Трое в коммуналке, не считая черепахи (и соседей)

Женя совсем не спит и очень много думает, почти всегда в своих размышлениях приходя к Арсению. Кажется странным и необъяснимым то, что раньше она не думала о нём так часто, потому что возвращаться к смоляным вихрам чёлки, сухим и немного потрескавшимся губам, васильковым глазам — до удивительного просто и правильно. Мысленно Чижова сравнивает Арса с уличным котом, которого много раз обижали злые люди; он кусачий, готовый ощериться в любую секунду, но внутренне жаждущий простой ласки, хотя бы крошечный кусочек. По-омски грозный, научившийся защищаться, Арсений кажется одновременно сильным и непоколебимым, как мощный утёс на краю мира, и при этом слабым и трепетным. Мягкость Попова в его поцелуе: честном и ласковом, а жёсткость уже после, в мгновенном отказе. Будто дал себе слабину и тут же обвинил себя в этом. Женька не осуждает, просто не понимает. За рёбрами тянет и ноет от необходимости ощутить подобную нежность ещё хотя бы раз. Чижова сравнивает произошедшее с первой дозой наркотиков. Психологическая зависимость появляется прежде физической; зависимость от ощущения эйфории, которая не может повториться вновь без следующей дозы. Женя как будто находится на грани осознания, что подсела — пока отрицает перед самой собой, хотя в самой глубине уже знает наверняка, что влипла. Это не становится удивительным открытием, не ошарашивает и не бьёт обухом по голове. Понимание кажется настолько естественным, будто это закон природы. Солнце греет, у воды есть три агрегатных состояния, а Женя влюблена в Арсения. По-детски, чисто и отчасти наивно влюблена, без громких слов, без надрывного «люблю». Насчёт того, что творится в голове у Попова, Чиж не думает даже — ошибётся точно, потому что порой Арс сам наверняка не до конца осознаёт, что за тряпки плавают в море киселя. Несмотря на то, что Арсений был воспитан омскими дворами, в нём питерского интеллигента на порядок больше: за всё время после поцелуя и неловкого пожелания спокойной ночи он ни разу не подал виду, что произошло хоть что-то из ряда вон выходящее, пока Чижова в мясо искусала себе все губы и почти решилась на разговор с Поповым. Выяснить хочется: откуда взялось желание пригласить в кино и целоваться, если потом он решил, что оно ему не нужно. Женя ломает голову и каждый раз останавливается в шаге от двери в его комнату. Нерешительность всегда была ахиллесовой пятой девушки, и сейчас это ощущается особенно остро. Каждое утро Арсений вежливо улыбается, желает хорошего дня и скрывается в комнате. Иногда по старой привычке приглашает выпить кофе вместе и рассказывает какую-то отстранённую чушь. Серёжа долго наблюдает, и, очевидно, всё видит, в один из вечеров подходит к Жене и без лишних прелюдий спрашивает в лоб: — Вляпалась? — По уши, — честно отвечает Чижова и пожимает плечами с лёгкой улыбкой. Ну, не вешаться же в конце концов, подумаешь, отшил разок. И не такое бывало: всё пережить можно. — А он? — А он дурачок, — спокойно произносит Женя и слушает Серёжин заразительный смех. Он ободряюще хлопает соседку по плечу и обещает, что всё будет хорошо. Чижовой на секунду кажется, что Матвиенко просто навёл на неё порчу и пожелал, чтоб всё им пережитое вернулось, иначе объяснить абсурдность ситуации не получается. Бессоными ночами Чиж слышит, как Бендыч выходит из своей комнаты и скрипит дверью в Серёжину, но с рассветом почти всегда сбегает. И Жене становится до скуляще-щемящей нежности радостно за соседей: пусть хоть у кого-то всё будет отлично.

