В длани моей

      Ланто остался непреклонен и, несмотря на непредвиденную предутреннюю задержку, разбудил меня точно в оговоренный срок. Опаздывать к партии Костей считалось недопустимым, так что я не спорила. Но и не спешила. Правду говорят, иногда лучше и вовсе не лечь, чем проспать всего пару часов — пробуждение вышло тяжёлым — а сегодня мне как никогда требовалась собранная, хорошо работающая голова.       Размеренным повторением обычных утренних дел я старалась добиться именно этого. Штаны, рубашка, жилет, перевязь, гребень… Ланто возвращается, когда я застёгиваю последнюю пуговицу на левой манжете — ровнёхонько над старым шрамом от имперского клейма. Мой помощник приносит кофе. Сваренный по странной Аллерийской традиции, с сахаром, но — горячий. Кивок, и дверь почти бесшумно закрывается с обратной стороны. Ещё несколько минут наедине с собой. Ещё несколько минут блаженной тишины.       День после вчерашнего ливня выдался на удивление ярким. Холодный ветер, белое солнце, ни единого облачка на безупречно голубом небе. Отличная погода, чтобы покинуть порт. Доски приятно пружинили под подошвами, когда я спускалась на пирс. Что же, пора! Сегодня нужно предельно точно выбирать слова, обходить скользкие темы, казаться, при этом, точно такой, как всегда, не вызывать подозрений.       Конечно, всё это вовсе не обязательно, при любом неприятном раскладе у меня останется достаточно шансов на победу, но ведь не попасться всегда интересное, чем выиграть в конфликте. К тому же, наиболее опасные вопросы Герман задал накануне — и я ответила честно. Что же с того, что за ночь ситуация несколько изменилась? О таких случаях правила Игры молчат.       Условия задачи разжигают азарт — и он перекрывает назойливо тянущее волнение. Мои люди справятся. И, естественно, справлюсь я — опыт и кровь не пропьёшь. Мысль вызывает невольную усмешку, пропить-то их может и нельзя, а вот похмелья никто не отменял. Дурное влияние заразно, вот что верно. Согласным зелёным огнём горит на пальце перстень с тёмным изумрудом, старинный символ дома Валентайн.       По обшарпанной лестнице в кабак я поднималась почти счастливой. Действительно, кто бы мог сказать, что вчерашнее невезение на самом деле окажется перстом Удачи? Неисповедимы, госпожа, твои пути. В знакомой комнате пусто, Герман задерживается, и хозяйка учтиво предлагает закуски. Сыр оказывается на удивление хорош. В отличии от петель, за которыми тут очевидно не следят — когда спустя полчаса дверь открывается, они на удивление громко скрипят. Ланто тут же надевает на лицо непроницаемую маску ведущего.       — Ты опоздал.       — Прошу прощения, непредвиденные дела. С команды ни на минуту нельзя сводить глаз, сама знаешь, такое творят…       — Не утруждайся, Герман.       — Леди снова не в настроении? — он важно усаживается напротив, пристраивая на столике для фруктов свою безумную шляпу с цветными перьями.       — Твои проблемы меня не интересуют, только и всего.       — Хочешь сказать, Кларисс, у тебя всё обстоит по-другому? Команда не пытается бунтовать, не делает глупостей? — пират опирается локтями о стол, слегка наклоняет голову.       — Глупости изредка случаются, от этого не уйти, — он удовлетворённо кивает, — Но мятежи? Неповиновение? Нет, контр-адмирал, мои люди такого себе не позволяют, — мой повод для гордости вполне весом, а вот собеседник уязвлённым не выглядит. Скорее наоборот — Герман странным образом доволен.       — Знаешь, именно об этом я и раздумывал. О том, насколько легко ты вписалась.       — Неужели? — усмешка расплывается по губам.       — Ещё как, дорогая, — он вглядывается в моё лицо, хмыкает, — Сама подумай. Я знаком с твоей подругой, Гердой, а кроме того женат на родовитой Имперской девочке. Я хорошо представляю себе классическое образование аристократов. Оно идеально для работы в архиве на Алерии, не спорю, но только не для моря. Вам недостаёт практических, жизненных навыков, умения драться, управлять людьми… А матросы — это ведь не слуги, тем более когда они вне закона. Я могу поверить, что рассказов твоего дяди хватило, чтобы попасть в команду к Саймону, но ты ведь проводила с ним не так много времени. А с любого другого корабля, уж прости, тебя бы мгновенно вышвырнули. И этого разговора бы не случилось.       — Однако мы здесь, — я улыбаюсь. Рассуждения Германа ведут к одной из самых неожиданных и любимых мной страниц биографии. Если подумать, о ней действительно известно не многим. Будет забавно.       — Мы здесь, — эхом повторяет пират. Молчит с минуту, откидывается на спинку кресла, — И всё же, как ты сумела?       — У меня были отличные карты, помнишь? Точные копии почти всех Имперских военных карт от дядюшки Салли. Они дорогого стоят.       — Допустим, продать ты их могла выгодно, — он задумывается, очевидно прикидывая в голове возможности, — Но настырная неумеха в команде? Нет, вздумай ты полезть напрямую к капитанам, карты бы забрали, чего добру зря пропадать, а тебя — убили или продали в рабство. Да и к тому же, на каждом корабле карты есть, какие-никакие, и всё же.       — У Симона их не было. Только… визуальная память, — упоминание моего товарища забавно раздражает Германа.       — Саймон! Не удивила, Кларисс. Но должно быть что-то ещё.       — Ты забыл, что мы не просто ведём светскую беседу, Герман. Бросай Кости, и если они улыбнутся тебе, я отвечу.       Он не медлил. Мне всегда нравилось, насколько быстро он приводил в исполнение свои решения. Драгоценная шкатулка снова оказалась на столе, Ланто подтвердил, что всё идёт по правилам, и вот кубики уже застучали по дереву. Удача подыгрывает мне, увлекая соперника в круговорот тайн дней минувших.       — Двадцать один, — констатирует Ланто, — Вопрос Клариссе. Герман, мы вас слушаем.       — Что помогло тебе, леди Валентайн, расскажи, — глаза его горят, интерес поглощает продуманный план, и он не вспоминает о том, что вспоминать не нужно. Я почти смеюсь. Не такая уж большая плата.       — Джин Рокотомала.       Герман, видимо собиравшийся продолжать монолог о дурном воспитании, подавился словами.       — Что, прости? — лицо его вытягивается, а чёрные глаза смешно округляются.       — Ты слышал, — я наслаждаюсь минутой триумфа.       Отставив узорчатый стакан — эти воспоминания не требуют алкоголя для опьянения — я погружаюсь в давно прошедшие времена.       О Джине Рокото я, как водится, узнала раньше, чем он обо мне. Об этом человеке, как и о его стране, ходили самые разнообразные слухи, и многие, надо сказать, оказались правдивыми. Впервые я услышала о нём от всё того же Симона. Наше первое путешествие, как я уже говорила, прошло неудачно, и в поисках помощи мы прибыли на священный у пиратов остров — Райс. Говорят, именно здесь Райис, первая морская королева, нарекла своих соратников владыками Вольных Островов и благословила на борьбу с захватчиками с континента.       В наши дни этот остров представлял собой нечто вроде стратегической базы. Место сбора для пиратов. Не для всех, как Кэно, только для лучших. Мне, по правде говоря, находиться там было нельзя ни под каким предлогом. Ладно бы только отсутствие статуса, членам команды допущенных на Райс капитанов разрешалось появляться на острове, но был ещё и возрастной порог — и с ним я ничего поделать не могла. На пиратском архипелаге вступать в команды разрешалось с пятнадцать лет.       Симон доходчиво объяснил, что простым враньём колдунов Цитры, по стечению обстоятельств составляющих большую часть населения Райса, не обмануть. Он просил меня не играть с огнём и не покидать борт Святой Мэри. Я, естественно, не послушалась. Ведовство любого вида ещё не казалось мне реальным, а вот от желания увидеть что-то новое сводило пальцы. О чём я не думала, сбегая на тёмный вечерний берег, так это о том, что забыл на Райсе сам Симон, не похожий на удачливого разбойника даже на мой неискушённый взгляд.       