***
Я падаю с кровати, ударяясь головой о стоящую рядом тумбу. Забиваясь спиной к ней, я хватаюсь двумя трясущимися руками за голову. Со лба течёт холодный пот, а челюсть невольно начинает дрожать. «Это был лишь сон!» — неумышленно выкрикиваю я на всю комнату. Сидящий неподалеку Гений, пишущий что-то в своем дневнике, с недоумением смотрит на меня своими проницательными зелеными глазами. По его лицу я понимаю, что он желает задать мне с десяток вопросов, но основным всё же был «Что тут нахрен произошло?». К сожалению, а может, к счастью, любопытный Второй не расспрашивает меня и быстро решает не вспоминать об этом, хотя я точно понимаю, что он и я этого никогда не забудем. — Как дела? — спрашивает он, отрываясь от своей тетради. — Кошмар, наверное? — Я в порядке. Да, кошмар, — говорю я, пытаясь встать с холодного пола. — Нужна помощь? — он встаёт с кровати. — Рисуй в своем дневничке дальше. — Как скажешь, друг мой. Он подходит к стоящему рядом стулу, на котором лежат мои вещи. Затем умник берёт их и протягивает мне. — Если нужна помощь, не важно какая, — я помогу. Я решаю промолчать. После нескольких секунд тишины Второй идёт к двери со словами: «Я буду на улице», а после уходит. Надевая свою вчерашнюю семицветную рубашку, позаимствованную у Третьего и белые брюки, я заправляю кровать и усаживаюсь на неё. Наконец, окидываю взглядом комнату. Я сижу на двухметровой кровати, которая когда-то принадлежала Первому. На другом конце комнаты расположена точно такая же кровать Второго. Возле каждой из них стоят крепкие дубовые тумбы. Стены выкрашены какой-то тёмной краской, что кажется парадоксальным, ведь у Художника ярая мания к рисованию. Тронута, разве что, только небольшая часть стены у спинок кроватей. На ней изображены разные абстрактные сюжеты Гения. Второй уже потерял интерес к таким рисункам, его охватила ненависть к ним, к своему прошлому творчеству. От когда-то яркого пламени странного жанра остались лишь давно холодные угольки, как и от самого Второго. Что печально, ведь мне такие художества Умника очень нравились. В центре комнаты стоит круглый красный шестиногий стол, под которым на деревянном полу лежит большой прямоугольный ковёр из верблюжьей шерсти. На столешнице разные настольные игры, которые так любит Первый. Слева от меня высокое окно, из которого хозяева комнаты частенько смотрели на природу. Возле кровати Художника стоит уже пустой шкаф, на котором когда-то располагался различный хлам Первого. Вскоре я решаюсь выйти из этого странного местечка, в котором проживали Второй и Первый. Отворив дверцу, я удивляюсь тишине в доме, которой я не слышал уже большое количество времени. Проходя по ужасно древнему скрипучему полу, я наконец добираюсь до такой же древней и скрипучей лестницы. Спускаюсь на второй этаж, опираясь не на перила, а на стену, которая хотя бы не проваливалась от малейшего прикосновения. Тут никого нет, как, собственно, и на первом. Выбираюсь на улицу. Передо мной, на крыльце дома уютно посиживают ребята, попивающие алкогольные напитки и иногда прикуривая здоровенные серые папиросы, испускающие густой дым. — Не отвлекаю вас, господа, — говорю я, закрывая дверцу. На мой голос первой оборачивается Дьяволица. — Здравствуй, Пятый. — Привет, — отвечаю ей я. Бледный сидит, прижимая ноги к телу, и временами попивает вино, задумчиво глядя на Сад. Он поворачивается в мою сторону вслед за сестрой. — Как спалось? — спрашивает Бог. — Более, чем хорошо. Второй окидывает меня загадочным взглядом. — Присаживайся. — Хорошо. — Будешь? — Художник протягивает мне бутыль с таинственной для меня жидкостью. — Хрен его знает, что это, но пить, наверное, можно, по крайней мере, я ещё не откинулся. — Где ты это откопал? — Третий отдал. Даром, что удивительно для его натуры. — Это плохой знак, — отвечаю я, но всё же осмеливаюсь попробовать неизведанный напиток. Я делаю парочку небольших, пробных глотков. На вкус довольно неплохо, но через несколько мгновений эта хрень от идиота Третьего вызывает внутри меня целую гражданскую войну. Одна из сторон этого военного конфликта в кишечнике сжигает всё, что видит, выстраивая за собой огненную тропу, которую я безнадежно пытаюсь затушить, отправляя небольшие отряды подкрепления в виде воды — она кажется мне единственным союзником