[ГУГБ СО] Упавшая звезда

      Сегодняшний день был полон волнений — Элеонора должна была пойти в школу. Фрау Хоффеальмайер с утра хлопотала: каждые пять минут поправляла воротник блузки своей подопечной и спрашивала, всё ли она положила в портфель. Ноно только кивала и повторяла, что всё на месте. Излишняя внимательность попечительницы начинала ей надоедать. Она молилась про себя, чтобы они с Верой, которой было поручено проводить Ноно, поскорее вышли из дома.       Покончив с завтраком, Элеонора вскочила из-за стола и уже хотела бежать.       — Ноно! Стой! — крикнула Фрея. — Это не вежливо вот так убегать.       Норхен так и замерла на пороге в позе, будто она готова вот-вот вылететь на крыльцо. Фрея подошла к ней и в очередной раз стала поправлять блузку. На девочке она сидела несколько мешковато. Элеонора нетерпеливо выдохнула.       — Вот так. Веди себя хорошо: будь вежлива с учителями и своими подругами, не забывай улыбаться — ты должна произвести хорошее впечатление, — сказала фрау Хоффельмайер.       — Да, я помню, — протянула Ноно.       — Замечательно! Вера, когда проводишь Ноно, не забудь зайти за продуктами.       Вера в знак согласия сделала реверанс. Они наконец-то вышли.       По дороге Вера и Элеонора шли молча. Улицу Норхен уже давно изучила, потому её взгляд упал на спутницу. Раньше она никогда не всматривалась в лицо Веры. Сейчас ей было отчётливо видно, насколько оно отличается: по форме, глазами; волосы у неё были уж очень чёрными, будто чернила, и нос какой-то не такой. Все говорили, что она не немка, тогда кто она?       Горничная ощутила на себе пристальное внимание девушки.       — Что такое? — спросила она.       — Вера, ты же не немка?       — Конечно нет, — ответила та спокойно.       — Тогда почему ты работаешь в Германии?       В голове Элеоноры пока не укладывалось, если фюрер создал Германию для немцев, как говорили Хоффельмайеры, зачем он впустил таких как Вера? Этого ей пока не объяснили. Вера же ей не ответила. Сзади на неё с разгона чуть не наехал мальчишка на велосипеде, подняв брызги из ближайшей лужи. Она еле отпрыгнула, закрывая собой Элеонору.       — Эй, русская свинья, иди помойся! — крикнул он под гогот приятелей, что проезжали с ним.       Норхен сильно испугалась, но когда она поняла, что произошло, её охватила злость. Как этот наглец смеет так говорить о Вере? Она сжала кожаные лямки портфеля. Спиной она почувствовала, что позади неё снова появилась стеклянная стена. По ту сторону появилась тот же самый девчачий силуэт, который так её напугал в прошлый раз. Элеонора сразу отмахнулась от навязчивого видения.       — Какой болван, — фыркнула она. — Такой недоумок…       — Где ты выучила такие слова? Никогда не слышала, чтоб ты ругалась, — удивилась Вера.       — Помнишь тех ребят, с которыми я играла? Я от них услышала, — Элеонора улыбнулась.       — Разве так хорошо говорить? — Вера давно поняла, что Элеонора позволяет ей себя воспитывать.       — Но ведь я использую их только когда сержусь.       — Смотри не проболтайся при фрау Хоффельмайер.       Норхен кивнула. Они вышли на новую улицу. Элеонора ходила по ней всего раз, когда они относили в школу документы.       — Так… ты из России? — снова вернулась к старому вопросу Ноно.       — Почти, — снова коротко ответила Вера и больше не сказала ни слова, пока они не пришли к трамвайной остановке.       Пока они ехали, Норхен заметила косые взгляды в их сторону, точнее в сторону Веры. Да, Элеоноре объясняли, что люди из России абсолютно дикие, но её горничная совсем не походила под те описания кровожадных убийц с востока. Может поэтому ей позволили работать в Германии. Та, несмотря ни на что, сохраняла хладнокровный вид.       Когда они вышли на своей остановке, в глаза сразу бросились ворота школы, тёмные и тяжеловесные.       — Зря ты со мной пошла, тебя опять будут задирать, — сказала Норхен.       — У меня нет выбора, фрау Хоффельмайер так сказала. Не бойся, я привыкла не обращать внимания.       — Если она так волновалась из-за моего первого дня в школе, почему не проводила сама?       — У неё сегодня важное дело — по телевизору будет кулинарная передача, она хочет записать новый рецепт.       — Что такое телевизор? — не поняла Элеонора.       — Это тот ящик со стеклом в гостиной. Что-то вроде кино, только дома, и работает как радиоприёмник. У тебя дома был телевизор?       — Может быть, но я не помню.       Они подошли ко входу в школьный двор.       — Удачного дня, — пожелала Вера.       Элеонора кивнула и вбежала во двор. Повсюду носились мальчишки чуть помладше её самой. Под развесистыми ветками дуба несколько девочек играли в классики. Ещё несколько групп учеников были рассыпаны по территории. То тут, то там мелькали белые рубашки, тёмно-синие юбки, коричневые рубашки и чёрные галстуки. Обилие рубашек разбавляли коричневые пиджаки на девочках и чёрные на мальчиках.       