***
Она уехала, а он остался. Она исполняла свою мечту, а он едва сводил концы с концами в попытках выжить. Она звонила ему часто и каждый раз спрашивала, как у него дела, а он лгал, что все в порядке, и чувствовал себя мерзко из-за этого. Она стремительно поднималась на вершину, а он медленно падал на самое дно. Она была счастлива, а он… он был счастлив за неё. Ее взлёт многие называли «вознесением». Ее голос сравнивали голосом сирен — таким же завораживающим и нежным. Ее карьера развивалась столь стремительно, что иногда ей хотелось поставить свою жизнь на паузу, отдышаться и передохнуть, но никто не предоставлял ей такой возможности. «Когда подбираешься слишком близко к вершине, всего один неверный шаг может стать причиной весьма болезненного падения» — этой фразой оправдывались все ее усилия. Пусть далеко не всегда все было гладко, — «просто» ведь бывает только в сказках, в которые Уэстфорд не верила. И она давно научилась не обращать внимания на шёпот за своей спиной — сложно отрицать тягу некоторых людей к обсуждению (или чаще осуждению) других. Деньги и грамотная работа продюсера и ее команды вкупе с неоспоримым талантом Амелии и желанием поделиться с миром своим творчеством давали поистине потрясающий результат. Было тяжело, но никто и не обещал, что будет легко. Но ее мечта — так или иначе — сбывалась. «Но ведь так не бывает», — как-то в одном из их длинных разговоров по телефону сказала Амелия Дарлингтону, на что он только рассмеялся. «Только потому, что этого не случалось с другими раньше, нельзя говорить, что так не бывает», — ответил он, и это — в который раз — вселило в неё уверенность в собственных силах. Амелия была права: теперь ее песни действительно звучали везде. И она ошибалась: если кому-то и могло надоесть ее пение, то только не ему. Не Дэниелу. Зачем приходил курьер в тот день, когда он закончил приготовление эликсира (и когда чуть не умер, да), он узнал позже — едва увидел на хлипком больничном прикроватном столике фотографию огромного пустого концертного зала, которая бы больше походила на простую почтовую открытку, если бы не подпись.«Больше всего на свете я хочу, чтобы ты был здесь со мной»
Эта надпись была витиеватым почерком Амелии выведена на обратной стороне. Выступление, о котором она говорила ему в их последний разговор, как он мог забыть? Но его настолько увлекло изготовление зелья, что все остальное буквально вылетело у него из головы. «…я хочу, чтобы ты был здесь со мной». Она наверняка звонила ему бесчисленное количество раз за эти пару дней. Он умирал от боли, пока она сияла на сцене. С чего он только решил, что приготовление «Оросчерио» — или как там этот эликсир называли в книге — окажется ему по зубам? Он не знал. Но магия — это все, что у него оставалось с тех пор, как Амелия уехала. Возможно, это действительно было так. Ведь если бы не вся эта ситуация, он не попал бы в один из самых престижных университетов страны. Даже после доступа к трастовому фонду у него не хватило бы средств, чтобы оплатить подобное обучение, Дарлингтон это понимал. Если бы ещё только он не чувствовал себя так мерзко сейчас… Сквозь болезненную вязкую темноту, из которой ему периодически хоть и с трудом, но все же удавалось выбираться, он почувствовал чьё-то прикосновение к своей руке — нежное, едва ощутимое. Это было странно. Вряд ли декан или кто-то из медсестёр или врачей стал бы прикасаться к нему столь бережно. И хотя это потребовало с его стороны определённых усилий, Дарлингтон распахнул глаза… и едва ли поверил в то, что это происходит на самом деле. В обстановке крошечной больничной палаты она выглядела так, словно была кинозвездой, по ошибке попавшей на школьную вечеринку — неорганично, неправильно, но при этом совершенно потрясающе. Пусть прическа растрепалась, макияж чуть размазался, а роскошное платье под белым больничным халатом слегка помялось. Амелия все ещё выглядела идеально, хоть и не была похожа на ту девочку, какой она осталась в его воспоминаниях. Была ли это работа ее стилистов, а может, она просто повзрослела, но… первые пару мгновений Дарлингтон разглядывал ее, словно произведение искусства, не имея сил отвести взгляд. В какой-то момент по ее щеке скатилась слезинка, и Уэстфорд стёрла ее изящным жестом. Дарлингтон почувствовал, как у него кольнуло сердце, и из его груди непроизвольно вырвался судорожный вздох. — Дэниел! Амелия обернулась и порывисто подалась было к нему, но остановила себя. Хотя больше всего ему сейчас хотелось, чтобы она обняла его. Она грациозно присела на краешек кровати и нерешительно, словно бы боялась сделать ему больно, прикоснулась к его ладони. Дарлингтон вздрогнул: ощущения от этого были такие, словно его ударило током, и Уэстфорд испуганно одернула ладонь. — Верни обратно, — пробормотал он. Так было проще чувствовать, что она действительно здесь, с ним, а не образ, навеянный его подсознанием по причине того, что он безумно скучал по ней. Амелия слабо улыбнулась. — Что с тобой случилось? — взволнованно спросила она и снова коснулась его руки. И в этот момент Дарлингтон ощутил невероятное, непреодолимое