успеха в первом семестре, — все же стало достоянием общественности.       — Я бы хотела немного побыть одна, — говорит она уже мягче и обводит взглядом всю компанию. — Увидимся позже, хорошо?       — Ари, мне жаль, — Джеймс смотрит на неё виновато, и его раскаяние совсем не выглядит неискренним или наигранным.       — Не нужно, — Ариэлла качает головой. — Все в порядке.       Все не в порядке. Но им об этом знать вовсе не обязательно.       С этими мыслями она покидает компанию Мародёров.       Ариэлла пропустила ужин, хоть и чувствовала себя голодной. Не пошла на ежедневное собрание старост, справедливо полагая, что ее напарник вполне может справиться сам. Проигнорировала приглашение Селии и Мэриголд вместе готовиться к завтрашним занятиям, потому что знала, что обсуждать будут вовсе не трансфигурацию, а ее «счастливую» помолвку. Все это действовало Лестрейндж на нервы. Последнее, что ей нужно было сейчас, — сорваться на ком-то только из-за того, что кое-кто не сумел удержать язык за зубами. И она нашла убежище здесь, в маленькой, скудно обставленной комнате на самой верхушке Астрономической башни.       Ариэлла пристально вглядывается в ночное небо. Оно всегда завораживало ее, но сегодня оно кажется ей особенно тёмным. Это притягивает, как притягивало ее то, что казалось ей таинственным, полным секретов, которые едва ли когда-нибудь будут раскрыты. Это успокаивает, как успокаивало ее созерцание того, что кажется ей вечным, незыблемым даже после того, как она перестанет существовать. Обычно в такие моменты ее фантазия просыпалась, но сейчас… сейчас Ариэлле не хочется думать совершенно ни о чем. По крайней мере, первое время. А после совершенно неожиданно, буквально как снег на голову ей приходят ответы на вопросы, которые казались почти нерешаемыми. И все вдруг кажется таким понятным, таким простым и очевидным, что это заставляет ее выдохнуть от облегчения. Ну право же, зачем все усложнять? Если изначально, руководствуясь чувствами обиды и неопределенности, она едва не приняла решение держать компанию жениха и его самого на расстоянии, то сейчас склоняется к прямо противоположному. Нет-нет, больше никаких школьных войн — только не тогда, когда отношения между ними с Сириусом стали налаживаться. Да и потом, ничего такого Джеймс не сказал, кроме того, он явно не имел цели ее задеть или спровоцировать волну слухов. Злость, раздражение, тянущее ощущение того, что все должно было быть иначе, — они исчезают, и на смену этим неприятным чувствам приходит уверенность, что все будет в порядке.       Полная решимости найти Мародёров, Ариэлла покидает комнату на вершине башни, но… останавливается, когда на лестнице слышит голоса. Они звучат приглушенно, но, ведомая любопытством, Лестрейндж приближается. И это становится ее ошибкой.       — Невеста — это ещё не жена! — восклицает женский голос. — Ты можешь делать все что хочешь!       «И спать с кем захочешь», — мысленно продолжает Ариэлла.       Пусть она не знает обладательницу этого голоса, но в чем-то готова с ней согласиться. Самое время начать жалеть о том, что не реализовала это право до того, как Джеймс столь опрометчиво объявил об их с Сириусом новом статусе. Ну, Поттер!..       Лестрейндж невесело усмехается и качает головой, отгоняя подобные мысли. В любой другой ситуации она бы ни за что не стала беспокоить беседующую парочку, но чем скорее она найдёт жениха и его компанию, тем лучше. Искренне надеясь, что ей вслед не полетит какое-нибудь малоприятное заклинание, Ариэлла выскальзывает из-за поворота… и замирает. Заготовленные слова застревают у неё в горле. Необходимость искать Сириуса отпадает сама собой. Он уже здесь, и судя по тому, что к его губам прижалась какая-то девица с Гриффиндора — Ариэлла успевает разглядеть бордово-золотой галстук, — его так называемая «невеста» — это последнее, о чем ему сейчас хочется думать.       Выдох.       Ариэлла сглатывает внезапно образовавшийся в горле комок и возвращает себе самообладание.       Вдох.       — Не хотелось бы вас отвлекать, но мне нужно пройти.       И она едва удерживает себя от того, чтобы зажмуриться и сорваться на бег сию же секунду. Увы. Должность старосты требовала сохранять хладнокровие в любой, даже такой ситуации, а чувство собственного достоинства заставляло хотя бы внешне выглядеть невозмутимой. Не только сейчас. Вообще всегда.       