Шипучка

      Злостно пыхтя и тихо матеря всех богов себе под нос, девушка одной рукой спешно поправляла бледно-розовые волосы, нарочно выбившиеся из идеальной прически, которую она собирала так упорно и бережно всё утро.       Конечно же опустим неловкие подробности того, что под «всем» утром подразумевалось примерно двадцать минут спешных и суматошных сборов, пять из которых девушка вставала с огромной постели, захваченная в плен теплым одеялом, и проклинала ранние подъемы на работу, после, еще десять минуток спешно впихивала свои красивые ножки в капроновые телесные колготки, попутно проглатывая горький кофе, в который умудрилась забыть добавить сахар. И вот оставшиеся крохи времени она собирала лохматые волосы, постоянно не довольствуясь тем, что они не хотят ложиться ни в хвост, ни даже в подобие простейшей мальвинки, которую она очень любила делать в такие сумбурные утренние часы. Проще любить делать эту прическу, чем вставать за полтора часа до начала рабочего дня, чтобы выглядеть идеально, так рассуждала девушка, дожевывая вчерашний бутерброд всухомятку (чёрта с два она ещё будет пить этот кофе, похожий вкусом на смолу). Краем глаза Харуно отчаянно искала угол, в который она могла закинуть парочку дорогих туфель, на небольшом квадратном каблуке, который даже несмотря на устойчивость, умудрялся насиловать её ступни под конец не нормированного рабочего дня и постоянной беготни по залу клуба. Почти каждое утро было похоже на предыдущее, Сакура была на грани опоздания каждый божий день, чего никогда не могла себе позволить, работая под крылом министра, и именно поэтому она с грустью отмечала про себя, что сильно расслабилась и обленилась.       — Чёртова дверь, её вообще возможно нормально запереть? — Шипела девушка, наваливаясь всем телом на огромную белоснежную дверь, которая никак не поддавалась, и, хотя стоила она баснословных денег, замок всё же предательски заедал, а времени вызвать ремонтника никогда не находилось.       Сакура злостно сдула с слегка потного лба прилипшую розовую прядку, окончательно попрощавшись с прической, и краем глаз заметила, что её чудесные наручные часы показывают начало десятого утра, а значит, дама опаздывает на сделку уже примерно на двадцать минут. Заскулив про себя, миниатюрная девушка отчаянно надавила на треклятую дверь, и, наконец-то, механизм замка встал на место, позволяя закрыть её новенький и едва обжитый дом. Харуно даже не обернулась на него, лишь спешно рванула по небольшой лестнице в сторону ожидающего её желтого такси, где водитель даже не стеснялся, хитро улыбаясь при виде циферки на капающем счётчике.       Девушка буркнула про себя что-то между «доброе утро» и «прошу, побыстрее», параллельно высматривая в своем небольшом кожаном дипломате различные бумажки, которые должна представить боссу на важнейшей сделке, на которой её почему-то ещё не было. Нет, она правда искренне пыталась успеть, но видимо полноценный сон и отличные условия работы помогают расслабиться настолько, что последние пару месяцев опоздания девушки становились все более регулярными, а извинения и отговорки всё более бессвязными и абсурдными, да и верить в них никто не собирался. Пару дней назад Харуно неловко улыбалась и лепетала боссу что-то про старушку на пути своей необычайно непредсказуемой жизни, которую розовласка никак не могла не перевести через дорогу.       Что именно из всей вереницы случившегося за последнюю парочку месяцев больше всего запомнилось юной дамочке, которая наконец-то бросила в чёрную поясную сумку увесистую связку ключей от своего новенького дома, который смогла приобрести в ипотеку буквально пять недель назад? Нет, опережая предположения, Харуно Сакура так и не побывала на обожаемом море, о котором продолжала так грустно скучать и томно вздыхать, иногда смотря на красивенький голубой билет, просроченный по всем датам: она так и не смогла отдохнуть или немного разгрузиться, поэтому отдыхом служили тонкие яблочные сигареты, с золотым пафосным названием на прелестной розовой пачке. Новая работа конечно не сжирала нервы в таком промышленном масштабе, как когда-то казавшееся мечтой здание министерства, что радовало и девушку, и её семью, которая стала видеть Саку раньше, чем раз в неделю. Работа всё ещё не была слишком простой, да и ответственности было побольше (как минимум, риск её любимого босса сесть за решетку её не радовал), но даже при этом девушка была веселей и жизнерадостней, синяки под глазами бесследно исчезли, и немного округлилась фигура, ведь у неё даже был перерыв на полноценный обед. Никто не кричал, не повышал голос, не смел смотреть свысока или наглеть в сторону главного юриста нового и противозаконно успешного клуба «SEVEN», который принадлежал настоящей растущей акуле в сфере бизнеса, любимчику судьбы и наследнику Учих. Да что таить, в её сторону работники боялись даже криво вздохнуть, ведь розовласка смогла стать настоящей любимицей босса за такое короткое время.       