Бенгальские огни
11 декабря 2021 г. в 02:13
Планы на Новый год у всех, кроме Чижовой, появляются как-то легко и внезапно: Арсения и Серёжу ставят в смену на всю ночь, Маша увязывается хвостиком за Матвиенко и планирует провести время за стойкой — там и бесплатное шампанское Паша всем организует. Женя сперва искренне планирует поехать к родителям и потусоваться с ними, но мама с отцом, сбагрив дочку во взрослую жизнь, решили наверстать упущенное время, потраченное на пелёнки и разбитые колени, и запланировали поездку куда-то в тёплые края, чтоб погреть бочка. Чижова почти не завидует и печально размышляет, чем заняться в праздничную ночь: не в «Птичку» же, в конце концов, переться, чего она там не видела? Девушка начинает перебирать разные варианты, когда-то отложенные до лучших времён — она хотела провести ночь на наступающий год в купе поезда, проезжая по снежной России; она планировала проспать какую-нибудь из новогодних ночей без задних ног (как встретишь, так и проведёшь); она надеялась однажды вырваться на Дворцовую площадь и почувствовать единение с бешеной, пульсирующей от алкоголя и радости толпой. Последний вариант выглядит наиболее привлекательным, поэтому девушка с более спокойной душой дожидается праздника.
Подарки обоюдно договорились друг другу не дарить — вопрос денег стоит особенно остро, потому что хозяйка планирует поднимать арендную плату. Тем более с первого января в Петербурге обязательно что-нибудь ещё дорожает: проезд, коммунальные услуги, греча и всё в этом духе. Затянув пояса, соседи обещают друг друга от души и искренне обнять, чем не подарок в конце концов? С учётом происходящего между Арсением и Женей — самый настоящий подарок.
Тридцать первого декабря парни и Маша отсыпаются до победного, а Женя кормит Черепаху и направляется в магазин поблизости, чтоб закупить стратегический запас мандаринов и делиться со всеми случайными братьями по несчастью на улице. Хлопушки летят в корзинку как будто на автомате, а также бенгальские огни и два мотка серебряной мишуры. Идея позвать с собой заодно Эда приходит неожиданно, Чиж достаёт телефон прямо в «Дикси» и строчит сообщение:
чиж: погнали ночью на дворцовке тусоваться
эд: А погнали) рейтузы надевать?
чиж: канеш, и варежки на резинке
Шутки шутками, но она и правда планирует максимально уродливо, но тепло одеться, чтоб спокойно шататься по улице до самого утра, пока силы окончательно не покинут хрупкое девичье тело. Мандарины в «Дикси» объективно не высшего сорта, но за неимением лучшего Женя выбирает наиболее приличную сетку и оплачивает на кассе, захватив заодно три шоколадных Деда Мороза — это же не будет считаться подарком соседям? Просто знак внимания, Серёжа же иногда покупает на всех пельмени (и съедает их сам, в одно лицо, но это уже не так важно — главное внимание).
***
Эд выделяется из толпы благодаря достаточно высокому росту и дурацкой шапке Санта-Клауса, на которой светятся ярко-красные звёздочки — путеводные. Женя крепко обнимает Выграновского и пытается приподняться на мысочки, чтоб чмокнуть в щетинистую щёку, но тыкается губами в воротник куртки и обиженно фыркает. Эд с довольной ухмылкой наклоняется и получает заслуженный поздравительный чмок в холодную кожу. У Чижовой на плече самодельный шопер с мандаринами и бутылкой шампанского, а судя по звону со стороны Эда, у него припасов больше. Женя нагло суёт нос в рюкзак парня и убеждается, что до самого утра вопроса с алкоголем стоять не будет. На площади и без того постоянно кучи народу, но сегодня там как будто одновременно Алые Паруса, бесплатный концерт Димы Билана и парад в честь Дня Победы — к ёлке вообще не протолкнуться. Но Жене в целом на ёлку наплевать, она заводится от одного ощущения единения и подпевает рождественским трекам из чужой колонки, подхватывая задорный настрой большинства. Вопреки ожиданиям, на Дворцовой не только студенты, которые не нашли хату на Новый год, и гастарбайтеры, но и семьи с детьми на санках, взрослые пары (которым больше подходит определение «супруги») и свободно гуляющие школьники. Ощущения опасности нет — весь центр патрулируют полицейские, а в арке у площади притаилась пара карет скорой. Люди прибывают ежесекундно, Женя старается держаться поближе к Эду, который уже откупоривает первую бутылку и делает внушительный глоток. На огромном экране появляется лицо президента, вещающего, каким сложным и важным был год — всю патетичную и назидательную речь девушка пропускает мимо ушей, приложившись к бутылке с шампанским. Эд над ухом начинает громко скандировать в унисон с толпой удары курантов, Женя подхватывает и к двенадцати почти срывает голос от восторга и кайфа. Вразнобой звучат громкие «Ура» и отдалённые залпы салютов — наверняка у моста собралась ещё одна толпа зевак, которая жаждет посмотреть, как освоен городской бюджет. Всполохи отражаются в серых глазах Выграновского, на которого с ошалелой улыбкой пялится Чижова. Тот поздравляет девушку, едва перекрикивая людей, и прыгает вокруг, как радостный пёсик. Хватает Женьку за запястье и заставляет присоединиться — та охотно скачет на одной ноге возле друга, заливисто смеясь. Эд достаёт из кармана куртки бенгальские огни и щёлкает зажигалкой. Чижова как ребёнок залипает на золотые искорки и широко улыбается. Пока ребята танцуют под громкую музыку и раздают мандарины, сопровождая пожеланиями счастья-здоровья, люди потихоньку расползаются — кто-то тащится домой, поедать свежие салатики, кто-то направляется гулять по городу. Женя тоже не очень планирует задерживаться на площади — у них ведь есть целый Петербург под боком, но Эд, выпивший и немного всё же подмёрзший, упрашивает сфотографировать его у ёлки «чтоб маме отправить, а то она думает, что я тут сторчался уже». Чижовой всё равно, как проводить время, поэтому она плетётся за парнем, сцепившись с ним пальцами — потеряться среди потоков праздных гуляк не хочется — и держит наготове телефон с открытой камерой. Выграновский оказывается слишком уж социализированным, поэтому спустя полчаса у них появляется немаленькая компания на ночь: воронежские студенты, приехавшие отпраздновать Новый год. Среди них непропорционально высокий — Жене хочется сказать, что огроменный — и лопоухий Антон со своей девушкой Ирой; Дима, будущий стоматолог, пишущий какое-то важнейшее исследование про что-то там, связанное с кремнием (Женя даже не старалась запоминать) с милой и жутко стеснительной спутницей Катей; и здоровый, как медведь, Илья, попросивший, чтоб его звали Макаром. За ещё час компания обрастает ещё одной кучей людей, и Чижова уже не пытается спрашивать имена, всё равно ничего в голове не остаётся благодаря лёгкости пузырьков шампанского. Хочется хохотать в голос и плясать под Стекловату из колонки Антона — она себе в этом не отказывает. Ребята присоединяются. В лучших традициях, девушка напивается крайне быстро, и почти всё время виснет на Эде, который так искромётно шутит, что «пошёл уже нахуй, мы сейчас животы надорвём». Компания воронежцев, как выяснилось, играет в КВН, поэтому они не отстают в юморе и остро отвечают: особенно забавят Чижову шутки Антона — он настолько непосредственный, что не смеяться в ответ невозможно. Захлёбываясь слезами, тот вещает, как в школе для смеха снял штаны при всей школе и посветил какими-то стрёмными труханами — Диму потом вызывали на педсовет, чтоб он объяснил, что это неуместно. Дима уточнил, что номер был реально смешной, поэтому Антон был великодушно прощён и отмазан перед строгими тётками. Забавных историй у ребят выше крыши, Женя в ответ с радостью делится опытом работы в общепите, потому что там смешных кадров хоть отбавляй. Воронежские поддерживают хохотом, Макаров даже давится слюной один раз, а Дима от души хрюкает — высшая похвала для комика, что тут скажешь. Вдохновившись яркой реакцией публики, Чижова ещё полчаса рассказывает всякое о работе и жизни в коммуналке.***