Не удостаивая жениха и взглядом, она продолжает спускаться, но останавливается. Пальцы Сириуса обвиваются вокруг ее запястья, и она не успевает одернуть руку.       — Ари, это не то…       — Не то, что я подумала? — Ариэлла прикрывает глаза, жалея, что не ушла с Башни хотя бы на пару десятков минут пораньше. Тогда этого в высшей степени странного и неловкого разговора можно было бы избежать. — Я ничего не думала. Твоя, полагаю, девушка выразилась абсолютно верно: ты действительно можешь делать все, что захочешь.       Она поворачивает голову и заставляет себя улыбнуться смущенной гриффиндорке. Ариэлла чувствует тепло на своих щеках — ещё, наверное, ни разу она не оказывалась в столь дурацком положении. Как, все же, хорошо, что лестница освещена недостаточно, и ни Сириус, ни его подруга не увидят предательского румянца. Мерлин, знали бы они оба, каких усилий Лестрейндж стоит сейчас не сорваться и не начать тараторить. Впрочем, нет. Совсем не обязательно им этого знать.       — Извините, я правда не хотела мешать.       Несмотря на свой статус, Ариэлла не чувствовала себя в праве закатывать истерики и устраивать сцены. Это ниже ее достоинства, да и потом… и статуса-то как такового нет. Вплоть до самого грядущего лета они остаются условно свободными. А играть на публику, строить из себя оскорбленную невинность… О, нет, она не станет опускаться до подобных насквозь лживых глупостей.       Она все же ловит взгляд Сириуса. Мимолетно, не решаясь задержаться, но все же даже одного этого взгляда достаточно.       «Ариэлла, пожалуйста».       Эта мысль вспыхивает в ее сознании, словно бы Лестрейндж владела легилименцией. Но именно это она увидела во взгляде Сириуса. Просьбу о понимании. Почти мольбу.       Увы. Она бы действительно хотела дать жениху то, о чем он просит. Но внутри Ариэлла чувствует лишь лёд.       Она освобождает свою руку, и Сириус не сопротивляется.       — Честное слово, Блэк, переспи ты хоть со всем Хогвартсом, мне все равно. Только потрудись сделать так, чтобы это не становилось поводом для слухов. Раз уж о том, что ты мой жених, стараниями твоего лучшего друга знает вся школа. Сплетни унизительны для меня. Этого я тебе не позволю.       Голос Ариэллы звучит так спокойно, словно бы ей действительно было абсолютно безразлично. На деле же после этих слов она ощущает что-то сродни обиды. Нет, она не стала бы тешить себя наивными надеждами на то, что ради неё Сириус откажется от своей личной жизни. Однако все же смела полагать, что хотя бы в целях сохранения репутации невесты Блэк не станет в открытую демонстрировать свою привязанность — или ее подобие — к другой девушке.       Вот только если бы Ариэлла присмотрелась к паре повнимательнее, она бы заметила в глазах гриффиндорки слёзы, а на лице Сириуса — ошеломление. Но она не присматривается, спеша покинуть неприятное ей общество.       Она пыталась. Она действительно пыталась принять хоть какое-то решение относительно общения с Сириусом, но все равно осталась с неприятным, беспокоящим ее ощущением неопределённости. Очевидно, ей потребуется куда больше одного вечера, чтобы понять, что она чувствует к жениху. Пытаясь разобраться в собственных эмоциях и отношениях с окружающими ее людьми, Лестрейндж устаёт настолько, что одна даже мысль о ком-либо начинает казаться преступлением.       «К черту. К черту все это», — в конце концов, думает Ариэлла.       Пусть все просто идёт так, как идёт. А тратить на это свои нервные клетки она не собирается.       Однако следующее утро не приносит никакого успокоения. Более того, Ариэлле начинает казаться, что сегодня вообще все против неё. Она пропустила завтрак из-за первокурсников, затеявших драку в коридоре, и ей пришлось сопровождать их в больничное крыло. По той же причине она опоздала на пару. Но самый неприятный сюрприз ждал ее в аудитории — когда она вошла и вместо Лили увидела за своей партой Сириуса. Самой гриффиндорке пришлось занять место рядом с Джеймсом Поттером, и уже тогда Ариэлле стало понятно, что никакого удовольствия от занятия не получит ни Лили, ни она сама. Но урок уже начался, и возмущение осталось невысказанным. Но ладно бы Блэк просто сидел молча. Ах, если бы…       — Ари! — ноль реакции. — Ари-Ари! — снова ничего. — Ари-Ари-Ари!       «Мерлин, ещё немного, и я снова начну тебя ненавидеть», — она мысленно закатывает глаза, но внешне продолжает являть образец невозмутимости.       — Ариэлла Катрина Лаэтана Лестрейндж, хватит меня игнорировать! — не выдерживает Сириус, за что удостаивается раздражённого шипения слизеринцев с соседней парты и усталого мимолетного взгляда самой Ариэллы. — Нам нужно поговорить насчёт вчерашнего.       «Сириус Орион Блэк, ОТ-ВА-ЛИ».       Лестрейндж отвлекается от рисования и едва удерживается от какого-нибудь язвительного комментария. Уж лучше она не будет обращать на него внимания вовсе, чем своими ответами поощрит на продолжение разговора. И потом, не было никакого «вчерашнего», и говорить им не о чем.       — Ари, я не собирался целоваться с Марлин. Наоборот, сказал, что расстаюсь с ней.       «Боже, Блэк, ты не мог выбрать худшего времени для этого разговора».       — Мне неинтересно, — безразличным тоном отвечает Ариэлла и тут же прикусывает язычок.       Увы, у неё не очень-то получилось отпустить ту ситуацию. Но, к своему удивлению, Лестрейндж осознаёт, что появившаяся вчера обида начинает постепенно исчезать после его слов. И, что удивляет ее ещё больше, обида эта, возможно, касалась не только возможного провоцирования слухов, но и…       Слизеринка тут же одёргивает себя.       Глупость какая.       Это же Сириус Блэк, какое ей может быть дело до его личной жизни? Ещё как минимум полгода — никакого, пусть целуется хоть со всей школой. По крайней мере, Лестрейндж упорно себя в этом убеждала.       — Ну, Ари, скажи хоть что-нибудь, — гриффиндорец едва ощутимо касается ее ладони, и от этого Ариэлла чувствует, что ее как будто током ударило.       И, наверное, именно это заставляет ее вскинуть руку.       — Простите, профессор Бинс, — произносит слизеринка, когда привидение обращает на неё внимание, — кажется, мистер Блэк не расслышал последние десять дат второго восстания гоблинов.       — В таком случае я бы попросил мистера Блэка пересесть на первую парту к мисс Валенски и сосредоточить внимание на теме занятия, — бубнит призрак, и у Сириуса не остаётся другого выбора, как собрать свои вещи и занять место рядом с неприятного вида и характера гриффиндоркой.       Ариэлла почти физически ощущает на себе его взгляд, но делает вид, что ей все равно. Она не чувствует ни злорадства, ни хотя бы удовлетворения — абсолютно ничего. Но всю оставшуюся часть занятия девушка уже не может сосредоточиться на лекции. Слова Сириуса упорно не желают выходить у неё из головы. Что ещё хуже — ей начинает казаться, что если бы она не ушла тогда, эта ситуация, разговор с Сириусом, да и их отношения — все в тот вечер сложилось бы по-другому. И она не может перестать об этом думать. Это превращается в навязчивую идею, крутится и крутится в ее голове, пока снова не выматывает Ариэллу до предела. Час за часом. Пара за парой. И на каждой из них был Сириус рядом с ней, что только усугубляло ситуацию. Он не пытался более заговорить с ней или как-то задеть, или помешать, или сделать что-то в «своём» стиле, словом, как будто старался не давать ей более возможности отсадить его от себя. Просто был рядом. Молча подавал ей нужные ингредиенты на зельеварении, делал с ней в паре какие-то расчеты на нумерологии и даже, все так же не произнеся ни единого слова, подхватил ее, когда Ариэлла поскользнулась на обледенелой дорожке, соединяющей замок с теплицами, где проходила травология. Это было похоже на затянувшуюся игру в молчанку, точные правила которой были известны только Блэку, а главным призом было поощрение гордости. Возможно, не самое верное определение, но единственное, которое было у Ариэллы.       Безумный день. Совершенно безумный.       — Ариэлла!       О, нет, только не снова!       Ей хочется сделать вид, что она и вовсе ничего не слышала. Однако же, к ее собственному недоумению, Лестрейндж вдруг понимает, что своими сегодняшними действиями Сириусу таки удалось заслужить ее благосклонность. И едва она свыкается с этой мыслью, как просто развернуться и притвориться, что он не звал ее по имени, становится для неё невозможным. Ариэлла кивает Северусу и Лили, чтобы они не ждали ее, и приближается к жениху.       (И уже не замечает, как на удивлённый взгляд Снейпа Лили только качает головой, и, взяв друга за руку, уводит его в сторону).       — Сириус.       Слишком официально и прохладно, чем она хотела бы, чтобы это прозвучало. Лестрейндж предполагала, что этот разговор состоится, и понимала, что бегать от него было бы глупо и по-детски. Даже придумала слова, которые хотела бы сказать, хоть и не была в них уверена нисколько.       