Golden hour

      Морозный свежий воздух обжигает нежную кожу Ариэллы, когда она выходит в окутанный предрассветной темнотой сад. Редко когда Лестрейндж просыпалась до восхода солнца, но это утро началось для неё много раньше обычного — она и сама не знала, по какой причине. Но что действительно удивило ее в момент пробуждения — проснулась она в собственной кровати, хотя точно помнила, что засыпала на диване, лишенная всяческих сил добраться до более комфортного спального места. Но задумываться об этом девушке не хотелось совершенно. Наверное, именно поэтому она и отправилась в парк в столь ранний час — чтобы избавиться от ненужных мыслей. Обычно ей это помогало.       — Ариэлла!       Слизеринка оборачивается, услышав голос Римуса. Ещё несколько мгновений назад она была уверена, что все, чего ей хочется сейчас, — побыть в одиночестве. Но почему-то сейчас тот факт, что ее уединение было нарушено, не вызывает никакого раздражения. А потому она не делает попыток избежать общения — наоборот, подходит ближе.       — Не знала, что ты увлекаешься фотографией, — Ариэлла улыбается, заглядывая гриффиндорцу через плечо и замечая камеру, которую он держит в руках.       Римус выглядит несколько смущенным, но даже не пытается спрятать аппарат. Вместо этого он поворачивает голову и смотрит на Лестрейндж долгим, каким-то оценивающим взглядом. И почему-то от этого девушке становится неловко.       — Стой здесь, — мягко произносит Люпин и отходит на несколько шагов от неё.       И снова смотрит на неё оценивающе, отчего Ариэлле вдруг внезапно хочется посмотреться в зеркало — убедиться, что она хорошо выглядит.       — Повернись чуть-чуть в мою сторону и приподними голову, — продолжает инструктировать парень, а когда Ариэлла выполняет, наводит на неё камеру. — И улыбнись.       Один снимок, ещё один, ещё несколько. Разные позы и выражения лица модели и короткие комментарии фотографа. Римус и Ариэлла и сами не замечают, как успевают увлечься этой неожиданной фотосессией. И делают паузу только тогда, когда первые, нежные и ещё совсем не яркие лучи солнца показываются из-за горизонта. Держать глаза открытыми девушке становится труднее.       — Не могу больше, — протягивает Ариэлла, но вопреки собственному высказыванию счастливо смеётся.       А после, поддавшись внезапному порыву, зачерпывает небольшую горсть снега и подбрасывает вверх. И в этот момент Люпин делает кадр.       Если бы Ариэлла могла видеть себя со стороны сейчас, она бы сама удивилась тому, насколько очаровательной она выглядит. Нет, Лестрейндж не питала ненужных разрушающих иллюзий по поводу собственной внешности и никогда не старалась принизить собственные достоинства, дабы добиться дополнительной похвалы от окружающих. Она знала, что она красива, но сейчас дело обстояло совершенно в другом. Та девушка, которую Римусу удалось запечатлеть на колдографии, — она живая и искренняя. Ее глаза светятся неподдельным счастьем, а на ее губах мечтательная улыбка. И первые лучи восходящего солнца подсвечивают ее кожу, бликами играют на волосах… а ещё заставляют падающий снег сверкать, как если бы он был самой настоящей волшебной пыльцой из сказок, так любимых юной Лестрейндж. Ариэлла действительно нечасто позволяла себе побыть такой — не в любом месте и далеко не в любой компании она переставала играть идеальную леди и соответствовать ожидаемой от неё модели поведения. Но находясь в обществе Мародеров, она, к своему удивлению, все чаще стала ловить себя на мысли, что ей и не хочется быть идеальной леди рядом с ними. Не хочется притворяться.       — Это время — последний час перед закатом солнца и первый после рассвета — называют «Золотой час», — тихий голос Римуса отрывает слизеринку от размышлений. — Самые удачные кадры получаются именно в такие моменты.       «Золотой час».       Ариэлла задумывается. Это звучит очень красиво, а ещё девушка совершенно неожиданно для себя видит в этом явлении особый смысл — какой бы темной ни была ночь, вскоре обязательно взойдёт солнце, и когда его первые лучи разгонят темноту, наступит он — золотой час. Так и в жизни: даже если кажется, что все происходящее просто ужасно, это когда-нибудь закончится, и на смену боли и волнениям придут тёплые ощущения спокойствия и счастья. И хотя в этом нет совершенно никакой магии, все же этот момент — восхода солнца после ночи — вдруг кажется Ариэлле волшебным, даже почти сказочным.       