Райс покорял. С первого взгляда обезличивал самые смелые представления о себе — и с гордостью показывал крупицы своего настоящего величия. Город-крепость, растущий вверх между острых скал неприступного побережья. Детище людей и гранита, весь испещрённый лестницами, окнами и огнями. Зачарованная, я шла по улицам, спиралью уходивших вверх, всё выше и выше. С высоких стен виднелось чёрное, неспокойное море. От того, насколько Райс отличался от всего, что мне доводилось видеть раньше, захватывало дух. Я не следила уже, куда иду, или сколько прошло времени. Просто шла, куда несли ноги.       Сама не поняла, как оказалась у широко распахнутых окон какого-то дома, выходивших прямо на улицу. Оттуда, из-за колышущихся на ледяном ветру гардин, пробивался чем-то до боли знакомый, родной запах. Дым крепких сигар, тяжёлые ноты благовоний… Я замерла, пытаясь вычленить то, что привлекло моё внимание, закрыла глаза. Порох, поняла вдруг. Порох.       Успела даже обернуться, увидеть хозяина дома, а потом попалась. Почему Симон оказался в том же месте и в тоже время, меня не волновало. Ничего уже не волновало, если честно, эмоции переполнили меня, а потом разом вышли наружу, испарились. Звонкую пустоту заполнила усталость. А Симон ругался. Долго, громко, совсем не боясь потревожить жителей и гостей города. Человек за окном, естественно, услышал нас, недовольно обернулся к источнику шума — я успела запомнить черты лица — но Симон оказался проворен — и утащил меня подальше от верхнего города, обратно в порт.       По возвращению на корабль он продолжал отчитывать меня — но результатов его старания не приносили. Впечатления затуманили рассудок, ноги отяжелели, а несильное вроде бы отличие в наречии Симона стало вдруг непреодолимым — я не могла понять ни слова. Зато с лёгкостью провалилась в глубокий сон, так и не дойдя до своей постели. Следующим утром оказалось, что Мэри покинула порт.       Мышцы после ночи на жёстком сундуке нещадно ломило, завтрак давно прошёл — будить меня почему-то не стали, зато вокруг снова плескалось синее, искристое море. Воспоминания о великолепном, да, но всё же городе отошли на второй план. Может, им и вовсе суждено было затеряться в глубинах памяти, однако Симон решил, что обязан повторить свои наставления в более подходящей для этого обстановке. К нашему взаимному счастью, он успел успокоиться — открытое море положительно влияло и на его душевное равновесие — и выделил только суть.       Мне, сказал он, не повезло наткнуться на короля Цитры, опытного колдуна и просто опасного человека. Чудо, что он оказался достаточно занят, чтобы не уточнять, кто я и что забыла на Райсе. В общем — посоветовал впредь с ним не связываться, общих дел не иметь, а по возможность и вовсе обходить десятой дорогой. Я, в общем-то и не планировала встречаться с незнакомцем. Не могла даже вспомнить, глядя на паруса и морскую пену, разлетающуюся перед носом корабля, почему самый обычный так-то запах, привлёк моё внимание. Подумаешь, порох. Половина трюма им заполнена.       Около полугода, к моему удивлению, всё шло гладко. Святая Мэри удачно бороздила моря, промышляя скорее контрабандой, чем разбоем. Я старалась разобраться в тонкостях новой профессии. Только вот Симон был, при всей искренности, отвратительным наставником, а кроме прочего и сам с трудом разбирался в делах чёрного рынка. О чём-то большем с нашей еле укомплектованной командой и речи не шло.       Ничего нового я за всё это время так и не узнала. И не представляла, как исправить ситуацию. Молодость молодостью, но я успела понять, что гостеприимность моего капитана — явление исключительно странное, и на других кораблях мне делать нечего. К тому же, Мэри всё ещё оставалась самой прекрасной и удивительно манёвренной. Чтобы не кривить душой — да, с парусами, узлами и оснасткой я стала справляться лучше. Но этого ощутимо не хватало. Решил всё, как обычно, случай. Неприятный.       