Каре на дамах (История вторая)

Если сразу установить правила игры, какими бы они ни были, женщины обычно их принимают. Но не терпят, когда правила меняются по ходу игры. Габриэль Гарсиа Маркес

Юль, а покажи мне след от коньков!- давно бы впавшая в восстановительный сон Этери, не будь у нее двух видео-тренировок “в ночную” в очередной раз пытается на экране смартфона разглядеть все детали следа, оставленного Сашей на поверхности льда ЦСКА. И лишь поэтому не замечает, как в дверь палат просовывается светлая голова. - Сереж, ну перекручивает же? - Ну, перекручивает,- раздается голос Дудакова.- Но выезжает же. - И тебя это что ли устраивает?- недовольно ворчит женщина с белым от кровопотери лицом. Если бы не полная тишина сумерек и больницы, визитер никогда бы не услышал ответа, а, услышав, невольно всхлипнул подавляемым смешком. - Маугли, ты даже с больничной койки кого угодно достанешь!- невидимо, но слышимо раздается смешок Юли, который попадает в резонанс полусмеха в ее палате. Резко вскинув голову Тутберидзе упирается взглядом в асимметричное удлиненное лицо. - Евгений Викторович, а вас не учили без стука не вваливаться к женщинам?- прикрыв рукой динамик, чтобы не отвлекать команду от тренировки, задает вопрос блондинка. - Подумаешь,- нахально пожимает плечами Плющенко,- Так-то это вообще моя палата. В смысле наша, для наших нужд забронированная на всякий случай. - Мне встать и удалиться с твоего места, Жень?- все-таки он умеет выводить ее из терпения. Что-что, а это явный талант у чемпиона. - Нет. Мне с тобой поговорить надо,- заявляет мужчина и бухается на стул у кровати. - После тренировки,- коротко отвечает Этери, словно она на льду, а он приперся и из-за бортика пытается привлечь внимание. В этот момент картинка меняется и в экране появляется лицо Юли: - Я слышу голос Жени? - Липницкая, я хочу видеть лед, поговоришь с работодателем завтра лично!- резко отвечает Тутберидзе, а экран снова поворачивается в сторону работающей над прыжками Саши. - Вот это дрессировка!- раздается со стула.- Сколько лет она уже не твоя спортсменка, а при одном звуке голоса встает по стойке смирно и выполняет команды! Ответом Плющенко не балуют. Тренер Тутберидзе работает, ей не до светских обсуждений методики общения со спортсменами, тем более собственными. Пусть и бывшими. Однако, Женю не смущает молчание, и он продолжает рассуждать. - Ты знаешь, Этери, она же хорошая девчонка. Она по-человечески, наверное, даже лучше тебя,- короткий взгляд карих глаз отрывается от экрана и снова приникает к нему.- Но вы же еще на олимпиаде как-то договаривались. Она тебе верила. Как вы так расплеваться могли? Этери продолжает следить за тренировкой: - Юль, дай с Сашей поговорить!- и только после этого просит вежливо, но жестко.- Женя, выйди, у нас личный разговор с Сашей. Я поняла, что ты пришел по делу. Разберемся с твоими заботами минут через двадцать. Опущенный экран мобильного скользит кадры бортика и льда. От движения слегка кружится голова. Телефон приподнимается, хотя лица Юли до сих пор не видно: - Он неправ,- раздается голос девушки.- Мы не расплевались. Мы умерли друг для друга. Этери едва улыбается на это заявление: - Не мы Юль, а я для тебя. Может, оно и к лучшему. - Может,- согласилась девушка и протянула мобильный Трусовой. Никогда постороннему не объяснишь, что такого важного ты говоришь спортсменам. Потому что ничего особенного и не говоришь. Дело всегда не в словах, дело в том, что они почувствуют: свою силу, твою веру, радость за них или боль от них. Всем нужно разное почувствовать. И узнаешь, что именно, когда смотришь в их глаза. Глаза у Саши наивные и простые. Всегда кажется, что она вся на ладони. Но не вся. Когда человек на ладони весь, его можно поднять мертвого и заставить прыгать, катать, умирать или убивать. А Сашу нельзя, если это против ее решения. Иногда Этери кажется, что в Сашке есть вторая Юля, так же в итоге разойдутся. Молча. Будто она умрет для девочки. Но пока Саша слушает и напитывается. Пока еще можно ее вести и чувствовать этого ребенка ведомым. Девочка кивает и камера и спортсменка разъезжаются. - Юльк, а почем ты ни одного интервью не дала?- интересуется Этери. - Ну, одно-то я дала или два. Уже не помню,- слышит спокойный голос.- У меня не было нужды рассказывать. Кому и зачем? Это наше дело. Мое. - А на меня обижалась за интервью?