Golden hour

      — Эванс, стой!       Он не знал толком, что делает. Но после того разговора — если это вообще можно было назвать «разговором» — с Ариэллой на лестнице Астрономической башни, Сириус чувствовал, что должен сделать хоть что-то. И решение поговорить с лучшей подругой Лестрейндж — это был тот шаг отчаяния, который либо поспособствует улучшению его отношений с невестой, либо разрушит их окончательно.       — Слушай, Блэк, не до тебя сейчас. Лучше отвали сразу. И дружку своему придурковатому передай то же самое.       Голос Лили звучал зло, впрочем, Сириус не стал бы тешить себя надеждами, что гриффиндорка воспримет его появление благосклонно. Но ему и не нужна была ее благосклонность. (А точнее — нужна, но не ее).       — Я не из-за Джеймса, — Сириус преградил ей дорогу и примирительно поднял руки. — Это по поводу Ариэллы.       Воистину, в любви и на войне все средства хороши. Знать бы ещё, какой из этих случаев — его.       — Ариэллы? — Эванс нахмурилась. — Так, давай проясним сразу одну деталь. Только то, что Ари не посчастливилось оказаться твоей невестой, ещё не даёт тебе никакого права лезть к ней, понял?       Так значит, Лестрейндж не рассказывала подруге о своих каникулах?.. Не успела, не посчитала важным или просто не хотела упоминать лишний раз имена Джеймса и самого Сириуса, зная об искренней неприязни Эванс к Мародёрам? Или же то, что она рассказала, является одной из множества причин для Лили вести себя сейчас с ним подобным образом. Нет, второй вариант он сразу откинул. Ариэлла не казалась недовольной временем, проведённым в компании Мародёров, а лгать подруге не стала бы — пусть она и была слизеринкой, но подобное, по его мнению, было совершенно не в ее стиле.       — Так и будешь молчать?       Лили упёрла руки в бока, и Сириус почувствовал раздражение. Он не то чтобы хотел общаться с этой девушкой. Но она была, если так можно выразиться, его ключом к взаимопониманию с Ариэллой. Взаимопониманию, которого он искренне желал… и которое буквально висело на волоске теперь. Он не успел узнать свою невесту так хорошо, как хотел бы, за время каникул. А такой близости, которая возникла у них в поместье Поттеров, не будет здесь, в огромной школе, где множество людей, и у каждого из них своя роль и свои маски. У всех, включая Ариэллу. А тут ещё и этот глупый момент с Марлин…       — Эй!       Лили махнула рукой перед его лицом.       — Что?       — Я спросила, какого черта тебе от меня надо?       Последнего вопроса он даже не слышал.       Что ему надо? Он задумывался над этим, но признание правильного ответа потребовало бы от него сделки с собственной гордостью, на которую он не мог пойти. Вернее, не мог бы. Если бы речь шла не об Ариэлле.       — Мне нужна твоя помощь.       — Моя что?       — Черт, ты можешь растянуть этот момент ещё больше?!       Он тут же одернул себя. Вообще-то, Блэк ожидал подобной ее реакции и понимал, что это оправдано. Но нервозность, копившаяся в нем… да, в общем-то, с того самого момента, как Ариэлла не пожелала его выслушать и ушла, теперь выплеснулась. В самый неподходящий момент. На самого неподходящего человека.       Лили сузила глаза.       Он хотел объяснить ей все, сказать, как это важно для него — для них обоих, даже если Ариэлла этого, возможно, пока не осознавала. Но мысли путались. И решимость Сириуса продолжать этот разговор, как и уверенность в том, что вообще стоило его начинать, таяла с каждой секундой.       — Ладно, забудь.       Он отвернулся и собирался было уйти, но Лили схватила его за плечо, останавливая.       — Ты чертова королева драмы, ты в курсе? — Эванс закатила глаза.       Сириус усмехнулся.       Может, идея вынужденного сотрудничества с ней ему лично и не вполне нравилась, но…. Имея поддержку собственных друзей и лучшей подруги невесты, Блэк получал шанс заново построить тёплые дружеские отношения с Ариэллой. Когда-то в детстве у них это не получилось. Но они уже и не дети.       Чего Сириус не знал, заключая соглашение с Лили, так это того, что сдержаться, когда Лестрейндж окажется рядом, будет чертовски сложно.       «Дай ей время. Не донимай ее разговорами. Не дави. И ни в коем случае не пытайся упоминать сегодняшнюю ситуацию на весь класс, раз уж ты решил сделать все «по-тихому» — это было едва ли не первое, что он услышал от Эванс.       Да, ему пришлось рассказать обо всем. И тот факт, что она теперь тоже знала об этом маленьком недоразумении, принёс ему одновременно желание провалиться сквозь землю… и странное облегчение.       В том, что надо было слушать Лили, он имел возможность убедиться ещё тогда, на первой паре.       