Не хочу вспоминать подробности, да и неуместно это будет, однако суть в том, что нас схватили. Всю команду: меня, Симона и ещё пятерых наших товарищей. Люди Империи. На территории Империи. Очень злые блюстители порядка не собирались верить почти правдоподобным отговоркам капитана. Не верили, впрочем, даже члены экипажа, во время допроса сидевшие с крайне выразительными лицами.       Так или иначе, всех нас без разбора заперли в городской тюрьме, заклеймили, и оставили ждать публичной казни. Мне тогда уже исполнилось пятнадцать — на материке этот возраст так же считали границей между ребёнком и человеком самостоятельным, отвечающим за свои поступки — но выглядела я младше, и пришедший в камеру судья решил, что злого ободранного ребёнка лучше определить на общественно полезные работы. Остальным через несколько дней светила виселица.       От хиленького конвоя, сопровождавшего меня на педагогически более выгодные шахты, я сбежала без труда. Даром, что состоял он из одного солдата-новичка. Меня не опасались. Так что я вырвалась, затерялась в рыночной толпе, кое-как обработала свежий ожог, вернулась в порт, где была пришвартована Святая Мария. Что дальше — было неясно. Оставаться в Империи не стоило — барон Валентайн всё ещё вел поиски, в одиночку управиться с Мэри даже при хорошей погоде я бы не смогла, да и просто бросать товарищей на смерть не хотелось.       Единственное же логичное решение — спасти всех и вместе удрать из порта, меня полностью устраивала, но вот средства, чтобы воплотить его в жизнь… В этот момент взгляд мой, рассеянно блуждающий по толпе, споткнулся на смутно знакомом силуэте. Я помнила, конечно, предупреждения Симона, но боль в воспалившейся руке и отчаянное положение толкали к действиям.       Опять не задумавшись о невероятности совпадения, я нагнала фактически незнакомого пирата. Джин Рокотомала не смеялся, напротив — вполне серьёзно согласился на «важный разговор». Он пригласил меня на свой корабль, спокойно вставший на якорь в той же гавани, спокойно выслушал, уточнил, на какую именно помощь я рассчитываю. И согласился. А в качестве жеста доброй воли угостил ужином и по-настоящему обработал след от клейма. То, что после дня в портовой грязи я не только выжила, но и сохранила руку — полностью его заслуга.       Тогда я о подобном не думала, конечно. Даже о том, что человек, рекомендованный мне как суровый и скорее злой, не потребовал платы за помощь, да и в целом ведёт себя довольно благожелательно, не задумалась. Просто, получив утром, помимо обещания выполнить договорённость, ещё и револьвер, поблагодарила и пообещала вернуть.       Оружие оказалось очень кстати. Стреляла я по неопытности посредственно, но с трёх шагов и младенец не промахнётся. Симон и ребята удачно сбежали, охрана Мэри благодаря людям Джина кормила рыб на дне, и мы спокойно отплыли. Обошлось малой кровью. На выходе из бухты я впервые, кажется, за всю жизнь обернулась к берегу. Огромный, по сравнению с Марией, корабль Цитры стоял на месте, ветер игриво трепал его яркий, красный с золотым, флаг. Я подумала, что ещё обязательно увижу его. Надо же, в конце концов, вернуть револьвер.       Ища передышки, Симон направил Мэри к Талькате. В первый день команда приходила в себя, на второй было не до разговоров, корабль обходи рифы, а на третий я сама решила повременить с рассказом о вмешательстве Джина — вспомнила, что Симон заклинал не вести с ним дел. Итак, наш бриг бросил якорь в водах Кэно, и я, вместе с остальными, сошла на берег, так и не выкроив времени на подробный пересказ недавних событий.       