Golden hour

Masquerade! Paper faces on parade Masquerade! Hide your face, so the world would never find you

      За свои четыре с половиной года обучения в Хогвартсе Ариэлла ни разу не отмечала Рождество в школе. Хотя хотелось, просто безмерно хотелось. Все эти бесчисленные балы, приемы, поездки в гости к друзьям отца… Не было ни дня, чтобы она могла провести его только для себя. Да что уж там, не всегда оставалось время даже на сон. Поэтому, хоть Лестрейндж этого и не признаёт, но все-таки она немного завидует Лили. Пусть у ее лучшей подруги никогда не было огромной ёлки высотой почти в два этажа, украшенной сверкающими магическими игрушками — именно такую приказывал ставить лорд Лестрейндж каждый год, — но это и не важно. Тепло, уют, улыбки — настоящие, а не фальшивые, — милые свитера, веселые песни и близкие люди рядом — вот что имело настоящее значение в такой праздник, как Рождество. К сожалению Ариэллы, в ее обществе было принято считать иначе.       Приглашения, которые начали приходить леди Лестрейндж задолго до начала каникул, всегда требовали гораздо больше внимания, чем Ариэлла желала бы им уделить. Но если во время обучения она ещё могла их временно проигнорировать, то после возвращения в поместье это стало невозможным. Увы, положение леди обязывало. Обычно это была обязанность жены лорда, но после того, как ее мать сбежала на свою родину — во Францию — ещё до того, как Ариэлле исполнился год, а также после двух лет бесконечных отказов желающим получить столь заманчивый статус, Рдаэн Лестрейндж публично объявил, что жениться более не намерен. В три года Ариэлла приобрела титул леди Лестрейндж. В тринадцать — это стало официально. И, к ее бесконечному неудовольствию, с того самого момента обязанности, полученные вместе с титулом, стали неотъемлемой частью ее жизни. Беспрецедентный случай. И все же род Лестрейндж обладал слишком высоким положением в обществе, чтобы кто-то мог это запретить.       В этом же году, в отличие от предыдущих, у Ариэллы появилось немного свободного времени в первые дни пребывания дома — отец внял ее просьбе и все-таки нанял ей помощницу. А потому теперь вопросами приглашений, примерок и прочего занималась молодая волшебница-полукровка. Однако само отношение Лестрейндж ко всем предстоящим событиям не изменилось нисколько. Все эти балы, приемы, посещения театров, чаепития, ужины и остальные мероприятия, как бы они ни назывались, сутью своей представляют одно и то же — маскарад. Настоящие эмоции прячутся под масками вежливости и доброжелательности, даже если в душе собеседники друг друга ненавидят. И каждый приглашённый в меру своих возможностей играет свою роль. Ценящей искренность Ариэлле же подобный порядок претит. Осложнялось все ещё и тем, что на эту зиму, по традиции рода Лестрейндж, была назначена свадьба ее брата Родольфуса с самой неприятной особой, которую Ариэлле когда-либо довелось встречать — кузиной ее жениха, Беллатрикс. И слизеринка уже не раз задавалась вопросом, почему значительная часть неприятных ей личностей носит именно фамилию Блэк. Увы, ответа она не знает.       Пожалуй, из всех зимних мероприятий, присутствие на которых для Ариэллы является обязательным, посещение театра она может назвать своим самым любимым. Это не просто выезд в свет и повод надеть роскошное платье и изящные драгоценности. Это возможность насладиться потрясающим представлением, красивой музыкой и интересной историей. И девушка искренне сожалеет, что в программе рождественских «развлечений» так мало подобных событий. Но то она, а для большинства все эти выезды в театры — всего лишь скучная необходимость и повод обсудить (и осудить) внешний вид остальных, да и просто вдоволь посплетничать. Очередной маскарад, на котором все стараются сделать вид, что они разбираются в происходящем и — ещё более важно — что им интересно.       — Ах, Ариэлла, дорогая, вы выглядите восхитительно! — леди Блэк изящно обнимает девушку и улыбается настолько широко, что любой заподозрил бы ее в лицемерии.       Лестрейндж же точно знает, что эта улыбка искренняя — полная торжества. Улыбка человека, который на сто процентов уверен своей победе. Ещё бы — заполучить в будущие невестки одну из самых желанных кандидатур… Разумеется, она невероятно довольна этим фактом. Как жаль, что мнения самой Ариэллы никто спросить не удосужился.       — Благодарю вас, леди Блэк. Счастлива увидеться с вами, — отвечает Ариэлла, и в ее тоне, вопреки истинным желаниям слизеринки, исключительно вежливая доброжелательность. — Мистер Блэк.       