Солнце любви

Так прошло некоторое время. Мы заботились о Юкино по мере сил и возможностей, и она отвечала нам тем же. Каждый день мы все так же ходили в клуб, сидели там иногда до позднего вечера, шутили, смеялись, обсуждали сплетни, и изредка принимали несложные запросы. Наша жизнь стала осмысленной. Я, как и Юи, старался скрасить ее последние дни, но мы прекрасно видели, как глава клуба угасает, и тайно, как она думала, глотает таблетки горстями, чтобы избавиться от сильнейшей боли в голове. Однако она продолжала улыбаться мне и Юи. Впервые за долгое время ее улыбка была искренней и живой, а не снисходительной или насмешливой. Но между тем, я отчётливо чувствовал, как мое собственное состояние ухудшалось с каждым днём. Я не спал ночами и не мог поверить в эту невероятную реальность, которая обрушилась на нас совершенно неожиданно. Казалось это сон, туман, мираж, и Юкино ещё жить да жить, но время неумолимо текло и не стеснялось показывать нам страшной правды: ее дни сочтены. Я мог тысячу раз делать вид, что смирился с фактами и строить безразличное выражение лица, когда Юкино в очередной раз резко срывалась со своего стула, бежала искусственно продлевать время своего существования, и многозначительно вздыхать, переглядываясь с Юигахамой… Я не из тех, кто остаётся оптимистом в любой ситуации. Напротив, для меня стакан всегда наполовину пуст, и если вероятность чего-то хорошего равна полусотне процентов, а плохого — ровно столько же, лучше склоняться к последнему. Однако та ситуация в которой оказались мы, имела лишь только один исход. Исход, который признал мой мозг, но никак не хотело признавать сердце. Глупо было надеяться на то, что Юкино не заметит этого, особенно после моих эмоциональных откровений, и слёз на полу школьного клуба. Она и без того была проницательна донельзя, теперь же, открыв истинные чувства, я позволил читать себя как открытую книгу. И не сказать, что это не было полезным для наших отношений, однако что от этого толку, когда ее часы тикают слишком быстро. «Если бы только у нас было время…» — мысль, которая слишком часто проскальзывает в моей голове. Да я практически уверен в том, что не только в моей. «А если бы оно у вас было, вы бы и с места не сдвинулись до самого выпуска,» — ворчит внутренний голос. Приходится сжимать кулаки от бессилия, но какой в этом смысл, если он говорит чистую правду. Уверен, это то, о чем думает каждый из нас троих. Знаю, что поистине тяжело сейчас Юкино — мы с Юигахамой сожалеем о прошедшем времени, зная, что у нас есть будущее, а ей приходится думать о прошлом, уверенной в том, что оно есть и ее настоящее. Все, что упущено не вернуть и не наверстать. Не отмотать время, и не начать сначала. Несказанные слова так и не будут произнесены, и слова эти останутся навечно в наших головах, терзая души и не давая спать по ночам. И сейчас, я как никогда ясно стал это понимать. С этими мрачными мыслями я плелся от остановки к высотке Юкино. Не шел, а именно медленно тащился, сознательно или нет оттягивая момент встречи. Не хотелось видеть ее, или вернее, не хотелось видеть ее такой — угасающей, но раздаривающей мне мне свои улыбки как на празднике жизни, и медленно умирающей. Я предпочел бы увидеть тысячу ненавистных взглядов Ледяной королевы, терпеть все ее колкости и молчать, лишь бы это продлило ее жизнь хоть на пару лет, но увы, я не сын Зевса, и не могу достать возлюбленную со дна Стикса. Я всего лишь Хачиман Хикигая. Но вместе с тем, я всем сердцем желал оставить ее в своих воспоминаниях. И она, конечно же, об этом знала. Дойдя до огромного стеклянного небоскреба, я позвонил в дверь. Она открыла почти сразу, словно только и делала, что ждала меня. Ну, я не удивлюсь если так оно и было. — Здравствуй, Хачи-кун, — поприветствовала она меня, — спасибо что пришел. Я все ещё смущался, когда кто-то из нашего клуба называл меня по имени: все же я установил запрет на использование оного давным-давно, и теперь это казалось мне необычным, даже неправильным. Хотя я не мог не заметить того, сколько тепла в эти слова вкладывают обе девушки, потому сам старательно избегал их фамилий, и старался использовать исключительно дружеские термины. — Йо, Юкино, — провозгласил я, коротко помахав ей рукой.  — Располагайся. Чувствуй себя как дома, — она указала рукой направление и прошла, вероятно ожидая, что я последую за ней, и я так и поступил, пройдя в гостиную. Я огляделся. Вокруг было стерильно чисто, и очень аскетично. В центре комнаты стояли два мягких кожаных кресла, в одно из которых меня и пригласила хозяйка, а сама удалилась на кухню, наливать нам чай. Я опустился в глубокое кресло, и позволил себе прикрыть глаза: Юкино не будет меня ругать за подобные вещи, даже если я усну, она тактично даст мне подремать некоторое время. Ведь я здесь не в первый раз. Про проблемы со сном я ей не рассказывал, но точно уверен — она все знает и все видит, просто не показывает своей осведомленности. Такая уж настоящая Юкиношита Юкино — заботливая и чуткая. Жаль, что только два человека на свете об этом знают. И один из них я. Слушая постукивание сервиза на кухне, я крепко задумался о теме предстоящего разговора: разумеется, речь пойдет не о клубе волонтеров, ведь мы обсуждали его будущее уже несколько раз, и сошлись на том, что нам срочно нужны новые лица. Только вот, эти лица пока что не находились, а времени оставалось все меньше. Или она все-таки заведет шарманку о том, что я вообще-то совершенно не умею зазывать людей, а мое лицо отпугивает любого, даже самого доброжелательно настроенного к клубу посетителя. Это конечно правда, но вариантов агитации у нас не оставалось. Разве что установить балку для шторы посередине клуба, и привлечь Юи в качестве стриптизерши… Почему балку? Потому что на шест бюджета клуба не хватило бы. Почему Юи? Просто никаких других интересных идей на ум мне к сожалению не приходило. Я представил, как ползаю на коленях умоляя ее принести себя в жертву клубу. На губах сама собой появилась улыбка. «Дурень, надо не просить, а ставить перед фактом. Тогда шансов больше,» зазвучало в голове. Шансов на потерю подруги так точно. И в этих мыслях я и не заметил, как действительно уснул.

***

Я открыл глаза, и ужаснулся: за окном уже царила непроглядная тьма, и по-хорошему, мне уже надо было спешить домой к Комачи, а ведь мы ещё даже не приступили к обсуждению нашего вопроса. Я вскочил и потянулся к телефону. Дисплей показывал половину одиннадцати вечера. — А, ты проснулся, — обратила на меня внимание Юкино, — как спалось? Девушка сидела напротив меня и, судя по подносу с чашками, уже успела осушить не одну. Волосы ее были распущены, одежда представляла из себя длинную белую майку и домашние шорты — похоже она совершенно перестала меня стесняться. — Гхм, спасибо за гостеприимство, но уже поздно, — я спешно встал и уже собирался идти в направлении выхода, — Комачи будет волноваться, да и вообще… прости, напишешь мне СМС, о чем ты хотела поговорить… — Дурень… Прилетело мне в спину. Ее голос был твердым и гордым, но вместе с тем обиженным. Это был голос девушки которую я знал. Юкиношиты Юкино. Но как только я обернулся, ее лицо было как и прежде улыбающимся. Меня обуяло чувство того, что я упускаю что-то невероятно важное. Но вот что конкретно, я не был не в силах понять. Я вздохнул, развернулся, и вернулся в кресло. Кажется, мое действие удовлетворило ее, и она просто внимательно смотрела на меня некоторое время, а затем произнесла: — Я бы хотела, чтобы ты остался сегодня со мной, Хачи-кун. Такая прямолинейность поразила меня, и я только и сумел выдать: — Чего? Девушка посмотрела на меня как-то странно, будто я сморозил страшную глупость, но все равно ответила. — Я буду очень признательна, если ты Хикигая, останешься сегодня на ночь, — повторила она нарочно медленно, чтобы я смог обработать информацию, — на улице холодно, и мне бы не хотелось, чтобы ты простудился. К тому же, мало ли что может случиться. Я задумался. Мы