Тем вечером капитан безбожно напился в первом попавшемся кабаке, проклиная по очереди Имперцев, удачу и погоду, а с утра переключился на новую цель — некого капитана Глёйнхе. Дело в том, что Симон недальновидно оставил Мэри без охраны, уповая на честь собратьев по пиратству. А означенный Глёйнхе не оценил жеста и увёл наш корабль. Симон от избытка чувств провалился в запой, а вчерашняя команда рассыпалась по острову.       Меня изнутри подтачивала обида. Избежать смерти моими, между прочим, трудами, чтобы вот так подвести людей и теперь бросить всё? Плюнуть на возможные решения, забыться в плохом алкоголе? Я не хотела ни понимать, ни прощать. И ушла. Относительно спокойно, без оскорблений хлопков дверью — в длинном шумном общем зале это и не произвело бы эффекта — просто встала и вышла на улицу вслед за последним человеком из нашей шайки.       Не думаю, что я поступила правильно, но и не пятнадцатилетней девочке, если подумать, лезть в чужую взрослую жизнь. Симон, в конце концов, был на семь лет старше. Покинув кабак я растерялась. Мир очевидно не нуждался во мне, а о каком-нибудь плане дальнейших действия я подумать не удосужилась. Прослонявшись пару часов по кривым улочкам и отбившись от нескольких весьма неприличных предложений о карьере, я уцепилась за первую же условно разумную мысль, всплывшую в мозгу. Дядюшка Салли с детства учил меня — надо выполнять данные обещания. Так что, одно незаконченное дело у меня было. Вернуть Джину его револьвер.       Разыскав бывшего канонира Святой Мэри, я поинтересовалась, не на родной ли остров он собирается отправиться, так как мне необходимо как можно скорее увидеть его короля. Узнав о причастности Рокотомала к моим делам, пират заметно растерялся. Как показало будущее — реакция эта при упоминании Джина являлась самой распространённой. Возвращаясь к делу — благоразумно не став уточнять, какое именно дела требует от меня встречи с правителем Цитры, я получила место на фрегате и заверение, что меня доставят, куда нужно.       Цитрой, к моему разочарованию, порт прибытия не стал — Джин Рокото гостил на Алерии. В эту нашу встречу он всё же смеялся. Громко и долго — окружавшие нас моряки бледнели и тянулись к выходу — но мне совсем не было страшно. А ещё его смех не обижал. Джин искренне веселился, и его настроение передалось мне. Позже, пока он смахивал выступившие слёзы и отдавал приказы тем из подчинённых, что не решились уйти, я улыбалась. И, вновь приглашённая к трапезе, легко втянулась в беседу.       Отстранённый от разговора хозяин дома таким положением дел был недоволен — однако под тяжёлым взглядом Джина помалкивал, разве что смотрел неприязненно. Король курил. Дым сигар заполнял комнату, подрагивал над пламенем многочисленных свечей, а из-под него вновь мне чудился стойкий запах пороха. Будто не в себе, я рассказывала короткую историю своих странствий, опуская только географические названия и имена, отвечала на вопросы, плавно сместившиеся к образованию, языкам, искусству…       В первые встречи, отмечала самая разумная часть сознания, я совсем его не разглядела, не запомнила. И теперь навёрстывала упущенное. Смуглое немолодое лицо, расшитый золотом камзол, оружие на поясе, удивительно ловкие пальцы, низкий спокойный голос, сквозящая во всех действия уверенность, манеры. Джин был предельно вежлив, без труда мог поддержать разговор на, казалось, любую тему, и взаправду внушал трепет, почти что страх. Слишком спокоен, а значит опасен.       Он, несмотря ни на что, смотрел на меня осмысленно. Как на человека, а не на пустое место. Когда он предложил, раз уж я в ближайшее время не занята, отправиться с ним — я не колебалась.       