Сам же Саске Учиха был настоящим суперменом из фантастических комиксов, мальчиком с обложки глянцевого журнала и преступным красавцем, перед которым открывались и двери, и ноги, и возможности; его час наконец-то отгремел как только старший брат, Итачи, стал посвящать совсем юного парня в свои дела, учить бизнесу и готовить к вхождению в рабочую среду, и в виде поздравления по случаю завершения элитного вуза брюнету подарили клуб. Так сказать, чтоб любимец клана не скучал и занялся хорошим хобби, пока он не дорос до дел семейства, да и чтобы у него хватало на мороженое и прочие баловства, которые только могли прийти в голову представителю золотой молодежи. Как там говорится? Гений, миллиардер, плэйбой, филантроп — в принципе, о Саске. Брюнет был поразительно несговорчив и предпочитал отвечать на глупые вопросы густой тишиной, пока в его черных, как смола, глазах всегда стоял презрительный смешок и легкое наигранное удивление. Парень обожал издеваться, томно вздыхать и иногда нагло передразнивать тех, кто мог запросто годиться ему в прадеды. Его повадки и отношение к людям абсолютно не были схожи с его старшим братом, который в свою очередь поражал ледяным спокойствием и качественно выраженным безразличием в купе с воспитанием. Даже хороший друг Саске — Неджи Хьюга был «правильным» золотым ребенком: строжайше воспитанный, спокойный и немного надменный, но при этом умеющим вовремя склонить голову или проявить жизненно необходимое в острых делах и переговорах уважение. Он знал, как правильно посасывать свою золотую ложку, чтоб её ненароком не вырвали из его рта вместе с зубами. За Хьюгу говорили его клан и его амбиции, за младшего Учиху говорили его хитрые смешки и купюры, которые он любил разбрасывать, не считая и не переживая о них. Парень всегда считал, что деньги — простой обменный атрибут, и особенной ценности для него они не представляли, поэтому не стеснялся тратить баснословно много, объясняясь тем, что финансы лишь ресурс и его ни в коем случае нельзя хранить. Возможно то, насколько сильно Саске выбивался из общей толпы богатых наследников основных рулящих Конохой кланов, делало его особенным и интересным для всех: необычный и своенравный зверёк у старших вызывал смешки, у ровесников злостные огни зависти в глазах. Конечно же, традиции нельзя было отменить или вычистить даже деньгами, даже большим их количеством, поэтому откровенно вопиющее бунтарство парня и злило, и немного восхищало всех — и родителей, и инвесторов, и подчинённых.       Если честно, каждая дамочка вуза готова была на всё, чтобы коснуться золотого наследника: несомненно он был более реальным, чем его старший брат, но всё равно недосягаемым, от этого более желанным и привлекательным для красоток и некоторых красавцев. Как всегда говорила Харуно, замечая многочисленные сальные взгляды и мужчин, и женщин на своём боссе — «что красиво, то и богам нравится».       Сакура могла поклясться, что у её нового начальника взгляд самого дьявола, и пусть она видела его парочку раз во времена их совместной учёбы, что было огромной редкостью, ведь он не считал необходимым появляться там или удосуживать других честью увидеть самого Учиху, он всё же подрос. Стал более похож на мужчину, а не на смазливого студента, и то ли на это влияло отсутствие университетской формы, то ли он так легко смог измениться за год, либо Харуно никогда нормально не осматривала его, чтоб запомнить достойно черты лица или повадки. Неизменным осталась лишь смазанная и очень хитрая ухмылка на его буквально идеальном лице, и это девушка никак не могла отрицать. Конечно немного, глубоко в душе, Харуно завидовала Саске, он был из именно тех детей, которым не приходилось переживать об учёбе — он был настоящим гением с кучей личных учителей, которые по знаниям и опыту обходили даже институтских преподавателей.       Девушка всё ещё иногда задавалась вопросом, как она вообще оказалась на такой должности и у такого человека, это всё ещё казалось ей какой-то несбыточной сказкой. Даже то, что она попала за заслуги в учёбе в министерство, не шокировали её так, как попадание в элитный клуб.       На деле, брюнет искал себе качественного представителя новой крови в сфере юриспруденции, чтобы не переживать о том, как будут вестись его дела, но никому из старых и, конечно, опытных компаньонов его отца доверять не мог ни на йоту. Не будет и шанса на вздох, не будет возможности сделать лишний шаг вправо или лево, все будет моментально ложиться стройной папкой доносов и жалоб на стол старшего брата или, что хуже, недовольного и постоянно хмурого отца. Саске и так ворчал, наблюдая за тем, как его брат обставляет клуб мебелью на свой действительно утонченный вкус, исключительно обшитой в любимые цвета клана, но такая постоянная традиционность откровенно замучила молодого, кипящего буйным нравом парня, поэтому первой наглостью, встретившей настоящий семейный скандал, стал шест и площадка для него. Это, к всеобщему сожалению, утаить не получилось. Пара шокированных вздохов матери, парочка часов криков отца о том, что он не позволит делать притон, блядушник, место похоти и разврата под гербом клана. Это не сильно напугало Саске, и он продолжил внимательно набирать персонал в виде привлекательных стриптизерш и мощных стриптизеров.       