Незаметно для Ариэллы он взглянул на Эванс.       — Идиот, — беззвучно произнесла Лили.       Что ж, не новость. Но и сдаваться он тоже не собирался. Учиться на своих ошибках — хотя он был уверен, что это стало бы сюрпризом и для Лили, и для Ариэллы, и вообще для всех — Сириус умел. Ему было что сказать невесте, но он терпеливо ждал, давая ей время остыть. И молчал, хотя в те моменты рядом с Лестрейндж сильнее, чем когда-либо прежде, ощущал желание заговорить с ней.       Зато когда их разговор состоялся… Сириус отказывался признаваться в этом даже самому себе, но слова его невесты… То, что говорила ему Ариэлла вызвало удивление. И надежду на то, что у них все получится. И какое-то странное, щемящее чувство, которому он сколько бы ни пытался, но не находил определения.       Удовлетворение?       Радость?       Счастье?       Нет, все это и в самой меньшей степени не описывало его ощущения. Но что бы то ни было, Сириус хотел, чтобы это длилось как можно дольше.       — Не открывай глаза.       Ладошка Ариэллы в его руке чуть подрагивает, но одно уже то, что Лестрейндж согласилась пойти с ним вслепую — довериться ему, — вызывало в его душе нечто сродни трепету.       Довериться…       Пару месяцев назад, там, в коридоре, после их разговора, Сириус вдруг осознал для себя, что отчаянно желает ее доверия. Он смотрел на неё и видел лишь то, что она намеревалась ему показать, — самую маленькую, крошечную часть того, что творилось у неё внутри. Верхушку айсберга. Она не рассказывала ему о своих мыслях и переживаниях, он не знал о каких-то ее привычках и, черт возьми, понятия не имел, что означает мечтательное выражение, которое периодически появлялось на ее лице, когда она полагала, что никто не смотрит. Да, в последнее время они стали немного ближе, но Ари Лестрейндж оставалась для него такой же загадкой, как и в самом начале их знакомства. Это угнетало. Особенно на фоне того, насколько близка она с тем же Снейпом.       Думал ли Сириус когда-нибудь, что станет завидовать этому слизеринскому заморышу?..       — Ой!       Вскрик запнувшейся о ветку Ариэллы отрывает Сириуса от размышлений.       — Знаешь, когда я согласилась пойти с тобой, тебе стоило предупредить, что меня ждёт прогулка по непроходимым дебрям.       Ну, дебри, может, не такие уж и непроходимые, а вот ему стоило быть внимательнее.       — Прости, — тихонько бормочет он.       Его вторая ладонь ложится на ее талию — «только для того, чтобы Ариэлла не упала», он повторял себе это и тогда, когда взял ее за руку. Тогда он попросил ее закрыть глаза в самом неподходящем месте — прямо на подходе к Запретному лесу, — хотя даже особо и не надеялся, что она согласится. Теперь он просто не мог позволить ей споткнуться.       — К чему вся эта секретность?       — Мне… мне просто хочется сделать тебе сюрприз. Мы почти пришли.       Окружённая деревьями, поляна с небольшим прудом посередине выглядит так, словно бы каким-то непостижимым образом перенеслась сюда прямо из сказки. Сириус вспоминает, как, выбирая место для своего тайного убежища — а они ещё на втором курсе решили, что оно им просто необходимо, — Мародёры наткнулись на неё и поняли, что это именно то, что им нужно. И этот деревянный дом — а маленький он на самом деле только снаружи — уже давно перестал восприниматься, как просто очередной «удачный эксперимент». Он не похож на Выручай-комнату или то, что там преподаватели специально напридумывали для Римуса… нет. Это их, их место. Скрытое и улучшенное чарами, коих тут в своё время появилось великое множество, уютное и содержащее все необходимое. За почти три года мародёры успели настолько сродниться с ним, что уже едва ли представляли, что будет с этим местом, когда они закончат Хогвартс.       — Пожалуйста, подожди здесь. И не открывай глаза, еще рано.       Сириус оставляет Ариэллу в нескольких шагах от дома, а сам подходит к двери.       Решившись привести Ариэллу сюда — разумеется, сначала он поговорил об этом с Римусом, Джеймсом и Питером, — он, по сути, предоставлял ей прямой доступ в самое сердце их компании.       А ещё до этого — перед этим разговором — он неожиданно для себя ответил на вопрос, без которого всей этой ситуации не было бы вообще: доверяет ли он Ариэлле? И ответ, что казалось удивительным, даже, может, неправильным, был весьма однозначным.       «Да», хоть это и не имело никаких оснований, кроме его интуиции и тех смутных знаний, которые позволяли ему в той или иной мере судить о характере Ариэллы.       Ждал ли он чего-то взамен? Нет. Если Ариэлла и захочет открыться ему, то пусть это будет только ее решение. Но если нет — он готов дать ей столько времени, сколько понадобится.       