в этой ситуации. Но я глубоко ошибался. Вскоре, вода присоединяется к отряду поджигателей, и они, собирая всю армию, двигаются в лобовую, вызывая у меня рвотный позыв. — Не здесь! — кричит Бледный, но уже поздно — вся армия выливается на лужайку дома. — Ну и ну… — тихо произносит Дьяволица. — Извините. — Это нормально, сам знаешь, похлёбка Третьего всегда такая. Тяжело в самом начале, а затем привыкаешь, — заступается за меня Второй. — Хочешь попробовать ещё? — Нет! — выкрикиваю я. — Больше не давай мне гадость, которую производит наш Силач. — Как скажешь, — с удивлением отвечает он, залпом выпивая весь оставшийся «яд». — А где, собственно, Третий и Четвёртая? — задаю вопрос Бледному. Бог молчаливо смотрит на ясное небо, а затем поворачивается ко мне, понимая, что вопрос адресован ему. — Возможно, решили поработать, а возможно — прогуляться. А может, просто, заняты своими делами, — отвечает он. — После вчерашнего дня их не видел, да и не моё это дело, Пятый. — Четвёртая до сих пор влюблена в Первого? Ребята изменяются в лице и задумываются. Умник садится на досочки, а после говорит: — Не знаю даже. После той ссоры они сильно охладели друг к другу. — А тебе зачем, собственно? — удивляется Дьяволица моему вопросу. — Что, чувства к ней у тебя так и не прошли? Я смущаюсь, а моё лицо предательски заливается красным цветом. — Серьёзно? — поражается Пятипалый. — Да, серьёзно. — Да ну, столько времени прошло, а ты до сих пор о ней думаешь, — с презрением говорит Художник, закуривая самокрутку. — А что в этом такого, Второй? — Ну, знаешь, она как-то холодно к тебе относиться, и это очень мягко говоря. — Холод там не чувствуется, — вступается Дьяволица. — Она, как ненавидела тебя миллиарды лет назад, так и сейчас ненавидит. Зачем тебе она, Пятый? К беседе присоединяются остальные. — Друг мой, на Земле совсем неплохие девушки… — Четвёртая, скорее, к Третьему уйдет. Они, наверное, уже вместе… — Она уже несколько раз отвергала твои предложения… — Пожалуй, пройду прогуляюсь, — не выдерживая, говорю я, быстрым шагом спускаясь со ступенек. Ребята начинают волноваться. — Что это с ним? — Не с той ноги встал, видимо. Второй выбегает вслед за мной, но его останавливает Владыка Ада. — Да ладно тебе, ему просто нужно побыть одному. Спустившись со ступенек, я прохожу ещё некоторое расстояние, а затем, раскрываю свои ужасные, чёрные с одной стороны и белые — с другой крылья, а затем, улетаю. Я направляюсь в сторону зеленоватой и влажной тайги под пышными облаками, навстречу лёгкому ветерку, который, то и дело, сушит мои глаза. Великая озаряет меня своими тёплыми золотистыми лучами. Мне всегда нравится это расслабляющее чувство. И вот, подо мною уже виднеется сплошь покрытые зеленью леса, а вскоре я замечаю и свою любимую реку, которая однажды спасла мне жизнь. Я ещё некоторое время летаю на неподвижных крыльях вокруг этого места, потихоньку спускаюсь, а вскоре всё же приземляюсь. Правда, врезавшись головой в небольшую ель. Приземление на крыльях — это ужасная проблема, вечно терзающая моё здоровье. Я никак не могу это решить. Тем временем, с моего лба медленной струйкой стекает кровь, которую я пытаюсь остановить правой рукой. Неспешным шагом я направляюсь к реке, которую когда-то прозвал Рейном. Моё присутствие замечают местные птицы, и, видимо, решают в честь моего возвращения устроить целую оперу. С разных сторон льются звонкие, но тихие и спокойные мелодии, беспрерывно ласкающие мои уши. Сколько же меня здесь не было? Я сажусь на землю возле бегущего Рейна, спиной опираясь на небольшой камень. Наклоняю руки к реке, и набираю воду, которую, затем, жадно пью и иногда поливаю на разбитую голову. Именно сюда я скатился после того, как меня столкнул Третий. К моему спасению напрямую причастна Природа, чей голос манил мою помирающую тушу прикоснуться к Рейну. В тот момент я очень быстро залечил свои раны, благодаря святой водице, и смог вернуться пешком к дому Бледного. Раны на голове заживают, а кровь и вовсе исчезает. Великая всё также одаряет своим теплом моё мокрое продрогшее тело, которое, иногда, ласкает легенький ветерок, а птички всё также не затыкая клювы, исполняют свою оперу . И мне это, чёрт возьми, нравится. Пожалуй, я проведу эту ночь здесь…Глава III. Жизнь Пугала. Пятый ангел.