На новенькую стали поглядывать. Норхен уверенно шла через весь двор прямо к зданию. Фасад стоял на мощных колоннах. Перед самыми ступеньками на постаменте стоял бюст фюрера, под чьим строгим взором играли ученики. Над ним был вывешен и слегка вздрагивал от порывов ветра флаг Третьего Рейха. Рядом с бюстом стояла женщина в строгом платье.       — Ты Элеонора, я полагаю? — спросила она, когда девушка подошла ближе. — Я фройляйн Мюллер. Фрау Хоффельмайер попросила меня проводить тебя до класса, идём.       Учительница повела её по широким коридорам с высокими потолками. Элеонора заметила, что было полно детей и подростков, но очень редко можно было увидеть кого-то из старшеклассников.       Они остановились у больших дверей со стеклянными окошками. Фройляйн Мюллер её открыла и впустила Норхен. Она увидела несколько десятков сверстниц, сидящих спиной ко входу, так тут располагались парты. В кабинете стоял гомон из звонких девчачьих голосов.       Элеонора с сопровождающей вошла в класс, все девочки развернулись и посмотрели в её сторону. Фройляйн Мюллер указала на свободное место за партой. Норхен села и сразу почувствовала на себе тяжесть взглядов. Однако, заговорить с ней никто не решался. Только одна кудрявая девочка прошла мимо неё и презрительно хмыкнула.       Прозвенел школьный колокол, зовущий детей на урок. Девочки расселись по местам, но не умолкали, пока не вошла учительница. Стуча каблуками, она гордо пронесла свою массивную фигуру с накрученными в пучки, похожими на слоёное печенье, локонами и встала у доски прямо под портретом Гитлера. После приветствия учительница сразу посмотрела на Элеонору.       — У нас пополнение. Выйди и напиши своё имя, — сразу же сказала она.       Норхен вышла к доске и стала писать. Выведя последнюю букву имени, она задумалась.       — Мне писать свою фамилию?       — Что за вопрос? Конечно!       — Но… может вам не сказали, но я на самом деле не помню её, — виновато улыбнулась Норхен.       По классу пробежался смешок.       — Тихо! — прогремел голос учительницы. — Что значит не помнишь?       — Видите ли, доктор сказал — у меня амнезия. Это не заразно и скоро должно пройти.       Её отпустили на место, начался урок. Пока разъясняли материал, девочки то и дело оборачивались в сторону новенькой. Наконец, когда занятие кончилось, соседка с ней заговорила:       — Привет, я Грета Хайдрих. Видела про тебя объявление в газете. Ты правда ничего не помнишь?       — Да, это странное ощущение пустоты в голове. Я ничего не понимала.       Мимо них снова прошла кудрявая девушка. Взглянув на Элеонору, она громко и презрительно хмыкнула. Норхен это заметила.       — Что это с ней?       — Это Катрин Курцман. Не обращай внимания, она немного грубая.       После недолгого разговора Норхен поняла, что Грета узнала о ней чуть ли не самой первой в городе, ведь её папа — хозяин местной газеты. Её брат служит на Восточном фронте, а мама содержит детский дом для осиротевших детей солдат. В Клеттене мало что происходит, но новости о появлении Эдеоноры внесли разнообразие в утренние обсуждения за завтраком среди обеспеченных граждан. Во всяком случае, это лучше, чем ежедневные бомбардировки.       Прошёл ещё один урок. В этот раз девочки решили провести перерыв вне кабинета. Не успела Элеонора выйти, как её сзади толкнула Катрин.       — Не загораживай проход, — кинула она и, как ни в чём не бывало пошла по коридору.       Норхен с недоумением посмотрела ей вслед.       — Не обращай внимания. Я же говорила, что она грубиянка. Она должна успокоиться. Если нет, я поставлю её на место.       За прошедший учебный день девочки в классе немного осмелели и стали подходить к Элеоноре. Боязнь перед новенькой постепенно стала сменяться интересом. Когда прозвенел последний звонок, Ноно вышла, окружённая толпой девчонок, которые всё спрашивали у неё про амнезию.       — Не удивительно, дурочки часто ничего не могут запомнить, — раздалось замечание Катрин.       Все посмотрели на неё и стали ждать ответа.       — Я… я не дурочка, — промямлила растерявшаяся Норхен. До сих пор с ней были все дружелюбны, а сейчас такая враждебность.       — Да неужели? Ты даже свою фамилию вспомнить не можешь. Странно, что тебе вообще позволили здесь учиться.       — На что ты намекаешь? — вмешалась Грета.       — Может ей место в сумасшедшем доме? — бросила Катрин и поспешила сбежать.       — Да как ты смеешь? — возмутилась Грета. — Не слушай её, Элеонора. Она в это время находилась в прострации. Норхен представила, как Катрин получает по лицу, но бьёт не она, а кто-то очень похожий. Перед ней снова встала стеклянная стена. Донёсся тихий шепот:       — Ударь её, ударь…       Элеонора испугалась. Испугалась не только шёпота, но и мысли о том, что ей хочется кого-то ударить. С этого момента она решила, что ни за что не будет слушать этот страшный силуэт.