с Комачи жили практически в одиночку, родители редко ночевали дома, так что с ними проблем возникнуть не должно. Сестра же моя, была человеком самостоятельным, и вполне могла протянуть до утра. Да и к тому же, в голосе Юкино было сколько заботы, что я почувствовал себя обязанным исполнить ее просьбу. — Хорошо, — ответил я и снова прикрыл глаза. Естественно я не планировал спать, скорее это было лишь актом расслабления с моей стороны, и также повышенным уровнем доверия к Юкиношите. Мол, я в твоих руках и сопротивления оказывать не планирую. — Ты голоден? — спросила она меня, не скрывая радости в голосе — я бы могла приготовить что-нибудь. Ее слова были похожи на то, что обычно говорят те самые японские домохозяйки, что ещё склоняются к традиционным представлениям о семейном быте. Не сказать что мне не нравилось, но для меня была полнейшей неожиданностью такая сторона подруги, хотя чего скрывать, за последнее время я узнал о ней сколько нового, что хватило бы на целую книгу. Мне определенно доставляла ее более домашняя и мягкая сущность. В ней не чувствовалось присущей главе клуба волонтеров холодности, лишь абсолютное спокойствие и тихая забота, которая не обременяла, и была сродни горячей ванны после зимней прогулки, теплой и успокаивающей. — Я бы не отказался от чего-нибудь, — ответил я не открывая глаз, — Комачи не кормила своего любимого братика сегодня, так что… — Поняла, — ответила она не дав мне договорить, — тогда кацудон тебя устроит? Кацудон не просто бы устроил меня, я бы сейчас продал за него душу. Если бы она у меня была. — Конечно, но может быть тебе требуется помощь? Я неплохо продвинулся в своей карьере домохозяина. — Нет. Но я бы была совсем не против если бы ты составил мне компанию на кухне, — сказала она и добавила слегка отстранено, — я здесь всегда одна, бывает одиноко. Я не смел ей отказать, после таких слов и мы вдвоем отправились осуществлять кулинарную задумку. Она все же налила мне чай, и поставила передо мной вазу со сладостями, а сама отошла к плите. — О чем ты хотела поговорить? — спросил я, немного отпив из кружки. — Юи. Я бы хотела поговорить о ней, — ответили мне, закидывая отбивные на сковородку. — Ты прямо как танк, — пожаловался я, — хоть бы начала издалека. — Ни к чему. Ты знал, что этого разговора нам не избежать, — спокойно ответила она. Конечно я знал. И все-таки не хотел его начинать. Ведь будущее Юигахамы Юи теперь остаётся на мне. И Юкино вверяет ее мне, как самое дорогое что у нее есть. — Я прошу тебя, Хикигая, — сказала она серьезно, — не бросай ее. Тебе может быть ужасно больно, ты может быть даже не захочешь видеть ее некоторое время… Она замолчала, давая мне обдумать сказанное. Конечно, она была права. Я испытывал определенные затруднения в общении с Юи уже сейчас, когда Юкино ещё жива, а уж после ее смерти… Я не знаю, как буду смотреть в глаза рыжеволосой. И в этом не была виновата она сама. Наши связи так или иначе будут разрушены, и мы останемся лишь вдвоем. Так уж получается: без Юкиношиты нет Юигахамы, без них обеих нет меня. Пазл будет неполным, как не посмотри, но даже зная об этом она хочет, чтобы мы все сохранили. — Я не могу пообещать того, о чем не имею понятия, и ты это понимаешь, — вздохнул я — возможно Юигахама сама не захочет… Я запнулся, потому что сам не поверил собственным словам. Скорее завтра планета расколется надвое, чем Юи оставит меня. Это и было самым ужасным в моем положении. Я не мог быть уверен в том, что смогу сохранить стойкость духа, не оттолкнуть ее, лишь бы больше не чувствовать боли. Вступала в силу аналогия: Юкино — туча темная и непробиваемая, как казалось мне изначально. Я, Хикигая — точно такая же туча, отчего-то давшая слабину под лучиком солнца. Юи — тот самый лучик, которому, казалось не под силу развеять сразу два хмурых облака, но который всеми силами старался это сделать. И ведь у нее начало получатся. Больше всего на свете я боялся убить это солнце, загасить его, собственной