Он прикладывает ладонь к косяку и чувствует, как кожу начинает покалывать. Магия дома признала «своего».       — Осторожно, здесь порожек.       Он снова берет ее за руку — едва касаясь, на случай, если она захочет отстраниться.       — Надеюсь, ты привёл меня сюда не чтобы убить по-тихому? — весело уточняет она. — Ну, знаешь, нет навязанной невесты — нет и свадьбы. Да здравствует образ вечного холостяка Сириуса Блэка!       Она хихикает… а ему остаётся только радоваться, что он стоит за ее спиной, и глаза Ариэллы закрыты. Ему бы не хотелось, чтобы она увидела гримасу, на мгновение исказившую его лицо. Лестрейндж, конечно, шутила, но в каждой шутке…       Нет. Он обязательно скажет ей о том, что не поступил бы таким образом, но позже. Так, чтобы это не выглядело, словно он в отчаянии.       — Нет. Все, открывай.       Он щёлкает выключателем, и помещение затапливает мягкий тёплый свет, льющийся из магических светильников.       Ариэлла едва слышно ахает. И одного этого Сириусу достаточно для того, чтобы почувствовать тепло, согревающее его душу.       Неужели для него ее одобрение имеет такое значение?..       — Что это за место? — он улавливает нотки восхищения в ее тихом голосе, и тепло в груди усиливается.       — Наше, можно сказать, тайное убежище.       На самом деле за этим коротким определением скрывалось куда больше — целый их, Мародёров, мир, в который до этого момента никому не было доступа. Именно здесь они проводили большую часть своего свободного времени — не в гостиной башни Гриффиндора и не в комнатах. Именно сюда спешили каждый раз после занятий. Именно здесь обучались анимагии и создавали Карту, да и не только ее. Сюда в своё время Римус перенёс большую часть своих книг, которые теперь стояли в огромных книжных шкафах по обе стороны от камина — по мнению Питера, он придавал ощущение уюта, и никто не стал спорить. Сам Сириус над этим самым камином повесил огромные оленьи рога, ещё и заколдовал их так, чтобы нельзя было снять — естественно, это было сделано, чтобы побесить Джеймса. Здесь была и небольшая кухня с запасом продуктов, и специально отделённая от остального пространства и защищённая заклинаниями зона для экспериментов.       Все, что нужно Мародёрам. Созданное ими и для них.       — Если не знать, где он находится, то этот дом, вообще всю эту поляну невозможно найти, — шепотом произносит Сириус, не желая нарушать умиротворенную тишину этого места.       — Так ты для этого попросил меня закрыть глаза? — в тон ему осведомляется Ариэлла, но он, к своему облегчению, не чувствует в ее голосе ни намёка на злость или обиду.       — Нет, Ари, я… мне просто хотелось… — он замолкает, внезапно смущенный собственной неспособностью объяснить свой порыв.       Но ему так хотелось, чтобы сначала она увидела дом изнутри, а потом уже то, что его окружает. Словно бы невзрачный маленький деревянный домик на берегу живописного прудика в окружении величественных, словно сошедших с иллюстраций к кельтским мифам о фейри деревьев мог вызвать ее разочарование.       Мысленно он уже много раз спрашивал себя, почему мнение Ариэллы вдруг стало иметь для него такое значение, но… это ведь так волнительно. Это как привести друга в первый раз к себе домой. Самому Сириусу никогда прежде не доводилось испытывать ничего подобного: он бы и сам предпочёл никогда не возвращаться в родовое поместье Блэков, что уж говорить о том, чтобы привести туда Мародеров. А Ариэлла — она ведь не просто его подруга. В смысле, когда-нибудь он на ней женится, то есть, он будет с ней всегда и…       Он обрывает эту мысль. Лучше остановиться, пока он все ещё способен контролировать поток собственных размышлений. Он предпочтёт сосредоточиться на волнении по поводу того, что она подумает об их тайном месте, чем того, что он сам думает относительно неё, раз уж самообладание временно решило его покинуть.       — Эй, все в порядке, — она чуть сжимает его ладонь — неужели он все ещё держит ее руку в своей?       И внезапно он чувствует странное спокойствие. Она здесь и не спешит убирать свою ладошку, как не собирается и уходить, и совершенно не кажется разочарованной. Это вселяет Сириуса некоторое подобие уверенности.       — Я обязательно покажу тебе обратную дорогу. Прямо сейчас, если пожелаешь.       Если она захочет уйти, если почувствует, что не хочет близкого общения ни с ним самим, ни остальными мародерами, то так тому и быть.       Но Ариэлла только поворачивает голову, чтобы видеть его лицо.       — Лучше покажи мне все здесь.       Она улыбается.       И весь его мир озаряется светом.

