Соединение установлено

      Разговор по Skype, который состоялся в традиционном формате ближе к позднему вечеру, был в самом разгаре.       Нельзя было не заметить, что Женя была откровенно подавлена чем-то, что-то её изнутри тяготило, и парня не могло это не настораживать.       — Ещё я татуху новую набил. — вдруг, как ни в чём не бывало, обронил Даня.       Не стоит лгать: он ждал этого момента. Ждал, чтобы похвастаться, покрутиться перед ней.       В свою новую наколку, в которую, кажется, вложил больше всего смысла, чем в остальные, предыдущие, он верил: верил, что она понравится Жене.       Но при этом знал, какие комментарии она отпустит, какой критике подвергнет.       Ему нравилось посвящать ей свои места на теле; заполнять нетронутую кожу разными мотивами, надписями, предметами — почему бы и нет? Аргумент про то, как это будет смотреться в старости, который чаще всего используют, дабы отговорить от татуировки, или ещё глупее того — что скажут дети? — он не принимал всерьёз, и волен был жить так, как вздумается.              Пару дней назад его что-то торкнуло — и он записался к хорошему мастеру на свободное окошко.       — Татуху? — переспросила Женя, явно вовлечённая в предстоящую тему разговора благодаря удочке, которую он забросил.       Про себя подумала: Да ладно? Что он ещё придумал?       Помнится, в прошлый раз её реакция была неоднозначной. Но это, отчасти, и понесло его второй раз на эти скользкие рельсы. Хотелось удивить её чем-то до брызг из глаз, до эмоций, тех, за которыми он гнался, всё никак не догоняя. Конечно, его тело — его дело, но ведь если бы не она (вдохновительница), он бы и не стал увековечивать у себя на груди, а точнее — под грудью, эту многозначительную надпись. Одно слово.       Парень услужливо потянул край футболки на себя, уже через несколько секунд перебрасывая её через голову, отшвыривая — не заботясь, куда — в рандомную сторону, демонстрируя собеседнице обнажённое тело. Вернее, торс. В многочисленных татуировках, которые ему безумно шли, делая из него того Даню, которым он был во всём своём обаянии и привлекательности; с заработанными трудом и по́том кубиками на прессе, он был шикарен.       Апельсиновый сок, неотпитый из гранёного стакана в руке у Жени, рискнул вместе с битым стеклом оказаться на полу, когда девушка перевела, наконец, взгляд от прохладительного напитка, который стоял у неё на столике, на террасе, на Милохина топлес. Что уже был готов во всей красе продемонстрировать свою новую гордость в виде очередной непримечательной наколки, как сначала подумала Женя. Но её же сейчас не это интересовало?       Видите ли, её внутренний мир зачастую вступал в некий диссонанс с тем, что выражалось той или иной мимикой на её лице. Тема татуировок для неё была такой же неизведанной, как для Дани — куча всего на этой планете, и она с неподдельным интересом впитывала биографии всех татуировок, о которых парень имел честь ей рассказать. Но, чуяло её сердце, раз он так торжественно представляет ей эту — что-то опять пошло не так, и это касается её.       Женя всем сердцем не понимала, зачем он это делал. Она было стойко убеждена, что нужно иметь огромную смелость и большую уверенность в себе и в том, в чью честь ты забиваешь своё тело, чтобы посвящать такие картинки конкретному человеку или вовсе делать парные татушки. К медвежонку на ляжке у неё до сих пор были вопросы, ответы на которые она не получила.       А тут ещё и... ВЕЧНОСТЬ?..!       Это возмутительно!       — Ну как тебе?       — Там «вечность» написано? — уточнила она, зацикливая своё внимание на экране, который допустимо размыто передавал ей Милохина с новым трофеем, как ему казалось, с которым он точно получит сердце Евгении Медведевой.       — Да. — уверенно, но не без предчувствия, что ей уже не понравилось, подтвердил Даня. Но сдаваться рано.       Крепость по имени Евгения всё ещё держится. Всё ещё не взял.       — М-м, прикольно. — только и ответила что она. — Прикольно, конечно, Дань, но... — начала она.       — Подожди! — сразу остановил её Даня, выставляя вперёд ладошку. — Скажи, почему тебе не понравилось?       — Мне не не понравилось. — опровергла она.       Улыбка, тщательно замаскированная за приросшей к ней за все годы строгой спортивной карьеры измученной жизнью, не имела права себя выдавать. Вот это уж было бы фиаско.       Ей понравилось. Её глаза даже наполнились чем-то новым, тем самым чувством, которое даёт тебе понять, сигнализирует о том, что вот оно: первое светлое чудо новой влюблённости пришло.       Необъясним был тот факт, что Женя почувствовала нечто мощное, когда увидела магнетически сильную «вечность». Но и холодок прошёлся по её пальцам, заканчивая на сгибе руки, такой самоуверенный, такой вредненький. Такой ранимый и по-детски смешной.       Она хотела, чтоб он набил «ВЕРНОСТЬ». Ну почему-то в ней вспыхнуло молниеносно это желание, эта жажда справедливости стала выпрашивать свои права: Женя вдруг захотела, чтобы эта татуировка была набита под её чутким взором, чтобы она сидела напротив него, в тату-салоне, а он наслаждался верностью, которая вырисовывается у него под грудью. И она знала: их жизнь у них.       Но отрицать очевидное было бы невежественно.       