***

За дверью в ванную уже больше получаса слышен шум воды, и Женя нервно притопывает ногой. Арсений плещется и что-то опять напевает — Чижова, честное слово, умилилась бы, если бы не опаздывала так сильно в «Птичку». Паша без лишних вопросов наставил девушке лишних смен, лишь по-доброму посоветовал не надрываться, чтоб не пришлось вызывать скорую и дурку прямо в бар. Женя в очередной раз настойчиво стучит костяшками по бледному выцветшему дереву и просяще стонет: — Арс, я очень опаздываю, мне нужно хотя бы умыться. — Чего ты ноешь? Ну заходи и умывайся, раз так горит, — отвечает парень, повысив голос, чтоб перекричать шум душа. Такое они уже практиковали: Женька и красилась, и зубы чистила, и брови выщипывала, пока кто-то из парней принимал душ, но после произошедшего неделю назад поцелуя становится не по себе. Слышно, как скрежещет щеколда, и Чижова решительно дёргает дверь на себя, не давая себе времени передумать, тут же погружаясь в густой пар. — Я быстро. — Мне по хуй, дверь только закрой, а то сквозит, — будничным тоном сообщает Попов из-за шторки и щёлкает какой-то крышкой: по помещению разливается терпкий запах цитрусового геля для душа. — И это мой гель, — бурчит Чижова, откручивая пробку с тюбика зубной пасты. Арсений хмыкает, воздержавшись от комментария. Женя старается не скашивать взгляд в сторону шторки, но получается откровенно плохо, и каждый изгиб просматривается отчётливо. Чиж вздыхает и принимается яростнее начищать зубы. — Подай полотенце, — просит Попов после десяти минут гнетущей тишины. Женя всё это время чувствует себя настолько неловко, что не сразу понимает, что сказал Арсений. Только спустя секунд двадцать соображает и тянется к крючку на двери, чтоб сдёрнуть с него пушистое белое полотенце. — Слушай, ты не обнаглел ли часом? — ощущение неловкости как рукой снимает, когда Чижова улавливает запах своего порошка. Воровством в коммуналке занимается только Матвиенко, да и уничтожает он в основном продовольственные запасы. Всё сразу становится по своим местам: ясно, почему бытовая химия так быстро заканчивается. — В смысле? Я просто попросил полотенце, — Арс по привычке прикрикивает, хотя вода уже не льётся. Звук звонко отлетает от кафеля и режет по ушам. — А какого хуя это полотенце постирано моим порошком?! — Чижова злобно пропихивает полотенце за шторку, стараясь зажмуриться, но всё равно выхватывает взглядом крепкую спину, облитую родинками, и судорожно вздыхает. Арсения до скулежа хочется касаться, касаться, касаться. — Всё, что ты покупаешь, очень вкусно пахнет, — признаётся Попов и вылезает из ванны, встав позади Чижовой. Она недоверчиво хмурится и заставляет себя смотреть исключительно в глаза Арсеньеву отражению, не стекая взглядом ниже. — Бука. Ну давай я буду скидываться, а ты будешь покупать? — Ну давай, — измученно выдыхает Женя и мысленно умоляет Арсения съебаться уже к себе в комнату. Арс никуда не съёбывается, наоборот стоит и скользит взглядом по Жениной шее, она чувствует это кожей, как разряды тока. Чижова откладывает в сторону тушь и оборачивается к Попову с вызовом во взгляде. Тот смотрит открыто и мягко, тут же усмиряя пыл девушки. Она вздыхает безнадёжно и шумно, бродя взглядом от капель влаги к родинкам. Не смотрит ниже плеч и ключиц, но и этого достаточно, чтоб судорожно глотать пар и безвольно сжимать и разжимать кулаки. Арсений тоже выглядит взведённым, но больше в нём смятения и неуверенности. В чём — Женя не знает. — Я тебя поцелую? — спрашивает Арсений едва ли громче, чем колотится сердце у Чижовой. Заполошный стук почти заглушает слова, но Чижова читает по губам, к которым прикипает взглядом. — Больше не спрашивай, просто делай, — Женя закатывает глаза, фыркнув, и приподнимается на носочки, чтоб коснуться губ. Осознание того, что Арсений стоит в одном несчастном полотенце на бёдрах, вызывает много смешанных чувств, которые девушка глушит, пробегаясь пальцами по разгорячённой от воды коже. Попов вздыхает Жене в губы и отстраняется, прижимаясь лбом к её лбу, и смотрит нечитаемым взглядом. — Опять скажешь, что не надо было? — Чижова жмурится, будто в ожидании удара, и до бледных лунок на коже впивается в плечи Арсения, оттягивая момент. — Мы на смену опаздываем, — произносит Арс и отодвигается окончательно, оставляя после себя ощущение пустоты и неприкаянности. Жене обидно до чёртиков, но она лишь резко разворачивается и заканчивает макияж, задержав дыхание. Чтобы не взвыть в голос, чтобы не покрыть Арсения матом, чтобы не плакать и не причитать о своей тяжкой доле.