***

      — Поттер, стой!       Ее щеки раскраснелись, дыхание сбилось от слишком быстрой ходьбы, легкие противно сдавливало, но ей было все равно.       Ей почти удалось схватить лучшего друга жениха за рукав мантии, но навыки одного из самых талантливых игроков команды Гриффиндора по квиддичу дали о себе знать. Пальцы Ариэллы поймали воздух. Но Джеймс остановился, а именно это ей и нужно было.       — Ари? — он выглядел явно озадаченным таким ее поведением, и Лестрейндж невольно смутилась. — Что-то случилось?       О, тут он чертовски прав! Только не с ней, а с его другом, который, кажется, после их разговора немного сошёл с ума.       — На самом деле, это я у тебя хочу спросить, что случилось. С Сириусом, — добавила Ариэлла, видя замешательство своего собеседника.       Вот уже месяц Блэк пытался вести себя с ней так, словно их статус будущих жениха и невесты был чем-то большим, чем просто неудачная шутка родителей. Не то желая компенсировать ту историю на лестнице, не то просто придумав себе новое развлечение, но теперь Сириус, казалось, решил убедить всех вокруг, что они пара. О, это превратилось в целое шоу, цирковое представление, аудиторией которого был каждый обитатель Хогвартса. И апофеозом этого шоу стала сегодняшняя выходка.       Опомнившись, Ариэлла приподняла вторую руку, в которой держала букет белых пионов — явно зачарованных, так как ни один из пышных бутонов не поник после не самого бережного обращения.       Этот букет сегодня принесла сова прямо за завтраком — огромная чёрная птица, которую, Лестрейндж была уверена, она уже не раз видела. Ариэлла тогда несколько раз окинула столовую растерянным взглядом, но не заметила никого, чьё внимание было бы направлено на неё. Но кто бы ни отправил ей этот букет, он точно знал, что эти цветы — ее любимые. Впрочем, об этом точно знали ее однокурсники с Гриффиндора и Слизерина. И все же кто-то не просто пропустил эту информацию мимо ушей, но запомнил и использовал.       Кто-то.       Действительно, кто же это мог быть?! Например, человек, лучшего друга которого она пыталась разговорить.       — Прости, Ари, я об этом ничего не знаю.       — Врешь.       — Вру.       Джеймс тяжело вздохнул, словно признавая поражение, и подхватил ее под руку. Ариэлла не сопротивлялась, когда он повёл ее — странное дело, раньше она и представить не могла, что пошла бы за Джеймсом Поттером неизвестно куда. Но вскоре он остановился. Место было Лестрейндж знакомо — не далее чем месяц назад здесь же состоялся их с женихом памятный разговор. Усевшись на подоконник, Поттер не произнёс ни слова, будто предоставляя Ариэлле право самой задать интересующие ее вопросы. Он смотрел на неё внимательно, и она почувствовала, что мысли в голове начинают путаться. Ее уверенность вдруг испарилась.       — Пожалуйста, объясни мне, что происходит, — выдавила Ариэлла и осторожно присела рядом с ним. — Я совершенно запуталась. Почему вообще Сириус делает все это?       Если раньше Блэк не упускал случая так или иначе задеть Ариэллу, как-то пихнуть или разозлить, то теперь, казалось, сменил поведение на прямо противоположное. Часто улыбался ей, обнимал, а в его речи проскальзывали комплименты. Даже во время каникул он вёл себя не так. Это удивляло, вгоняло в ступор, и Лестрейндж не имела ни малейшего представления, как на это реагировать.       — Потому что он… — заговорил Поттер, и в его голосе она уловила сомнения. — Потому что он, мне кажется, искренне хочет, чтобы ты начала доверять ему. По-настоящему. Но у него нет опыта в завоевании чьего-либо доверия.       — Поверь, это видно.       Не сказать, что ответ Джеймса хоть как-то успокоил ее, но… Теперь она хотя бы отбросила версию, что жених вдруг неожиданно воспылал к ней чувствами. Хоть что-то. Желание ее доверия казалось Ариэлле более-менее адекватным обоснованием поведения Сириуса, однако его методы…       Лестрейндж уставилась на свои ногти, словно бы так надеялась хоть немного привести в порядок собственные мысли.       Его методы смущали, заставляли допускать самые разные причины его поведения, ни одна из которых не вызывала у Ариэллы каких-либо положительных эмоций.       — Дай ему время, Ари, — произнёс вдруг Джеймс. Лестрейндж почувствовала его пристальный взгляд и не смогла противостоять желанию посмотреть на Поттера в ответ. И выражение его лица… Ариэлла ещё не разу не видела, чтобы Джеймс просил ее о чем-то, но сейчас это была именно просьба — настоятельная, почти отчаянная. — Дай ему время, и он поймёт, где ошибался, и исправит это. Не подумай, что я давлю на тебя или толкаю к нему, но просто… попробуй, ладно?       Словно бы ему действительно было до этого дело.       «Дать ему время».       Возможно, это было самое правильное решение. Как бы там ни было, а Ариэлла осознавала важность хороших отношений между ней и Сириусом, раз уж родители не предоставили им выбора.       — Я попробую.       Ещё немного, и у неё войдёт в привычку произносить эту фразу в этом месте.       