Знал бы кто, как ей сейчас — в который раз — хотелось запустить в него какое-нибудь малоприятное заклинание… Не то чтобы это сделало ее счастливее, но хотя бы немного порадовало. Вот бы увидеть, как он, к примеру, неловко наступает на длинный шлейф чьего-то платья или, спотыкаясь, падает прямо на столик с бокалами… Увы, все это происходит лишь в мечтах Ариэллы.       В реальности же ее недруг лишь склоняется перед ней, как того требует этикет, и едва ощутимо касается ее затянутых в атлас пальцев лёгким поцелуем. И от мысли, что необходимость совершать подобные действия ему явно не нравится, слизеринке становится чуть легче.       — Леди Лестрейндж, — произносит он, и девушка не понимает, чего в его тоне больше — иронии или раздражения, тщательно скрытого светской благожелательностью.       — Ариэлла, полагаю, вы с Сириусом можете занять третью ложу. Так вышло, что мы по ошибке забронировали три вместо двух, — голос Вальбурги звучит наигранно-грустно, и слизеринка едва удерживается от усмешки и язвительного «Какое совпадение».       Но леди в обществе себя так не ведут. Даже если очень хочется. Даже если компания безмерно бесит. Впрочем, Ариэлла обращает на это внимание ровно до начала представления. «Щелкунчик» всегда был ее самым любимым балетом. Потрясающая постановка, восхитительные движения и поистине завораживающая музыка… Даже если бы не использовалась магия, происходящее на сцене походило бы на волшебство. И это восхищает девушку.       Вот только Блэк, кажется, совершенно не разделяет ее чувств. В любое другое время ей было бы совершенно все равно, но гриффиндорец, очевидно, не слышал о правилах поведения в театре. К величайшему раздражению слизеринки.       — Ариэлла, тебе шестнадцать, а ты все ещё любишь сказки? — он легонько касается ее оголенного плеча, вызывая у девушки волну мурашек.       Отвечать на это, разумеется, Ариэлла не собирается.       Только кивает в надежде, что он отвяжется.       Да, шестнадцать. Да любит. И эта любовь к волшебным историям, где все идеально, неискоренима. Потому что сказки — это иногда такой заманчивый способ сбежать от реальности… в которой обитают чудища похлеще выдуманных. В общем-то, никто и не знал об этом ее маленьком увлечении. За исключением братьев, которые частенько ее по этому поводу подкалывали, и теперь вот Сириуса. Остаётся надеяться, что ненавистный женишок не станет болтать.       — Слушай, Ари, тебе действительно нравится, или ты просто, как и большая часть здесь присутствующих, виртуозно делаешь вид?       Лестрейндж закатывает глаза, на мгновение отрываясь от происходящего на сцене.       — Слушай, Сири, — она издевательски сокращает его имя, зная, как его это бесит, — у тебя действительно есть мозг, или ты просто, как и большая часть здесь присутствующих, виртуозно делаешь вид? — и пока Блэк прожигает ее удивлённым, но все равно каким-то насмешливым взглядом, добавляет. — Если верно первое, то, будь добр, заткнись и не мешай.       И к величайшей радости Ариэллы, более ее жених не беспокоит до самого конца представления.       Однако по сравнению с более-менее безобидными ежегодными светскими мероприятиями свадьба брата оказывается для Ариэллы куда более тяжелым испытанием. Начать стоит с того, что практически каждый член семьи Лестрейндж был не в восторге от этого брака. Включая жениха. Но Беллатрикс, являясь представителем семьи Блэк, то есть, равной Родольфусу по происхождению, больше прочих подходила на роль невесты младшего сына лорда Рдаэна. Отказа бы не приняли.       Последний вечер перед церемонией Ариэлла, Родольфус и Рабастан проводят в комнате слизеринки. Втроём — а больше никто и не нужен. Младший из братьев Лестрейндж имеет не так много близких друзей, с которыми бы ему хотелось разделить последние мгновения спокойной жизни. Компания брата и сестры же для этого подходит идеально.       — Я не хочу терять тебя. Вас обоих.       Это признание срывается с губ Ариэллы совершенно для неё неожиданно. Но Родольфус и Рабастан ей дороги. И болезненное осознание того, что с завтрашнего дня младший из ее братьев больше не сможет уделять ей столько же времени, сколько раньше, не может ее не расстраивать. Даже сейчас, когда ещё ничего не случилось, когда они лежат, как в детстве, втроём на огромной кровати Ариэллы, сердце слизеринки сжимается.       — Ты никогда не потеряешь нас, малышка, — Родольфус берет ее за руку и переплетает их пальцы.       