— Женька, а Женька, — тянет Эд, лёжа в сугробе. Раскинув руки, парень пытается изобразить снежного ангела, но получается очень плохо, похоже на безобразную и бесформенную лужу. Чижова неопределённо мычит и тянет за руку Иру, которая села в сугроб жопой и застряла. Всем смешно, но Ира, кажется, та ещё цаца — хнычет, что холодно и мокро. — Это снег, Шпрота, он из воды и… холодный. — Блядь, кто ему про это прозвище рассказал? — девушка гневно стреляет глазами во всех своих друзей, но те лишь хихикают и пожимают плечами, хотя вообще по Диме видно, что это он — тот покраснел, как флаг Советского Союза. — Ладно, похуй, — выдыхает Ира, выпустив крошечное облачко пара, и ёрзает задницей, чтоб поглубже провалиться, опрокидывается на спину и открывает рот, ловя снежинки. Антон разбегается и плюхается рядом, чмокая свою спутницу в порозовевший от холода нос. Женя тяжко вздыхает — у Иры не нос, а носик, и от мороза тот реально стал лишь немного розовым, а у самой Чижовой полный нос соплей, и она шмыгает каждую секунду. Протирать его варежками нет смысла — они тоже сырые насквозь из-за игр в снежки. Зима в этом году в Петербурге сказочно снежная. Женя ощущает себя немножко в детстве, когда она возвращалась с прогулки до трусов вымокшая, а мама её отчитывала и поила горячим чаем, только теперь Чиж пьёт что-нибудь покрепче чая. — Женька, а Женька, — повторяет Выграновский нараспев и протягивает девушке бутылку. Та принимает её, но пьёт уже без удовольствия — по ощущениям она уже раза два накидалась и столько же протрезвела. Теперь игристое идёт как водичка, от этого совсем не весело. — Ну чего тебе, Эдик? — парень в ответ звучно рыгает. — Пардон. Короче, я домой поехал, — говорит тот и подползает к Жене, которая сидит на низком заборе — у неё уже вся куртка насквозь мокрая, спасибо термобелью за то, что она ещё не продрогла до костей. Эд пытается уложить голову на колени девушке, но съезжает и бьётся лбом о забор: прямо татуировкой «not guilty». — Бля-я-а-а. — Дурила, — хихикает Чижова и собирает снежок, прикладывая к пострадавшей голове. Эд отфыркивается и хохочет. Дима с Катей самозабвенно целуются, последовав примеру Антона и Иры. — Всё, баиньки? — Мне переться в Ебацкое, — трагически вздыхает Выграновский и поднимается на ноги. — На, — произносит парень и водружает на плечи Чижу свой рюкзак, в котором ещё куча алкоголя — реально основательно подготовился. Напоследок вытаскивает из карманов ключи, паспорт, кошелёк и зарядку: больше в рюкзаке ничего, кроме бухла, не остаётся. — Лады. Отпишись, как доедешь, — миролюбиво произносит Женя, на секунду успевшая расстроиться, что друг её покидает, но на часах вообще-то уже за пять перевалило. Эд от души стискивает девушку и остальных ребят в объятиях и направляется к метро — они как раз развалились прямо перед Исаакиевским собором, в десяти минутах от «Адмиралтейской». Спасибо правительству за работающее всю ночь метро, дай бог здоровья в наступившем году. Ребята ещё какое-то время возятся в снегу, Макар лепит снеговика и приделывает ему снежный хуй — Антон потом ржёт так, что у него из носа льётся пиво, и Ира брезгливо морщится, но потом хохочет тоже. Дима с Катей выглядят той самой загадочной парой, которая встречается с первого класса, разговаривает на своём языке и вообще не беспокоится об окружающем мире — у них вдвоём и без того уютно. Они не расцепляют рук и постоянно чмокаются, как будто дорвались, пропускают большую часть шуток и разговоров мимо ушей, перешёптываясь о своём. Женя мельком думает об Арсении и долго потом борется с желанием позвонить и хотя бы поздравить, если не напроситься в «Птичку», чтоб целоваться, перешёптываться и топтаться поодаль от остальных, прячась за крепким стволом дерева. Разбавляет горечь Чижова вишнёвой самокруткой, но благодаря вкусу табака становится лишь более тоскливо. Когда девчонки начинают зевать, парни, как истинные джентльмены, предлагают сворачивать тусовку и расходиться по домам. Они сами живут в хостеле прямо рядом с площадью Восстания, поэтому они бредут все вместе, по пути теряя спутников, которым в другую сторону; компания редеет на глазах. Идут уже без хохота — зевают и