Каре на дамах (История вторая)

Чувства, если разобраться, существуют либо в самой глубине человека, либо на поверхности. На среднем же уровне их только играют. Айрис Мердок

Этери снился “Дон Кихот”. Не тот, не олимпийский. И спортсменка была еще не в пачке,а в красном с морковным отливом платье. И глаза смотрели на заведенные на победу, карие, а светлые, словно гладь озер, питающихся водами подземных источников, потому недвижимая на поверхности. Она держит руки маленькой девочки, которую пока толком не изучила. А потом выяснится, что и не изучит иногда, слишком глубоки те подземные воды, что питают ее взгляд. Хором дышат. Сонастройка. И отпускает в одиночное плавание. На льду любой спортсмен - одиночка. Снайпер, если хотите. Сколько за тобой не стоит штабов, а на точке только ты. Юлька могла быть снайпером. Но не в тот раз. В тот раз она мазала. Всю вторую половину программы лежала, точнее вставала, прыгала, падала. Вставала, прыгала, падала. И все же, даже этого им хватило на пятое место. А потом, отобраться в сборную на следующий сезон. Кто сейчас, в 10-11 лет, приехав из сраного Екатеринбурга, где толком ни прыжков, ни скольжения поставить не могут, отберется в сборную на второй сезон у тренера в Москве, даже такого как сама Этери? Да - никто. Уже после Юльки она свою делянку в женской одиночке застолбила на 10 лет вперед, растеряв кучу псевдопомощников и приобретя тех, кто попинать павшее тело Этери будет не только не против, а еще и наслаждение получит. Во сне Юля катает “Дон Кихота”. Во сне Этери дотанцовывает вслед за малышкой за бортиком. Уже на следующий сезон она поставит ей “Кармен”. Даже в 11 Липницкая могла играть Кармен. Сколько они намучались с несчастной Загитовой, объясняя ей, как быть Кармен в 16. У Юли всегда было, что вложить из своего в образ. Потом это же было у Жени, хотя, нет, пожалуй, Женя - про другое. Женя катала привязанность к Этери. Все, что сделала Женька - про любовь к тренеру. Юля катала себя. Была дальше от Тутберидзе, но самобытнее. Так они не совпали в “Слышу, не слышу”. Юля не захотела катать боль, которая звенела из матери по поводу дочери. Юля не готова была отражать Этери и говорить за нее на льду про слишком личное и чуждое самой Липницкой. Никогда Тутберидзе не поймет, почему Липницкая могла хотеть такое страшное, как “Список Шиндлера”, и отказала в таком гораздо более простом эмоционально - “Слышу, не слышу”. Обидела, конечно, и творца, и мать в Этери. Но к тому моменту и без этого все тихо ломалось. А творческие разногласия были до кучи. Или это и было главным? В больницах, где время идет иначе, силы распределяются по-другому, мысли текут странно. Уже вроде и забылось по большей части все то, что было с Юлей, а вот ведь, возвращается от первых совместных шагов. Юля, Юля - вечная неизвестная Этери, которую она так и не дорешала, не пришла к верному ответу. То есть ответы-то у тренера Тутберидзе были, разные, но правильного, кажется, она до сих пор не нашла. Был ответ про взросление, про доверие, про ведомость, но все они закрывали очень малую часть вопросов, никогда не отвечая на все сразу. Из болезненной дремоты женщину выдернула суета в палате. Она вспомнила про звонок, который хотела делать Дудакову, поискала глазами Даню, но наткнулась, на бюст чуть ли не у собственного носа. К слову, вполне выдающийся, тем более на фоне тех молочных желез, которые отпустила природа самой Этери. Над бюстом обнаружилась мордашка с носом-бульбочкой. Впрочем, можно ли назвать мордашкой лицо почти пятидесятилетней женщины? Но у Яны была именно что мордашка. В жизни не подумаешь, что за таким личиком скрывается подобная хваткая акула. Увидев, что Тутберидзе открыла глаза, дама, чей бюст предлагалось наблюдать болящей, доложила: - Женька говорит, что Антошка попросил Тамарочку и вас примут с февраля и до любого необходимого срока. “Брр! Как быстро”,- послеоперационный мозг не готов был с такой скоростью адаптировать информацию. - А можно с фамилиями хотя бы, а то я с трудом понимаю - кто, что и когда. - Прости, забыла, что ты только из-под наркоза,- поправилась Яна.