19 января 2022 г. в 17:38
Стоит постепенно исчезающий серебристый туман. На небе под Великой собирается бесчисленное количество серых туч, беспрерывно обливающих моё тело водой. Дует лёгкий ветерок, медленно раскачивающий ряды хвойных деревьев. От них идёт отличительно-резкий таёжный запах, кружащий голову, по которой непрерывно, один за другим, наносятся удары.
Я сворачиваюсь клубком, но это никак не останавливает их, а наоборот, раззадоривает. Они начинают колотить всё моё тело с двойной силой и более ярким блеском в глазах.
Стоящая позади них Четвёртая, по всей видимости, заливается каким-то ужасным, неестественным для неё смехом, который я не слышал до этого момента.
Несмотря на то, что я прикрываю лицо руками, но им всё же иногда удаётся заехать ногой по носу или по глазу, которые и без того были синими. Изо рта медленно вытекает струйка крови. Разбухшие глаза практически ничего не видят, а пелена из слёз, оседающая на мои синие буркалы, размывает всё, что я вижу. Я уже не ощущаю никакой боли, кроме душевной. Мне до такой степени обидно, что я и сам мог бы довести себя до такого физического состояния.
Тем временем удары начинают стихать, а вскоре и вовсе прекращаются.
— Ты там живой, урод? — спрашивает у меня Третий, вытирая о мою рубаху свои ноги.
Я хочу сказать ему что-то вроде: «Пошёл ты», но вместо этого издаю лишь жалкие мычания.
— Что ты там вякаешь? Не немой, вроде как, — говорит Первый.
— По...шёл т-ты, — через силу выговариваю я.
Третий удивляется моей дерзости, замахивается ногой, и вскоре, я чувствую как по моей челюсти мощно проезжает ботинок, который явно выбивает несколько зубов, не забывая устроить во рту кашу из крови, зубов, пыли и грязи.
Первый, увидев эту картину, решается вернуться к моему избиению, но его неожиданно останавливает Третий, вынимающий небольшой самодельный кинжал из ножен.
— Уже? — удивляется Первый.
— Да, хватит с него. Пугало тоже заслуживает быстрой смерти. Как считаешь?
— Нет, как по мне…
— Давайте без ваших этих дискуссий по этому поводу, ребят? — включается в разговор Четвёртая. — Давайте уже покончим с ним.
Первый берёт моё больное тело за подмышки и ставит на колени перед Третьим, который уже вовсю любуется своим замечательным кинжалом, проверяя его остроту на кончиках пальцев.
— Прощай, Страшила, — говорит он, ударяя в мой бок сверкающим лезвием.
Поначалу я практически ничего не чувствую, но уже через несколько секунд я испытываю острую, жгучую боль в области живота. Я невольно начинаю прикрывать это место руками, с которых медленно прямо на мокрую траву, меняющую свой окрас с зелено-коричневого на бурый, стекает алая кровь. По моему телу всё так же пробегают капельки дождя, который, видимо, ещё долгое время не собирается замолкать. Мне резко становится холодно, хотя живот будто прожигают насквозь.
Окружающий, едва различимый для меня мир вдруг начинает темнеть.
Кровь всё ещё стекает на землю, по телу, которое продолжает раскачивать слабенький ветерок, безостановочно бегут мурашки, а с лица вниз к телу сползают голубые крупинки дождя.
Единственное, что я вижу, помимо своего умирающего тела — три силуэта, ехидно посматривающие на мои мучения. Но вскоре, один из них подходит ко мне и несильным ударом ноги выписывает с холма, заставляя на спине скатываться вниз…