Кривая усмешка, близкая к нервному тику, появилась на обворожительном лице брюнета, когда он представил, что именно с ним сделает отец, если узнает, что в клубе его сына появились не великолепные, почтенные, обученные гейши, играющие на традиционных музыкальных инструментах и вышагивающие в деревянных коппори, а голые перекачанные мужики, танцующие под непонятный набор звуков и смеющие трясти всеми выпирающими телесами в кожаных трусах.       — Восторг, не так ли? — Сиял своей поразительно красивой физиономией Саске, лениво пролистывая распечатанные листы с резюме различных кандидатов на данные сомнительные роли. Он сидел расслабленно, его открытая и немного вальяжная поза так сильно отличалась в глазах Сакуры от когда-то привычного закрытого и немногословного Какаши, что контраст ощущался даже теперь, спустя почти полгода на новом месте. От парня пахло дорогими духами с нотками сандала и зеленого бергамота, а где-то между ощущалась дымчатая нотка крепкого табака.       — Я, конечно же, не ваш помощник по подбору персонала, чтобы судить или спрашивать, но насколько вы уверенны в данной идее? — Совсем тихо и мягко начала Харуно, издалека подбираясь к такой щепетильной теме, параллельно незаметно забирая все молчаливо одобренные кандидатуры из рук своего босса, который вообще-то был младше девушки на пару месяцев. Справедливости ради, стоит сказать, что девушка выполняла роли всех и сразу, и, конечно же, у Учихи были профессионалы на все возможные сферы и вопросы, которые только могли появиться в голове молодого богача, но ему нравилось неизменно приходить в кабинет юной юристки и, не стучась, не спрашивая банального позволения, разваливаться на её кожаном диване, и, прикуривая крепкие импортные сигареты, начинать рассуждать о всех своих гениальных идеях. Некоторые темы были такими неподъёмными, что девушка через буквально неделю-другую, немного подумав, начала курить сама.       — Ну-ну, милая моя Саку, подумай сама своей чудесной головушкой, — голос его был слегка приглушённым, с тонкой хрипотцой, обворожительным, но то, с каким удовольствием он обсуждал найм стриптизеров, искренне поражало девушку. Ей снова захотелось потянуться к своей пачке сигарет, даже не представляя, как именно просить их несчастного бухгалтера переписать в бумагах каждого устроенного накачанного мужчину на какую-нибудь другую должность, чтобы старшие Учихи не прознали, какой произвол тут происходит. — Коноха же тоже прогрессивный город, мы развиваемся, пусть и постепенно. Тут есть люди разных вкусов, и возрастные женщины, в чьих карманах много валюты, а на лицах много морщин, тоже хотят видеть красивых и аппетитных мужчин, которые в реальной жизни никогда им не дадут просто так. Тут есть и мужчины, которые любят посмотреть на молодых парнишек, пооблизываться на крепкие задницы в латексных шортиках, и глупо ведь отрицать, что в нашем городе, да даже в нашей стране нет геев или просто бисексуалов, ну же. И мы будем первыми, кто даст им возможность анонимно насладиться этим, а значит?       — Значит, мы привлечём ещё денег, — послушно закончила за босса его любимую фразу девушка, всё-таки закуривая яблочную сигаретку и немного пожевав её фильтр в зубах, Сакура открыла прелестный розовый ежедневник с зайчиком на обложке (подарок Ино), чтоб записать в дела на вечер, подумать вместе с бухгалтером, как именно это провести и провернуть. И записать, что она будет должна явно уставшему от происходящего, а именно от обхода каждого существующего правила, Ямато бутылку его любимого дорогого сакэ. Он, кстати, тоже когда-то был гениальным работником бухгалтерии при Хатаке, которого любезный министр выгнал собственноручно: за три дня опозданий мужчины, суммарная цифра задержки составила около семи минут, а вещи профессионального бухгалтера были выставлены за дверь кабинета за четыре минуты активных сборов, которыми руководил лично Какаши, собственной персоной. Так что, у девушки и Ямато нашлось много общих тем для разговора, но начали они с явного взаимного сочувствия, и тяжелого молчания под стаканчик сакэ у Харуно в кабинете где-то за полночь, после того, как они выдумывали должности, и как прописать трудовые договоры мастерам шибари. Главной проблемой оставалось то, что почему-то они не могли найти ни одного человека, который согласился бы работать «по-чёрному», и это создавало огромные проблемы всем: права сотрудников должны были соблюдаться, даже если это стриптизер, чья задача — снимать с себя штаны и светить внушительным достоинством. Сакура злостно шипела и вспоминала Какаши всеми добрыми словами мира, надеясь, что он как-минимум икает каждую секунду, ведь именно он, гордый министр, построил систему, которую никто из обычных граждан не хотел обходить или соглашаться на настолько противозаконные схемы. Все требовали официального устройства, пусть и под другим наименованием должностей, и это страшно утомляло, ведь никто из бухгалтеров не обладал должной фантазией, чтобы провести каждого из тех, кого нанимал Учиха-младший.       