желание рассказать ей абсолютно все. Доверить ей ту самую свою тайну, которая в свое время отдалила его от самого близкого ему человека. Дэниел не мог сопротивляться этому. Не тогда, когда ради него Амелия пересекла океан, чтобы удостовериться, что он все ещё жив. Не тогда, когда чувство вины из-за этого сжигало его изнутри. Чем больше он говорил, тем мрачнее становилось выражение ее лица. Оно и понятно: он скрывал от неё большую часть своей жизни, по сути, лгал ей. Дэниел бы понял, если бы сейчас она просто встала и покинула палату, а может даже и его жизнь. И все же он отчаянно надеялся, что она этого не сделает. Когда он закончил, повисло тягостное молчание. Амелия отвернулась, и он увидел, как побелели костяшки ее пальцев, когда она сжала кулаки. Когда она заговорила, ее голос звучал глухо. — Я не пойму, Арлингтон, ты считаешь меня идиоткой или законченной эгоисткой? Ни тем, ни другим. Это, скорее, он боялся выглядеть в ее глазах эгоистом или идиотом. А в итоге получилось… то, что получилось. Дарлингтон вздохнул, болезненно поморщился, когда это простое действие отозвалось болью в груди, и взял Амелию за руку. — Не злись, — слабо произнес он, но она даже не обернулась. Только ее плечи, ему показалось, задрожали. Или не показалось?.. — Что ты, я радуюсь, — едко отозвалась она, но ее голос предательски зазвенел. — Перспектива похоронить кое-кого нарисовалась. Он бы, может, и хотел возразить, что она чересчур драматизирует, но фактически она была права. То, что он выжил, — это охренеть-какое-везение. Он не знал, что сказать. Внезапно все слова показались бессмысленными. И он просто крепче сжал ее ладонь — как раньше, словно бы это могло сказать все за него. Амелия всхлипнула, уже не скрывая своих слез, и осторожно обняла его. Дарлингтон почувствовал тонкий аромат ее духов, смешанный с запахом лака для волос, — такой знакомый ему ещё с тех времён, когда она была всего лишь школьницей. — Ты себе представить не можешь, как я испугалась, — проговорила она. Ее голос сорвался. — Ну, почему же не могу? Как раз могу, учитывая, что ты сорвалась сюда с шикарной вечеринки, на которой наверняка была целая куча знаменитостей, и перелетела океан. Она хотела отстранится, но он не дал ей. Несмотря на то, что его руки все ещё крайне хреново слушались его, Дарлингтон обнял Амелию. — Мне повезло, что теперь среди моих знакомых достаточно тех, у кого есть личные самолеты, — она попыталась усмехнуться, но только всхлипнула снова. — Черт, макияж окончательно потек. Она вздрогнула, когда Дэниел осторожно стёр слезинку с ее щеки. — Ты прекрасно выглядишь, — искренне сказал он, но она не улыбнулась. Напротив, Амелия нахмурилась и проникновенно посмотрела ему в глаза. — Пообещай мне, что больше не станешь подвергать себя такой опасности, — серьезно произнесла она. — Пообещай мне, Дэнни. Пообещай мне. «Дэнни». Он вспомнил, как год назад она в первый раз назвала его «Дэниел» вместо «Арлингтон»… Если он думал, что после того случая приобрёл иммунитет к этой почти магической силе звучания его имени из ее уст, то как же он ошибался. Горло перехвалило, а потому, когда он переспросил, его голос зазвучал хрипло. — «Дэнни»? Амелия смутилась и закусила губу, словно сама не ожидала этого. — Не переводи тему, — уже тише отозвалась она, но ее голос звучал так же непреклонно. И в тот момент Дарлингтон вдруг понял, что готов пообещать ей что угодно, только бы больше не видеть ее слез и этого страха за него в ее глазах. Это убивало. Он чувствовал себя ответственным за каждую ситуацию, когда она нервничала или только могла бы нервничать из-за него, и ощущал себя глупо из-за этого. Он не знал, что это было — особая связь лучших друзей, нерушимая привязанность соулмейтов или… нечто большее, то, о чем он пока запрещал себе даже задумываться. Но что бы это ни было, это что-то заставило его произнести следующие слова. — Я клянусь тебе, Амелия, — так же серьезно сказал он. Хотя уже тогда понимал, что это ложь. Когда-то, сидя на крыше Парадайз Хиллс, Дэниел сравнил Амелию со звездой, он помнил это. Сейчас понимал, насколько он был прав. Амелия Уэстфорд действительно была звездой — во всех смыслах этого слова. Ее восхождение вовсе не казалось ему удивительным, скорее, неизбежным. Ее сияние было столь ярким, что он не всегда понимал, как она с ним справляется. Но она справлялась. И делала это непринужденно, изящно, с достоинством королевы и никогда не позволяла себе более играть в Valley girl. Та девочка осталась в прошлом. А эта, новая Амелия казалась ему настоящей. Забавно, потому что обычно с теми, кто приобретает мировую известность, происходит прямо противоположное. Мог ли Дарлингтон, сопровождая ее в тот день в маленькую музыкальную студию Нью-Хейвена, знать, что это станет началом ее карьеры? Нет, едва ли. Он лишь хотел показать своей самой близкой подруге, на что она способна, поддержать и подарить уверенность. А в итоге, по сути, он стал свидетелем рождением будущей новой звезды, которая совсем скоро засияет столь ослепительно. Но разве ты не знал, Дэнни? Самые яркие звёзды сгорают быстрее всех.