Джеймс улыбнулся и, как ей показалось, облегченно выдохнул, и тогда она поспешила добавить:       — Только, пожалуйста, скажи Сириусу, чтобы больше не пытался убедить весь Хогвартс в том, что у нас все по-настоящему.       Вообще, ей бы сказать об этом самому Сириусу, но раз уж подвернулся случай…       — Как скажешь, Ари.       Поттер опустил голову, пряча усмешку, но Ариэллу это нисколько не разозлило. Наоборот.       — Как приятно, оказывается, менять мнение о людях в лучшую сторону, — как будто между прочим произнесла Лестрейндж. — Оказывается, ты вовсе не такой высокомерный придурок, каким мы за эти четыре года привыкли считать тебя.       Будто не замечая удивленного взгляда собеседника, она кивнула Джеймсу, благодаря за этот разговор, и спрыгнула с подоконника. Но остановилась, когда Поттер окликнул ее:       — Ари, — она обернулась и недоуменно приподняла брови, имея возможность лицезреть картину, которую, как ей думалось, ей не доведётся увидеть никогда — смущенного Джеймса Поттера. — А ты не могла бы повторить то же самое для Лили?..       Ей хочется прикрыть лицо ладонями, зажмуриться и сделать вид, что этого разговора и не было вовсе, теперь, когда она вспоминает о нем по прошествии времени. Во всяком случае, чтобы все было не так. Словно здравый смысл временно ее покинул, а эмоции вынудили накинуться на Джеймса и заставить его все ей рассказать. Нет, поведение жениха, да и ситуация в целом определённо требовали хоть каких-то пояснений, но… не так же.       Ариэлла чувствует тепло на щеках.       Воспоминания о том дне периодически возникали в ее голове, словно неприятный сон, который она все никак не могла забыть. Ощущения, по крайней мере, были несколько схожими. Если бы только это был сон… А так, находясь в компании Мародёров, она периодически — вот как сейчас — ловила себя на том, что мысленно возвращается к тому разговору — и своему поведению, далекому от того, как предписывалось поступать разумным леди.       — Чем же так взволновала тебя книга, что я имею удовольствие наблюдать на твоих щечках этот нежный румянец?       Голос Римуса вырывает ее из ледяного плена смущающих воспоминаний. Ариэлла откладывает книгу, на которой безуспешно пыталась сосредоточиться последние несколько минут, и поднимает взгляд. Люпин смотрит на неё с хитринкой, словно бы он был легилиментом, и ни одна ее мысль не являлась для него тайной.       Вдвоём они уютно устроились на небольшом диванчике в тайном убежище Мародёров, и поза гриффиндорца практически зеркально копирует позу самой Лестрейндж: оба они полулежат, откинувшись на высокие мягкие подлокотники; их ноги соприкасаются, а пальцы рук едва ли не синхронно переворачивают страницы. Собственно, они уже привыкли к этому. Римус был единственным компаньоном Ариэллы по чтению и обсуждению книг, пока Сириус, Питер и Джеймс были увлечены своими делами.       — Абсолютно ничем, — она кривит уголок губ, все же заканчивает последнее предложение и захлопывает книгу, не испытывая никакого удовольствия от прочитанного. — Совершеннейшая чушь, хочу я тебе сказать. Скомкано, вяло, язык повествования хромает на обе ноги, персонажи — картон картоном, а главное — героиня ну до того идеальная и правильная, что от этой правильности тошнит! Не понимаю, кто это, — она брезгливо возвращает том на столик перед диваном, — назвал литературой и позволил выпустить в печать.       — Магической Британии действительно не хватает новых талантливых авторов, — Римус пожимает плечами. — Может, как раз тебя, Ари?       Он произносит это в шутку, казалось бы, но… Ариэлла замирает. Случайная мысль о том, что Римус может владеть легилименцией, уже не кажется ей такой уж несерьезной. И, как по команде, перед ее мысленным взором проносятся сцены, отрывки текста, имена персонажей — все то, о чем она так усиленно старалась запретить себе думать. Ее несовершенный мир с неидеальными, но настолько живыми героями, что каждый из них будто бы был ее лучшим другом, рассказывающим ей свою историю, нежели образом, созданным ее воображением.       — Глупость… — тихо, а оттого ещё более неуверенно шепчет она, надеясь, что румянец на щеках не стал ещё ярче.       Почему только он заговорил об этом сейчас? Нет, почему он вообще об этом заговорил?       У Ариэллы не так много секретов, раскрытие которых повлекло бы за собой последствия, и этот даже не главный из них, но… Своё увлечение придумыванием историй она предпочла бы навсегда сохранить в тайне.       Римус откладывает книгу и устремляет на неё проницательный взгляд, словно бы одного этого было достаточно, чтобы увидеть все ее внутренние переживания.       — Совсем не глупость, не так ли?       Ей хочется спрятаться от его взгляда.       Мерлин, могла ли она предположить, что все раскроется вот так, между делом, почти случайно? И что это заставит ее так отчаянно пытаться придумать оправдание вместо того, чтобы просто уверенно ответить, что подозрения Люпина не имеют ничего общего с реальностью. (То есть, солгать).       — Нет! — собственный голос кажется ей больше похожим на писк, когда она отвечает.       — «Нет, глупость» или «нет, не глупость»?       О, пожалуйста, пусть он просто забудет об этом разговоре.       Желание взять палочку и наложить на Римуса Обливиэйт ещё никогда не было столь сильным, настолько, что пальцы начинает покалывать. Хоть Лестрейндж и прекрасно знает, что никогда бы этого не сделала.       Могла ли эта ситуация стать ещё более неловкой?       — Так значит, мою милую невесту привлекает профессия писательницы?       Ариэлла вздрагивает.       Определенно, могла.       Когда, тьма, когда Сириус успел подобраться к ней так близко, да ещё и присесть прямо за подлокотником, на котором покоилась ее голова, так, чтобы видеть ее лицо? Почему она ничего не почувствовала? Как много из их разговора он успел услышать?       (И, черт возьми, откуда взялось это «милая невеста»?).       Не заметила она и того, что Джеймс, широко расставив руки, оперся о спинку дивана. Даже Питер, который до этого был увлечён приготовлением бутербродов, устроился на корточках подле неё, и это тоже прошло мимо ее внимания. И теперь все взгляды направлены на неё.       «Окружили», — эта мысль с оттенком обреченности мелькает у Лестрейндж в голове.       — Так что же ты там придумываешь?       Ариэлла чуть мечтательно улыбается, хотя и делает это, скорее, машинально. Так бывало всякий раз, когда она возвращалась к своей истории. И улыбка эта адресована не людям вокруг неё, но тем, кого она придумала — создала.       — Все, — коротко отвечает она. — Все, что мне захочется.       В детстве то был ее способ отвлечься, когда жизнь в реальном мире начинала казаться ей невыносимой. И она пользовалась им, с удовольствием рассказывая о своей маленькой вселенной другим людям… пока ей не дали понять, что «крайне нежелательно молодой леди баловаться подобными выдумками» — это была цитата из монолога леди Блэк. И в этой ситуации — в отличие от выбора круга общения в Хогвартсе — Лестрейндж мало чем могла возразить. Тогда персонажи ушли в тень, стали героями снов Ариэллы и ее самых тёплых фантазий, которые помогали ей справляться с любыми невзгодами.       Но подробности этого?..       Довериться Сириусу и остальным Мародёрам сейчас означало бы дать им пропуск в ее мир, разделить его с ними, чего Ариэлла не делала практически ни с кем уже очень давно. Да и, в общем-то, всегда думала, что более не станет. Слишком велика была вероятность, что ее попросту не поймут.       «Дать пропуск в ее мир»…       …но разве Сириус не сделал то же самое для неё?..       Она внимательно смотрит на каждого из Мародёров по очереди. Как она и ожидала, едва ли кого-то из них удовлетворил ее ответ.       И она решается.       — Иногда мне нравится создавать разные истории, — выпаливает она прежде, чем разум успел бы убедить ее не делать этого. — В смысле, не просто мечтать, а продумывать сюжеты, как если бы я… как если бы я действительно писала книгу, понимаете?       Безумие — говорить это вслух. Ей хочется зажмуриться, чтобы не видеть их реакцию, но Ариэлла подавляет этот порыв. Леди встречают трудности с высоко поднятой головой, не опуская глаз. Даже если трудности возникли по причине того, что леди вовремя не закрыла свой рот.       Только вот…       Сириус, Римус, Джеймс и Питер выглядят так, словно бы ожидали от неё чего-то подобного. А в улыбке, которая появляется на губах жениха, нет ни намёка на издевку.       И внезапно Ариэлла чувствует себя ещё более смущённой, чем если бы они просто рассмеялись ей в лицо.       — Но почему тебе обязательно нужно было скрывать это?       Недоумение Сириуса кажется столь искренним, но… Разве мог он понять, что это значит — быть второй по важности персоной в роду, постоянным центром внимания и обьектом чужих ожиданий?.. Он, кто так легко смирился со статусом разочарования родителей и даже получал от этого своего рода удовольствие.       — Потому что… — начинает она и тут же замолкает. Ни одна из причин более не кажется ей убедительной. По крайней мере, достаточно убедительной для него. — Потому что я…       — И почему только «как если бы», Ари?       Голос Сириуса становится мягче, а взгляд — как будто нежнее.       И неожиданно для себя Ариэлла перестаёт бояться. Во всяком случае, непохоже, что кого-то из Мародёров способно удивить желание леди Лестрейндж стать писательницей.       И она начинает говорить — тихо, однако уже куда более спокойно.       — На самом деле, не «как если бы». Я никогда не записывала то, что у меня получалось, но в своих фантазиях я создала целую вселенную. Я прочла много книг, совершенно разных по жанру и стилю написания, и однажды пришла к выводу, что мне хочется придумать что-то своё, но… — она опускает глаза. — Среди чистокровных аристократов, да ещё и титулованных, это не принято. Поэтому из всех людей на свете о том, что я до сих пор не оставила эти мысли, знают только мои братья и Лили. Ну, и вы теперь.       Она замолкает, не зная, что ещё сказать. Ни облегчения, ни чувства стыда — она не ощущает ничего, что обычно бывает, когда люди признаются кому-то в чем-то.       — Эванс? Разве ты не называла это своей тайной?       Ее несколько удивляет вопрос Сириуса. Как если бы только это в ее рассказе было важным.       Ариэлла пожимает плечами.       — Это произошло случайно и… Лили — моя лучшая подруга, я доверяю ей.             — Двое могут хранить секрет, только если один из них мёртв, — усмехается Блэк и тут же шипит, когда ему прилетает подзатыльник от Джеймса.       — Очень смешно, придурок.       Сириус потирает ушибленную шею, а после… после он берет Ариэллу за руку. Тепло его ладони согревает ее замёрзшие пальцы. Даже его тон меняется, когда он говорит:       — Так или иначе, тебе стоит попробовать. У тебя получится.       — Откуда ты знаешь?       — Помнишь то сочинение по Маггловедению? Когда нам задали придумать сказку? То самое твое сочинение, которое профессор собиралась прочитать на весь класс, но не смогла его найти? — Ариэлла кивает, начиная догадываться, что услышит дальше. — Ну так вот, твою работу забрали мы. Оно, кстати, до сих пор где-то у Лунатика.       Не то чтобы она не подозревала их до этого, но теперь…       Она окидывает каждого из Мародёров ледяным взглядом, стремясь понять, кто из них этот самый «Лунатик» — до чего странное прозвище, все же.       — В своё оправдание скажу, что оставил его исключительно потому, что написано оно действительно очень достойно. И что мы все равно собирались позже его тебе вернуть, но забыли, — Лестрейндж удивленно смотрит на Римуса, и щеки Люпина розовеют. — Да, не то, чем мы можем гордиться. Прости, Ариэлла.       Она качает головой, все ещё немного шокированная тем, что ее тайна так просто раскрылась. Но все же… Пока что Лестрейндж боится признаться в этом даже самой себе, но мысленно уже почти приняла ту мысль, которую пытались донести до неё Мародёры. Если она попробует что-то написать, начнёт хотя бы немного реализовывать свой писательский потенциал, если все так, как говорили Римус и Сириус, то возможно… Возможно у неё получится.       Подумать только — все то, что она так тщательно скрывала ото всех вдруг может перестать быть только ее маленьким миром.       — Что ты задумала, Ари? — легонько коснувшись второй ее руки, спрашивает Питер.       Ариэлла предвкушающе улыбается.       — Кое-что.

«… в ее мечтах залы дворца были залиты тёплым, ослепительно ярким солнечным светом. Лёгкий ветерок, в котором можно было почувствовать ароматы цветов и соленой морской воды, ласково трепал ее локоны. Когда же солнце садилось, на небе появлялись миллиарды сияющих звёзд. Но это было только в ее мечтах…

В реальности же она никогда не знала ничего, кроме вечной ночи, тёмной и беззвездной…»

      Спустя несколько недель она вручает Сириусу небольшую записную книжку с первыми главами своей истории. Пускай руки от волнения подрагивают, а в голове вертятся предательские мысли, что она ещё может вырвать блокнот у него из пальцев и сбежать, но вместе с этим ещё никогда до этого она не была более уверена в своём желании поделиться с кем-то своей историей. Сириус сам вселил в неё эту уверенность.       Сначала он даже не вполне понимает, что происходит, но… Когда открывает первую страницу, его лицо озаряется такой радостью, что Ариэлле вдруг кажется, что он накинется на неё и закружит в воздухе. (Но, что удивляет ее куда больше, ей кажется, она была бы совсем не против).       Этого не происходит. Но по его горящим глазам, по тому, как бережно его пальцы держат блокнот, она понимает, насколько важен для него был этот жест доверия.       — Только не разочаровывайся во мне слишком сильно, когда прочитаешь это, — неловко произносит Лестрейндж, мысленно ругая себя за эту фразу.       — Я бы разочаровался только в том случае, если бы ты побоялась и забросила эту идею. Но даже в том случае это было бы не то чтобы разочарование.       И хотя Ариэлла сомневается, но уже даже не пытается как-то опровергнуть его слова. Только внимательно наблюдает за его эмоциями на его лице, когда он читает первые предложения.       — Сказка про принцессу?       Его глаза смеются, когда он снова смотрит на неё, но… это вовсе не похоже на насмешку или издевательство.       — Ты ожидал от меня чего-то другого? — в тон ему отзывается она и мягко улыбается. — На самом деле, я думаю, что даже взрослым иной раз очень не хватает хорошей сказки.       — Особенно в реальной жизни.       — Верно.       Они хихикают, как два первокурсника, и Ариэлла не чувствует ни неловкости, ни смущения. Слова о том, что ее сказка в реальной жизни уже случилась, почти готовы сорваться с ее языка, но…       — Надо поговорить.       Голос Северуса нарушает их солнечную — даже несмотря на пасмурный день — идиллию.       Снейп кажется злым, напряжённым, но Ариэлла не раз видела его в подобном эмоциональном состоянии. А сейчас — она чувствует — все иначе. Знай она его чуть хуже, возможно, и не заметила бы разницы.       — Эй, — Сириус осторожно касается ее плеча, — ты будешь в порядке?       