Джин Рокотомала славился не только, как сейчас принято говорить, знанием оккультизма. Он был врачом, стрелком, жёстким правителем и голосом закона на Цитре. Я провела на его кораблях без малого три года. По официальной версии — в качестве подмастерья лекаря. Однако зная устройство тела, гораздо проще его сломать, а наблюдая за тем, как правильно вести дела, нельзя это знание не впитать. Я не отходила от него практически никогда — и запомнила достаточно. Он, кстати говоря, так и не забрал у меня револьвер.       — Морских богов ради, Кларисс! — возглас Германа прерывает рассказ, — Скажи, что ты знаешь про их родство!       — Родство? — очень уж хочется подразнить собеседника.       — Джин Рокотомала и Саймон, отец и сын. Это, кстати говоря, должно бы объяснить тебе все эти бесконечные совпадения.       — А, ты об этом. Знаю, не волнуйся, — Герман отмахивается от подначки, вздыхает тяжело, качает головой, но не отвечает достаточно долго.       — Ты была очень удачливым ребёнком, леди.       — Понимаю, — Герман перебил меня, разорвал рассказ во время партии Костей, и правила на этот счёт однозначны. Ему придётся постараться теперь, чтобы узнать продолжение. Даже жаль.       — А Саймон? Как он отнёсся к тому, что тебя учил его родной отец? — пират никак не может смириться с новой информацией.       — Не уверена, что он достаточно знает о нашем… сотрудничестве, — подобрать подходящее слово сложно, а Герман этого и не замечает, снова погрязнув в удивлении. До него всегда долго доходило, впрочем, — Я, справедливости ради, и не знала что они в родстве. Долгие годы не знала.       — Да? И как же ты тогда объясняла себе его постоянное присутствие в местах, где твой капитан попадал в передряги?       — То есть в любых? — усмешка возникает спонтанно, — Слишком мало конкретики, недруг мой, в неприятности Симон попадал всё время, и Джин оказывался рядом далеко не всегда. Я не придавала этому значения. Несколько не до того было.       — Верю, Кларисс, охотно верю, — заинтересованности в глазах собеседника заметно прибывает, — Король Рокотомала, надо же. Это действительно объясняет твои неожиданные навыки — он из лучших в своём деле.       — Да. В дальнейшем он также относился ко мне с расположением.       — В дальнейшем, дорогая? — теперь он готов к игре, хочет узнать всё, но так просто прощать чужие ошибки глупо. Я ухожу от прямого ответа.       — Туманница ходит под флагом Цитры. Ты никогда не замечал?       — Саймон с Цитры, — Герман хмурится, чуя ошибочность собственных выводов.       — Причём здесь он? Туманница моя. Ах да! Мэри, если ты вдруг запамятовал, носила собственный флаг.       — Ладно, ладно, предположение неудачное, признаю. Но ты ведь и не всё рассказала, так? Я чувствую.       — Даже не треть! — на лице пирата проступает сомнение, Ланто раздражённо трёт виски.       Немая сцена затягивается. Мой собеседник складывает руки на груди, теряя весёлый запал, сквозь прищуренные глаза проблёскивает гнев. Не выносит, когда его удаётся провести. Никогда не выносил.       — Перебить рассказчика, значит отказаться от дальнейшего ответа, — Ланто вспоминает о своей роли, Герман тихо выругивается. Я стараюсь не смеяться.       — Твоя взяла, леди Валентайн, — ему хватает ума признать невольную ошибку, но, я точно знаю, в его голове уже крутятся вопросы, возвращающие разговор к прежней теме, — Однако меня будет греть мысль, что именно я, образно выражаясь, подтолкнул тебя в объятья Цитры.       Первым срывается, как ни странно, Ланто. Он хохочет, без стеснения запрокидывая голову, прикрывает ладонью глаза, а второй машет в мою сторону. Почти интимная атмосфера, захватившая было комнату, рассеивается без остатка. Герман оторопело переводит взгляд с меня на него и обратно, не зная, очевидно, как понимать происходящее. А я только пожимаю плечами, стараясь сдержать дёргающиеся уголки губ.       — Были бы терпеливее, узнали бы сами, — севшим голосом поясняет успокоившийся наконец алериец. И добавляет, очень по-человечески, — Я вот тоже очень хотел услышать подробности дальнейших событий.       Ему никто не отвечает.