клюют носами, лениво допивая шампанское и прочий алкоголь. Макар ведёт всех, как единственный человек с не севшим в ноль телефоном и доступом к навигатору, но они в итоге доходят до площади Труда — это вообще в обратную сторону от «Восстания», поэтому приходится развернуться и топать уже чуть быстрее, потому что мокрая одежда совсем не греет. Илья бубнит извинения и стыдливо отводит взгляд, но всем в общем и целом по барабану — километром больше, километром меньше. По пути им попадается Поцелуев мост, и Женя мнётся с ноги на ногу под неловкие чмокающие звуки. Макар целует какую-то девочку из другой компании, та охотно отвечает, и в итоге с незанятым ртом остаётся только Чижова — это обидно. Но когда взгляды компании обращаются к ней, она давит добродушную и ободряющую лыбу, как будто ей нормально. А ей вообще не нормально, хочется зайти куда-нибудь, подзарядить телефон и позвонить Арсению. Хотя бы повздыхать в трубку, но лучше, конечно, скинуть геометку Поцелуева моста и попросить срочно приезжать. Прощание у сквера, где Жене предстоит поворачивать в другую сторону, выходит таким долгим, как будто они встретились после продолжительного расставания и никак не могут друг друга отпустить: обнимаются, обмениваются контактами, клянутся обязательно ещё встретиться, смеются, Катя даже пускает слезу, но она вообще в ноль пьяная — ей простительно. Макар предлагает Чижовой прыгнуть ему на спину и сфотографироваться, и девушка охотно берёт разгон и залезает на скамейку — разница в росте у них ощутимая. Фото наверняка получается ужасным из-за хохочущих лиц и кривых рук Антона, который пару раз плюхает телефон на подмёрзший газон, но Женя и так довольна такой открытке из первой ночи года — впечатлений она набралась на сто лет вперёд. Наконец разойдясь с воронежцами, Чижова чувствует приятный душевный подъём и на вдохновении почти бегом добирается до Девятой Советской, позвякивая ключами в кармане. На лестнице энтузиазма становится меньше, последние два пролёта Женя дышит как туберкулёзный дед и проклинает отсутствие лифтов в старых домах. В квартирке на удивление не пусто и темно — друзья уже вернулись из «Птички» и сидят на кухне рядом с маленькой настольной ёлкой, которой не было ещё днём. Маши среди них не наблюдается, но та постоянно дрыхнет по двенадцать часов, поэтому ничего удивительного, скорее всего она сразу после возвращения домой упала в постель. Увидев парней, Женя расползается в самой широкой улыбке из всех, на которые только способна: Арсений вообще провоцирует только улыбки, несмотря на то, что в последнее время тот держится подчёркнуто вежливо и отстранённо. Матвиенко удивлённо вздёргивает брови и хохочет, а Арсений отводит взгляд к тарелке, на которой лежит одинокий кружок колбасы и остатки оливье — настроя Чижовой явно не разделяет. — С тебя льёт, ты чё, купалась? — похрюкивает Серёжа и подходит к Жене, чтоб помочь стащить насквозь сырую куртку. Руки девушку не слушаются, она матерится и долго выбирается из налипшей ткани. — Мы с ребятами играли в снежки, делали снежных ангелов и просто валялись в сугробах, — тон у Чижовой такой, будто это должно быть всем очевидно. Матвиенко выдаёт многозначительное «А-а-а» и относит куртку прямиком на сушилку. — Остальное поможешь снять? — фыркает Женя, стараясь игриво похлопать глазами. Судя по ржачу Серёжи, получается из рук вон плохо. — Я могу попросить кого-нибудь из парней вернуться, они тут рядышком, — зачем-то добивает подкат Чиж. Арсений вспыхивает и резко поднимается, уронив из-под себя табуретку. — Братан, ты чё? — спрашивает Матвиенко, действительно садясь на корточки и развязывая мокрые шнурки Чижовой. Они ни в какую не поддаются, и Серёжа опасно поглядывает на нож. — Ничё, ссать хочу, — отрезает Арс и уходит из кухни, направляясь при этом в комнату к Чижовой. Она с интересом наблюдает, как Попов подзывает Черри, хватает её подмышку и несёт к себе. Антистресс, видимо. — Не обоссы себе там коврик, он хозяйский, — кричит вслед Серёжа и вздыхает, расправившись