Блэк выглядит обеспокоенным, да она и сама против воли чувствует волнение. Словно сейчас, буквально вот-вот должно случиться что-то пугающее, неприятное, что-то, что так или иначе изменит ее жизнь. Во всяком случае, отношения с другом точно. Однако что бы там ни было, это касается только ее и Северуса.       Ариэлла улыбается — успокаивающе, не без нежности, такой улыбки обычно хватало, чтобы унять тревоги близких. Но Сириус… Под его проницательным, полным заботы взглядом ей хочется перестать притворяться.       — Конечно, — мягко отвечает она прежде, чем желание сбросить маску, показать собственное смятение, победит.       Но ведь Северус ее друг, один из самых близких — так было всегда, с самого первого дня ее знакомства с ним и Лили. Он не причинит ей вреда.       Ведь нет?..       Надежда на то, что их разговор пройдёт мирно, угасает с каждым шагом, пока Ариэлла приближается к Северусу. В уединенном, скрытом от всех за высокими деревьями месте на берегу Чёрного озера, куда Лестрейндж и Снейп так часто приходили, их никто не потревожит, но почему-то впервые ее это… пугает?..       Толстые стволы деревьев скрывают ее от друга, и Лестрейндж замечает, что его бьет нервная дрожь, как и его попытки спрятать трясущиеся ладони в рукавах мантии. Его кожа болезненно бледнее обычного, под впалыми глазами залегли глубокие тени, а взгляд кажется потухшим — безжизненным. В какой-то момент Северус зарывается пальцами в волосы и едва не падает на колени. Отчаяние. Оно сквозит в каждом его движении, им словно пропитан воздух вокруг Северуса.       Ариэлле хочется подбежать к нему, обнять крепко-крепко, постараться утешить, сказать, что все будет хорошо, но… Когда она выходит из своего укрытия, ничто в Снейпе не выдаёт тех эмоций, проявление которых она видела буквально мгновение назад. Словно бы это был совсем другой человек сейчас перед ней.       Тьма в его глазах никогда прежде не вызывала у Ариэллы чувство страха, но то было раньше — когда он взирал на неё с дружеской нежностью. А теперь в его взгляде она видит злость, и это вызывает необъяснимое чувство тревоги.       — Ты хотел поговорить, — Лестрейндж подавляет дрожь в голосе.       Она не могла знать, что он ей скажет, но судя по тому, что она видела, по сцене, свидетельницей которой Ариэлле довелось стать, готовиться стоило к худшему. И она, можно сказать, была готова ко всему… кроме того, что Северус произносит в следующий момент.       — Ты знаешь, я не хочу общаться с человеком, который столько времени проводит в компании грязнокровок и предателей крови.       Поначалу ей кажется, что она ослышалась. Мерлин, да она готова была предположить все что угодно, вплоть до того, что кто-то под Оборотным зельем принял образ Северуса — абсолютно любую версию, кроме того, что ее друг действительно произнёс что-то подобное.       — Что? — сдавленно спрашивает она.       — Я давно собирался сказать тебе это, ещё с нового года, но ты была так увлечена общением со своим женишком и тем сбродом, который он называет своей компанией, что даже не смогла уделить время старому другу. Слова застревают у неё в горле. Да и в мыслях, в общем-то, не остаётся ничего, кроме звенящей пустоты. Поверить в происходящее становится почти нереально — нет, это все сон, дурной сон, ведь так?       Но боль, которую Ариэлла чувствует, когда ее ногти впиваются в ладонь, доказывает, что все это происходит на самом деле. И она же отрезвляет.       — Какого черта, Северус? «Грязнокровка» — это ты про Лили, что ли?       На последнем вопросе ее голос срывается.       Ариэлла едва удерживает себя от того, чтобы схватить друга (бывшего друга?) за плечи и трясти до тех пор, пока весь этот бред, который он несёт, не выветрится из его головы.       — А разве это не так? Ее родители — магглы. Кто она ещё, если не грязнокровка?       Его голос звенит, и презрение столь очевидно.       Северус говорит что-то еще, но Ариэлла будто не слышит. Те же фразы, которые все-таки доносятся до ее сознания… Она знала о его умении бить словами, но никогда не думала, что эти удары ей придётся испытать на себе.       Ариэлла чувствует, как все ее тело напрягается, словно бы это могло защитить ее. Ей хочется закрыть уши ладонями и не слушать, хочется закричать, чтобы Северус перестал. Ей кажется, что ещё немного, и она заплачет, хотя на самом деле где-то на подсознательном уровне Ариэлла понимает, что пытается подавить вовсе не слёзы.       — Идите обе к черту! Ты и твоя грязнокровая подружка!       Эта фраза становится последней каплей. Пробивает последний рубеж, сдерживающий худшую ее часть. Освобождает силу, которую Ариэлла с самого детства привыкла прятать глубоко внутри себя, — силу, природы которой она не понимала, однако последствия ее выплеска осознавала со всей ясностью.       И вот теперь случилось то, чего она боялась больше всего.       Что-то, похожее на густой чёрный клубящийся дым, обвивается вокруг ее запястий. Это последнее, что Ариэлла видит.       И весь ее мир погружается в темноту.