Жизнь девушки становилась смешным абсурдным цирком, она выполняла роль всех работников вместе взятых, даже тех профессий, о которых не слышала ранее, а в благодарность от босса на карточку каждое пятое число месяца ей капала вопиюще большая цифра, над которой Сакура в первый раз подвисла и не сильно поняла, куда ей столько девать. Учиха с первого её рабочего дня, даже в первой их встречи гарантировал ей отличные условия работы, ведь он знал — благодарные сотрудники равны хорошему бизнесу. И несмотря на то, что встретился он с этой экстравагантной дамочкой, которую помнил отличницей и серой мышью, в её первое и ужасающее своей силой похмелье, парень лишь удовлетворенно хихикнул. Она сидела на месте неподвижно и всем видом давала знать, что любой её слишком сильный выдох может окончиться приличным рвотным позывом, само страдание было нарисовано на её бледном личике. На все его вопросы она отвечала коротко: кивками или аккуратными покачиваниями головы, стараясь не получить ударную долю головокружения. Харуно решила, что Саске взял её на работу лишь из жалости, потому что смотреть на неё тогда без слез было сложно: она не помнила вечер абсолютно, и всё, что осталось в её воспоминаниях, после пьяного выпада в сторону не менее пьяного министра, его уход.       Ну, точнее он бросил ей в лицо едкое и сочащееся злобой и ядом «трижды дура», сверля полуголую девушку блестящими от ненависти глазами, и Сакура тогда могла лишь испуганно отшатнуться, едва сдерживая дрожь в коленях и жгучие слезы, собирающиеся в уголках её огромных глаз. Да, он злил её и раздражал, она была обижена на него за его занудность и неуважение ко всем вокруг, но шутка резко прекратила быть смешной или забавной, поэтому его каменное выражение лица и это сверкание пылающей агрессии в его серебряных глазах, в которые она однажды чуть не влюбилась, так ранили розовласку, что она едва успела поджать припухшие губы, чтобы не разрыдаться в голос, но благо подоспел Гай. Он размахивал подаренной бутылкой джина, не решаясь оставить её на столе одну-одинёшеньку. Мужчина комично и оглушительно громко вещал про глупость ситуации и переработку, про подплывший мозг, про отвратительного зануду и про полицейский участок, куда Какаши посадят к чертям за домогательства, пока Харуно сгорала от стыда и стекающих по алым щекам слёз. Ей было так чудесно и сладко всего короткую минуту назад, а теперь Хатаке опускает её на самое дно одним лишь тошнотворно злым взглядом, и кипящее бешенство сочилось из каждой клетки его крепкого тела. Он казался таким угрожающим и пугающим, что девушка инстинктивно зажалась и прикрыла непристойный лиф руками, будто бы это могло спасти ситуацию хоть немного. Именно в этот моменты Сакура мечтала оборвать все игры с ним раз и навсегда, забыть про его существование и про этот период жизни, за который она морально постарела лет на пять и наверняка обзавелась лёгкой сединой.       Что же было после? Сакура помнила смутными и пляшущими обрывками воспоминаний, но собрать полностью у неё никак не выходило: вот он бросает на неё последний цепляющий иголками взгляд, который под трепещущие вены и сухожилия проникает током, вот он сжимает мощную челюсть и не говоря ни слова уходит с Гаем, который кстати, ни на минуту не заткнулся, придавая моменту ещё больше отчаянной неловкости. Вот Харуно навзрыд, буквально на грани истерики плачет на мягкой груди Ино и не может объяснить, почему ей стало так горестно и парализующе обидно, ведь он никогда не был так зол на неё. Да, он не был к ней добрым никогда, но в сердце розовласки всё же была доля тепла и уважения к начальнику, которые он стёр тихим рыком в её сторону.       Дальше начинался парад идиотизма, про который Сакура пытается забыть уже шестой месяц, и вычеркнуть из головы ужасы предположений, которые лезут в её чудесный мозг, который тогда услужливо отказался работать. Если бы кто-то знал, насколько убедительной может быть Яманака, и как отлично она может настаивать на высказывании недовольства в спину обидчику, и если сокращать объяснения и все громогласные цитаты, призывы и боевые кличи, прозвучавшие тогда, то Сакура смахнула со своих тонких ног огромные каблуки и, едва не собирая своим пошатывающимся телом углы, едва держась на ногах, двинулась за удалявшимися мужчинами. На ходу девушка пыталась запустить мозг, отчаянно собирая предложения из пляшущих слов, желая красиво и качественно проклясть его род до пятого колена, вместе с его министерством, и пожелать им всем рухнуть в пропасть. Мир плыл, а мозг никак не запускался, но ей правда хотелось кинуть ему что-то едкое в след, будто бы не она минуту назад тряслась перед ним от ужаса. Знала ли она, что рыдания крепкими клещами сожмут её нежную шею, и она сможет лишь рвано дышать, смотря ему в спину? Что от вида его крепких плеч, слёзы подкатят снова, подсказывая, насколько жгуче её задело его оскорбление.       