наконец с тугой шнуровкой. Женя сердечно благодарит друга похлопыванием по плечу и уходит в ванную, чтоб стянуть остальные шмотки и сразу затолкать в стиральную машину. Когда телефон подключается к зарядке, на экране два сообщения: поздравление с Новым годом от Арсения и отчёт о том, что в Рыбацком противно — это от Эда. После душа Женя чувствует себя практически полностью трезвой, но остатки опьянения кричат, что нужно срочно пойти к Попову и объясниться, и плевать, что семь утра. Серёжи на кухне уже нет, свет везде погашен, но слышно, что тот возится в комнате Бендыч — у неё самая скрипучая кровать в коммуналке. Видимо, из-за этого в остальные ночи девушка идёт к Матвиенко, а не он сам к Маше. Чижова молится всем богам, чтоб дверь в комнату Арсения не была заперта — прежде они никогда не закрывались без особого повода и случая, но теперь Арс всё чаще щёлкает замком и остаётся один на один с собой. К Жениному облегчению, дверь действительно поддаётся с оглушительной во всеобщей тишине скрипом. В комнате у Попова неплотные шторы, поэтому в свете луны видно, что тот не спит — чешет Черри между ушей и смотрит в потолок нечитаемым взглядом. На появление Чижовой даже не реагирует, пока та не подходит вплотную к кровати, которую Арсений подарил себе на Новый год, и не садится совсем близко. — Сука, ты чё, — Арсений подскакивает, напугав кошку, а затем вытаскивает наушники и откладывает в сторону, — напугала. — Извини, — зачем-то шёпотом говорит Женя и затем встаёт, чтоб закрыть за собой дверь. Холодный свет луны вычерчивает острые тени на лице Попова, и Чижовой до трясучки хочется коснуться его кожи, но она садится на безопасное расстояние и прячет руки в карманах домашних спортивок. — И вообще извини, не только за вторжение. — Ты ведь специально всё это делаешь, правда? Пытаешься заставить ревновать, чтоб я осознал твою ценность? — голос у Арсения стальной, прохладный, и Чижовой хочется заскулить от того, насколько быстро их отношения катятся в пизду. — Нет, Арс. Мне это ни к чему, я же… не знаю, но чувствую, что нравлюсь тебе. Вроде, — неуверенно добавляет девушка и отводит взгляд. Арсений вдруг заливается хохотом, окончательно спугнув Черепаху — та спрыгивает с его груди и прячется под креслом. — «Вроде», — пискляво передразнивает Арс и продолжает хихикать под поражённым взглядом Жени. — Без «вроде» ты мне нравишься, Чижова. У Жени в груди всё сжимается и обрушивается вниз, ухнув. Девушка надеется на то, что в полумраке комнаты недостаточно различим румянец, но если Арсений вдруг решит коснуться лица Чижовой, то сразу почувствует, каким адовым пламенем полыхают её щеки. Поцелуи это одно, но словесное подтверждение — совсем другое; это позволяет осознать реальность происходящего. — И что тогда вообще происходит? — беспомощно лепечет Женя, борясь с желанием подтянуть к себе коленки и обиженно обнять их. — Я не знаю, — честно отвечает Арсений и ложится на бок, разглядывая Чижову. Девушка знает, что после стольких лет жизни в одной квартире ей нечего смущаться — Попов видел буквально всё, но что-то заставляет её пригладить волосы ладонью и немного выпрямить спину. — Тяжело, — заключает Чижова траурным голосом, и Арс вновь смеётся, искренне и открыто. — А, ой, кстати! С Новым годом, — Женя не очень понимает, зачем говорить это человеку в семь утра первого января, но раньше не получилось, а позже будет уже совсем глупо. — И тебя, — отвечает Арсений, придвигаясь ближе. Одеяло от таким манипуляций сбивается и обнажает острую ключицу, заставляя Женю прикипеть к ней взглядом. Попова всегда хочется: когда он злой или весёлый, когда он бурчит себе под нос, разливая кофе, когда он поёт в душе, когда он одевается в самую огромную толстовку с мешковатыми штанами, когда он в шортах и джинсах с дырявыми коленками; такого тёплого и разнеженного после тяжёлой ночи Арсения хочется во сто крат сильнее. Чижова тихо вздыхает, закусив губу, и невероятным усилием заставляет себя отвести взгляд. — Злишься на меня? — На себя, наверное, — отвечает