В этот же момент то же самое делает и Рабастан. И Ариэлла — впервые с начала каникул — чувствует, что счастлива. Может, не в полной мере, но все же счастлива. Сейчас, в этот момент она рядом со своими — без преувеличения — самыми дорогими людьми. Есть ещё лорд Лестрейндж, конечно, но пока что она все ещё злится на него за ее помолвку с Блэком. И все же отец остаётся для неё тем человеком, которому она в конечном итоге готова простить все. Разве что этот «конечный итог» ещё не наступил.       Ариэлла прикрывает глаза. Им всем нужно просто пережить завтрашний день.       Вот только сделать это, увы, оказывается сложнее, чем слизеринка могла предполагать. Если на само бракосочетание приглашали только самый близкий круг, то на следующий за ним бал в поместье Лестрейндж собирается едва ли не вся элита магического мира. И всем что-то вечно от Ариэллы надо… Как будто эти люди не слышали о такой поистине восхитительной вещи, как личное пространство. И именно его так отчаянно не хватает слизеринке.       Ей хочется просто крикнуть, чтобы ее оставили в покое, не задавали никаких глупых вопросов, отвечать на которые у неё нет совершенно никакого желания, но… Все, что она может — вежливо, пусть и не совсем искренне улыбаться, потому что именно это и делают леди. Никто бы не понял, если бы Лестрейндж внезапно захотела бросить все и подняться в свою комнату. К ее сожалению, правила на приемах были весьма строгими. И если бы она могла, уже давно оставила бы этих гостей, которые ей нисколько не приятны, развлекаться самостоятельно. А после закрылась бы в библиотеке, открыла книгу… и весь остальной мир мгновенно перестал бы для неё существовать. Как жаль, что в ближайшие несколько часов это неосуществимо.       А ещё танцы, танцы, танцы… Они кажутся бесконечными и выматывают просто безмерно.       Музыканты начинают играть вальс, и Ариэлла отходит в сторону. В этом зале осталось действительно мало кавалеров ее возраста, с кем бы она ещё не танцевала. Но ни одному из них она не желает оказать честь быть ее партнёром в вальсе. Какой смысл соглашаться, если все, что она получит от этого танца — это в лучшем случае усталость, а в худшем — оттоптанные ноги? Опыт у неё был, а повторять она не желала.       Но не успевает девушка взять бокал шампанского, как перед ней возникает Рабастан. И улыбается так, как он улыбался только ей — чуть проказливо, немного хитро, но с бесконечной нежностью.       — Позвольте пригласить вас на танец, леди Лестрейндж, — он шутливо кланяется ей и протягивает руку.       И Ариэлла чувствует, как от ее усталости и недовольства не остаётся и следа.       — С превеликим удовольствием.       Оба смеются, как если бы этот вечер нисколько не утомил и не раздражал их обоих.       Их пара кружится по залу, и нет ни одной девушки, которая могла бы посоперничать с Ариэллой в красоте и грациозности, и ни одного парня, который мог бы сравниться с Рабастаном. В этот момент они затмевают даже жениха и невесту — всего на несколько мгновений, но это успевает вызвать радостное удовлетворение Родольфуса и нескрываемое бешенство Беллатрикс. Мелодия заканчивается, начинается следующая, но брат и сестра едва ли обращают на это внимание, полностью увлечённые друг другом. Ариэлла вспоминает, как она в детстве любила танцевать со своими братьями. Вспоминает уроки танцев, и как однажды Рабастан и Родольфус сорвали занятие Ариэллы, начав вальсировать вдвоём под громкие крики чопорной немки, которая не могла выключить зачарованный граммофон, и радостный смех сестры.       Потрясающе время.       — Тоже вспоминаешь тот чудесный день, когда мы вывели из себя фрау Кальт? — усмехается старший из ее братьев, на что девушка только смеётся и радостно кивает.       Краем уха она слышит разговор отца с леди Блэк и невольно прислушивается.       — Лорд Рдаэн, ваш сын столь застенчив? Это четвёртый танец подряд, который он танцует с Ариэллой, — в голосе Вальбурги усмешка, но Рдаэн Лестрейндж не из из тех, кого могут вывести из душевного равновесия подобные дешевые уловки.       — Не могу винить Рабастана за желание потанцевать с самой красивой леди этого вечера, пусть эта леди и его сестра.       Дальнейшего их диалога девушка уже не слышит, но все же настроение ее неуклонно катится вниз. С одной стороны, комплимент отца был ей приятен, с другой…       — Поверить не могу, что эта сушеная вобла станет моей свекровью, — раздосадовано произносит Ариэлла так, чтобы это услышал только ее брат.       И почему-то в этот раз Рабастан отвечает без своей привычной иронии.       — Не бойся, сестренка. Мы не дадим тебя в обиду.       