Если бы она была немного более трезвой, она бы возможно поняла, насколько он пьян, как сильно плывут его глаза плавленным серебром, и что он едва мог сдерживаться, чтобы не вернуться и сказать ей что-нибудь. Что именно? Да сам он не знал, что сказал бы, но ему почему-то адски трудно было не сделать этого и единственным, что его держало — были цепкие руки Гая, который сладко болтал ему утешительные речи, напоминая о том, что нехер пить, если не умеешь. Какаши злился из-за клокочущей бури внутри, кипел настоящей лавой бешенства на неё, на то, что наглая девчонка залезла туда, такая непростительно красивая и недосягаемая, что обманула его, и что не могла просто признать свою юношескую позицию и вспыльчивость. Мужчина был зол, потому что из-за шёлка её кожи под его прохладной рукой он готов был продать всю эту Коноху, весь мир и самого себя. И это невообразимо вымораживало его, заставляло сжимать зубы и челюсть. Собственная минута слабости, в которую он с удовольствием пал бы к её белоснежным ножкам, и он проклинал себя за то, что маска его идеального спокойствия, которую он лепил годами, дала слом.       Сакура проснулась утром, хотя было трудно назвать это пробуждением: по ощущениям, даму вырвали из пропасти сладкого беспамятства рывком и, не дав отдышаться, запустили разом все отключившиеся вчера системы. В первую очередь логику и, конечно же, мозг, который отвратительно долго расходился и делал лучшее, что мог — подкидывал услужливо обрывки воспоминаний, которые никак не вязались в единое целое и этим ужасали розовласку. Ей хотелось рыдать от стыда, сжирающего её с головой, но плакать было нечем, юный организм страдал от жуткого обезвоживания и требовал спасительной воды. Лишь оказавшись на кухне и уже не помня, как именно она приползла туда по прохладной стеночке, вымеряя каждый неровный шажок, мозг девушки прекратил генерировать все постыдные и ужасные напоминания о вечере и задал всего один логичный вопрос, который не беспокоил её сначала.       — А как я, — дрожащим голосом вслух начала говорить сама с собой Харуно, надеясь, что её голос немного приведет сознание в порядок. — Как я оказалась дома?       Нервно обернувшись, и подавляя приступ паники, похмельная леди обнаружила, что спала абсолютно обнаженной, что было для неё дикостью и странностью, никогда Харуно не засыпала без своей любимой коротенькой пижамы, которая, как позже оказалось, лежала подле кровати бесхозной и слегка влажной тряпочкой. Ещё примерно полчаса потребовалось девушке, чтоб сидя на полу и всё же тихо всхлипывая, понять, что на месте лежавшего отчёта, который она нагло забрала с прошлой работы, лежал слегка помятый голубой билетик на самолет, который Сакура накануне забыла на работе. Дверь её квартиры была не заперта, а на подушке ощущался запах духов, который вызывал внутри девушки противные позывы к оглушительным рыданиями. Она не знала, что думать, что предполагать, в памяти вертелся очень сомнительный кусочек памяти, будто бы спать было тесно и жарко, но больше ничего, проклятое перекати поле.       Сакура недолго позволила себе тихонько плакать над билетиком и жалеть себя, она пыталась понять главное для неё, знает ли кто-то ещё.       На небольшом дисплее телефона было пару сообщений от Ино, которая надеялась, что новая подружка вернулась домой в безопасности, и напоминала о времени и месте собеседования; не было сообщений от родни и даже от мамы, но переписка с Хатаке была удалена, и Харуно тихо молилась, что это сделала она в бессознательном состоянии, хотя она прекрасно понимала в глубине души, что это совсем не так. Единственная абсурдность, которая утешала розовласку — соседи были в отпуске и ничего не могли заметить точно, а значит, свидетелей не было. Значит, хоть одна радость была для неё — она могла пережить этот ужас одна, не было необходимости оправдываться или делиться ужасом от мысли, что с ней было, и что он, вызывающий когда-то в ней восторг и трепещущее уважение, мог просто воспользоваться…       — Нет, тихо, нужно собраться на собеседование, — надломлено прошептала девушка, пытаясь собрать извилины вместе и начать одеваться для того, чтобы хоть немного походить на человека и тем более, на достойного кандидата на такую должность.       