Арсений и вновь переворачивается на спину, прикрывая лицо предплечьем. — Я понимаю, что поступаю хуёво, когда то подпускаю тебя ближе, то морожусь. Знаю, что это нелегко стерпеть. Мне просто кажется, что мы с тобой не смогли бы быть вместе. — Почему? — голос у Чижовой сиплый от того, что в горле мгновенно пересохло от подобного признания. — Интуиция, — хмыкает Попов. — Ты же даже, блядь, не попытался, — сквозь зубы цедит Женя и принимается разглядывать собственные пальцы. Сложно понять, почему человек отталкивает тебя сразу, не предприняв даже попыток к сближению; Чижовой это кажется личным оскорблением, будто это она такая безнадёжная, и Арсений благородно спасает их. — Мне нравится, что ты мой друг. Если мы начнём отношения, а затем расстанемся, дружбы уже не получится, — отвечает Арс сухо, будто давно решил это для себя. Обдумывал ситуацию, предполагал разные варианты и пришёл к выводу, что всё однозначно закончится расставанием. — Боже, какая банальная отмазка, — отвечает Женя и горько ухмыляется. Сколько раз её френдзонили и пичкали подобными фразами — не счесть, но сейчас это особенно больно. — Если уж отшиваешь, сделай это хотя бы красиво, — ощетинивается Чижова и отползает немного дальше, чтоб не чувствовать на своей коже чужое тёплое дыхание. — Да я ведь не отшиваю тебя, Жень, я ещё не решил ничего, — мгновенно оправдывается Попов, всплёскивая руками. — Ты поразмышлял, уже напридумывал себе какой-то грандиозный разрыв, окончание дружбы… Меня только одно интересует — мне вообще нужно как-то в этом участвовать? Или ты сам за всех подумаешь? — Чижова чувствует, как медленно воспламеняется из-за того, что Арсений решил всё за двоих, даже не посчитав нужным поделиться. — Если бы я сейчас не пришла, я бы об этом всём не узнала, правда? Ты бы продолжил вежливо и сухо улыбаться, а потом запираться в комнате? А я бы думала себе, что это всё было — поцелуи твои, сцены ревности… — Неправда, — тихо произносит Арс, прерывая Чижову. Женя хмыкает и встаёт, зачем-то одёргивая растянутую футболку. — Подожди, — Арсений успевает ухватить девушку за запястье и притянуть ближе. — Да, я трус. Но ты сама дала мне время подумать над тем, что я чувствую. — Окей. Извини за наезд, — отрезает Женя и мягко высвобождается из хватки чужих пальцев. — Спокойной ночи. — Останься, — просит Арсений, когда Чижова уже подхватывает кошку — позже она всё равно начнёт скрести коготками косяк и проситься наружу — и держится за ручку двери. — Зачем? — обернувшись через плечо, спрашивает девушка, и пытается найти ответ на этот вопрос в глазах соседа и собственной голове. Сердце просит остаться, а мозг — повторно пожелать добрых снов и покинуть комнату, а затем прекратить все попытки сблизиться. Забыть, как Серёжа смог забыть свои неудачные попытки влюбиться. Дружить и скрипеть зубами, видя, как Попов находит кого-то, в ком не сомневается, и падает в другую с головой. — Просто ни о чём не думая останься. И я тоже думать не буду, — голос у Арса тихий, но твёрдый и уверенный. Женя упирается головой в дверной косяк, обречённо стонет и долго борется с собой, выбирая, как быть. Черри в это время с тихим и недовольным мявом спрыгивает с рук и вальяжно бредёт к кровати Попова, устраиваясь у него в ногах. — Жень? — тихо зовёт соседку Арсений, будто решил, что та уснула вот так, привалившись к двери. — Ладно, — обессиленно произносит девушка и разворачивается. Арс с обезоруживающей улыбкой приоткрывает одеяло, приглашая лечь рядом. Женя ложится спиной к Арсению, не в силах видеть его лицо и думать-думать-думать, и тут же чувствует крепкие объятия. Попов вздыхает и мягко целует Чижову в макушку. — Спокойной ночи, — произносит тот и недолго ёрзает, устраиваясь поудобнее. Черепаха тарахтит как трактор, свернувшись в клубок в ногах. — С Новым годом, блядь, страна, — говорит Женя шёпотом на грани слышимости, когда дыхание Арсения становится мерным и глубоким, а сердцебиение — размеренным. Положив ладонь на руку Попова, Чиж наконец проваливается в сон.