безнадежностью: ведь я знал, она будет стараться до последнего, рискуя потухнуть сама, но никогда в жизни не бросит меня. — Ты должен, — произнесла Юкино тихо, — ты должен быть сильным. Ради меня, будь сильным для Юи. Не дай моей лучшей подруге остаться одной… Она выключила плиту, и села на стул, рядом со мной. Затем некрепко сжала мою ладонь, и спросила: — Она тебе нравится? — и не дожидаясь моего ответа продолжила, — ты ей очень. Знаешь, она не скажет тебе напрямую, но знал бы ты, насколько ты важен для нее. Я эгоистично просила тебя спасти меня однажды, и все потому, что не хотела проигрывать. Ты бы и не посмотрел на меня, если бы был обычным человеком, но я знала: ты не такой как другие. Тебя не прельщает ее красота, и лишь раздражает активность. Она никогда бы не понравилась тебе? сколько бы намеков не давала, сколько бы любви не выплескивала на тебя. Потому что между вами стояла я. И у меня были шансы. Ужасно призрачные, Хикигая, но все же шансы. Но теперь обстоятельства изменились. Ты не можешь спасти меня, как бы не желал: оттого больнее. Я люблю тебя, и прошу именно поэтому: спаси Юигахаму. Попытайся понять ее, и тогда она не покажется тебе хуже меня, позволь ей просто быть рядом, и не оставляй ее одну. И тогда, не важно сколько времени на это потребуется, вы сможете преодолеть все вместе. Я не отвечал ей. Это было слишком больно. Слишком ужасно, чтобы быть действительностью. Снова реальность била меня ножом в самое сердце. Она знала, что умрет. Распланировала все за нас. И старалась позаботиться о тех вещах, которые не сможет увидеть самостоятельно. Отправляла в путешествие, зная, что мы должны пройти его уже без нее. Я не мог представить насколько ей больно. Однако Юкино и не думала останавливаться. — Возьми то, что она даст, и не думай, что дать в ответ. Все что тебе требуется — не оставлять ее одну. Даже если ты думаешь что не способен на подобное, Юи уже ничего не сможет остановить. Я знаю об этом. Поэтому, не дай ее любви пропасть зря. Исполни мое последнее желание, — сказала она решительно. И вопреки собственным ожиданиям я кивнул. Не потому, что был уверен в ее словах, а лишь по той причине, что последнее желание Снежной королевы было неоспоримым обязательством для меня. Я отбросил ее доводы, так как не слишком сильно верил им. Я действительно симпатизировал Юигахаме Юи, но не настолько, чтобы удержать наши отношения на одном лишь собственном желании. Однако, клятва которую у просила у меня Юкино была спасением. Поскольку у Хикигаи Хачимана было три части: та, что боялась причинить боль себе, та, что боялась уничтожить Юи, и та, что всегда исполняла свои обещания. Последняя и была самой сильной: я знал, что скорее сдохну, чем предам то, в чем поклялся подруге. Кроме того, мой страх потерять Юкино сменился смирением. Я должен был сосредоточиться на том, что она сможет оставить после себя. Даже если это что-то до боли банальное, но аристократичное и благородное — желание помочь другому человеку. Желание, в одночасье ставшее для меня выше всего остального. Выше собственного эгоизма и страха. Эта ниточка действительно могла помочь сделать то, что я считал нереально сложным. Потому что боль не может быть сильнее фундаментальной честности к себе. А я всегда честен в том, что говорю другим. — Я обещаю тебе, — ответил я через минуту раздумий, — остаться с Юи. Я чувствовал странную силу в собственных словах, и уже не был настолько подавлен. — Спасибо, — ответила она тихо. Ей хватило одного обещания, чтобы осмелев, совершенно бескомпромиссно поцеловать меня. Она бы не отказалась от своего последнего шанса любить. Как не смог отказаться и я. Казалось бы, мы оба должны были смутиться, но мы не чувствовали ничего, кроме стойкого ощущения того, что несмотря на всю неоднозначность ситуации, мы поступаем правильно. Потому что никто не может запретить вам, если это ваш первый и вместе с тем последний раз. Кацудон был вкусным. Ночь интересной. А Юкино Юкиношита — очень красивой.