Харуно уважала психологов и правда думала пойти касательного этой ситуации к специалисту, или обратиться хоть к кому-то за помощью, потому что каждый божий вечер до боли натирала кожу под душем, надеясь смыть липкие предположения и боль от разочарования. Он точно был тут, он забрал отчёт, но что ещё он забрал? От мыслей об этом каждый раз девушке хотелось плакать в голос и попросить хоть кого-то обнять её, но никого не было ни рядом, ни вообще, отчего крыша потихоньку ехала вбок. У неё хватило сил добавить номер бывшего начальника в блок везде, где он вообще был, чтоб никогда более не видеть напоминаний о нём и не слышать, и главное — не сорваться и не спросить о том, что было. Он забрал своё и она больше ничего ему не должна, она оказалась в минусе.       Работа и постоянная занятость помогали потихоньку утешить эти воспоминания, приглушить жгучий стыд и встать на ноги, отвлечься от предположений, которые появлялись при каждом взгляде в зеркало. Ощущения вопросов и ужаса остались внутри, но время имеет свойство сглаживать острые углы и оно правда помогло: сначала потихоньку, потом всё чаще это выходило из розоволосой макушки и забывалось. Харуно очень хотела хоть кому-то рассказать, но не могла осилить это, сказать вслух, выдавить это из себя и заставить себя не осуждать себя же за слабость, и не делать крайней себя, хотя понимала, что это правда необходимо, чтобы наконец-то гнойник лопнул и освободил её. Сакуре пришлось бы признаться, что из-за постоянного обдумывания этой ситуации и своих же ужасных предположений, вместо логического отвращения появилась привычка думать о Хатаке, отвратительная привычка, но позволявшая притупить горечь.       Харуно всегда умела засунуть боль глубоко внутрь и запереть на замок, не позволяя травить себе жизнь глупыми предположениями и сложными вопросами. Волевым решением для неё стало принять, что ничего не было и это всё уже позади, а значит не о чем тут плакать.       Вторым пунктом, позволившим Харуно немного выдохнуть и забыться стал Учиха Саске, который занимал огромный процент её жизни теперь — он имел привычку приходить без предупреждения в её кабинет, звонить в любое время суток на сотовый и домашний по любой мелочи, спрашивать советы по своим бесчисленным дамочкам и женской психологии, заявляться к её дому на своём шикарном чёрном автомобиле, чтобы уточнить сущую мелочь по работе. Так же регулярно, раз в неделю, по пятницам, розовласка виделась с улыбчивым Наруто, который не переставал приносить новые слухи из министерства, и, хоть, он аккуратно обходил тему министра, боясь напоминать подружке о старом конфликте, иногда блондинчик не выдерживал и заговорщически делился какой-нибудь сладкой сплетней о новом увольнении или предположениях о лчиной жизни мужчины. Паренёк не видел или не обращал внимания как косило лицо девушки при упоминании бывшего шефа, но правда всё, что Узумаки мог сказать о Хатаке было то, что он перестал носить галстуки и сильно ослабил требования к подчинённым. Ну точнее, перестал считать опоздания.       — Боги, если вы есть, помогите мне, — тихо шептала про себя Саку, выбегая из машины такси. Она не стеснялась громко хлопнуть дверью и поразительно быстро взлетела по лестнице, игнорируя высокий каблук и огромный риск навернуться на каждом пролёте. Учиха звонил ей уже около семи раз и ни разу она не взяла трубку, боясь быть уничтоженной его сладким и тихим голосом, которым он явно клялся бы распять её на кресте.       Проблемой было и то, что ехать нужно было на другой конец города в личные имения партнера, а значит Сакура успела растеряться от незнакомой территории и не сразу поняла, какой дом ей был нужен. Большой редкостью было подписывать что-то или вести переговоры не на территории Учих, и тем более, не на территории Саске лично, потому что он терпеть не мог ощущать себя гостем.       — А вот и мой дорогой юрист, мы заждались, — ласково протянул младший Учиха, стоя во главе овального стола из какой-то дорогой породы красного дерева. Он впервые за долгое время надел приталенный черный костюм с красным шёлковым галстуком, а значит, подумала про себя Сакура, она не просто выглядит хуже всех присутствующих, но и хуже несчастного сухого цветка в углу кабинета. Ониксовые глаза молодого бизнесмена сверлили в ней огромную дыру, ведь от её прически окончательно ничего не осталось, клубничный тинт немного расплылся, а страшнейшая одышка после взлета на пятый этаж сотрясала грудную клетку девушки.       — Прошу меня простить, сегодня в моем районе было поразительно много старушек и всем им нужна была именно моя помощь, простите, — сбивчиво тараторила розовласка, параллельно отвешивая очень глубокие поклоны во все стороны, стараясь незаметно отдышаться.       — О, так это ты, — громогласно захохотал один из партнёров Учихи и ещё не поднявшись из поклона, Харуно судорожно пропустила вдох, такой важный для её дыхания сейчас. Она прекрасно узнала голос и тон Майто Гая, которого не видела уже почти полгода, и боялась предположить, что последнее о ней он мог помнить. — Где-то я раньше слышал такие отговорки, но правда вообще не помню где. Стар я стал, милая, возраст, понимаешь, но главное же душа, правда? Аромат моей юности и молодости ещё со мной, внутри. Молодость, она в душе! Что в душе, то и в теле, что в теле, то и в жо… Ну в принципе, не столь важно где, ну-ну, прекращай бить челом скорее.       Майто Гай стоял в своей обычной, уверенной позе победителя по жизни, уперев крупные волосатые руки в бока и лучезарно улыбался, из-за чего на его фоне мерк его юный родственник, поразительно похожий на самого Гая, с такими же монументальными бровями и схожим телосложением. Парень так же был в костюме, но болотно-зеленых оттенках, и казался всего немного старше Учихи, который продолжал буквально плотоядно сверлить взглядом шею своей работницы, от чего той хотелось съежиться. Главная проблема Учихи Саске, на субъективный взгляд Сакуры, в том, что он чёртов лев по знаку зодиака, а значит, его злопамятностью можно уничтожать психику, а умению пилить мозг до последнего можно лишь завидовать. Брюнет будет высказывать своё принципиальное недовольство пока всем вокруг не станет плохо от понимания, как прав он, единственный и неповторимый, и как не правы все вокруг. Конечно, это в разы лучше шефа-девы, снисходительно отмечала про себя девушка, львы хотя бы щедрые и добрые, но она уже предчувствовала как долго и монотонно она будет выслушивать лекцию о том, что она огорчила его, что он так ждал и приехал раньше, а она так подвела.       Лишь краем глаза розовласка заметила, что что-то явно было не то, и атмосфера в просторном кабинете была более густой и напряженной, чем на обычных переговорах и встречах. Учиха был слегка зол или раздражён, но прекрасно маскировал это и мог умело прятать свои эмоции под маской тихого нейтралитета, но девушка уже привыкла разбирать его недовольство по волокнам и выявлять его; Ли же был очень смущен и смотрел исключительно на свои сомкнутые в замок руки на коленках, а смех и добродушие Гая казались немного натянутыми и искусственными, напыщенной доброжелательностью, которая сильно напрягала и смущала Сакуру. Но она правда не могла предположить, что могло пойти не так, пока мужчины находились наедине.       — А ты подросла, похорошела! Я-то тебя помню ещё такой, — вдохновенно продолжал замминистра, рукой показывая себе куда-то на уровень колена, чем вызвал тихое цыканье своего большебрового подопечного. Второй был явно более скромным и прилично воспитанным, чем его старший родственничек, который умел всех профессионально вгонять в краску.       — Простите моего дядю, он просто… Ох, он всегда такой… — Сокрушенно начал Ли, на всякий случай слегка кланяясь перед девушкой. Он сейчас сгорит от стыда, хихикнула про себя Харуно, радуясь, что никто не стал акцентировать внимания на её опоздании, и высказывать недовольство.       Но к настоящему ужасу Сакуры, мужчины дольше ждали её, чем подписывали бумаги и обсуждали их, а точнее, не обсуждали вовсе, ведь всё было решено уже очень давно — Майто Гай выступал в роли одного из крупных инвесторов в заведение Учихи, так как, по личному предположению юристки, ему крайне рекомендовал это сделать его племянник, юный Рок Ли, который лично ручался за успешность этого дела. Конечно же, ручаться даже не приходилось, вся Коноха гудела о новом месте и его красавчике-хозяине, да и лично Гай видел весь шик места изнутри. Сумма взноса была очень крупной, с явным намёком на открытие и дальше подобных заведений, и поэтому понадобилась Харуно, да и чтоб всё ещё раз проверить, перечитать и оценить количество подводных камней, подать Саске бумажку на подпись, ведь сам он взять никак не мог. Конечно ей было немного странно видеть министерское лицо, которое добровольно подписывало бумажки связанные с ночным заведением, которое уже прославилось своей скандальностью и провокационностью, но она могла предположить, какую выгоду это несло ещё и для Ли, который таким образом мог наладить связи с богатеньким и известным Учихой. Неджи тут никак не мог помочь, ведь младший из Учих был очень принципиальным человеком и ненавидел знакомства по рекомендациям и заочные дружеские взаимоотношения. Да и Гай получал отличную долю в деле, просто нельзя было отказываться от такой идеи для личного пассивного дохода, ведь по успешности прямо сейчас никто не мог меряться с «SEVEN», даже заведение Хьюги, которое было куда более скромным и традиционным.       — Рад, что такой золотой сотрудник смог найти себе терпимое место, — воодушевленно изрек Гай, отодвигая от себя позолоченную ручку, после выведения своей размашистой подписи на последних листах. — Конечно же, ночной клуб это не престижная работа в министерстве, там карьерная лестница была более привлекательной, особенно для такой куколки, как ты.       