***
Со смертью Дэниела Тэйбора Арлингтона III все изменилось. То, что казалось Дэнни простым, понятным и очевидным, вдруг резко обрело сотню разных тонов и множество смыслов, а последствия каждого принятого решения стали куда серьезнее. Если это было взросление… то Дэнни оно не нравилось. Впрочем, уже и не Дэнни — тот мальчик остался где-то там, в воспоминаниях. У него появились свои тайны, хранить которые, как выяснилось, было не так уж легко. И эти тайны — они могли оттолкнуть любого… кроме Амелии Уэстфорд. Она осталась почти такой же. Разве что маску «Valley girl» рядом с ним забрасывала куда подальше, позволяя себе побыть хотя бы немного более настоящей. И хотя Дарлингтон знал, что это — всего лишь одна из сотен ее ролей, он, черт возьми, все равно чувствовал себя особенным, зная, что она доверяет ему больше, чем остальным. Детская привычка. Между ними была пропасть недосказанностей… и все равно Амелия была ему куда ближе, чем кто-либо. Она сидела рядом с ним на крыше Парадайз, и компанию им составляли разве что луна и бутылка красного полусухого, которую Амелия незаметно конфисковала из родительских запасов. Оказывается, пить вино вот так, из горла, а не из бокалов, — это тоже довольно весело. Особенно если компания располагает. Компания располагала. Разве что Уэстфорд успела замёрзнуть и теперь куталась в пальто Дарлингтона, которое он накинул ей на плечи, невзирая на все ее протесты. Он рассказал ей о своих планах отучиться в колледже, а после вернуться и восстановить Чёрный вяз, а в ответ получил только улыбку и пожелание удачи. — Что, никакого осуждения? Никаких попыток отговорить? Никаких фраз в стиле «Где твои амбиции, Арлингтон»? — пародируя ее фальшивый калифорнийский акцент, усмехнулся он. — Эй, я позвала тебя выпить, а не на сеанс психолога. Если тебе нужно осуждение и уговоры — обратись к родителям, — наигранно-возмущённо отозвалась Уэстфорд и туже скривилась. — Можешь даже к моим, у них это отлично получается. Сложные отношения с ближайшими родственниками не были тайной ни для него, ни для неё. Дэниел поспешил свернуть с неприятной для обоих темы. — А твои планы на будущее? Амелия безразлично пожала плечами, приподняла бутылку, намереваясь сделать ещё один глоток… но только горько усмехнулась, и ее губы так и не коснулись горлышка. Уэстфорд устремила взор вдаль, и Дарлингтон вдруг поймал себя на мысли, что любуется ей. Лунный свет придавал ее чертам какое-то возвышенное, мистическое, почти призрачное совершенство; серебристой пылью мерцал на ее коже и волосах. Сейчас она выглядела так, словно не принадлежала этому миру — упавшая с неба звезда, фея, которой нет дела до смертных вокруг неё. Осколок чуда. Тайна. Дэниел сглотнул и заставил себя прекратить так откровенно пялиться на неё. — Свалить отсюда. Записать пару песен, которые потом в край достанут всех, потому что будут играть едва ли не из каждой микроволновки. Стать звездой, — ее голос он слышал словно сквозь вату. Она сделала паузу, скривила уголок губ и добавила. — Вступить в «Клуб 27», возможно. Дарлингтон знал о ее увлечении музыкой. Как и о том, что ее родители были решительно против того, чтобы их дочь посвящала этому всю себя. Как и о том, что на все ее «Но это моя жизнь!» мистер и миссис Уэстфорд использовали волшебную фразу «Мы платим за твоё образование». Фразу, которая заставляла Амелию замолчать и автоматически ухудшала отношения девушки с родителями. Периодически Дэниел ощущал непреодолимое желание посоветовать ей послать их к черту и, как он, попробовать жить самостоятельно, но… каждый раз он останавливал себя. Во-первых, вовсе не обязательно было Амелии знать обо всех трудностях его жизни. А во-вторых, для неё он такого не желал. — Долго же тебе придётся ждать, — будучи все ещё больше сосредоточенным на своих мыслях о ней, чем на ее словах, машинально отозвался Дарлингтон… и вся задумчивость моментально слетела с него, когда он осознал, что он только что ляпнул. «Идиот, — мысленно ударяя себя ладонью по лбу, подумал он. — Идиотидиотидиот». Но Амелия только фыркнула и, повернув голову, поймала его взгляд. — Много ты понимаешь, Арлингтон, — усмехнулась она. — Умирать тоже надо красиво. Иначе какой смысл? Она говорила о смерти так, словно бы ее жизнь ничего не значила. Дарлингтон едва подавил порыв зажать ее хорошенький рот ладонью, чтобы она прекратила. Потому что стоило ему только на мгновение представить, что последний пункт ее плана осуществится даже когда-нибудь в пока необозримом будущем, и его сердце заныло. — Неужели у тебя нет совершенно никаких поводов ценить свою жизнь? — тихо спросил он, опуская взгляд. Краем глаза он заметил, как она отрицательно качнула головой — легко и не сомневаясь. И неожиданно для себя он почувствовал решимость, какой не ощущал никогда прежде. Он взял ее прохладную ладонь в свою и убежденно произнёс. — Тогда позволь мне доказать тебе обратное, Амелия! Уэстфорд удивленно воззрилась на друга, но Дарлингтон только крепче сжал ее ладонь. Как будто это