И все же в какой-то момент Ариэлла решается пойти на маленькую хитрость и ненадолго оставить гостей — всего на пару десятков минут, чтобы хоть немного отдохнуть. И она очень жалеет, что не может позволить себе больше. Однако когда девушка возвращается из маленькой гостиной, куда имели доступ только члены ее семьи, она понимает, что совершила огромную, просто фатальную ошибку, решив срезать путь до бального зала. Потому что именно в этом коридоре она сталкивается с Орионом Блэком. Интуитивно слизеринка чувствует, что ничего хорошего от этой встречи ждать не стоит. И, к ее бескрайнему сожалению, оказывается права…       — Послушай, девочка… — лорд Блэк пьяненько икает, и с его губ срывается хихиканье.       Ариэлла чувствует, как у неё на коже выступают мурашки. Ей так до ужаса неприятно, что хочется закричать прямо сейчас, но… Это один из тех самых тёмных коридоров в поместье Лестрейнджей, сконструированных и зачарованных особым образом. И криков здесь слышно не будет. Мысленно слизеринка успевает уже трижды обругать себя за то, что решила срезать именно этим путём. Хотя внешне она являет образец ледяного спокойствия.       Лорд Блэк же, видя, что она не оказывает никакого сопротивления, продолжает.       — Прекращай ломаться. Или ты думаешь, что твой статус «леди» ставит тебя выше всех остальных? Да нихрена подобного. Ты такая же, как и все остальные девки из твоего круга. Живой товар, который продают, заключая более выгодную сделку. Ты…       Ариэлле хочется заплакать, и только невероятным усилием воли она сдерживает слёзы. С одной стороны, это правда, и от этого вдвойне обидно. Но это ее дом, и она все ещё обладает своим титулом. Даже магия этого места — родовая магия — сейчас на ее стороне. И Ариэлла не позволит себя унижать, тем более на своей территории.       Ее пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки, спина выпрямляется ещё сильнее.       — Как смеете вы говорить в подобном тоне с леди? — голос Ариэллы звенит от ледяного презрения.       В общем-то, ничего, кроме презрения, она по отношению к будущему свекру сейчас и не испытывает.       В воздухе витает напряжение, словно сам дом чувствует угрозу своей хозяйке. Лорд Блэк испуганно отшатывается, и это даёт девушке уйти.       И к ее невероятному сожалению, именно Сириус оказывается тем человеком, которого она встречает первым, едва выходит к гостям.       — Я смотрю, вы заскучали, леди Лестрейндж, — ее жених окидывает ее насмешливым взглядом, и Ариэлла понимает, что на этом ее лимит общения с этим так называемым высшим волшебным обществом исчерпан.       — Ты совершенно невыносим, Блэк. Точно так же, как и твой отец, — произносит девушка, к своему недовольству осознавая, что ее голос прозвучал совсем не яростно, как она того хотела.       А как-то обиженно и безмерно устало. Она действительно ужасно устала. В любое другое время она бы, как это обычно и бывало, проигнорировала собственное состояние и сделала бы вид, что все в порядке, но… Не сегодня.       Ей приходится подождать, пока отец завершит разговор с лордом Малфоем. А после Ариэлла прикладывает все свои актерские умения, чтобы лорд Лестрейндж поверил в ее недомогание. К величайшей радости девушки, актрисой она была превосходной.       — Рабастан, полагаю, ты сможешь проводить сестру в ее комнату, — обеспокоено произносит лорд Рдаэн, и старший из братьев Ариэллы тут же оказывается рядом с ней.       И едва они отходят на достаточное расстояние от бального зала, слизеринка замирает, не имея более сил сдерживаться. Весь тот страх, который она испытала тогда, в разговоре с лордом Блэком, вся ее злость, все ее раздражение, которое она так старательно подавляла весь вечер… Ариэлла прижимает ладонь к губам, словно бы это могло остановить слезы, но это нисколько не помогает. Девушка закрывает глаза и чувствует, как Рабастан обнимает ее, как гладит ее по волосам. А после она все же решается рассказать брату о той сцене в коридоре. И только когда она снова смотрит на Рабастана, когда видит, как в его темных глазах вспыхивает всепоглощающая ненависть, понимает, что сделала это зря. Потому что теперь вряд ли что спасёт лорда Блэка если не от фингала под глазом, то от другой, какой-нибудь ещё менее приятной для Ориона мести. Впрочем, Ариэлла даже не будет пытаться отговорить брата. Во-первых, бесполезно — уже проверено, и не раз. А во-вторых… Есть все же что-то до дрожи упоительное в том, чтобы видеть, как неприятель получает по заслугам. Или не видеть, но хотя бы знать, что это произошло. И никакие светские маски не станут преградой.       Лорд Блэк хотел напугать ее? О, нет.       Не на ту напал.