Сакуре дико хотелось свести тему с места её прошлой работы, поэтому она вежливо кивнула и смущенно улыбнулась, спешно убирая все листы с подписями обратно в дипломат. Отвечать тут явно было нечего, она прекрасно знала это по опыту своего выпивающего отца, которому бессмысленно отвечать — если он говорит свою мысль, не значит, что он ждёт чьего-то мнения в ответ.       — Очень зря вы считаете, что если сотрудник ушёл из министерства, то он многое теряет, — Саске лениво потянулся и едва заметно сверкнул темными глазами, явно показывая, что тема выбрана не лучшая, но негласный вызов он принял. — Хотя да, теряет риск нервного срыва или окончания дней в психушке. Саку хотя бы может работать не под гнётом морального изверга, не боясь, что её пережуют и выплюнут на улицу.       — Конечно же, вы молодые считаете, что всё так просто и легко, но Какаши-сан, он начинал с низов, — Майто продолжал улыбаться во все свои идеально белые зубы, но все представители «молодых» могли услышать ощутимый нажим на суффиксе Хатаке, и улыбка мужчины стала походить на лёгкий оскал. Стало окончательно ясно, что Гай не очень тепло относится непосредственно к Учихе-младшему, а возможно и ко всему их клану, и это какой-то новый вид личной неприязни, или же возможно мужчина не ожидал наглого ответа от мальца, а возможно он терпеть не мог богатых наследников, которым все давалось так просто. — Он на деле отличный человек и многое мог бы дать этой принцессе, так же много, как дает другим своим подопечным, тому же Наруто светит великая карьера.       — Если он не повесится на галстуке где-то между отчётом и заскоком вашего дорого министра, да-да, я наслышан, — самодовольно хмыкнул брюнет, захлопывая последнюю папку с договором, давая понять, что диалог окончен и последнее слово остаётся за ним.       Повисла недолгая, но крайне напряженная и звенящая тишина, в ходе которой Ли нещадно покраснел и не понимал, куда себя деть, но у него не было и шанса сказать что-то своему дяде или сгладить ситуацию, в которой сцепились лев и тигр, поэтому Харуно лишь сочувственно улыбнулась ему, пытаясь приободрить парня и жестами дать понять, что все в порядке. Учиха грациозно поднялся из-за стола и, окинув его ещё раз внимательным взглядом, двинулся в сторону двери, желая про себя скорее оказаться в своём офисе, на своей территории, и избавить себя от необходимости находиться в кабинете клана этого чёртового Гая, который не вызывал у него никаких теплых эмоций.       — Знаешь, Сакурёнок, — от такого необычного коверканья имени Харуно стало физически больно и её неловкая улыбка сильнее перекосилась, а Учиха недовольно поджал бледные губы. — Помни, что тебе всегда рады обратно, и министерство всегда нуждается в таких людях как ты, да и Какаши был бы тебе безумно рад. Вроде он пытался тебе писать, чтобы пригласить обратно, но видимо старик ни черта не знает в телефонах, раз не дописался. Ты настоящий бриллиант, и могла бы делать карьеру в престижном месте, а не в каком-то…       Слово повисло в воздухе, но к всеобщему сожалению, каждый в помещении понял, о чём идёт речь и какое именно слово осталось вертеться на языке мужчины.       — Спасибо большое, Гай-сан, я очень ценю ваши слова, — тепло улыбнулась девушка, склоняя голову в поклоне, успешно опережая поток злобного яда от Саске, который был на грани бешенства. — Мне правда приятно, но нет, от господина Какаши не было ни слова, поэтому я думаю, что эта глава жизни уже позади, и мне нужно идти дальше только вперед, не оглядываясь. Но не беспокойтесь, мне правда очень нравится работать у Саске-куна, он многое мне даёт, и я благодарна ему.       Гай очень внимательно всматривался в динамику поведения Учихи, который не вызывал в нём ни грамма уважения или хотя бы призрачной симпатии, по отношению к этой чудесной девушке, которая, по мнению Майто, просто попала не туда. В его понимании, совсем ещё девочку обязательно нужно было предупредить об этом, о плохой компании и угрозе для её будущего, он же старше и понимает больше, что этот щегол. В глазах мужчины парень был никчёмным, даже не нувориш, не добился ничего сам, а просто ходячий кошелек своего отца, с наклейкой герба на лбу.       Саске уже взялся за ручку двери, чтоб наконец-то прикрыть за собой и его сотрудницей портал в ставшее ненавистным помещение. Сакура же была в лёгком потрясении от искр и молний, которые летали меж двумя партнёрами, когда Гай всё же сказал то, что пытался донести более завуалированно и аккуратно, но явно не мог, поэтому решил действовать напролом.       — Просто помни, что Какаши может дать тебе гораздо больше, чем этот Учиха.       «Этот Учиха» громогласно захлопнул дверь, не оставляя больше ни шанса взрослому, но слишком честному мужчине вставить своё мнение хоть куда-то, но позволяя услышать новому партнеру сорвавшийся с бледных губ смачный мат, завершающий пустое меряние достоинствами.