простое действие было в состоянии передать девушке хотя бы маленькую часть его уверенности. — И не влом же тебе, — отчего-то севшим голосом сказала она, и он понял, что это было ее согласие. Дэниел улыбнулся. Нет, ему не «влом», даже если ради этого придётся совершить что-то невообразимое. Потому что он достаточно знал свою подругу, чтобы сказать: Амелия Уэстфорд, черт возьми, стоила каждого усилия. Он показал ей, что жизнь может быть прекрасной и вовсе не такой темной, как она себе представляла. Что в каждом прожитом дне есть смысл. Что нельзя опускать руки, даже если ситуация кажется безвыходной. Это было то, что помогало выживать ему самому, и то, чем он поделился с Амелией. То, что помогло им обоим… и то, что странным образом их сблизило ещё сильнее. Хотя нет, вовсе это было не странно, скорее, закономерно, очевидно… неизбежно. Он показал ей те места, которые всем сердцем любил сам, и каждый раз у него перехватывало дыхание, когда он видел неподдельное восхищение в ее глазах. Он заверил ее, что увлечение музыкой — это вовсе не глупость, и всячески старался поддержать ее. (Один раз даже поднакопил денег и отвёл Уэстфорд в единственную в Нью-Хейвене звукозаписывающую студию. Она была маленькой и предназначалась, что уж там, больше для любительских записей, но Амелия все равно разволновалась. «Я не смогу», — сказала она ему тогда. Но Дарлингтон только взял ее за руку и улыбнулся. И когда Амелия запела после этого, от неуверенности не осталось и следа. А Дэниел мог лишь завороженно слушать, потрясённый чудесными переливами ее голоса). Он читал ей вслух отрывки из своих любимых книг… и в какой-то момент понял, что стена, за которой Амелия Уэстфорд скрыла все свои эмоции, пала — когда однажды, оторвав взгляд от книжных страниц, увидел в глазах подруги слёзы. «Подруги»… О, нет, это слово не отражало и половины тех чувств, которые Дарлингтон испытывал по отношению к ней. У него были друзья, которых было очень мало. И была Амелия, которая оставалась для него единственной и неповторимой. Это было куда глубже, чем простая дружба или привязанность. Тот самый случай, когда чужой, в общем-то, человек становится ближе самых родных. Особая связь. Практически родство душ.Valley lady
12 ноября 2021 г. в 16:21
Она совершенно точно не была похожа ни на одну девочку, которую он знал до этого. Ни на одну из его одноклассниц или дочерей немногочисленных друзей деда. На самом деле, когда семья Уэстфорд только въехала в поместье Райские холмы, находящееся в паре миль от Чёрного вяза, Дэнни не ощутил никакого энтузиазма от встречи с новыми соседями. Нет, никаких личных причин, но когда дед заставил его с самого утра преодолеть это расстояние, чтобы засвидетельствовать своё почтение новым жильцам, тут у кого угодно пропало бы всяческое желание любезничать. Тогда-то он и увидел ее в первый раз. Девочку, которая тянула слова на калифорнийский манер, и в чьей сладкой улыбке читалось нескрываемое презрение ко всему происходящему. О, она выглядела, как настоящая «Valley girl» — богатенькая стерва, современная принцесса — тот самый тип людей, которые никогда ему не нравились. Но что странно — она и не стремилась никому понравиться. Ни дома, ни в школе. Она не собиралась присоединяться к группке «популярных девочек», хотя имела для этого все возможности, не вступала в команду чирлидеров или комитет по организации мероприятий — чем ещё там обычно занимаются такие, как она. Игнорировала попытки учителей и одноклассников приблизиться к ней… но почему-то подпустила его. Дэнни сам не знал, почему, а она никогда не уточняла.
Дэнни не знал, почему его дед одобряет его общение с «этой странной милой девочкой из Парадайз Хиллс». Но в понимании Дэниела Тэйбора Арлингтона Амелия Уэстфорд всегда была такой — странной, но милой. А в понимании самого Дэнни — сначала просто «странной»… а потом просто «милой». Причём когда одно переросло в другое — он и сам точно не мог сказать. Просто в какой-то момент ее калифорнийский акцент и манеры «девушки из долины» перестали казаться ему раздражающими. Прошло не так много времени, прежде чем она призналась, что эти особенности поведения — напускные, и приобрела она их специально, чтобы позлить родителей. Это была первая тайна, которую четырнадцатилетняя на тот момент Амелия Уэстфорд позволила ему узнать. Первый знак доверия, которое она ему оказала. И, признаться, тогда Дэнни счёл это едва ли не честью. Потом были и другие — маленькие секреты, сокровенные мысли, заветные желания… то, что она делила только с ним. Жизнь Дэнни была простой и понятной, разделяющейся на «чёрное» и «белое», в то время как Амелии — куда более интересной и состоящей из сплошных полутонов. И тот факт, что такая девушка, как она — девушка-загадка, закрытая книга для всех окружающих, — доверяет ему, вызывал у него что-то сродни гордости. Может, она и не посвящала его во все, что на самом деле с ней происходило, но… он был хранителем ее небольших тайн, и это заставляло его чувствовать себя избранным.