- видимо это общая слабость и кровопотеря, иначе в голову бы не пришло обсуждать свои слова с Юлькой. - Ваши интервью - это ваше дело. Не мое,- так же спокойно звучит под видеоряд заходящей на прыжок Трусовой. И падающей. На этом падении Этери четко осознала - надо возвращаться. Никакой онлайн не дает того, что нужно, в полной мере. Только личное общение, прикосновения, слова, сказанные в самое ухо. - Юль, доедь до Сергея Викторовича. Они упорно играют в эту игру Липницка называет Дудакова в общении с Этери только Дудом, а Этери только Сергеем Викторовичем. Игра детская, но никто не хочет ее завершать, хотя сейчас, когда Юля отдаст телефон, сама же Этери, не смущаясь спортсменки, обратиться к Сереже по имени или кличкой. Казалось бы, зачем выпендриваться, но не дает ретивое. Хочется прогнуть упрямую девчонку. И это в чем-то похоже на их последний совместный сезон, когда тоже хотелось прогнуть, а фигуристка упорно не гнулась. Сейчас понятно, что при этом она каждой стычкой подламывалась. Крепкая, но хрупкая, как бриллиант. - Сереж, доработаете без меня?- усталость прижимает даже голос. - Само собой,- спокойно отвечает Дудаков. - Тогда я отключаюсь. Тутберидзе опускает мобильнй экраном на покрывало и откидывается в постели. Из телефона слышится девичий голос: - Она мне не нравится, Дуд! И ответ: - После операции ты чего хотела? - Она мне и до этого не нравилась. Замученная какая-то. Выйдет из тебя Юлька годный тренер. Много видишь. Но телефончик надо самой отключать, а не надеяться, что потрепанная судьбой тренерша вырубит связь первой. **** Сочи 2013. Этап гран-при. Ноябрь Женя кружит по льду Юльку, а она смеется. Этери смотрит на весь этот несанкционированный бардак, которого вообще быть не должно, потому что разминки мужской и женской части выступающих в разное время. Юля просто приехала раньше с парнями, а Плющенко ее заманил буквально на лед. И вот вместо тренировки он развлекает ребенка в Липницкой. А девочка смеется и дурачится. И правда совсем дитя. Ей только пятнадцать. За тренировками забывается, что все-таки она малышка еще, немногим старше Диши. Юля всегда взрослая, серьезная, целеустремленная. Странно, другие дети успевают проявиться детьми даже в тренировках, а Липницкая, словно с коньками натягивает на себя рассудительность и где ее снимает - непонятно. Точно не при тренерах. Со временем станет ясно, что и не при журналистах. Вообще, не при посторонних. Чем же ее при этом взял тридцатилетний мужик, который кружится ней на катке - непонятно. **** Именно этот вопрос и задает Этери вошедшему Плющенко: - Интересно, что в тебе Липницкая разглядела? - То есть?- Евгений откровенно удивлен, даже обескуражен вопросом в лоб, да еще чем? О Юле! - Вот ты - взрослый дядя. Она - ребенок пятнадцатилетний. Как вы нашли темы общие для разговора вообще?- продолжает удивляться Этери. Собственно, а почему бы ей и не расспрашивать его? Он пришел непонятно зачем ночью почти, время нерабочее. Да еще и в больницу. Она имеет право на личное любопытство в нестандартных условиях. Сегодня Этери Георгиевна вообще склонна к любопытству. - Просто совпало. Тебе не понять,- отмахивается Женя. Да, талант бесить у человека. - Не такая уж я непонятливая? Что у вас там настолько общего, что мне даже и не понять? Блондин снова падает на стул и нервно, короткими фразами выпаливает в сторону женщины. - Ты, московская девочка, которая каждый день ехала и из родного дома на каток и возвращалась в родной дом. К маме и папе. Ты никогда не думала, что завтра тебя из этого дома выгонят, оставят на улице, потому что денег нет. И надо будет снова искать жилье. Ты не думала: накормят ли тебя дома, потому что денег, может, и на еду надо раздобыть сначала. И как идти на вторую тренировку, если без обеда. Тренеру не скажешь. Тренеру нужен рабочий спортсмен. А нерабочий - пусть домой едет. Тебе никогда не приходилось ставить на единственное достоинство - гибкость - все. И тянуться вдвое больше других, хотя ты и так вдвое лучше. А потому что ничего другого в тебе тренер не видит, кроме растяжки. И ты никогда не была на своей первой и своей последней олимпиаде. Что ты можешь понять, Этери, про нашу общность? - То есть вы - родственные души?- ехидно интересуется обиженная Тутберидзе,- А я мимо прохожу и ничего не понимаю? - Ты спросила. Я ответил,- откидывается на спинку стула Женя.- И я не за этим шел к тебе. Я хочу Дудакова. - Он предпочитает женщин, Жень,- грубовато, но по обиде и ответ. - Я хочу, чтобы он мастер-класс дал моим тренерам,- не обращая внимания на наезд продолжает Плющенко. - Евгений Викторович, а у вас нигде не треснет от пожеланий?- сладко интересуется Этери. - Нет,- так же просто сообщает мужчина, не погружаясь в перепалку.- Мы заплатим. И заплатим хорошо. Но я уже понял, что без твоего согласия он к нам не придет. Снимается со стула, как самолет со взлетной полосы, и направляется к выходу. - Ты подумай. В конце концов лучше добрый мир, чем худая ссора. - Эта поговорка иначе звучит,- сообщает в спину Этери. - Я знаю, но я хочу, чтобы было так. Мужчина хлопает дверью, оставляя Тутберидзе наедине с мыслями, легкой болью, прячущейся за лекарственной поддержкой, и огромной усталостью. Даже в больнице она не способна просто болеть. Что-то да решает. Кого-то да тренирует. Спать. Просто спать.