***

— Привет, птенец! — Паша встречает Женю с распростёртыми объятиями: не хмельной, но подозрительно улыбчивый и счастливый. — Чего клювик повесила? — Паш, — тянет Чижова и улыбается от уха до уха. Воля нескладный, тощий, с острыми скулами и заразительным смехом. Женя проникается к начальнику самыми тёплыми чувствами, как к старшему брату, который и пожурить может, и с обидчиком разобраться, и дать ценный совет. Когда мужчина называет её птенцом, Чижова невольно забывает обо всех невзгодах и расплывается в улыбке. — Смена сегодня закончится раньше на пару часов, но ты останься, ладно? Мы предупреждаем гостей на входе, но ты им напоминай периодически, что всю ночь сегодня работать не будем, — подмигивает Воля. — Чего? — Женя непонимающе хлопает глазами и нервно поглядывает на экран телефона: ей нужно выйти в зал и сменить Лёлю через десять минут, а она ещё не успела переодеться в рабочее. — Что-то случилось? — Есть несколько новостей, которые я хочу обсудить с коллективом. Сначала общие вопросы, потом… Всё потом, птен, всё потом! — Паша тоже бросает взгляд на свои наручные часы и скрывается из поля зрения. Чиж пожимает плечами и идёт к своему шкафчику. Смена тянется жвачкой, Женя едва успевает выдохнуть, бегая среди столиков с подносом. За барной стойкой стоит какой-то новенький: весь изрисованный татуировками, со слегка оттопыренными ушами, в мятой толстовке, непрерывно заливающий в себя алкоголь. Он быстро намешивает коктейли и не прекращает лить в уши какие-то сомнительные комплименты посетительницам, сидящим прямо у стойки: те расплываются под его взглядом стальных глаз и отваливают немало чаевых. Чижова решает после смены непременно познакомиться с ним, но тот девушку опережает ещё во время смены: — Я Эд, — вместо протянутой ладони перед носом Жени оказывается чёрный ром, который та с удовольствием заливает в себя, почти не морщась. По груди разливается приятное алкогольное тепло, мир становится чуточку светлее, и даже басы не так сильно уже грохочут по ушам. — Женя, — отвечает девушка и коротко кивает парню. Тот улыбается — на удивление добродушно, а не скаля зубы. Его образ явно создаёт о нём много лишних стереотипов. — Текила Санрайз, Белый русский, Зелёная фея и Пина Колада. Эд кивает и отворачивается к полкам с алкоголем, и Женя впервые за смену позволяет себе перевести дух: кажется, все клиенты сидят довольные и не озираются в поисках официантки. Хочется курить, но на это времени точно нет, поэтому девушка просто старается расслабиться. По сцене бродит Арсений и завлекает в очередной интерактив посетителей, те с удовольствием выходят на сцену и улыбаются Попову. Тот сам сверкает начищенным пятаком и обнажает ровные зубы в улыбке. Женя залипает безбожно, но заставляет себя отвернуться.