- Тамара Николаевна Москвина сказала Антону Тариэльевичу Сихарулидзе, что будет рада принять вашу команду и Сашу Трусову у себя на льду в “Клубе фигурного катания Тамары Москвиной”. Этери, несмотря на свое состояние, только тихо присвистнула. Еще раз обвела глазами палату и наконец нашла Даню, который тоже смотрел на Рудковскую, как на человека с другой планеты. - Это в Питере вот так вот все легко со льдом?- недоверчиво поинтересовалась блондинка с хирургической койки. - Нет. Непросто, но Антошке Тамарочка всегда найдет возможность помочь,- доверительно сообщила Яна. - Нахрена вы приперлись в Москву с такими Питерскими завязками?- восхищенно прошептала тренер “Хрустального”. - Деньги,- безразлично ответила Рудковская.- И весь шоу-биз крутится здесь, а не в столице на Неве. В Питере, к слову, мы такой “карманной” больничкой не обзавелись. Продюсер что-то поправила в изголовьи кровати. - Кстати, сообразила Тутберидзе,- а где это мы? - Одна частная больничка слегка за МКАД. Мы тут периодически Витьку в форму приводим. Ребята хорошие, молчаливые. Так что можешь не беспокоиться, никто не знает про твои проблемы. - Спасибо,- негромко отозвалась Этери.- И за лед, и за это. - Да не за что,- улыбнулась Рудковская.- Когда ты у меня возле машины завалилась, я, признаться, сильно струхнула. Иди потом, оправдывайся, что не била ногами в живот саму Тутберидзе из личной ненависти. Этери было засмеялась, но неприятно отдалось по низу живота и женщина тут же прервалась. - Слушай, я тебе сочувствую,- вдруг произнесла Рудковская. Тутберидзе неопределенно повела свободной от капельницы рукой. - Я даже не знала, что беременная. Не ждала. И не хотела. Так что - ничего страшного. - Тогда тем более сочувствую,- вздохнула Рудковская. -Неприятно выпадать из работы по таким форс-мажорам. С больничной кровати только кивнули. - Дань, ты достал мой телефон? Будем удаленно налаживать связь.- Этери протянула руку за смартфоном. Поняв, что время визита вышло, Яна на прощание прикоснулась к руке лежащей женщины и, кивнув Глейхенгаузу, удалилась по своим делам и заботам. За окнами стоял зимний день, который уже начал перекатываться в вечер. Даня задумчиво следил за женщиной, ловко управляющейся одой рукой с телефоном. - Этери, а ты правда не хотела?- негромко поинтересовался он. Медленно смартфон опустился на простыню. Взгляды пересеклись. - Ты хочешь поговорить о моих планах по поводу детей?- холодный вопрос повис между двоими. - Не знаю. Может быть,- замялся Глейхенгауз. - Могу тебе сделать краткое резюме сейчас, но к долгому диалогу я пока не готова. Очень много дел. Начинать? Мужчина медленно кивнул. - Хорошо. Дань, мой опыт показывает, дети - это замечательно, но очень долго, трудно и ресурсозатратно. И это даже не про деньги. Беременность и роды, если забыть про всякие медицинские сложности, самый простой и маленький этап. Даже бессонные ночи. Дальше - целая жизнь, в которую этого ребенка нужно будет поместить без ущерба для того, что уже есть в этой самой жизни. А без ущерба не получится. И у меня в картине мира никак не умещается одновременно то, что мы делаем сейчас, и ребенок, даже не младенец, а хотя бы лет пяти. Так что, да, сознательно я не готова и не хочу. Она поднимает с колен смартфон и снова углубляется в чтение сообщений и ответы. На своем плече чувствует мужскую руку и поднимает глаза: - Я не стремлюсь обзавестись детьми, Эр. Но, знаешь, если бы хотел, то только с тобой. Под его пальцами расслабляется тело. Женщина продолжает переписку и негромко с улыбкой отвечает: - Это потрясающий комплимент, Данечка. Лет десять назад, я бы не сомневалась в том, что стоит попробовать. Телефон звонит мелодией Дудакова. Этери переводит вызов на громкую связь и из трубки раздается: - Какой, нафтиг, Питер?!