Не удержавшись, девушка снова подбрасывает вверх горсть искрящегося рыхлого снега и морщит носик, когда холодные снежинки касаются ее кожи.       Покидая сад под руку с Римусом — ему приходится подхватить слизеринку, когда Лестрейндж едва не поскальзывается на обледенелой дорожке, — болтая с гриффиндорцем на разные темы, мысленно Ариэлла все ещё возвращается к своему маленькому открытию и убеждается в своей правоте. Простая аналогия. Если время, проведённое в компании новоявленной миссис Лестрейндж, у слизеринки ассоциируется с темной беззвездной ночью, то эти дни в поместье Поттеров она сравнивает с самым солнечным и ясным утром. А после перед мысленным взором девушки мелькает воспоминание: мрачный коридор особняка Родольфуса и Беллатрикс, сама Ариэлла, совершенно расстроенная и шокированная… И Сириус, который бережно держит ее за плечи. Сириус вытащил ее из этого ада. Сириус стал для неё тем самым первым лучиком солнца.       День перед балом пролетает совершенно незаметно, равно как и большая часть следующего. Хлопоты подготовки — Ариэлла отказывается признаваться в этом даже себе, но она скучала по подобной предшествующей любому балу суете. Разумеется, этот вечер будет совсем другим, не таким, как те, к которым она привыкла. Сириус успел предупредить ее о характере предстоящего мероприятия. А потому сейчас, стоя перед зеркалом в потрясающем мерцающем серебристом платье, Ариэлла несколько сомневается. Когда миссис Поттер мягко настояла на том, чтобы Лестрейндж сшили новый наряд, девушка и подумать не могла, что в итоге она получит не просто очередное платье, коих в ее гардеробе было множество, а настоящее произведение искусства.       «Не лишайте меня удовольствия, милая, — улыбалась Юфимия во время примерки. — У меня, увы, нет дочери, которую я могла бы наряжать в подобные наряды. Позвольте мне хотя бы на один вечер притвориться, что это не так».       Но все же не слишком ли роскошное одеяние для «вечера только для своих»?..       Нисколько.       Ариэлла понимает это, едва оказывается в зале. Во-первых, несмотря на, казалось бы, камерность этого мероприятия, все приглашённые одеты весьма нарядно — разве что с куда меньшей вычурностью и куда большим изяществом, чем это было принято на балах в высшем обществе. А во-вторых… Едва Ариэлла замечает направленный на неё взгляд Сириуса, совершенно неожиданно для себя она чувствует себя самой красивой леди магической Британии. Или даже всего мира. Нет, сейчас на неё в немом восхищении смотрят все Мародёры, да и не только они, но… Именно взгляд жениха заставляет ее чувствовать себя как-то по-особенному великолепной.       — …Сири, я тебе говорил, что метла понадобится? Говорил?! — смеётся Джеймс, но умолкает, едва Лестрейндж подходит ближе.       — Зачем бы Сириусу понадобилась метла? — слизеринка не может сдержать улыбку.       Настроение слишком хорошее, чтобы скрывать свои эмоции. Да и обстановка не та.       — Как это зачем? — Джеймс подхватывает ее руку и, дурачась, целует костяшки пальцев. — Чтобы отгонять от вас кавалеров этим вечером, прекрасная леди Ариэлла.       «Прекрасная».       С каких пор, хочется уточнить Лестрейндж, Поттер считает ее прекрасной? Скептическое выражение на ее личике настолько явное, что скрывать его становится просто невозможно.       — Вот! Впервые в жизни делаешь девушке комплимент, а она тебе даже не верит! — притворно обиженно восклицает Джеймс, словно бы его в высшей степени задела подобная реакция слизеринки.       И делает он это настолько мило, что даже у Ариэллы невольно вырывается смешок.       — Вот клоун, — Римус шутливо ударяет друга по плечу, а после протягивает руку девушке. — Потанцуешь со мной, Ари?       И она не видит никаких причин ему отказывать.       Ещё ни один бал до этого не доставлял Ариэлле столько удовольствия. Ведь она могла улыбаться искренне, а не вынужденно, общаться с теми людьми, с которыми хотела, и делать, в общем-то, все, чего желала ее душа.       Однако когда часы бьют десять, Лестрейндж понимает, что вскоре это мероприятие закончится — для неё, не для всех остальных. Ещё буквально полчаса, и за ней прибудет поверенный отца. И иногда она невольно ловила себя на мысли, что слегка завидует и Римусу с Питером, чьи родители были в числе приглашённых, и Сириусу, которого, по его собственным словам, прикроет брат, и Джеймсу, которому и вовсе не нужно искать никаких оправданий, чтобы присутствовать здесь до самого конца.       — Не уезжай, — улыбается Римус и в дружеском жесте сжимает ее ладонь.       Ариэлла окидывает взглядом всю компанию Мародёров — ребят, которых она до этих каникул едва могла выносить и которые — кто-то в большей, кто-то в меньшей степени — стали ей странным образом дороги.       — Ты знаешь, я не могу. Меня уже ждут, и…       — Пошли их к черту, — фыркает Джеймс, и на нем тут же скрещиваются четыре очень удивленных взгляда.       — Мы говорим о моих отце и братьях, помнишь? — вкрадчиво спрашивает Лестрейндж, на что Поттер только хулигански ухмыляется.       — Да, о людях, которые отправили тебя к этой грымзе, — внезапно вставляет Питер и несколько теряется, когда слизеринка смотрит на него. — Прости, если я не прав, Ари, но это по меньшей мере странно.       В этот момент Ариэлла чувствует просто непреодолимое желание закусить губу и нахмуриться — она всегда делала так в детстве, когда задумывалась. Не признавать правоту Петтигрю Лестрейндж не могла — так или иначе, но факт остаётся фактом. Но и винить своих родных в чём-либо она тоже не станет.       — Полагаю, у них были причины, — она опускает глаза, скрывая ото всех свою растерянность.       Не то время, не то место и, что уж там, не та компания, чтобы доверять свои чувства.       Но вот звучат первые аккорды вальса, и Мародёры оживляются, словно забывая о состоявшемся разговоре. Одна только Ариэлла не может понять, что происходит. И ей решительно не нравится это состояние.       Однако мгновение спустя, когда Сириус поднимается со своего кресла и подходит к ней, она понимает, что вызвало такую реакцию.       — Могу я пригласить тебя на танец? — тихо спрашивает гриффиндорец, словно бы он не хотел, чтобы остальные услышали его слова — все, кроме Ариэллы.       Но девушка только отрицательно качает головой.       — Не думаю, что это хорошая идея, — хочет произнести она, но Блэк ее самым наглым образом перебивает.       — Ариэлла-а-а, просто потанцуй со мной. Без всяких масок, игр в высокомерную стерву и прочей ерунды. Просто… пожалуйста.       Наверное, немаловажную роль в ее ответе сыграло удивление. Впервые в жизни ей довелось увидеть, как Сириус Блэк действительно просит ее о чем-то — без подколов, насмешек, завуалированных оскорблений и прочего. Но едва она вкладывает свои пальчики в его руку, протянутую в пригласительном жесте, на лице ее жениха, вопреки ожиданиям Лестрейндж, появляется облегчённая улыбка. И танец с ним… Ариэлла бы солгала, если бы сказала, что ей не нравится. Нет, это далеко не первый раз, когда она танцевала со своим женихом, однако ни в один из предыдущих ей не казалось возможным получить хоть сколько-нибудь удовольствия. Что неудивительно — когда танец превращается в словесную баталию, единственное, чего хочется, — чтобы он побыстрее закончился. Но в этот раз все совершенно иначе.       — Можешь мне не верить, но я рад, что эти каникулы ты провела с нами, Ари, — после весьма длительного молчания произносит Сириус, когда до окончания мелодии остаётся совсем немного.       Лестрейндж улыбается — несколько удивленно, несколько смущенно, но все равно очень светло и радостно. Пусть этот бал почти закончился, пусть там, практически у дверей ее уже ждёт мистер Джонс, который должен сопровождать ее, пусть ей придётся так скоро вернуться в свой мир вечного маскарада и пережить новогодний приём у лорда и леди Малфой… Пусть. Она подумает об этом после, когда мелодия закончится.       — Можешь мне не верить, — отзывается Ариэлла, — но я тоже.       И более они не разговаривают до самых финальных аккордов. Только улыбаются друг другу так, словно бы между ними никогда не существовало никакой вражды. Казалось бы, всего несколько дней, за столь короткий срок невозможно так кардинально изменить отношения, но… Вот они — Ариэлла и Сириус, два старых неприятеля, которые являются живым примером обратного. Пусть Лестрейндж и сама не до конца в это верит. Стало ли это следствием их будущей помолвки или нет, слизеринка не знала. Впервые она допускает мысль о том, что отец не ошибся, назвав ее женихом именно Сириуса.       И что, может быть, это было к лучшему.