***

— Товарищи, все основные моменты обсудили, можете идти. Тем, у кого сегодня выходной, всё передайте сами, пожалуйста. Не забывайте про график отпусков! — грозит пальцем Паша с широкой улыбкой. — Чижова, Попов, Выграновский, вас попрошу остаться. Женя, уже вставшая с нагретого диванчика в кабинете начальника, со стоном плюхается обратно. Ощущения, что их будут отчитывать, нет — их пока журить попросту не за что, разве что за уничтожение остатков алкоголя, но Паша в курсе, просто закрывает на происходящее глаза и периодически выписывает терапевтические и безобидные штрафы. Арсений садится рядом на подлокотник, Эд тем временем устраивается ближе к Чижовой: с Арсом он даже парой слов перекинуться не успел, как сказал сам перед общим собранием, поэтому очевидно жмётся ближе к знакомому человеку. Женя слышит, как тяжело дышит Арсений; он опоздал на общее собрание, потому что продолжал выплясывать перед последними очень пьяными гостями. Судя по шороху купюр в кармане, парень делал это не зря. — Так, друзья мои. Я женюсь! — Паша произносит это и будто против воли улыбается во все тридцать два ровных и белых зуба. Женя отвечает такой же улыбкой, чужое счастье всегда заряжает её. — Поздравляем, Паш, — нестройным хором произносят ребята. — Разумеется, я позвал вас не просто для того, чтоб похвастаться. Я хочу, чтобы вы работали на моей свадьбе. Если вас это, конечно, не обидит и не расстроит. Но, кажется, всем выгодно — я вас знаю, я в вас уверен, а вам дарить ничего не придётся. — То есть работать мы будем бесплатно? — аккуратно предполагает Арсений, на что Выграновский прихрюкивает, а Женя отчего-то вдруг смущается, будто Арс спросил что-то неприличное. Паша качает головой. Улыбка, кажется, намертво прилипла к его лицу. — Я вам заплачу, не парьтесь. Если никаких возражений нет, всё супер, я вам очень признателен. Передайте Лёле и Матвиенко, что их я тоже буду ждать. Информацию по датам потом сообщу, Арсюх, с тобой по программе тоже позже свяжемся. Окей? — Окей, — отвечают так же складно ребята, после чего Воля наконец отпускает их. Женя, переодеваясь, не может перестать улыбаться. Она бесконечно рада за Пашу — кофейные глаза сверкают золотым свечением от счастья; видно, что мужчина бесконечно любит будущую жену. Эд подходит к курящей у дверей в бар Жене чёрной тенью: на нём мантия с огромным капюшоном, и его образу недостаёт лишь косы, чтоб окончательно походить на смерть. Чижова невольно вздрагивает и тыкает Выграновского кулаком в плечо. — Под тобой даже снег не хрустит, ты чё, летаешь? Ты ужас на крыльях ночи? — фыркает девушка. Эд отвечает отрывистым смешком и подкуривает сигарету. — Хрустит, ты просто загнанная до хуя, и не слышишь ничё, — пожав плечами, оправдывается парень, но капюшон всё-таки скидывает, и его белая кожа будто светится мертвенной бледностью в густой черноте ночи. Женя неотрывно смотрит за каждым движением, будто наблюдает за необычным природным явлением: таких ребят она ещё на своём жизненном пути не встречала, разве что на фотографиях в Интернете. Выграновский привлекает и манит одной своей загадочностью, хотя при близком рассмотрении тот оказывается простым парнем с богатым матным словарным запасом, будто всю жизнь прожил в селе с бухающим дедом, который и научил его всяким хитровыебанным словосочетаниям и ругательствам. Чижовой Эду сказать, по большому счёту, нечего, а сигарета уже дотлела, и она борется с собой ещё пару минут, решая, уехать домой в одиночестве или дождаться Арсения, который как обычно полчаса переодевается и заново укладывает растрепавшиеся от танцев волосы. Неопределённость мучает, Женя мается, но спрашивать напрямую не решается пока. Выграновский молчит тоже, но тишина не давит, позволяя расслышать какие-то звуки, которые в дневном шуме едва ли различимы: треск тлеющей сигареты, писк мигающей неоновой вывески, отдалённый скрежет лопат, убирающих