Тем более, что она оценила такой полёт души. И даже разочарование в бытие, убитое горем существование, пусть и не целиком, конечно!, но показалось ей не таким бренным и горьким.       — Мне понравилось. — состроила она подобие улыбки.       Чувства сильной привязанности к этому молодому человеку; чувство несправедливости, которое она отныне испытывала бы на каждом шагу; мольба к небу, тяжёлые вздохи и время, убитое впустую, лишь бы поговорить с собой и с человеком, которого больше нет, в своих мечтах — всё смешалось в номере на побережье.       Слишком мало было времени, чтобы всё обдумать. Слишком резко она решила, что сможет воспринимать, как следует, окружающий мир и его участие, слишком рано позволила себе сотой долей включиться в этот разговор больше, чем до этого держалась на своём хрупком стане.       Он должен понять.       — Дань, ты извини. — комок из слёз резал сдавшееся горло, спускающееся к слабой хрипоте.       Ещё не хватало, чтобы она простудилась, когда бегала вчера под дождём, неожиданно для себя застав саму себя в этом желании: насладиться каплями, падающими с неба, пробежать под их напором, хоть и недолго, но чтобы запомнилось. Нет, она не заболеет. А дождь как будто предчувствовал, что бабушки вскорости не станет.       — Жень, прости. — почти одновременно с ней сказал он, видя, как ей плохо. — Нормально всё, всё хорошо? — потирая пальчиком экран, будто потирая её слёзки, которая она терпеть не могла выставлять на чьё-то обозрение, Даня заполошно смотрел в экран.       — Ну нет, конечно, Дань, не в порядке. — не отрицала она. — Но, как ты понимаешь, дело не в тебе. Давай созвонимся... Как-нибудь. — «отстрелялась» она, не рассчитывая на вежливость со своей стороны и роняя телефон носом в стол, предварительно нажимая на красную кнопку.       Он не понимал, как он сегодня будет спать худо-бедно, и как он сможет ей помочь.       Ранка ещё пощипывала: «вечность» была сделана не так давно, чтобы полностью исцелиться. Надев футболку, Даня перевернул телефон экраном вниз и посмотрел на раскинувшийся за окном вид. И понял, что чего-то ему без неё не хватает. Точнее — всего. ***       Вечер пах чем-то сиреневым и необъятным.       Разговор с Женей закончился полчаса назад. Она вела себя дёрганно, была на взводе и уже не двигалась по жизни с таким спокойствием и, что плохо, не пребывала в том дзене, которого на благо себе достигла. Чем очень, очень и очень, надо сказать, волновала его.       Душа не успокоилась в нём после разговора, а лишь обросла тысячами шипов, которые действовали на окружающих. А для неё он вполне мог бы стать терпеливой розой.       Даня занимал голову отвлекающими мыслями, но основная, как ни крути, заключалась в том, чтобы ехать за мечтой.       Было принято решение ехать за мечтой, которая была пока слишком далека и недостижима. Но, при этом, какое-то внутреннее чутьё или открывшаяся сердцу новая привязанность, именуемая привычно таким высоким словом, как любовь, отшибала мозги и привязывала крылья.       Даня не мог сказать, как ему пришла в голову эта сумасшедшая затея.       Ему самому она виделась откровенно абсурдной. До ломоты в ногах, которые должны были встать на этот скользкий путь, и головной боли от мысли, что он её не осуществит, и щекотания под ложечкой от горькой разлуки и борьбы с самим собой. Но именно этот фактор и был заявочкой на успех.       В конце концов, запретить ему этого тоже никто не мог. Он же имеет право на заслуженный отпуск так же, как и она, верно? Пусть в этом году он ещё не сделал толком ничего полезного, кроме прорыва в своём Тик-Ток (который случился, по большому счёту, без него, ибо подписчики просто приходили на контент с Евгений Медведевой, который довольно быстро исчерпался, но уходить не торопились, занимая выжидательные позиции), где, наконец (хотя, пофиг...), стукнуло семнадцать миллионов.       Но это был не отпуск. Это был рывок. Рывок навстречу.       Рисковать было в стиле Дани Милохина.       Конечно, совесть начала грызть ещё в тот же день, когда он намерился уже точно ехать: по поводу того, что у родителей остановиться не получится во избежание лишних вопросов. Да и дорога до Жени от них будет занимать слишком много. А жильё в Гостагаевской и транспорт для того, чтобы ежедневно перемещаться до центра, и вовсе обойдутся хоть и не в заоблачную сумму, но трата будет, как минимум, неразумной. Исходя из этого, парень смирился так или иначе с укорами собственного воспитания и, как-никак, уважения к семье, которая его растила и была его опорой в определённые годы его становления, и решил ничего не говорить родным о приезде и искать жильё в центре.       Он знал отель, где куковала спортсменка. Он знал, что можно было бесцеремонно заявиться в последние пять ничего не стоящих дней её единственного за этот год летнего отпуска. Знал, но... не стал. Решил куковать неподалёку, но сталкерить начать с заметного расстояния.       Но в последний момент совсем обнаглел. И снял-таки номер в её апарт-отеле со всеми удобствами.       И билет получилось урвать, что было крайне поразительно, на сегодняшний же день: офигенным ночным рейсом. Ярослав позаботился.       Оставалось собрать чемодан и собрать себя в кучку, не разломившись на мелкие осколочки задолго до прилёта, сходя на нет от страха и увлечённости.