Звездные

      Глухо рыкнув, Михта швырнул осколок склянки в развалы сломанных вещей. От вида сиротливой горки, оставшейся от некогда огромного набора зельеварных принадлежностей Фарии Деланаж, сердце его словно стиснула могучая рука. Всхлип ярости, боли и обиды застрял в глотке, ладони дрогнули. Вера дрогнула вместе с ними.       Это был конец. Михта оглядел руины, посреди которых стоял, и зажмурился, тяжело мотнув головой, словно пытаясь сбросить наваждение. Но то, что он видел, не было иллюзией. У Деланажей больше не было дома. Не прошло и суток с нападения теурст, как хрупкие несущие конструкции старого дома, потревоженные землетрясением, не выдержали и сломались. Хлипкая хибара сложилась вовнутрь, погребя под собой скромное имущество нищей крестьянской семьи. Только чудом никто из них не пострадал. Фария в тот момент ходила по соседям, умоляя помочь ей, Ния проверяла огород и посадки, а Михта наблюдал за лесом по просьбе старосты. Им, можно сказать, повезло. Но Михта не считал это везением. Скорее проклятием.       «Жизнь… Она ведь важнее денег». Эти слова всплыли в голове Михты внезапно и стремительно, заставив его до скрипа стиснуть зубы и до боли сжать кулаки. Лицо Вероники — ее мучнистые щеки, большие глаза, холеное личико и ухоженные волосы — предстало перед его внутренним взором. В ярости Михта вознес над ее головой меч и безжалостно обрушил его на эту идиотку. В жизни же он бессильно пнул половину бревна, некогда бывшего частью стены его любимого драгоценного дома.       Жизнь важнее денег. Но без денег жизнь — это выживание. Михта знал это как никто другой, но что понимала эта пустоголовая девчонка? Ей уж точно не приходилось чувствовать резь в желудке от постоянного голода, жевать коренья в попытке не умереть, браться за любую работу, чтобы зимой иметь хоть малейший шанс выжить… Она, эта толстая, наивная девка, жила в счастливом мирке грез. Небеса даже одарили ее невиданным даром — силой самой Адары! А что Михта? Что его семья? Они потеряли все, что имели.       Если бы она не пришла, все было бы хорошо! Если бы Михта оставил девчонку со странным именем «Вероника» в лесу, может, теурсты бы и не напали. А даже если бы и напали, Михта успел бы спасти мамины принадлежности для зельеварения и вынес бы последние драгоценности, оставшиеся в наследство от отца. Они имели бы хоть что-нибудь! Михте не пришлось бы из-за своего обостренного чувства чести и достоинства спасать лишнего человека. Но ведь он так хотел помочь… Хотя, честно признаться, не только помочь. На плату за спасение он надеялся тоже. По крайней мере, до того момента, как увидел глупую улыбку и услышал кристально-чистые фразы, лишенные всякого понимания ситуации. Он верил в награду ровно до того момента, как девушка скривилась от ее упоминания. В тот момент Михте тоже стало тошно от самого себя и своей корысти, хоть и живущей наравне с желанием помочь. Но сейчас… Сейчас он впервые захотел получить двойную награду за доброе дело. Просто потому, что она — единственное, что могло дать им шанс.       Распахнув глаза, парень, шатаясь, побрел, сам незнамо куда. Что им теперь делать? Как пережить это лето? Никто не поможет им, Михта это знал. Не им. Как бы мать ни умоляла соседей поддержать, как бы ни вспоминала все, что сделали они для деревни, люди не помогут. Потому что их фамилия — Деланаж.       Запнувшись, Михта обрушился на землю. Колени больно ударились о щепки и бревна, пыль взмыла в воздух, покрывая рыжие волосы юноши, но он едва ли обратил на это внимание. Гнев и обида затопили все его естество, поглощая ту улыбку, что так тревожила Веронику, оставляя после неё сплошную тьму.       «Небо, о небо, за что? За что ты так гневаешься на нас?» — внутренне вскричал Михта, смотря вдаль, где верхушки деревьев озарили первые лучи света Адары. Полоса его невезения началась задолго до появления Вероники. И отправной точкой ее стало его рождение. Стать сыном зельеварки из глухой деревеньки и беглого столичного мага — не лучшее начало. Михта долго не понимал этого. Взгляды соседей он списывал на их зависть, шепотки — на природную любовь к сплетням, а предвзятое к нему отношение — на гордыню и нежелание опускаться до общения с ребенком. Отец этому потворствовал. Михта помнил его зеленые глаза, с теплотой смотрящие на него, и его басовитый, полный ласки голос, убеждающий, что ненависть — следствие порока.       А потом пришла болезнь. Михта почти не помнил то время — его он провел в жаре лихорадки и тумане забвения. Лишь потом соседский мальчишка, забрасывая его обвинениями и камнями, объяснил, почему отношение деревенских к ним с нейтрального переменилось на резко отрицательное.       В лихорадке сгинула красавица Виалика — любимая и единственная дочь старейшины Кафии. Отец мог ее спасти, но отдал последние редкие травы на то, чтобы излечить животных. Михта не поверил мальчишке. И побил его за клевету. Но отец признался во грехе и сам, когда побитый сын вернулся домой, гордо заявляя любимому папе, что в драке пытался отстоять его честь. Тот пытался объясниться — якобы животные были разносчиками болезни и их выздоровление избавило деревню от страшного гнета, — но Михта не пожелал слушать. Он убежал, затаив обиду и злость на отца. В тот день его безоговорочная вера в людей рухнула.       С тех пор все пошло наперекосяк. Отец исчез через два года — вышел в ночь и не вернулся, оставив лишь свои вещи да воспоминания. Мать полностью отдала себя зельеварению — дни и ночи проводила в своем закутке, убивая здоровье ядовитыми парами, а зрение тьмой. Маленькая сестра познала ужас отчуждения и нелюбви и превратилась из маленького солнышка в едкую бестию, не знающую покоя. Наконец, сам Михта ожесточился. Тьма поселилась в нем и не уходила с того самого дня, как он узнал о страшном решении отца. Она чуть отступила только недавно — когда Михту приняли в ряды стражей деревни, удостоив его чести носить меч и служить на благо общины. Для него это было подобно прощению. Его признали, он смог выйти из черной тени отцовского греха и пойти своей, честной тропой. Впереди должны были быть свершения. Он должен был наладить отношения с соседями, показать им, что его семья не такая, как отец, что они заслуживают любви.       Но пришедшая Вероника положила конец едва начавшемуся пути.       Им не пережить этой зимы. Возможно, лето они еще протянут, питаясь растениями с огорода и стреляя лесных животных, но осень положит конец всем их начинаниям. Михта не сможет быстро отстроить дом в одиночку, без помощи соседей, больной матери и младшей сестры. Даже денег они заработать не смогут, ведь единственный их достаточный заработок — зелья Фарии — нельзя было изготовить без уничтоженных принадлежностей, стоящих целое состояние.       Глядя за тем, как рассвет окрашивает мир в зеленоватые оттенки дня, Михта обнажил клыки и возжелал. Он возжелал уничтожить все. Он возжелал избавить свою семью от несчастливой судьбы, так жестоко вновь и вновь роняющей их в грязь и бесславие. Наконец, он возжелал отомстить всем этим людям, поставившим на нем и его родных клеймо предателей лишь потому, что отец ошибся.       «Да пропадите вы все пропадом! Пусть ваши трупы усеют нам путь к свету!» — молча взвыл Михта, оборачиваясь и пронзая ненавидящим взглядом затихшую деревню. И только мягкое касание родной руки заставило его отвести горящий гневом взгляд от ненавистных домов.       — Михта… — голос матери, плачущий и жалобный, ударил под дых.       С замиранием сердца парень взглянул на мать. Надежда на то, что в своей злобе на соседей он ошибся, еще жила в нем. Но ровно до того момента, как ссутуленная фигура матушки не была им осмотрена с ног до головы. Ее заплаканное лицо породило в сознании юноши новую волну проклятий на соседей и уехавшую прочь Веронику, принесшую в их дом разруху.       — Не согласились? — только и смог выдавить он, уже зная ответ.       Фария лишь отрицательно мотнула головой. Конечно. Как Михта и ожидал. Никому нет дела до бедной старушки, ее маленькой дочери и ее сына, отродья предателя и убийцы, так на него похожего. Последний осколок веры сгинул во тьме. Михта медленно поднялся на ноги и сверху вниз взглянул на мать. Что-то треснуло в нем в этот момент. Возможно, непринужденность и доброта, которые он сохранял из последних сил. Возможно, любовь к миру, которую Фария Деланаж холила и лелеяла в сыне долгие годы, стараясь показать ему, что люди не плохие, просто подозрительные. А возможно, что и все сразу.       — Мама, не переживай. Я что-нибудь придумаю, — даже сгорая в ненависти, Михта нашел в себе силы улыбнуться матери. — Вы с Нией пока посмотрите, может, что-то из драгоценностей сохранилось. А я… Пойду принесу воды.       — Михта, не надо, — мама покачала головой, утирая своей сухонькой ладошкой щеку. Глаза Михты защипало от непрошенных слез. — Все хорошо, правда…       — Мам, нам нужна вода. Раз уж еды нет, так хоть попить нужно, — парень одернул низ рубахи, как делал всегда, когда действительно волновался и не находил себе места.       Фария, приметив это движение, тяжело вздохнула. Махнув рукой, она через силу улыбнулась сыну и, обогнув его, медленно направилась к руинам дома. Михта глянул ей в след — ее фигура, такая любимая и родная даже спустя столько циклов жизни, была полна скорби и тоски. Не в силах смотреть на такую маму, всегда старавшуюся держаться, парень отвернулся и рванул по дорожке к колодцу, находящемуся чуть дальше домов соседей. Хорошо, что сейчас они были тихи и безмолвны — некому было увидеть, как бежит, запинаясь, Михта Деланаж, награждая весь мир гневным взглядом.       У колодца юноша замер, вцепившись до побеления пальцев в неровную стенку. Холод булыжников и далекий плеск воды внизу чуть успокоили его, позволив восстановить сбитое дыхание и удержать рвущийся из горла крик. Пошатнувшись, Михта всем телом оперся на край колодца и перегнулся через него, вглядываясь в черноту. Там, на самом дне, где вода билась о стены, источая прохладу, ему увиделось лицо. Но не его, а Вероники. Холеное, насмешливое, оно словно взирало на юношу со дна колодца, повторяя вновь и вновь свои наивные слова. Михта моргнул. Отражение в колодезной воде сменилось — теперь на юношу взирал отец. Его глаза грустно поблескивали, губы были поджаты, а все лицо выражало сожаление и тоску. Михта моргнул вновь, и только на этот раз увидел себя — растрепанного, запыленного. Все, что имело цвет на его бледно-сером лице, — глаза, полыхающие зеленым огнем.       Михте понравилось это отражение. Его скалозубая улыбка и безумный блеск глаз были приятны ему. Он считал, что заслужил право на этот гнев. И был прав в своих суждения.       — Юноша, извините! — голос, раздавшийся за спиной, развеял видение.       Михта, скрипнув зубами, оторвался от колодца и повернулся. Его глазам предстал низкий мужчина, облаченный в черный воздушный балахон, расшитый белыми нитями и украшенный золотыми пуговицами на сложенном вороте. Ветер трепал его длинные полы, волочащиеся по земле, и широкие рукава, скрывающие ладони. Черные волосы падали на бледное острое лицо, ярко-алые губы кривились в легкой улыбке, а янтарные глаза с интересом взирали на Михту. От этого пронзительного, острого взгляда по спине юноши скользнули мурашки, а плечи напряглись.       Он узнал одежду мужчины. Что забыл один из членов Заветного Совета в Кафии? Разве не должен он был находиться в столице, подле верховного мага Кариты и королевы Эланей? Особенно сейчас, перед встречей со Звездными?       Отбросив вопросы, Михта кашлянул и ответил:       — Я Михта Деланаж. Что вам нужно?       — О, юноша, как прекрасно все сложилось! — мужчина весело хлопнул в ладоши и улыбнулся. Глаза его озарились счастливым блеском, от которого Михте стало не по себе. — Позвольте представиться — меня зовут Ориен Чейлен, я — один из членов Заветного Совета. Старейшина Алифе сказал мне, что вы один из сильнейших воинов деревни. Это правда?       — Он так сказал? — удивленно спросил Михта, выгнув бровь. — Ну, возможно… Смотря для чего вам нужна моя сила.       — О, это прекрасно! — вновь воскликнул Ориен, взмахнув рукой. На свет показалась тонкая белая ладонь, украшенная серебряным перстнем и линиями черных Начертаний. — Понимаете, после такого странного нападения теурст королева решила восстановить отряд Стражей Вайтшенге. И послала меня сюда для того, чтобы найти добровольцев на первое время, готовых патрулировать лес и предупреждать нас о всех возможных угрозах. Конечно, для этого нам нужны сильные воины, знающие окрестности и способные грамотно обращаться с их обитателями. И вы, похоже, подходите на эту роль как нельзя кстати.       — А не слишком ли это быстро? — подозрительно прищурившись, Михта окинул мужчину взглядом. Что-то ему в нем не нравилось, и очень сильно. — С нападения прошло всего пару часов. Неужели королева так быстро приняла это серьезное решение?       — Неужели вы думали, что ваша деревня — первая в череде таких нападений? — прожурчал мужчина, с улыбкой взирая на Михту. Снисхождение в его взгляде было столь явным, что юношу вновь одолела злость. — Кафия уже третье поселение, на которое обратился гнев обитателей Вайтшенгре. Королева решила, что терпеть больше нельзя. Уже завтра она огласит это новость народу и начнет сбор добровольцев в столице. Но столичные охотники все же немного не то. Если вы беспокоитесь об оплате вашего труда, то не стоит — королева обещает щедрую награду каждому, кто осмелиться вступить в ряды новых Стражей Вайтшенгре.       — Насколько щедрую? — спросил Михта, ощущая, как в груди вновь пробуждается свет.       Все подозрения отступили перед обещанием награды, способной спасти Фарию и Нию от нищеты, голода и ужасной смерти. О себе Михта едва ли беспокоился. Он был достаточно умелым воином, чтобы справиться с лесными зверями, а его семья срочно нуждалась в помощи.       — Не меньше ста тысяч вио за месяц работы, — огласил баснословную сумму мужчина, не поведя и бровью.       Дыхание Михты сбилось. Сто тысяч вио?! На эти деньги он сможет перевезти мать и сестру в столицу, купить Фарии новый набор для зельеварения и кормить их еще некоторое время! И это только за месяц службы!       Неужели вселенная все же услышала его мольбы о пощаде? Михта не мог и ожидать такого подарка! К тому же это была не просто прибыльная работа, но и государственная служба под флагом Сириуса и с гербом королевской гвардии! Если он покажет себя с лучшей стороны, может, королева его еще и в ряды этой самой гвардии примет?       Фантазия Михты пустилась в пляс, а глаза его заблестели. Все сомнения были отринуты перед звоном монет и песнью счастливого будущего, в котором его семья наконец могла сбросить клеймо предателей. Его мать могла бы позабыть о тяжкой работе и десятиразовом штопанье одежды из сезона в сезон. Его сестра могла бы купить любую куклу, какую ей захочется, и поступить в любую школу, в которую она посчитает нужным. Наконец, они наконец смогут улыбаться так, как улыбались много лет назад — счастливо, открыто и лучезарно. И цена этому — всего лишь труд Михты.       Малая плата за счастье.       Достойный обмен.       — Я согласен, — стараясь скрыть восторг выдавил парень. — Что надо подписать?       — Пройдемте со мной, — мужчина подошел к Михте. Ладонь его легла на плечо юноши, и ее касание обожгло его даже сквозь одежду. — Я вам все покажу. Но, несмотря на этот жар, Михта покорно направился за мужчиной.       Улыбка скользнула по губам Ориена.