снег, и тихий шорох шин одинокой машины, медленно едущей по проспекту, будто даже она в такое время уже сонная и не готова к излишней активности. — Ладно, Эд, я домой пошла, наверное, — Женя не знает, зачем оповещает нового коллегу. Тот поднимает взгляд от мусорки и улыбается. — Ну ты, эт, пиши, если чё. В барчик какой сгоняем. Я в Питере два месяца всего, ни хуя не знаю, ни хуя не видел, — честно признаётся Выграновский и пожимает плечами. — Договорились, — отвечает Чижова и не успевает даже осознать, как её сгребают в охапку для крепких, но непродолжительных объятий. Выграновский сразу показался запредельно тактильным, но в этом нет навязчивости, просто видно: для него подобный контакт необходим, даже передавая коктейли гостям он невзначай касался чужих пальцев своими. Добродушность этого парня Женю умиляет, поэтому она, разулыбавшись, машет ему рукой на прощание и направляется пешком в сторону остановки, чтоб вызвать такси оттуда на пятьдесят рублей дешевле. Когда она почти достигает пункта назначения, за спиной слышится скрип снега и быстрые шаги. Чижова разворачивается, ожидая увидеть Эда, но за ней по пятам следует Попов, хмурый как осенняя туча. Хочется заботливо спросить, что случилось, но Женя не понимает, есть ли у неё право на это. Она вообще ни черта не знает и не понимает. Арсений же загадочный, как кисейная барышня, и сложный, как головоломка петаминкс. А Женя вообще головоломки не любит, она даже в простейших кроссвордах всегда подсматривала в ответы на последней странице сборника. — Как тебе Эдик? Понравился? — Чижова думает, что совсем сошла с ума, когда улавливает в голосе Арсения язвительные нотки, но предпочитает не строить предположений — всё равно ошибётся. — Конечно. Хороший парень, открытый, — пожимает плечами девушка и краем уха слышит, как пыхтит Арсений. — А я чего, закрытый? — вдруг спрашивает Попов, вводя Женю в ступор. Она медленно разворачивается к собеседнику и нахмуривает брови. Арсений выглядит уязвлённым, злым и обиженным одновременно. В выпяченную нижнюю губу ужасно хочется чмокнуть, но Чижова утыкается взглядом в экран смартфона, по которому ползёт нарисованная машина. — Закрытый, сложный и вообще абсолютно невыносимый, Арсений, ты и сам это о себе знаешь, — парирует девушка и прячет телефон в карман, попутно обшаривая его на предмет перчаток. — И чего ж ты меня целуешь? — по-прежнему обиженно вопрошает Попов. Женя не сдерживается и хихикает в шарф. — Ты сам меня целовал, кстати, — Арс, кажется, не разделяет весёлого настроения Чижовой и лишь сильнее насупливается. Женя продолжает издевательски посмеиваться и наблюдать за тем, как мрачнеет Попов. Делает шаг навстречу и коротко целует в ледяные от мороза губы, продлевая касание лишь на пару секунд. — Вот теперь я целовала. Не очень люблю несоответствия и пустые претензии. Арсений хмурится всё больше, явно собирается сказать что-то, но к остановке подъезжает серебристый Шевроле, и Женя садится на заднее сидение. Дверь не закрывает — ждёт, что Арс сам сядет рядом, но тот гордо захлопывает дверцу, обходит машину и садится с другой стороны, скрестив руки на груди. Таксист выезжает на проспект и почти сразу тормозит на красном светофоре. — У меня не всегда есть силы и настроение тебя разгадывать, Арс, — говорит Женя, глядя в окно. Там начинается снег, а продавец из круглосуточного стоит у дверей магазина и спешно курит. — Я не понимаю намёки, игры в кошки-мышки и эмоциональные качели. Если тебе приносит удовольствие тактика «шаг вперёд, два шага назад», найди себе другую жертву. Если ты сам не понял, что чувствуешь, сначала определись, а потом лезь мне в душу и переворачивай там всё так, как тебе угодно. Ладно? — Ладно, — сухо отрезает Арсений, рьяно дёргая ремень безопасности. Женя протягивает руки, чтоб помочь, но Попов отстраняет их, взяв за запястья. Чижова хмыкает, кивнув, и отворачивается.