Но, вроде как, вот он — этот момент. И они с Блэком стоят друг напротив друга в одном из многочисленных школьных коридоров. И… оба молчат, не решаясь начать разговор. Ариэлла не могла знать, о чем думает ее жених, но сама чувствовала странную, несвойственную ей обычно неуверенность.       — То, что я сказал тебе тогда на уроке… В общем, это было правдой, — произносит Сириус как раз в тот момент, когда Ариэлла решает прервать это неловкое молчание и просто уйти.       Лестрейндж отводит взгляд от окна, открывающийся из которого восхитительный пейзаж она с преувеличенным вниманием рассматривала все это время. В голове ее роятся десятки мыслей и вариантов вероятного ответа, однако прежде, чем она успела бы себя остановить, с ее губ срывается:       — Я знаю.       Совсем не так она планировала продолжать этот разговор. Среди придуманных ею фраз были куда более изящные и остроумные. Однако `эти слова шли от сердца. И внезапно они кажутся Ариэлле самыми правильными.       — Думаю, если бы я не ушла тогда, все встало бы на свои места куда раньше.       Тот самый вывод, сделанный ей ещё тогда, на паре — она все же его озвучивает. О, и ей не нужно быть эмпатом или легилиментом, чтобы понять чувства Сириуса после ее высказывания. Ещё никогда до этого она не признавала перед ним свои ошибки.       — Я, однако, слишком испугалась возможных слухов. Не самый лестный, все же, статус — невесты, которой в открытую предпочитают общество другой. И хотя я не считаю себя в праве лишать тебя личной жизни до нашего официального обручения, я бы хотела попросить тебя… — Ариэлла обрывает себя на полуслове и замолкает. Поднятая ей же самой тема внезапно вызывает волну смущения. Она опускает глаза. — Ну, ты понял…       «Оставлять ее личной».       Хотя в том, что до него действительно дошел смысл ее последних слов, она нисколько не уверена. Но и закончить фразу она не может — что-то не даёт. Подобная неловкость — снова — не то чтобы в характере Ариэллы, и что именно вызвало такую реакцию, она не знает. Но когда она все же решается вновь посмотреть на Сириуса, серьезность, с коей он взирает на неё, удивляет Лестрейндж. Однако и в половину не так сильно, как то, что он говорит дальше.       — Последнее, чего бы я хотел, — чтобы моя репутация хоть как-то навредила тебе. В общем-то, поэтому я вчера пытался без лишнего шума расстаться с Марлин, но… — он кривит уголок губ, — кто же знал, что в выборе уединенных мест наши с тобой мысли настолько сходятся. Я действительно постараюсь больше не допускать чего-то подобного. Пожалуйста, Ари, поверь мне.       Она лишь кивает, все ещё поражённая тем, с какой убежденностью Сириус произносил эти слова. Будь Ариэлла чуть более наивной, решила бы, что небезразлична ему — не только как будущая невеста, навязанная семьей. Но она не была. И тешить себя бессмысленными иллюзиями не станет. Детская вражда их, кажется, окончательно подошла к концу и вряд ли когда-нибудь вернётся. По крайней мере, Ариэлла на это надеялась.       — У меня есть ещё одна просьба, — голос Сириуса отрывает ее от размышлений. — Можешь ли ты пообещать мне больше не делать поспешных выводов?       Тон ее жениха ничем не выдаёт его беспокойства, но… по глазам Сириуса, по тому, как он сжимает пальцы, Ариэлла понимает, насколько важно ему услышать ее ответ. И все, что может… нет, что должна она сказать ему сейчас — правду.       — Нет, не могу, — произносит Лестрейндж, и Блэк отводит взгляд. Может ли она со стопроцентной уверенностью утверждать, что, случись подобное в будущем, она не станет реагировать так остро? Нет. Однако… — Но я попробую. И вот это, Сириус, я тебе обещаю.       На этот раз его имя как-то особенно мягко слетает с ее губ. Обычные имена так не произносят — только те, которые что-то значат, и…       Ариэлла прерывается. Какая ерунда! Все дело просто в том, что она не привыкла давать обещаний, только и всего. Да, вот и все.       Но вот она смотрит на Сириуса, на его губы, растянувшиеся в улыбке — столь довольной, словно бы мысли Ариэллы не были для него тайной… и чувствует, как щеки трогает едва ощутимое тепло.       — Что это вы такой довольный, мистер Блэк? — скрывая смущение за недовольством, спрашивает Лестрейндж.       — Ничего, — его улыбка становится шире, и Ариэлла, сама того не желая, чувствует, что ей хочется улыбнуться ему в ответ. Сириус расслабленно облокачивается о стену, не отрывая взгляда от невесты. — Просто ты со мной заговорила.       И вот тогда Ариэлла все же не удерживается от улыбки.